Семья Аккерман молилась о том, чтобы забыть тот день. Более страшной аварии они себе и представить не могли, а оказались в ее эпицентре. Столкнулось более ста автомобилей. Повсюду лежали пострадавшие. Несколько человек погибло. Врезавшись в машину, ехавшую перед ними, Аккерманы на какое-то время оказались пленниками собственного автомобиля. Муж и жена, глядя на то, как за окном кто-то горит заживо, вдруг осознали, что вполне могут погибнуть через несколько секунд.

Но они выжили. Мистер Аккерман, в крови которого пульсировал адреналин, выбил ветровое стекло, вытащил жену из машины и увел в безопасное место. После того как Аккерманы выбрались из автомобиля, их доставили в больницу. К счастью, никаких повреждений – по крайней мере физических – не обнаружилось. Однако без моральных травм не обошлось. Психологические последствия аварии были очень тяжелыми, но они по-разному повлияли на супругов.

Во время столкновения мистер Аккерман ощутил, что его сознание перешло в режим перегрузки. Волна страха и тревоги. Безрезультатные поиски путей спасения. В голове, как и за окном, царил хаос. В последующие дни его начали мучить воспоминания. Каждую ночь он регулярно просыпался от кошмаров, обливаясь холодным потом. На работе его не оставляло напряжение, он не мог сконцентрироваться. Он легко пугался резких звуков и сделался нервным, сверхвнимательным водителем.

Реакция же миссис Аккерман была совершенно противоположной. Во время аварии она будто впала в транс, почувствовала, что удаляется от всех событий, происходящих вокруг нее. Она была в шоке. Она осознавала, где находится, и понимала, что над ней и мужем нависла серьезная угроза, но эмоции не влияли на ее сознание.

Мы наблюдаем две противоположные реакции на травму. Стрессовая реакция мистера Аккермана связана с повышением возбудимости и тревожности – это одна из характеристик посттравматического стрессового расстройства (ПТСР). У миссис Аккерман же наблюдалась диссоциация – дистанцирование от себя и своих чувств. Два человека, одно и то же происшествие, но две абсолютно разные психологические реакции. Чем вызвано такое различие?

Пара согласилась поучаствовать в небольшом исследовании под контролем аппарата МРТ. Они вспоминали день аварии, а ученые следили за их мозговой активностью. Обнаружились значительные отличия. У мистера Аккермана, помимо прочего, зафиксировали активность лобной, височной и теменной долей. Более того, его пульс значительно повысился, а он сам говорил, что чувствует тревогу и «нервозность». Напротив, миссис Аккерман не ощущала никакой тревоги. Ее пульс остался стабильным, она сообщила, что чувствует «оцепенение», когда вспоминает аварию. По данным МРТ, BOLD-сигнал не перемещался по мозговой ткани так активно, как у мужа. Когда испытуемая вспоминала аварию, активизировалась только крошечная часть затылочной доли. Как если бы ее мозг блокировал возбудимость, отключая эмоциональное реагирование.

Психологическая травма – это, возможно, самая серьезная угроза для нашего «Я». Она может уничтожить желание действовать, вынуждая физически здоровых людей безвольно сидеть на кровати в депрессии. Она преследует ветеранов войн – и у них проявляется ПТСР. Она может даже свести к нулю желание жить, что приведет к трагедии – суициду.

Психологическая травма может вызывать ощущение отсоединенности от себя. В психиатрии описан целый ряд диссоциативных расстройств, при которых люди в разной степени ощущают себя отделенными от мира или от событий собственной жизни – и это воспринимается как потеря себя. Например, при деперсонализационном расстройстве люди ощущают отделенность от собственного «Я» и от всего окружающего, словно наблюдают за происходящим со стороны, а не участвуют в нем сами. При более серьезной форме диссоциации, диссоциативной фуге, люди совершенно забывают, кто они, где живут (это обычно происходит после далеких путешествий) и, как правило, выбирают себе новое «Я». Диссоциативное расстройство идентичности, которое и было у Эвелин, – самое серьезное из данных расстройств, при котором личность человека и его самовосприятие распадаются на фрагменты, на несколько отдельных личностей.

Диссоциативные расстройства обычно возникают из-за эмоциональной травмы. Их, как и саму травму, трудно переносить. Чувствовать отделенность от мира, постоянно ощущать, будто смотришь на свою жизнь со стороны, – все это сродни страшному проклятию. Однако у этих ощущений есть назначение: они оберегают от боли. Диссоциация – это защитный механизм подсознания, который чаще всего встречается у тех, кто подвергался длительному насилию. Она ограждает хрупкую психику жертв от тяжелых переживаний из прошлого.

Мозг умеет защищать нас от разрушительной мощи психологической травмы. Как мы видели в случаях подавления воспоминаний (глава 4), сознание способно отдалить нас от воспоминаний или чувств, которые причиняют нам боль. Диссоциация – это побочный эффект самозащиты мозга. По аналогии представим, как наш организм реагирует на бактериальную инфекцию. Чтобы не дать захватчику распространиться по всему телу, иммунная система отгораживает инфекцию, формируя абсцесс. После инкапсуляции бактерии попадают в карантин и уже не могут распространиться на соседние ткани. Подобный защитный механизм не лишен побочных действий, поскольку абсцессы крайне болезненны.

Диссоциация аналогичным образом устанавливает карантин на травмированном участке психики. Оно переключает внимание, отвлекает его от всего, что ранит, пытается отсечь от сознания опасные мысли. Но эмоциональный ущерб невозможно ликвидировать полностью – можно лишь загнать поглубже. Ученые назвали такие области «эмоциональными отсеками» мозга – это своего рода абсцессы болезненных мыслей и воспоминаний. В них помещаются травмированные фрагменты нашего «Я». В противоположность им области, не подвергшиеся травме, в литературе называются «внешне не поврежденными отсеками». В идеале подобно тому, как абсцесс не должен прорваться, эмоциональные отсеки и внешне не поврежденные отсеки не должны контактировать. Но так бывает не всегда. Когда поврежденная часть сознания отделена от остальной его части, постоянно есть риск, что она не останется пассивной. Запрятанный глубоко внутрь травмированный кусочек нашего «Я» способен вырваться из плена и заявиться в качестве нашего альтер эго, как мистер Хайд к доктору Джекилу.

Возьмем диссоциативное расстройство идентичности. Оно характеризуется переключением между отдельными аспектами личности. С одной стороны, есть повседневное, нейтральное «Я» («внешне не поврежденные отсеки»), которое адекватно взаимодействует с обществом, но ощущает себя отделенным от своего «Я» и от мира. С другой – есть пострадавшая, эмоционально травмированная сторона «Я» («эмоциональные отсеки»). Можно сказать, что человек переключается между типами реакции на травму мистера и миссис Аккерман. Реакцию мистера Аккермана, у которого после травмы возникли повышенная тревожность и возбудимость, можно сравнить с той, что определяется эмоциональными отсеками. Авария его преследовала, его начали мучить кошмары, тревожность, потеря эмоционального контроля, из-за которой стало сложно жить. Реакция его жены – спокойствие и отстраненность от негативных эмоций – ассоциируется с принципом работы внешне не поврежденных отсеков. Но, хотя во время самой аварии жена была спокойна, у нее в сознании стал формироваться эмоциональный барьер.

Когда Аккерманы вспоминали аварию, у них наблюдались кардинально разные уровни стресса, соотносимые с их реакциями на само событие. Как мы знаем из главы 3, мысленные симуляции могут быть крайне реалистичны. Исследования показывают, что, подобно тому как Аккерманы испытывали разные уровни стресса, альтер эго переживают травмы неодинаково. Одна личность может среагировать повышением пульса и частоты дыхания, как мистер Аккерман, а у другой, как у миссис Аккерман, не обнаружится никаких изменений. В этом смысле диссоциативное расстройство идентичности – это комбинация диссоциации и гипервозбудимости: «Я» отстранено от происходящего по умолчанию, а нестабильное альтер эго время от времени сменяет его.

Когда Эвелин поступила в больницу с нацарапанными на руках оскорблениями, нужно было сперва найти ее обидчика. Нетрудно догадаться, что обидчик – она сама, или же ее альтер эго. Расстройство возникло как адаптационный механизм. Зачем? Чтобы защитить ее самовосприятие, которое за годы унижений начало разрушаться. Каждое альтер эго – это фрагмент ее личности и истории, много лет назад помещенный в карантин, но внезапно пробудившийся вновь.

Возможно, такое объяснение и кажется логичным, но где же неврологические доказательства? В конце концов мы уже увидели, что расщепить личность сложно. Даже когда хирург разрезает мозг пополам, «Я» не распадается. Подсознание делает все, чтобы обеспечить целостность личности даже при рассеченном мозге. Оно не знает, что мозолистое тело разрезано, – осознает только, что между мыслью и поведением образовалась пропасть и нужно ее ликвидировать.

Мозг человека, страдающего от диссоциативного расстройства идентичности, может быть невредимым. Эвелин никогда не ударялась головой и не попадала в аварии. И уж точно ей никогда не разрезали мозг. Однако ее личность распалась на множество разных альтер эго, каждое из которых ничего не знало о другом. У этих внешне не связанных друг с другом личностей не было общих воспоминаний, даже острота зрения – и та была неодинаковой. Как такое возможно? Как можно разделить сознание без физического рассечения мозга?