Глава 5

Сильный порыв ветра наполнил кормовой стяг. Волнующаяся полоса парусины закрывала от взгляда пейзаж впереди бегущего по водной глади реки торгового судна. Оно плыло вниз по течению, оставив позади город у слияния рек Кур и Тускарь. Уже были пройдены пороги и судно скользило по западному притоку Оскола, впадающему в Северский Донец. Слишком большой путь проделали корабельщики в этом походе. Всем хотелось побыстрее вернуться домой. Но Саклаба — страна богатая, как магнитом тянувшая восточных купцов к себе.

«Слава Аллаху, милостевому и справедливому. Этот поход, если вернемся целыми, принесет солидный куш».

Не каждый купец в Медине может похвастаться, что побывал у самого Бахр Варанк — Варяжского моря, как говорят сакалибы. А он Ибн-Хулал доплыл к нему, повидал города русов, уже имеет прибыль от своего путешествия, а сколько еще выручит звонкой монеты от любовно упакованной и аккуратно уложенной пушнины. Он, уважаемый на родине купец. Требовалось рискнуть, и он рискнул. Сакалибы не знают настоящей цены шкуркам бобра и черной лисицы, песца и соболя. И слава Аллаху, что так. А еще он вез речной жемчуг, на берегах Нево он тоже очень дешев. Бочонки с медом. Да мало ли чего он везет, прибыль обещает быть баснословной. Единственно, точило мысли, правильно ли он сделал, поплыв на юго-запад к «семесьским городам». Ведь можно было по Итилю доплыть до Камеджы — столицы Хузар, а там море Джурджана, немного усилий и он почти что дома. Как говорят на востоке, чтобы найти правильный путь, нужно остановиться и оглядеться. Но теперь-то оглядываться поздно, вот войдем в Дон, повернем на восток, на Белую Вежу. Там оглядимся. А сейчас разве что пристать у какого селения по пути, размять ноги, дать отдых людям. Скоро пойдут неспокойные места, земли степных варваров. Нельзя будет даже выйти на берег.

— Салех, — позвал он кормщика. — Увидишь с правой стороны берега поселение сакалибов, пристанешь, будем отдыхать.

— Слушаюсь, хозяин.

Могучие ели в иных местах, так близко подступали к берегам, что лапы их почти смыкались над водой, казалось судно идет не по реке, а по лесной дороге. В таких местах совсем не ощущалось, что это юг Руси, только зелень здесь была светлей, чем в Новгородских землях, все-таки сказывалось присутствие палящего, южного солнца, да синь неба не такая глубокая, как на севере. Средина лета. Вдруг справа по борту на высоком мысу корабельная прислуга заметила столб черного дыма, горел сигнальный костер.

— Эфенди, что-то мне подсказывает, что с нужной нам стороны будет деревня.

— Да, да. Вот только как нас там встретят?

— Русы, народ хлебосольный. А мы не воины, а купцы. Купцам всегда почет и уважение.

Узкая, маленькая лодка-однодревка выплыла из-за мыса навстречу судну, два славянина сидевшие в ней, вытянув шеи, будто это могло чем-то помочь, издали пытались рассмотреть приближающегося «купца». Плавучие средства сблизились на расстояние приемлемое для общения.

— С чем пожаловали, уважаемые?

С носа корабля свесился Сухмет, упитанный малый, с плохо растущей козлиной бородкой и усами, еще на родине изучавший от рабов-славян русский язык. В походе он был толмачом.

— Хозяин наш, купец. Домой возвращается из ваших земель. Просит дозволения пристать на отдых в вашей деревне.

— Там за мыском, через пять стрелищ затон с пристанью. Мы оповестим, вас встретят.

— Благодарю тебя, русич, — лицо Сухмета расплылось в дружеской улыбке.

Лодка развернулась в обратную сторону, сидевший на корме ритмично прогреб воду веслом, придав ходу лодки ускорение, а ставя весельное перо ребром, используя его в качестве правила, направил лодку в нужном ему направлении. Лодчонка нырнула в заросли у песчаной косы, исчезнув в незаметной со стороны фарватера талице. А через короткое время клубы дыма от костра зазмеились в каком-то неведомом, для проплывающих, порядке.

— Сигналят.

— Да.

На пристани, связаной из толстых сосновых бревен, к которой кормщик причаливал судно, их уже ждали бородатые мужи в холщовых рубахах опоясанных мечами, но без щитов и копий. Первым на пристань выпрыгнул Сухмет, кланяясь, прикладывая левую руку ниже груди. Купец, дождавшись когда судовые концы будут закреплены, степенно ступил на берег. Навстречу шагнул только кряжистый селянин с тонкой серебряной гривной на груди. Слегка поклонившись в приветствии, спросил:

— С чем пожаловали в нашу вервь, гости нежданные?

Сухмет толмачил, ничего не добавляя к словам старейшины от себя.

— Я, мединский купец Ибн-Хулал. Иду с товаром домой из вашей благодатной страны. Прошу дать пристанище мне и моим людям, а завтра с рассветом мы поплывем дальше.

— Что ж, добрым гостям мы рады. Я староста северянской верви Ратибор. Прошу идти за нами. Мы укажем вам постой. Накормим и угостим медом хмельным и квасом, тебя и твою команду.

— Сердечно признателен тебе, уважаемый Ратибор. С моей стороны прими, как знак уважения пять кувшинов румского вина.

— С радостью. Идемте, мы проводим вас.

Закатное солнце оранжевыми лучами освещало открытые настежь ворота веси. В эти ворота пастушки прогнали мычащее стадо коров, торопящихся к своим хозяйкам на вечернюю дойку. Селение наполнялось картиной мирной жизни. Заканчивался трудовой день. С реки веяло прохладой. Корабельщики, сопровождаемые старейшиной, прошагали по центральной улице к возвышавшейся среди деревенских хибар избе, обнесенной забором. Из-за плетней на прибывших смотрело население общины. Расположившись во дворе, и ожидая угощения, люди вымотанные дорогой разомлели. В честь гостей была затоплена баня. Когда подошло время, распаренных и чистых, их усадили за столы, накрытые тут же во дворе под яблонями. Угощали сбитнем и квасом, простой деревенской стряпней, от хмельного меда те отказались. Когда стемнело, уложили спать, разобрав гостей по жилищам. На судно ушло отдыхать трое во главе с кормчим. Купца оставил в своей избе старшина веси. Ночь вступала в свои права.

Дни, которые понеслись чередой, для Сашкиных орлов стали обыденными буднями. Он взял их в оборот мертвой хваткой бультерьера, ни на миг не выпуская из поля зрения. Десять молодых пацанов, в возрасте до двадцати лет, были отобраны им по тем критериям, по которым отбирают в элитное подразделение специального назначения Вооруженных Сил Российской Федерации. В свое время Сашка и сам был отобран таким образом, поэтому эту кухню он знал. Приказ Монзырева был прост.

«Отобрать. На подготовку один год».

К десятку деревенских, Монзырев от себя, присовокупил двух пацанов попавших в эту передрягу вместе с ними, Олега и Павла.

На курс молодого бойца был выбран самый простой и ненавязчивый армейский распорядок. В учет принималось лишь отсутствие привычных часов. Поэтому:

Первые лучи солнца — подъем.

Продрать глаза — утренняя поверка.

Посленочный перессык — утренняя зарядка, в обязательном порядке начинавшаяся с десятикилометрового кросса по пересеченной местности. Дистанцию Сашка сам отмерял, как смог. После кросса шли разминочные упражнения по рукопашному бою.

Солнце на два пальца выше крон — утренний туалет и завтрак. Еду во временный лагерь, находившийся от деревни на расстоянии десяти километров, на чертову дюжину бойцов доставляли три раза в день, на телеге, запряженной печенежской кобылой две молодки. Таково было распоряжение Монзырева.

«Что-бы бойцы чувствовали, что о них помнят в родной общине».

После завтрака — теоретическо-практические занятия. Дисциплин, которые необходимо было познать, хватало. От простой арифметики и грамоты, правда на современный манер, в преподавании которых были задействованы курсанты попаданцы, до логического мышления — как поступить в той или иной ситуации.

А также, стрелковая подготовка. Сашка сам ходил к деревенским умельцам — кузнецу и столяру и в результате у ребят появилось тринадцать арбалетов, здесь их называли — самострелы, только улучшенных, модернизированных под специальные, таких как в двадцать первом веке у спецвойск. Из луков в засаде не всегда можно стрельнуть. Чтобы лучник смог выстрелить и как вариант выставить стелу в нужном ему направлении, он обязан был твердо стоять на ногах. Работать арбалетом можно было даже лежа, стрелять из любого положения. Для разведки, это свойство немаловажное.

Изучали снаряжение воинов — для умения уничтожить противника в броне. Выживание в сложных условиях, маскировку, слегка коснулись медицины.

Приезд телеги с кормилицами — обед.

До команды «строиться» — личное время. Примерно тридцать минут.

После команды «строиться» — практические занятия. Здесь на практике изучали и совершенствовали навыки и знания, как сподручнее отправить человека к его праотцам. И естественно, занятия по рукопашному бою. Занятия проходили более чем интенсивно. К приезду телеги на ужин, парни еле волочили ноги. Сашка понимал, что так и должно быть, недели через три втянутся, будет полегче.

Ну, естественно, ужин.

Личное время — до Сашкиной команды: «На вечернюю поверку, становись».

И, отбой. О-о-о! Какой сладостью звучит это слово, для всех поколений «зеленой» молодежи, проходящей в войсках узаконеное изнасилование организма, пафосно названое каким-то шутником — курсом молодого бойца.

Вот такой простой и ненавязчивый распорядок дня.

— Занятия и взаимоотношения должны проходить по-армейски, жестко и эффективно. Запомните салаги, на целый год забудьте про мам, пап и любимых девочек. Пока с вами папа Саша, — он пятерней ладони поплескал себя по лысой голове, — этого мусора в ваших мозгах быть не должно. Никаких скидок на возраст здесь не будет. — Зыркнул он на Олега и Пашку.

— Если кому-то захочется мамкиной титьки, так я вам ее быстро предоставлю. И запомните последнее. Чтобы выжить в предстоящих боях, я из вас все жилы вытяну. Все поняли?

— Да, сотник! — дружно гаркнуло подразделение.

— И так, я продолжаю. По тактике ведения скоротечного боестолкновения с превосходящим по численности и вооружению противником, существуют следующие упражнения, например, «Бой усеченной группой в окружении лесистой местности…».

Ежедневно он рассказывал и показывал, словом вдалбливал в молодые головы свои знания.

Как-то через две недели занятий, лагерь посетил Монзырев с Вестимиром. Провели на занятиях целый день, и оба остались довольны результатами.

— Олекса, если надо кого-то подбодрить из молодых воев, ты скажи, я поговорю с ним.

— Батюшка, — Сашка по привычке общения со священниками в своем времени и Вестимира называл по старинке. Свой серебряный крест на груди он носил открыто, хотя все в веси воспринимали его как оберег. — Батюшка, я был бы плохим офицером, если бы не мог справиться с дюжиной призывников. Давайте заниматься каждый своим делом. Вы лучше расскажите, как там Андрюха?

— Вестей никаких нет. Да и рано еще. Я планирую, что он появится не раньше, чем через две недели.

— Ну и ладушки, командир. Все будет хорошо. Ты не переживай.

Уже усевшимся на лошадей проверяющим, готовым отчалить восвояси, Сашка сказал:

— Вот, что, отцы командиры, я тут поразмышлял и сделал вывод, для улучшения учебного процесса, бойцы два раза в неделю должны заниматься приемами боя на мечах, а такого знания, пардон муа, я им дать не в состоянии, сам в этом профан. Среди местного населения, конечно имеются воины-мечники, но их уровень клинкового боя достаточно слаб. Так что думайте, как восполним пробел.

— Что-нибудь придумаем.

— Поклон от меня всем нашим.

— Обязательно. Бывай. Через две недели будем у тебя снова.

Опять подъем — отбой, подъем — отбой. Вколачивание знаний и навыков. Силовые упражнения, упражнения на выносливость, стрельба из арбалетов и владение ножом, кистенем и удавкой. Теория и практика, снова теория:

— Слушай сюда, зелень пузатая. Сегодня отрабатываем упражнение по организации охраны и отражения нападения на спецобъект, а в частности, на родную деревню.

И они отрабатывали. Отрабатывали тактику нападения и захвата спецобъекта. Тактику и способы освобождения заложников. Учились работать в группе и каждый самостоятельно.

Большое внимание Сашка уделял занятию по тактике ухода от преследования, приемам организации ловушек и заграждений,

Курсанты учились делать непреодолимые для степняков лесные завалы, устраивать «волчьи ямы», организовывать засады. Втянулись в режим. Парни молодые, сильные, впитывали знания словно губка, тут сказался и результат отбора. Скажем так, отстающих не было вовсе. Не хватало практики.

— Ничего, практика дело наживное. Скоро выходим на первый экзамен, — перед строем потирал руки Горбыль. — Вот и посмотрим, как из салаг рождаются мужчины.

Наконец во временный лагерь прибыл Монзырев. Позади него катилась телега с поклажей. Соскочив с лошади перед строем курсантов, принял Сашкин стандартный доклад:

— Товарищ майор, развед-диверсионное подразделение курсантов построено. Командир подразделения старший лейтенант Горбыль.

— Вольно! — Повернувшись к строю, скомандовал Монзырев.

— Вольно! — Эхом откликнулся Сашка.

— Товарищи курсанты. Сегодня прошло четыре седмицы, прошел месяц, как вы начали свое обучение. Я привез с собой экипировку для выхода на задание. Это будет ваш первый выход. Выход — экзамен. После чего вы опять продолжите свое обучение. Задача перед вашим подразделением будет стоять несложная. В быстром темпе пройти заданный маршрут, держась берега реки. Пойдем против течения, на расстояние, составляющее по времени до семи дней пути. Питаться подножным кормом и охотой. Костров не разводить. Себя не обнаруживать. Примечать дороги, населенные пункты, переправы, количество населения. В боевой контакт без надобности не вступать. Темп передвижения будет задавать ваш командир. Я иду с вами наблюдателем, в замыкании отряда. Вопросы ко мне есть?

— Никак нет! — Заученно гаркнул строй.

На лицах людей просматривалось эйфоричное настроение. Первый выход, это всеравно, как дефлорация у юной девы, совершаемая по согласию, по большой любви. Знает, что может быть больно, но как-же хочется.

— Сейчас подойдете к телеге и, Борич выдаст каждому экипировку. Переодеться, вооружиться. Построение по первой команде. Разойдись.

Отойдя в сторону, офицеры наблюдали за молодежью экипирующююся в выкрашенную в цвет летнего камуфляжа одежду. Новая форма, с подачи Монзырева пошитая женщинами городища, один в один соответствовала КЗСу армейской разведки. Напялив на себя невиданую ранее одежду, воружаясь, молодые люди с интересом рассматривали друг друга. Пока «обезьяна вертела в руках гранату», отцы-командиры стояли в стороне, не став отвлекать подчиненных.

— Ну что, Анатолий Николаевич, Андрюха появился?

— Да нет, Сашок. Я уж стал волноваться. Может, произошло что в дороге? Поэтому, от мыслей шальных, развеюсь с тобой на пленэре. Вернемся, если не будет этого засранца, придется ехать на поиски.

— Как дела в деревне?

— Да стройка, что затеяли, уже задолбала, сил нет от дел хозяйственных, сбежать куда глаза глядят, хочется. Ощущаю себя председателем колхоза. Опять-таки, лесопилку на реке ставим. Неподалеку от деревни Аня Майкова глину достойную нашла, печь для обжига кирпича ставить будем. Нам нужно не только укрепленное городище. Нам необходима крепость — цитадель. Выжить проще будет.

— Ну и планов у тебя громадье, командир. А, осилим?

— Осилим, Сашка. Ты мне только диверсантов подготовь. Уж очень они через год цениться будут. Каждый на вес золота. Придут по весне кочевники, чую. И по зубам им надо будет чувствительно дать.

— Будут тебе диверсанты, Николаич. Это даже не обсуждается, ты мне только хорошего мечника в наставники изыщи.

С головным дозором впереди и замыканием позади, колонна разведчиков уходила в свой первый «поиск».

Ратибор умирал, он лежал у ворот своего двора, зажимая ладонью вспоротый живот. Вот-вот появится Мара и уведет его через Калинов мост, где ждут щуры. Закончился его земной путь. Руки уже захолодели, и даже боль отступила куда-то вглубь. Селенье, которое ему доверили хранить, умирало вместе с ним. За спиной горела его усадьба, сухое дерево стонало под напором огня. Где-то внутри этого костра находились тела его внуков, которых не смог защитить, как не защитил и восточных гостей, приведших быть может, к северянской верви северных волков. Коварное нападение викингов произошло ночью. Стремительно напав, они безжалостно уничтожили всех, кто стал на защиту своих очагов с оружием в руках. Тех, кто не пытался отстоять свою свободу, сгоняли как стадо в круг. Упоенные кровью, в предчувствии добычи и безнаказанности, напавшие веселились и, подтрунивали друг над другом. Им было смешно. Смешно бросать зажженные факелы в жилища, где сгорало чье-то счастье, где когда-то рождались дети и умирали старики. А между жилищами лежали мертвые северяне, люди из селища, которое переставало существовать. Эти волки в личине человека, походя, растоптали весь и, загрузив новоявленных рабов, отплыли.

Ночь подходила к концу, было ясно и тихо. Время от времени потягивало сыростью от реки. Старейшина вздохнул. Вдруг перед его лицом появился чужой лик, вымазанный полосками сажи. Сразу и не скажешь, кто перед тобой, человек или нежить речная. Нет, образ больше соответствует людину! Человек был одет в пятнистую куртку, опоясанную мечом.

— Ты кто? Неужели Мара тебя прислала за мной?

— Я боярин кривичей, Гордей. Наша весь в седмице пути вниз по реке. Что у вас произошло? Кто напал на селище?

— Я Ратибор. Был старейшиной веси, — пересиливая боль, уже с трудом ворочая языком, ответил умирающий. — На нас напали нурманы. Кого не убили, увели с собой. Поплыли вниз по реке. Прошу, боярин, спаси моих соплеменников, кого сможешь. Умерла северянская весь. Прими к себе, пусть даже в закупы, все ж лучше, чем на чужбине рабами помрут.

Монзырев положил руку на голову Ратибора.

— Обещаю, сделаю что смогу. А теперь, отец, извини, ухожу. Свою весь спасать надо. Если хищник отведал крови, он не остановиться. Мой род в опасности.

— Пусть Сварог поможет тебе. И мне легче на душе. Прошу, добей, муку терпеть тяжко.

— Прощай! — Монзырев молниеносно всадил нож в сердце Ратибора и, выходя из горящей деревни, свистом подозвал своих. Собрались в круг.

— Слушай боевой приказ. Вниз по реке плывет отряд викингов. Это они сожгли деревню и взяли из нее рабов на продажу. Плывут в направлении нашей веси, значит, попытаются сжечь и ее. Наша задача. Опередить их по суше. Устроить засаду и уничтожить. В ближний контакт не вступать. Не потянете вы еще боя с профессиональными воинами. Темп передвижения максимальный. Место засады определю. Кто хочет высказаться?

— Здесь неподалеку видел людей. Мужчины, вооруженные луками.

— Судя по всему, это все, что осталось от жителей деревни. Отвлекаться не будем. Горбыль в головной. Я в средине колонны. Все, пошли.

Воины растворились в рассветных сумерках. Догорающая деревня осталась позади. Ну, а река, она все так-же спокойно несла свои воды вниз по течению, туда, где в нескольких днях пути в уютной долине раскинулось поселение кривичей.

Дракар река несла вниз по течению, она была не широка, но извилиста. Пологий левый берег, такой низкий, что воды свободно вторгались в него широкими извилистыми заливами. Крутые склоны правого берега были покрыты шапками кустарника, а с крон, смешаного леса, ветви деревьев задевали ванты проплывающих кораблей. Паруса сложены, весла подняты и вытащены на палубу, сами хирдманы отдыхают после успешного ночного налета и только на кормах воины шевелят рулевыми веслами.

Рагнар Рыжий, сын Фудри Счастливого, хевдинг датской ватаги, все Гардарики прошел без драк и нападений, удерживая своих воинов от скоропалительных поступков с пьяными разборками в кабаках и на постоялых дворах. Хотел наняться в дружину в Новом Городе, не получилось, поплыл в Ладогу, там — тоже самое.

«Неужели не нужны умелые бойцы конунгам русов? Ничего, византийским императорам всегда потребна крепкая дружина».

Было принято решение плыть на юг. И вот, когда до границы славянского княжества осталось совсем немного верст, соблазнился восточным купцом. Благо дело, плыли по одной реке, в нужную Рыжему сторону. Свою добычу он пас долго, не отпуская ее далеко от себя. Выбрал момент и, практически, без потерь взял ее. Попутно, не отказался и от славянских трэлей, знал, их тоже можно выгодно продать на восточном базаре. Навлечь на себя недовольство славянской верхушки у границы риск минимален.

Хевдинг зачерпнул из стоявшего у мачты бочонка хмельной мед и с удовольствием большими глотками выпил сладковатую с привкусом специй жидкость. Посмотрел назад за корму, любовно разглядывая свое новое приобретение. Шестеро хирдманов управлялись с купеческим кнарром, ничуть не хуже, чем с боевым дракаром.

«Жаль погиб купец, его тоже выгодно можно было бы продать родичам. Сам виноват, схватился за оружие, вот и получил, чего хотел».

Вожделение будущих побед переполняло сердце Рыжего. Поход, начавшийся сначала так неудачно, выправился в нужную сторону.

«Все же Норны — прядильщицы нитей Судьбы, сплели мне удачу. Впереди Ромейское море и если еще Ньерд постарается провести корабли, минуя шторма и морских пиратов к Царьграду, то ватага вернется к домам своим, богатыми людьми, а скальды сочинят висы об удачливом вожде хирда Рагнаре Рыжем сыне Счастливого. Когда пристанем к берегу, обязательно выберу красивого крепкого трэля и принесу его в жертву Одину, пусть старик окинет единственным глазом отважных героев, собраных на этом дракаре. Я думаю, Всеотцу богов и людей понравится подношение жертвы. Да-а! В честь Ньерда тоже нужно будет зарезать рабыню».

Рыжий пошел по палубе на нос судна, протискиваясь между лавок с отдыхающими гребцами, туда, где разинув пасть на штевне, возвышалась резная голова дракона. Вдруг корабль резко встал, будто натолкнулся на невидимую преграду, то ли ударился о бревно, застрявшее под водой, то ли сел на мель посреди фарватера реки. От неожиданного удара, гребцы покатились с лавок вперед, падая друг на друга, а Рыжий обнял, встретившуюся на пути, мачту:

— Что за…?

С берега, из лесных зарослей, из зарослей кустарника, послышались характерные глухие щелчки. На дракаре появились первые раненные и убитые.

— К оружию! — Заревел Рыжий. — Щиты на правый борт, прикрыть кормщика. Лучникам стрелять по зарослям правого берега.

Профессионализм быстро занял место мимолетной растерянности. Команда посрывала круглые щиты с бортов, укрылась за ними. Хирдманы сноровисто надевали брони прямо на голое тело, на головах появились пластинчатые шлемы, с прикрепленными наносниками или полумасками. За считанные мгновения весь хирд был готов к отражению атаки. По причине крутизны берега, с которого произошло нападение, атаковать самим не было никакой возможности. Дракар заступорился, слегка подался кормой к левому берегу, пытался стать поперек фарватера. На палубе осталось лежать восемь бездыханных тел, первых воинов попавших под раздачу неизвестного противника.

В это время, плывшее позади купеческое судно, с легким стуком ударило в скошенную корму дракара, но не причинив ему никакого вреда, уперлось в борт и застыло на месте. Все, что смогла сделать команда «купца», так это чуть замедлить ход, между тем развернув корму первого корабля еще больше к левому берегу. В этом месте река была настолько узкой, что от берега до центра фарватера, можно было доплыть в десять гребков. Образовалась пробка.

Послышались опять слитные хлопки. Противник старался выбить живую силу, причем стреляли не из луков, а из самострелов, это сразу отметил Рыжий.

— Бьерн, проверь, во что мы там уперлись? Почему не стреляют лучники?

— Куда стрелять, вождь?

— Стреляйте на звук, сыновья троллей, или вы хотите, чтоб нас здесь положили как моржей на охоте? — Он, закрываясь щитом, пытался понять, как переломить положение ситуации в навязаном ему бою.

Крепкий здоровенный детина в кожаных штанах и кольчужной рубашке с коротким рукавом, в шлеме с полумаской в половину лица, прикрываясь щитом, с топором в руках, пробрался на нос судна. Он сделал попытку визуально понять, что мешает дракару плыть по реке. В его щите уже торчало два арбалетных болта, пробивших деревянный, обтянутый толстой кожей щит, но застрявших в нем. Один из болтов на выходе из доски, повредил руку Бьерна, кровь обильно сочилась по внутренней стороне поверхности щита, но викинг ее даже не замечал. Присмотревшись, Бьерн, наконец-то, все понял.

— Рыжий! Здесь из кожаных веревок сплетен толстый канат, переброшенный от берега до берега, с грузилом посередке.

— Так обруби его. Чего ты ждешь?

— Сейчас попробую дотянуться, он все ж под водой.

— Руби его, иначе мы все здесь подохнем. Нам бы на правый берег выбраться. Этих лесных братьев я буду рвать зубами.

Опять послышались щелчки и тут же в ответ, стоны с палубы. Пятнадцать викингов уже отправились в Валгаллу. Лучники пускали стрелы в лес, как в пустоту, стараясь уловить направление слышимых арбалетных щелчков.

Бьерн наклонившись за борт, примерился и занес топор для удара, и тут же получил стрелу болта в основание черепа, вошедшую между кромкой кольчуги и шлемом. Топор выпал из руки, бултыхнулся в реку. Безвольное тело воина на половину корпуса свесилось с борта дракара.

— Проклятие! Бросайте «кошки» на берег, цепляйте веревки за деревья и вперед, в атаку. Вперед!

Команда сноровисто бросала «кошки» с привязанными к ним веревками, пытаясь зацепить их за стволы и сучья деревьев.

— Внимание! — послышалась команда из лесного кустарника. — Бить на взлете!

Чтобы перерубить канат, сразу двое викингов метнулись на нос судна, прикрывая друг друга щитами. Десятка полтора хирдманов оттолкнувшись от борта, попытались перескочить на берег, туда, где засели напавшие. До берега добрались лишь четверо бойцов, остальных болты сбили еще в полете.

«И то дело! Хоть кому-то повезло перебраться на сушу. Теперь дело пойдет!» — Думал Рыжий.

— Бросайте еще. Атаковать! Или вы хотите жить вечно? Один, ждет каждого из нас!

На берегу, в гуще лесной растительности послышалась возня, треск веток, раздавались непонятные фразы с вкраплениями языка русов.

— Бл…дь! Ох…ли совсем в атаке. Трое на одного. Ну, ничего я тебе щаз еб…ничек на сторону подправлю. Получи, бляха — муха!

Рыжий не знал, что пресловутый Сашка Горбыль, которого он и в глаза-то не видел никогда, пришел в боевой транс, как в свое время в это состояние вошел на лесной дороге Андрей Ищенко. Состояние, сродни боевому трансу скандинавских берсерков. Вот и Сашка, ощутил на своей шкуре подарок «перехода» и по этому случаю стебался сейчас, «за всю мазуту». Запрыгнувшие на берег счастливчики, они тоже не знали, что попав в колючие заросли, привычные к мечу и топору на привольном морском раздолье, потеряют преимущество умелых воинов. Небыло никакой возможности вести привычный бой, оружие цеплялось за стволы, за ветви кустарника, было непонять, что под ногами, они постоянно спотыкались, натыкались на острые сучья. Но это было недолгим, появился он, тот, кто, громко сквернословя, с одним ножом, зажатым в руке, быстро разобрался с чужими.

— Я повторяю! Бить на взлете! — Снова прошла команда от лесного воеводы.

Атака захлебнулась. А на носу корабля распластались еще два трупа.

У Рыжего был средний дракар, способный разместить до восьмидесяти хирдманов на борту. Более тридцати из них, уже погибли. Вспомнив фокусы Локки, он не смотря на постоянный обстрел, попытался поговорить со старшим нападавших.

— Эй! На берегу. За что вы на нас напали? Давай договариваться. Мы проплывем мимо, не предъявляя претензий на кровь. Мы даже готовы заплатить.

И тут снова в разговор влез Сашка.

— Абдула, ты же знаешь, я мзду не беру. Мне за державу обидно.

— Я Рагнар Рыжий, сын Фудри Счастливого…

— Да мне насрать, рыжий ты или чернявый. А счастья, ты у меня сейчас полные штаны наложишь. Уж я об этом позабочусь. Сучье отродье. А ну ребята, вмажте им еще, чтоб счастья сразу прибавилось.

Дружный арбалетный щелчок, стоны, крики, а с берега опять неслось:

— …твою мать. Понял б…дь, что тебя ожидает, ушлепок.

— Сашка, хорош базлать, правила русской речи на производстве, я тебя потом заучивать заставлю.

— А чего командир, эти пиндосы меня уже зае…ли. С юга лезут, с севера лезут. Как будто, наше говно медом намазано. Куда бедному крестьянину податься. Ох…ли совсем.

— Сашка, ты там случайно не приложился к бутылке?

— Откуда бутылка командир?

Услыхав все это, Рыжий вскипел. За всю свою жизнь, так с ним еще никто не говорил. Его просто игнорировали, воспринимали как пустое место. Как сказали бы в двадцать первом веке — он столкнулся с полнейшим беспределом, имея дело с отморозками.

— Всем в атаку! На приступ. За мной! — В порыве бешенства первым прыгнул за борт, в сторону правого, высокого берега. Внезапно, в попытавшихся последовать за вождем воинов, из зелени леса раздался громкий, ни на что не похожий, трескучий перестук, и первую линию бойцов, готовых броситься в воду, словно слизало в Хель. Это Сашка дал очередь на тридцать патронов из своего калаша по сгрудившимся у борта, прикрывшимся щитами чужим воинам. А пока остальные присели, попрятавшись за бортом, вождь «северных команчей» бесновался в одиночку, пытаясь выбраться на крутой берег, ругая всех и вся. Ватага лишилась командования, в ней осталось не более тридцати бойцов.

На кнарре заголосили женщины, заплакали дети. Нурман мечом срубил голову одной из голосивших баб, занес меч для следующего удара.

Послышалась команда:

— Уничтожить команду «купца»!

Снова арбалетные щелчки и было видно, как исхитрившийся выжить в избиении одиночка, выпрыгнул за борт. Команда на «купце» прекратила свое существование.

Словно тяжелая капля, упавшая с неба, обозначившая скорый ливень, так и первый выпрыгнувший за борт, обозначил сигнал:

«Пора делать ноги!».

Нурманы бросились к левому борту, стали выпрыгивать в реку. До берега рукой подать, а за спиной щелкали выстрелы.

На берег выбралось не более десятка викингов. На последнем дыхании, они врывались в прибрежные кусты, мгновенно исчезая там.

— Не преследовать, — послышалось с правого берега. — Сотник Горбыль, пеленай рыжего счастливчика.

— А это, мы с превеликим удовольствием. Ну, что чмо, не устал там барахтаться? Подожди, я тебе сейчас помогу.

Сидя у мачты, связанный по рукам и ногам, с огромным фиолетовым фингаолом, в половину лица, Рыжий с удивлением наблюдал, как по судну, вокруг него, сновали юнцы уничтожившие его хирд. Они с энтузиазмом сбрасывали трупы викингов за борт, предваротельно «ошкурив» тела от всего лишнего на их взгляд. Морально добил Рыжего, мелкий рыжий пацан Пашка, подойдя к нему, полюбовался качеством удара дяди Саши, деловито спросил:

— Ну, что козлина, штаны намокли? Это тебе не мирных колхозников окучивать. Я бы за такое, тебе лично яйца отрезал. Скажи спасибо командиру, запретил.

Из сказанного, Рагнар Рыжий, понял, дай бог половину, но на душе у него стало еще гадостнее.

Северян освободили. Произнося перед ними пламенную речь о переезде на новое место жительства, Монзырев не забыл упомянуть напутствие Ратибора. Оба судна поставили носами по течению и поплыли вниз по реке.

К обеду следующего дня дракар и купеческое судно пристали к пристани в заливчике перед городищем. На берегу их вышло встречать почти все население общины во главе с Вестимиром и Андреем Ищенко, возле которого стояли два незнакомых варяга при полном вооружении. У одного из незнакомых воинов вместо ноги был пристегнут ремнями к бедру протез, сотворенный из цельного куска дерева. Вдоль берега, по песчаному пляжу, взад — вперед носилась Галкина доберманиха, оглашая округу лаем.

— Дома! — С восторгом вырвалось у Монзырева.

Незнакомых Анатолию людей, в городище явно прибавилось. Остаток дня заняли хозяйственные хлопоты. А вечером была баня, после которой всех курсантов распустили на помывку в двухдневный отпуск. А после бани….

После бани у юрт, где все еще жили попаданцы, собрались только близкие, так же присутствовали Вестимир, Улеб Гунарович, Стеги Одноногий и Боривой. Накрытый стол ломился от еды. Это был первый праздник для них в этом мире. Праздник встречи. Все живы, все здоровы, чего еще можно желать. Монзырев поднялся с лавочки с глиняной кружкой в руках.

— Друзья мои. Хочу выпить за нашу первую победу. Победу, с которой Андрей вернулся из Курска. Победу Александра с его молодыми волчатами. Победу наших девчонок, сумевших перебороть себя для жизни в этом мире. Победу Вестимира, сохранившего род. Победу Улеба Гунаровича, решившегося со своим земляком, коренным образом поменять ход привычной жизни. Я хочу выпить за нас.

Веселое застолье продолжалось допоздна. Молодое поколение ушло спать. На стол были поставлены глиняные светильники. В свои права вступила ночь.

— Сашка, а не злоупотребят ли твои герои хмельным, на радостях-то, что остались живы в передряге?

Горбыль, влив в себя очередную кружку хмельного меда, глянул на Монзырева осоловелыми глазами.

— Да ладно, командир — компот, — он кивнул на свю кружку с налитой в нее медовухой. — Проку-то от такого напитка, чуть! Ты лучше вспомни, как зимой перед увольнением дембеля понапивались, а старшина так и вовсе пьяным в отлучку ушел. Ха-ха. Василича тогда из постели, в пятом часу утра подняли. Ха-ха-ха. В воскресенье-то. Ну, а он по случаю такого праздника, всю часть по сигналу «сбор» поднял. Старшина через двадцать минут нашелся, офицеры еще до части добраться не успели.

— Санек, а помнишь высказывание командира части, — включился в воспоминания Андрей.

— Какое? У него их много.

— Да, Александр Васильевич практически перед строем объявил, что у нас в части два еврея и один хохол, а все остальные русские.

— Я, наверное, тогда в отпуске был. А кто такие?

— Да начальник мой, подполковник Семибратов, а второй — командир роты, Пашка Бупков, кум его, он у него дочь Машку крестил. Вот командир и сказал, что Семибратов, старший еврей, секач можно сказать, а Пашка — младший, но подающий бо-ольши-ие надежды.

— А кто такой еврей? — Спросил сидящий рядом с Вестимиром Улеб.

— Ну-у. Ну, это хазарин, — ответил, за открывшего было рот Андрея Монзырев.

— Во-во. Хазарин.

— А хохол-то кто? — как ни в чем не бывало, вопросил Сашка.

— А ты сам-то не догадываешься?

— Нет. Просвети.

— Командир считает, что это наш зампотех, подполковник Подопригора Анатолий Николаевич, тезка майора. Так собеседнику иной раз голову заморочит, если ему что надо от него, что тот готов отдать ему последнюю рубашку, лишь бы отстал. Да и горилки выпить не дурак, словно полковой медик. Даже традиция у него есть.

— Какая?

— Да он, на каждый женский день восьмое марта, в пьяном виде ломает себе, если не руку, то ногу. Если не сломал, так день этот и на праздник не похож. Теперь перед каждым женским днем, полковник Василенков со своим первым замом Дьяконовым, даже своеобразный тотализатор устраивают. А сломает ли Николаич себе что-нибудь на этот раз? А что сломает руку или ногу?

— Охренеть!

— А кто такой хохол? — переваривая сказанное, опять задал вопрос Улеб.

— Да как тебе сказать, Улеб Гунорович? — Монзырев только открыл рот. — Это…

— Это, сверх хитрожопый офеня. Ну, торговец мелким товаром. Лоточник, — опередил Монзырева Сашка.

Монзырев закрыл рот, во все глаза, вытаращившись на Горбыля, удивляясь его новыми познаниями, вписавшимися в контекст реалий Киевской Руси.

— А что такое хитрожопый?

— Слишком много вопросов задаешь, Улеб Гунорович! — приподняв палец вверх, констатировал совсем окосевший Сашка. — Щас приму на грудь еще грамм двести пятьдесят, вот тогда и спрашивай.

— Все, расходимся, завтра трудный день! — Прихлопнул столешницу ладонью Монзырев.

Компания стала собираться ко сну. На плечо Монзырева легла ладонь Вестимира.

— Что будем делать с пленным нурманом?

— Об этом я подумаю завтра.