– Смотрите, Мэри, у вас посетители.

Мэри Джордан не встала, так и осталась сидеть на своем стуле с высокой спинкой, безучастно вглядываясь в покрытое дождевыми капельками окно, куда-то за ограждение из колючей проволоки, на стоянку машин персонала больницы и еще дальше – на бетонно-стеклянный куб главного корпуса. Волосы искромсаны, кожа головы в кусочках пластыря, над правым ухом торчит клок волос, в просветах между прядями виднеются темно-красные струпья. Обвисшее лицо, покойницки-бледное, с глубоко запавшими, в темных кругах глазами и тонким, почти безгубым ртом. Одета в серый кардиган и растянутые тренировочные штаны. Босые ступни скрючены, пальцы согнуты, как когти.

Элис взглянула на меня, подтянула стул с надписью «НЕ ДОВЕРЯЙ ИМ!», выцарапанной по оранжевому пластику. Села, сжав колени, сложила на них руки:

– Привет, Мэри, я доктор Макдональд, но вы можете называть меня Элис. Мэри?

Комната довольно большая, в ней с полдюжины пластиковых стульев, кофейный столик, заваленный журналами Нэшнл Джеогрэфикс. Высоко на стене, так, чтобы никто не достал, телевизор. Сказать по правде, место малоуютное, даже хуже, чем комната отдыха в тюрьме.

Других пациентов в ней не было. Элис, Мэри Джордан, санитар и я сидели в полном молчании.

Я прислонился к подоконнику, загородив Мэри вид на парковку. Но ей, кажется, было все равно, она смотрела куда-то сквозь меня, а я стоял и сгибал правую руку. Сгибал, разгибал. Кости и хрящи со скрипом терлись друг о друга.

Сам виноват, зачем нужно было машину бить…

Элис сделала еще одну попытку:

– Мэри?

Санитар вздохнул. Судя по беджику на нагрудном кармане его халата, его звали «ТОНИ» и еще «РАД ПОМОЧЬ». Здоровый парень с круглыми щеками и татуировкой андреевского креста на шее, выглядывавшей из-под воротника халата.

– Знаете, у нее бывают хорошие дни и плохие. Вчерашний день хорошим не назовешь.

– Мэри, вы меня слышите?

Ее голова медленно повернулась, наклонилась к плечу, как будто неправильно была насажена на туловище. Моргнула.

– Мэри, нам нужно поговорить с вами о том, что произошло восемь лет назад. Вы можете это сделать?

Еще раз моргнула.

Санитар Тони пожал плечами:

– Она вчера по телику увидела, в новостях, что он вернулся, ну, сами понимаете кто, и набросилась на пациента. Бац, никто просто не ожидал. Без предупреждения, вообще ничего. Сломала бедняге нос и пол-уха откусила.

– Мэри, все хорошо, мы хотим помочь вам.

– Мы вчетвером еле ее от него оттащили. Пришлось успокоительное вколоть. А сегодня бог знает откуда достала ножницы и выстригла себе волосы на затылке и на висках. Хорошо хоть, вены опять себе не вскрыла…

– Послушайте, – Элис взглянула на него через плечо, – было бы легче разговаривать… в смысле, пить очень хочется. Вы не могли бы принести нам воды?

Санитар поджал губы, выдохнул:

– Вообще-то нам не разрешается оставлять пациентов без наблюдения, наедине с…

Сияющая улыбка.

– О, не беспокойтесь, я абсолютно уверена, что все будет в полном порядке. К тому же мой друг мистер Хендерсон – офицер полиции.

– Ну, тогда ладно. Кувшина воды из-под крана хватит?

Элис подождала, пока за ним закроется дверь:

– Мэри, я понимаю, насколько вас травмирует мысль о человеке, который причинил вам столько боли, но ведь вы понимаете, что сюда он не может проникнуть. Здесь вы в безопасности.

Мэри пару раз моргнула, бледные губы дрогнули. Послышался слабый голос, словно шорох осколков битого стекла:

– Я сама во всем виновата…

– Ну что вы, конечно же нет, это только его вина.

– Нет, моя. Мне не надо было… сердить его. – Ее пальцы заканчивались неровными огрызками ногтей, кожа вокруг них была обкусана до мяса. Скрестила руки на животе. – Он положил это в меня, но оно не выросло…

– Мэри, вас когда-нибудь гипнотизировали?

– Оно не выросло, потому что его вынули из меня. Элис попыталась улыбнуться:

– Я думаю, вам станет лучше, если мы попробуем. Вы не будете возражать?

– Они вынули это из меня, и оно умерло, и я одна виновата в том, что оно не выросло.

Элис наклонилась и взяла Мэри за правую руку. Положила ее на свою, ладонь к ладони:

– Пожалуйста, откиньтесь на спинку стула. Так удобно? – Голос Элис стал низким и тихим. – Вы чувствуете, как ваши мышцы начинают расслабляться? – Еще ниже, еще приглушеннее. И медленнее. – Вам становится тепло, чувствуете, как приятная усталость разливается по телу?

– Нет. – Мэри повернула голову и взглянула на меня, глаза – словно темные пятна в кроваво-красном обрамлении. – Он был там. Наблюдал…

– Я принимал участие в расследовании. Пытался поймать того человека, который сделал это с тобой.

Глаза Мэри на мгновение метнулись к лицу Элис.

– Он мне не нравится. Сделайте так, чтобы он ушел.

Ноэл Максвелл оглянулся на пустой коридор за спиной, осторожно вытащил коробку с таблетками из кармана синего халата и вложил ее мне в руку:

– Только между нами, ладно? – Широкий лоб пересекала глубокая морщина. Посредине головы клок волос, остальные куда-то делись. Уши лопухами, торчащий вперед подбородок. Густые брови над парой водянистых глаз. – Вы уверены, что с вами все о’кей?

Я выдавил из блистера пару таблеток преднизолона, бросил в рот. Полез за бумажником, но он протестующее замахал руками:

– Ни в коем случае, это ради нашей старой дружбы… и все такое. – Откашлялся. – Было очень жаль, когда узнал о вашей дочери. Просто ужас какой-то. Тихий ужас.

Я несколько раз сжал руку в кулак. Сжал, разжал. Все равно чувство было такое, как будто что-то сидит внутри и грызет суставы.

Он пожал плечами:

– Подождите несколько минут. – Еще раз оглянулся на коридор. – Еще что-нибудь нужно? Ну, в медикаментозном смысле.

– Вроде нет. Спасибо.

– Не за что. Мы ведь друзья, ну, вы понимаете, вроде того. Правда ведь?

Кривая улыбка. Потом он повернулся и пошел, насвистывая, в ту сторону, откуда появился.

За спиной скрипнула дверь, из комнаты отдыха выскользнула Элис:

– Надо дать ей минут пятнадцать.

В середине двери стеклянная панель. Сквозь нее видно, что Мэри Джордан лежит, свернувшись калачиком, на кресле, колени прижаты к груди, рыдает.

Элис коснулась стекла кончиками пальцев:

– Ей было очень непросто, но мне кажется, что мы добились определенного прогресса, я просто знаю, как это делать, она никогда не возвращалась к тому, что с ней произошло, и…

Голос из дальнего конца коридора:

– И какого черта вы здесь делаете?

По направлению к нам маршировал высокий худой мужчина в твидовом костюме-тройке, свет подвесных потолочных ламп отражался от лысой головы и черной пластиковой оправы очков.

– Вы! – Он ткнул пальцем в Элис. – Кто вам сказал, что вы можете иметь дело с моими пациентами? Как вы посмели?

За ним вприпрыжку бежал санитар Тони:

– Честное слово, профессор Бартлет, они ни слова не сказали, что будут с ней что-то делать. Я просто пытался помочь, и…

– А с вами я позже поговорю! – Топнув ногой, Бартлет остановился напротив Элис, склонился над ней: – Не знаю, что вы о себе думаете, но могу заверить вас…

Она протянула ему руку. Он не обратил на нее внимания. Элис продолжала улыбаться во весь рот:

– Должно быть, вы профессор Бартлет. Я так много о вас слышала, очень, очень приятно, у вас такое уютное отделение, правда, я бы сказала, что декор слегка депрессивный, но что можно сделать с этими старинными психиатрическими больницами Викторианской эпохи, правда?

– Мисс Джордан весьма чувствительна к внешним воздействиям, и я не позволю людям с улицы вмешиваться в…

– Мэри должна осознать то, что с ней произошло. Накачивать ее лекарствами и держать в изоляторе – от этого лучше ей не станет.

– Это просто не…

– Восемь лет прошло, наверное, следует попробовать что-то новое, вам так не кажется? – Элис достала визитку и сунула ему в нагрудный карман пиджака. – Я могу посещать ее днем по средам и утром в пятницу. Сделайте так, чтобы как минимум за четыре часа до нашей встречи ей не давали лекарство. И еще, в Абердине проводится запись на лечебные восстановительные курсы по проблемам посттравматического синдрома, очень многообещающе, постарайтесь записать туда Мэри.

– Но…

– И если вы действительно хотите ей помочь, пусть она перестанет носить этот ужасный кардиган.

– Кардиган? – Я наклонился и почесал лодыжку в том месте, где был застегнут браслет. Мы как раз сворачивали с Птармиган на Каузкиллин. – Каким образом это может положительно повлиять на чье-нибудь душевное здоровье?

Ливень сменился слабым дождиком, фары встречных машин превратились в мутные желтые пятна.

Присмотрелся, сказал:

– После поворота налево.

На другой стороне дороги виднелся городской стадион, сплошные металлоконструкции и угловые стеклянные панели, обернутые в темно-синий металл и крашеный бетон. За ним возвышался Касл Хилл, склоны засижены темными зданиями с покатыми крышами, а сам замок терялся в пелене дождя.

Элис оглянулась назад, через спинку водительского кресла:

– Хочешь поговорить об этом? Ну, перед тем как мы встретимся с Рут?

Эта часть Каузкиллина была застроена послевоенными муниципальными домами, коробки таунхаусов, которые ставили здесь в ожидании лучшего будущего, с течением времени потускнели и скособочились. Осыпающаяся отделка и засоренные водостоки.

– Эш?

– Да тут не о чем говорить. Он вспорол ей живот, потом что-то случилось, и он ее бросил. Никуда не стал звонить, просто оставил там умирать.

– Нет, я не об этом, поговорить о ваших с ней отношениях.

– Она очнулась, когда кончилось действие обезболивающего. Лежит на сырой земле, как туда попала, понять не может, ночь, дождь льет. Каким-то образом смогла доползти до дороги. Остановился пьяный водила и подвез ее до госпиталя.

– Должно быть, она очень храбрая.

В водительском окне проплыло громадное здание из ржавого железа, на стене неровными двухметровыми буквами выведено «ВЕСТИНГ», к последней букве прилеплен силуэт вытянувшейся в прыжке борзой. Логово миссис Керриган…

Отвернулся:

– Да, давно это было.

– Я знаю, что ты до сих пор винишь себя, но…

– Она мне помогла, он ее увидел. Если бы она не сделала этого…

– Если бы не она, он выбрал бы еще кого-нибудь. Может быть, кого-то не столь храброго. Того, кто не смог бы выжить.

Только перестать винить себя я бы все равно не смог.

Показал на перекресток впереди:

– Вот здесь, и потом в самый конец улицы.

Вдоль дороги стояли двухэтажные особнячки, оштукатуренные стены обвешены телевизионными тарелками. Аккуратные палисадники, огороженные невысокими кирпичными заборами. Магазинчики, группами по три – мясная лавка, бакалейная, ветеринарная клиника, окна залеплены рекламными листовками бродячего цирка, гастролировавшего в этих местах месяца полтора назад. Вывески выцвели, облупились и едва читаются.

В конце улицы Элис повернула направо. Палисадники здесь были еще менее ухожены, а окнам и дверям требовался свежий слой краски.

– Теперь налево до конца.

Свернула на Фест-Чёрч-роуд.

Еще больше послевоенных коробок. Вывалившиеся куски штукатурки вокруг окон. Торчащие из-за кирпичных заборчиков сорняки. Рядом с мусорными баками кучи черных пластиковых мешков. На обочине «рено-фуэго», стоит на кирпичах вместо колес, по внешнему виду сделан из ржавчины, а не из стали. В колесные диски тычется носом терьер.

Проехали еще немного, слева многоквартирная пятиэтажка на месте стоявших здесь когда-то и впоследствии снесенных четырех или пяти особнячков. Оранжевый кирпич, покрытый грязными потеками, хулиганские граффити: «DPNB КОРОЛИ РАЁНА!», «БАНЗИ БОЙЗ РУЛЯТ» и «МИККИ ДИ СОСУТ!»

Проехали мимо этой красоты, и в самом конце дороги, там, где она была перегорожена бетонными блоками, возник кроваво-красный шпиль Первой национальной кельтской церкви. Вся в горгульях и выступах, шиферная плитка – как чешуя на хвосте у дракона.

Рядом с полдюжины ребятишек лениво выписывают восьмерки на великах, все, как один, в мешковатых джинсах и худи, торчащие в зубах сигареты оставляют за собой инверсионные следы. Понедельник, половина первого – маленькие засранцы должны быть в школе.

Проверил текстовое сообщение, пришедшее на телефон.

Спасибо, Хитрюга.

– Вот здесь, третий вход с конца. – Спрятал мобильник. – Кхм… знаешь, бойфренд Хитрюги выкинул его из квартиры? Ничего, если он остановится у нас на пару ночей?

Элис закусила верхнюю губу, пару раз моргнула. Изобразила улыбку и, как всегда, скороговоркой:

– Конечно, мы ведь любим Дэвида, не так ли, в смысле, он всегда старался помочь, когда ты был в заключении, почему теперь должны возникнуть какие-то проблемы, вообще нет никаких проблем.

– Ты уверена, он ведь…

– Нет, он твой друг, и он нуждается в твоей помощи, так что об этом говорить?

Я кивнул, она остановила машину напротив дома. Распрямила спину, постучала пальцами по рулю, нахмурилась.

– Слушай, если ты не хочешь, чтобы он у нас жил, ты только скажи, я смогу…

– Все в порядке. Я же сказала, что все в порядке, правда? Значит, все в порядке. – Расстегнула ремень безопасности, выбралась из машины под моросящий дождь. – Ты идешь?

Один из мальчишек оторвался от группы приятелей и рванул на велосипеде по направлению к машине.

Я крепче сжал в руке трость.

Мелкий холодный дождь вытянул тепло из лица и рук, и, пока я выбирался из машины на дорогу, куртка успела потемнеть.

Элис не стала меня дожидаться, подошла к дому и стала подниматься по лестнице. Уставилась на кнопки интеркома.

Подъехал мальчишка на велике, ухмыльнулся во весь рот, в одной половине зубы через один, из другой половины торчит сигарета. Белобрысая челочка торчит из-под капюшона красной худи, на нем надпись черным фломастером: «БАНЗИ БОЙЗ». Вся рожа в веснушках. Лет семь-восемь, не больше.

– Как дела, старый?

Я иду себе.

– Эй, хромой, слушай сюда, с тобой говорю. Сигареты есть? – Вихляясь, сделал вокруг меня круг. – Ну ты, пердун старый, слышишь меня, бабки есть?

– Пошел вон, дерьмо малолетнее.

Стал кружить вокруг меня, посасывая сигарету, кончик светился ярко-оранжевым.

– Ты ведь пенсию получаешь, а? Не будь таким жадным уродом, ну пожалуйста.

– Два раза повторять не буду.

Вздернул велосипед на тротуар, подъехал почти вплотную, став почти одного роста со мной:

– У нас ведь государство всеобщего благоденствия, правильно? Вот и гони бабки давай. – Улыбнулся друзьям, продолжавшим медленно накручивать восьмерки между столбиками ограждения. – А может быть, ты педофил? А?

Элис стояла, наклонившись над интеркомом, говорила или слушала – это было неважно, главное, чтобы в мою сторону не смотрела…

Велосипед снова проехал мимо меня.

– Педофил. Педофи-и-ил!

Я схватил маленького мерзавца за горло, сдернул с велика. Потом наклонился, прихватил за челочку и ткнул мордой в тротуар. Не очень сильно, чтобы не нанести серьезных увечий, а легонько так, чтобы в ушах зазвенело.

– Слушай сюда, маленький засранец. Даю тебе пять секунд, чтобы свалить отсюда в свою помойку, пока я тебе задницу не надрал. – Наклонился: – Все понял?

– Пшелнаххх!

Вскочил, схватил велосипед и дал деру. Потом вскочил на велик, съехал с тротуара. Помчался прочь, одной рукой держась за руль, а другой показывая средний палец.

Вот такие мы большие и храбрые, пока на расстоянии.

Присоединился к приятелям, торчавшим у конца дороги, они дружно показали мне средние пальцы, помахали ими в воздухе в виде приветствия, потом заржали и укатили в неизвестном направлении.

Наверное, мамы и папы очень ими гордятся.

Голос Элис, сквозь моросящий дождь:

– Эш?

– Иду. – Повернулся спиной к церкви и похромал вверх по ступенькам навстречу своему прошлому.