Глава тридцать вторая
Плоть, кровь и кость
Гарри почувствовал, как ступни ударились о землю; поврежденная нога подогнулась, он упал лицом вперед, ладонь разжалась, и он выпустил наконец кубок.
– Где это мы? – проговорил он.
Седрик помотал головой. Он встал и помог Гарри подняться. Они осмотрелись.
Определенно, это не «Хогварц». Они, видимо, пролетели многие мили – может, сотни миль: не видно даже гор вокруг замка. Ребята стояли на мрачном заброшенном кладбище; справа за тисом вырисовывался черный силуэт небольшой церквушки. Слева возвышался холм. Наверху проступали очертания красивого старого особняка.
Седрик посмотрел на Тремудрый Приз, потом на Гарри:
– А тебя предупреждали, что Приз – это портшлюс?
– Нет, – ответил Гарри. Он беспокойно осматривал кладбище. Вокруг царило зловещее безмолвие. – Это что, тоже испытание?
– Не знаю, – пожал плечами Седрик. Он немного нервничал. – Надо бы достать палочки, как считаешь?
– Да, – согласился Гарри, радуясь, что не пришлось предлагать самому.
Они вытащили палочки. Гарри озирался. Опять это странное чувство, будто за ними следят…
– Кто-то идет, – вдруг заметил он.
Напряженно вглядываясь в темноту, они следили, как к ним, уверенно пробираясь между могил, приближается фигура. Лица не различить, но, судя по походке, по тому, как он держит руки, человек что-то нес. Он был невысок; кто это – понять невозможно, лицо скрывалось под капюшоном плаща. Потом – человек сделал еще несколько шагов, все ближе, – Гарри увидел, что на руках у него… ребенок?.. или просто свернутая мантия?
Гарри чуть-чуть опустил палочку и покосился на Седрика. Седрик ответил растерянным взглядом. И они снова посмотрели на незнакомца.
Тот остановился у высокого мраморного надгробия, футах в шести от них. Секунду Гарри, Седрик и невысокий человек взирали друг на друга.
И вдруг шрам Гарри взорвался невыносимой болью. Подобных мук он не испытывал никогда в жизни. Он схватился руками за лицо, и палочка выскользнула из ослабевших пальцев, колени подогнулись – Гарри упал на землю, от боли ослепнув, – казалось, голова вот-вот расколется пополам.
Где-то далеко вверху послышался пронзительный, холодный голос, равнодушно сказавший:
– Лишнего убей.
Свистящий шелест и второй голос, визгливо выкрикнувший в ночь:
– Авада Кедавра!
Под веками Гарри ослепительно полыхнуло зеленым, и он услышал, как что-то тяжелое упало рядом на землю; боль в шраме достигла такой силы, что его вырвало, – и тогда стало легче. В смертельном ужасе от того, что он сейчас может увидеть, Гарри раскрыл слезящиеся глаза.
Рядом, раскинув руки и ноги, лежал Седрик. Он был мертв.
Какое-то мгновение, вместившее в себя вечность, Гарри смотрел ему в лицо, в открытые серые глаза, пустые и бессмысленные, точно окна заброшенного дома, смотрел на недоуменно полуоткрытый рот. И тогда, не успело сознание Гарри постичь увиденное, не успел он сам почувствовать хоть что-то, кроме оцепенелого неверия, его с силой подняли на ноги.
Человечек в плаще, положив на землю сверток, зажег палочку и поволок Гарри к мраморному надгробию. Прежде, чем его грубо развернули и швырнули к подножию памятника, Гарри различил на мгновение высвеченную надпись:
ТОМ РЕДДЛЬ
Человечек наколдовал путы, от шеи до лодыжек примотавшие Гарри к мраморной плите. Из-под капюшона до Гарри доносилось прерывистое частое дыхание. Он стал вырываться, и человечек его ударил – на руке не было пальца. И тогда Гарри понял, кто скрывается под капюшоном. Червехвост!
– Ты?! – выдохнул он.
Но Червехвост промолчал; водя по узлам непослушными скачущими пальцами, он проверял, крепки ли путы. Убедившись, что Гарри привязан к плите так прочно, что не сдвинется ни на дюйм, Червехвост достал из-под плаща черную ленту и грубо затолкал ее Гарри в рот; затем, не произнося ни слова, отвернулся и поспешил прочь. Гарри не мог издать ни звука и не понимал, куда ушел Червехвост, – головы не повернешь, не заглянешь за камень, смотреть удавалось только прямо перед собой.
Футах в двадцати лежало тело Седрика. Чуть дальше, поблескивая в свете звезд, валялся Тремудрый Приз. Палочка Гарри – у его ног на земле. Сверток, который Гарри принял за ребенка, тоже был рядом, у подножия могилы. Он беспокойно ерзал. Гарри посмотрел на него, и лоб снова пронзила дикая боль… и тогда он понял: он не желает знать, что в свертке… не хочет, чтобы сверток развернули…
Под ногами зашуршало. Он опустил глаза и увидел в траве гигантскую змею – она ползла вокруг могилы. Опять все громче слышалось частое, свистящее дыхание Червехвоста. Судя по звукам, он тащил что-то тяжелое. Скоро он появился в поле зрения – оказалось, он толкает к подножию могилы каменный котел вроде бы с водой – до Гарри доносились всплески, – и котел этот был больше всех котлов, какими пользовался Гарри: в огромном каменном брюхе котла вполне поместится взрослый человек.
Существо в свертке завозилось сильнее, словно пытаясь высвободиться. Червехвост с палочкой в руках суетился возле котла. Внезапно под днищем, потрескивая, заплясал огонь. Гигантская змея уползла в темноту.
Жидкость в котле нагревалась очень быстро. На поверхности забурлили пузыри – мало того, полетели бешеные искры, будто сама жидкость горела. Пар густел, замутняя очертания Червехвоста, следившего за огнем. Сверток еще сильнее закопошился. И Гарри опять услышал пронзительный ледяной голос:
– Поторопись!
Жидкость в котле сплошь искрила. Она словно была инкрустирована алмазами.
– Все готово, господин.
– Скорей… – приказал ледяной голос.
Червехвост размотал сверток, обнажив то, что лежало внутри, и Гарри издал страшный, заглушенный кляпом вопль.
Червехвост как будто перевернул камень, открыв глазам нечто омерзительное, слепое, склизкое – но в тысячу раз хуже. Оно было точно съежившийся ребенок, только трудно было вообразить нечто меньше похожее на ребенка. Оно было черное и отливало краснотой, словно освежеванное, безволосое, в какой-то чешуе… Руки и ноги тонки и беспомощны, а лицо – не бывает у детей таких ужасных лиц – плоское, змеиное, с горящими красными глазами.
Существо казалось совсем слабым; оно тонкими ручками обвило Червехвоста за шею, и тот поднял его. Капюшон плаща соскользнул, и когда Червехвост приблизился к котлу, Гарри в свете огня разглядел на трусливом побелевшем лице гримасу крайнего омерзения. На мгновение перед Гарри мелькнуло злое плоское лицо, подсвеченное искрами. А затем Червехвост опустил существо в котел, раздалось шипение, и тварь ушла под воду; Гарри слышал, как слабое тельце легонько ударилось о дно.
Пусть оно утонет, взмолился про себя Гарри. Шрам разрывало от невыносимой боли… Пожалуйста… Пусть оно утонет…
Червехвост заговорил. Он был испуган до полной потери рассудка, голос его очень сильно дрожал. Он воздел палочку, закрыл глаза и заговорил в ночь:
– Кость отца, без ведома данная, возроди своего сына!
Могила под ногами у Гарри дала трещину. В ужасе он следил, как, повинуясь заклинанию Червехвоста, в воздух взвилось, а потом мягко просыпалось в котел легкое облачко пыли. Алмазная поверхность, зашипев, взбурлила. Во все стороны полетели искры, и жидкость стала ядовито-голубой.
Червехвост заскулил. Он достал из-под мантии длинный и тонкий, сверкнувший серебром клинок. Голос его сорвался на отчаянные всхлипы:
– Плоть – слуги – с г-готовностью данная – оживи – своего господина!
Он вытянул правую руку – ту, на которой не хватало пальца. Потом левой рукой стиснул кинжал и широко замахнулся.
За секунду до того, как все случилось, Гарри догадался, что будет, – и отчаянно зажмурился, но не смог заглушить крик, пронзивший тишину ночи, пронзивший его самого, словно это его ударили кинжалом. Он услышал, как что-то упало на землю, страдальчески захрипел Червехвост, затем отвратительный всплеск, будто что-то бросили в котел. Гарри не смел взглянуть… но зелье стало ярко-красным, свет проникал даже под закрытые веки…
Червехвост стонал, задыхался в муках. И, лишь почувствовав на лице его прерывистое дыхание, Гарри понял, что тот стоит прямо перед ним.
– К-кровь недруга – силой отъятая – воскреси – своего врага!
Гарри ничего не мог поделать, его слишком крепко связали… опустив глаза, он безнадежно рвался из пут… потом увидел сверкающий клинок в дрожащей, ныне единственной руке Червехвоста. Почувствовал, как лезвие входит в сгиб правой руки. По рваному рукаву мантии заструилась кровь. Червехвост, от боли стеная, порылся в кармане, достал стеклянный фиал, поднес к порезу и набрал крови.
Затем, спотыкаясь, вернулся к котлу и вылил кровь Гарри туда. Жидкость мгновенно сделалась ослепительно-белой. Червехвост, завершив свои труды, упал у котла на колени, затем повалился на бок и остался лежать на земле, задыхаясь от рыданий, баюкая культю.
Котел бурлил, рассыпая во все стороны яркие алмазные искры, такие ослепительные, что все остальное сделалось бархатно-черным. Больше ничего не происходило…
Пусть ничего не получится, думал Гарри, пусть бы он утонул…
И внезапно бурление улеглось, искры исчезли. Из котла клубами повалил белый пар, скрыв все вокруг, и Гарри не видел больше ни Червехвоста, ни Седрика, ничего, кроме этой мглы… все пошло не так, подумал он… оно утонуло… пожалуйста… пожалуйста, пусть оно умерло…
Но затем его окатило волной ледяного страха – сквозь пар он различил, как над котлом медленно вздымается черный силуэт высокого, как скелет худого человека.
– Одень меня, – приказал из тумана пронзительный ледяной голос, и Червехвост, стеная, всхлипывая, по-прежнему нянча изуродованный обрубок, торопливо схватил с земли черные одеяния и одной рукой облачил в них своего господина.
Не сводя глаз с Гарри, скелет шагнул из котла… и Гарри воочию увидел лицо, которое вот уже три года преследовало его в кошмарах. Белее кости, с широко расставленными злобными багровыми глазами, змеиным плоским носом и широкими прорезями ноздрей…
Лорд Вольдеморт восстал вновь.