– Присаживайтесь. – Несс махнула на место рядом с собой. – Доктор Дочерти?

– Спасибо, детектив-суперинтендант.

По сравнению с началом расследования образ Фреда Дочерти кардинально изменился. Куда-то исчез бетонного цвета костюм, а вместе с ним и кудрявые волосы. Сейчас на нем красовался иссиня-черный прикид, типа от Армани, с красной рубашкой и белым галстуком, прямые, коротко стриженные волосы зачесаны назад. Мальчишеский вид и нервный голос сменились квадратной челюстью и стальным взглядом. Никакого акцента выходца из Глазго.

Он немного помедлил, позволяя другим получше рассмотреть его.

Элис схватила меня за руку, крепко сжала:

– Смотри, как здорово…

– Леди и джентльмены, давайте поближе познакомимся с Неусоб-Пятнадцать. Совершенно очевидно, что это… Я весь внимание, инспектор?

Хитрюга вытянул вверх руку:

– Я что-то не понимаю, что это за Неусоб-Пятнадцать, разъясните нам, пожалуйста.

– Прекрасный вопрос. «Неусоб» означает «Неустановленный объект», а «Пятнадцать» отличает его от других четырнадцати расследований убийств, ведущихся в настоящее время в Олдкасле. Полагаю, что было бы достаточно непрофессионально – присвоить цели нашего расследования что-нибудь вроде… – Дочерти поднял вверх указательные и средние пальцы обеих рук, изображая ими кавычки. – Что-нибудь вроде «крутой клички». Это бы добавило к его самовосприятию некое понимание того, что люди, подобные ему, отклоняются от нормы или даже стоят над ней. Что они выделяются из толпы. И поскольку мы еще не установили прямой связи между Неусоб-Пятнадцать и преступником, известным как Потрошитель, мне бы очень хотелось, чтобы все присутствующие здесь избавились от всевозможных заранее выработанных понятий относительно происходящего. – Улыбка. Дружеская, а вовсе не кислая или саркастическая. – Так понятнее?

Хитрюга пожал плечами.

– Отлично. Итак, изучив имеющиеся на настоящий момент улики, рискую высказать предположение, что возраст Неусоб-Пятнадцать – тридцать пять – сорок лет. Вполне возможно, что он сменил несколько малооплачиваемых работ и ни в чем не преуспел в жизни. Могу предположить, что он уже побывал за решеткой, и не один раз, скорее всего, за незначительные правонарушения. Умышленные поджоги, возможно – вандализм. Очень даже возможно – за жестокое обращение с животными. И конечно же следует обратить внимание на страдающих психическими заболеваниями.

Дочерти сложил руки на груди, склонил голову набок и прищурился, как будто все это только что пришло ему в голову.

– Он вырос в нормальной семье – это именно так и есть, – но вполне возможно, что сейчас он совсем один. Не исключаю возможности того, что мать часто его наказывала, но не физически, а в эмоциональном плане, унижала, критиковала, контролировала во всем. Что и является причиной его ненависти к женщинам. Когда он будет пойман, все удивятся тому, что такой, как он, был способен совершать столь ужасные преступления. И будут описывать его как интроверта, зацикленного на самом себе и неспособного муху обидеть…

Дочерти кивнул на пачку бумаг, лежавших перед ним на столе.

– Я составил список – что-то вроде красных сигнальных флажков, на которые вы должны обращать внимание в своем расследовании, и тут еще кое-какие вопросы, которые мы должны прояснить, чтобы сузить область поиска. – На его лице снова расцвела улыбка. – Что касается вопросов – кто-нибудь хочет о чем-то спросить?

В первых рядах над линией голов поднялась рука. Голос у задававшего вопрос был низкий, гнусавый и мгновенно узнаваемый – Рона.

– А почему он не послал письмо после Дорин Эплтон?

– Ну, я бы сказал, что это в большей степени относится к преступнику, известному как Потрошитель, а не к Неусоб-Пятнадцать, но тем не менее это очень важно. Он не послал письмо, потому что она была чем-то вроде пробного варианта, разминки, так сказать. Она в счет не шла. Тогда он еще не решил для себя, чего он хочет. Поэтому он избавляется от тела, не звонит в Службу спасения – и переключается на Тару Макнэб. Тогда-то все и началось. – Соглашаясь с самим собой, доктор Дочерти кивнул. – Еще вопросы? Не стесняйтесь.

Рука Элис взметнулась вверх, растопыренные пальцы подрагивали.

– У меня вопрос, пожалуйста!

– Да… Прошу меня простить, я не знаю вашего имени.

– Элис Макдональд. Хочу сразу сказать, я – ваша искренняя поклонница. Считаю, что вы были просто великолепны в том документальном фильме про Тейсайдского Мясника. – Руку она так и не опустила.

Дочерти расцвел:

– О-о, вы это видели. Чудесно. Благодарю вас. Итак, что у вас за вопрос… кхм… Элис?

– Вы отметили, что его нападения на женщин – это сублимированная месть эмоционально манипулятивной матери, но в то же время это не объясняет важности такого предмета, как куклы, не так ли?

– Несомненно, это еще один хороший вопрос… Понимаете…

– Зашивая кукол им в живот, Потрошитель делает своих жертв беременными, не так ли? То есть в прямом смысле слова, вкладывая кукол в животы жертв… – Одной рукой она обняла себя за талию и, наклонив голову к плечу, другой стала теребить волосы. – Конечно, потом он пытается все запутать, одевает их в ночные сорочки, которые, вне всякого сомнения, символизируют собой невинность и девственность, но если это все является его местью нелюбящей матери, почему он старается сделать ее беременной? В том смысле… я не хочу сказать, что подобного никогда не случалось, я сама сотрудничала с Северным полицейским управлением, они схватили одного типа, который сделал то же самое, а потом ударил жертву ножом в горло шестьдесят четыре раза, так что голова едва не оторвалась, когда ее упаковывали в мешок для трупов, картина, я вам скажу, была не самая привлекательная.

– Да, я понимаю. – Улыбка доктора Дочерти похолодела градусов на пять. – То есть, по вашему мнению, психологический портрет, который я представил, ошибочен?

Элис, словно отражение в зеркале, тоже наклонила голову набок:

– Я не говорила, что психологический портрет, нарисованный вами, ошибочен, я сказала, что, по моему мнению, он не абсолютно правилен.

Доктор Константайн, сидевшая рядом с Элис, произнесла едва слышным голосом:

– Драка, драка, драка, драка…

Челюсти Дочерти задвигались, как будто он пережевывал что-то горькое.

– Ничего личного. – Элис приложила руку к груди. – Как я уже сказала, я ваша поклонница. Просто невероятная.

Встала Несс:

– Мне кажется, будет более продуктивным, если доктор Дочерти и… – она сверилась со своими записями, – доктор Макдональд отложат дискуссию на другое время и сообщат о ее результатах руководителям своих групп. Также я посчитала необходимым еще раз напомнить всем, что на время расследования введен строжайший запрет на общение со средствами массовой информации. Те, Которые Наверху, будут очень расстроены, если кто-нибудь нарушит этот мораторий и сольет журналистам информацию о Клэр Янг. И меня не волнует, кто такой вы и кто ваш непосредственный начальник. Информация по расследованию будет распространяться только на официальных брифингах для прессы. Теперь все ясно?

Толпа приглушенно зашуршала.

Встал суперинтендант Найт. Форма сидела на нем как влитая, просто «шесть тридцать утра», словно этим он пытался произвести особенно сильное впечатление.

– Хочу продолжить. Один из членов моей команды, а именно детектив-инспектор Фут, обратится к некоторым из присутствующих за содействием в поисках неизвестного, который вчера раскрыл некоторые детали расследования корреспонденту Дейли Рекорд. Надеюсь на вашу честность и взаимное сотрудничество. В противном случае. Кое у кого. Могут. Возникнуть. Проблемы, – сказал он, отделяя одно слово от другого.

Несс кивнула:

– Так, отлично, на этом все. Совещания по группам в семнадцать ноль-ноль. Можете покурить или хлебнуть кофейку, если успеете. Сегодня будет длинный день.

– …неплохо выглядишь, приятель. – Детектив-сержант Бригсток, ухмыляясь во весь рот, похлопал меня по спине; щеки и лоб усыпаны багровыми зарубцевавшимися шрамами от вулканических прыщей. – Правда, Рона, он отлично выглядит?

Рона улыбнулась, продемонстрировав полный рот крепких серых зубов:

– Здорово, что вы вернулись, шеф.

Половина команды Несс осталась, в то время как их соперники из спецотдела дружно ломанулись из комнаты – затянуться сигареткой или взять что-нибудь из вендингового автомата.

Команда Джейкобсона разошлась в разные стороны. Констебль Купер умчался выполнять чье-то поручение, доктор Константайн говорила в углу по телефону, Хантли был погружен во что-то вроде очень напряженного разговора с высоким худым мужчиной в сером костюме из спецкоманды суперинтенданта Найта. Сплошное пожимание плечами и приглушенный шепот.

Рона. Руки в карманах, ссутулилась.

– Слушайте, шеф, я тут хочу вечеринку организовать, ну, вы понимаете, отпраздновать ваше возвращение? Тут…

– Не уверена, что у нас найдется на это время, не так ли, Эш? – Элис встала рядом со мной, взяла под руку и улыбнулась Роне. – Я так счастлива, что смогла организовать его освобождение, в смысле, вы даже не представляете, через что мне пришлось пройти в этой тюрьме, но я просто не могла позволить, чтобы он и дальше продолжал гнить в этом мерзком месте. – Улыбка стала холодной. – Это было бы ужасно, правда?

Рона расправила плечи:

– Мы делали все что могли.

– Да, конечно, я понимаю. Да и вообще, не берите в голову, ведь он уже на свободе.

Только бы они опять не начали…

– Не думаю, что вы навещали его каждую неделю.

Элис вздернула брови:

– Неужели? Знаете ли, обычным гражданам не разрешают проходить в специальные…

Голос из другого конца комнаты, рваный абердинский акцент:

– Детектив-сержант Мэсси, Бригсток, приказ суперинтенданта слышали? Совещание группы в восемь, ни минутой позже.

Кажется, профессиональные навыки у людей из команды Смита за последние два года точно не изменились. Еще и шоу устроил из этого – отвернул рукав дешевого серого костюма и сверился с часами. Морщины глубокими линиями рассекали могучий лоб. Сморщенный громадный нос. Волосы ежиком. И подбородок – такой маленький, как будто его совсем нет.

Физиономия Бригстока на секунду скисла, и он перешел на шепот:

– И кто назначил этого мерзкого козлодраного урода детективом-инспектором? – Во весь голос: – Есть, шеф.

– Ко мне, сержанты!

Рона не шевельнулась. Просто стояла и пялилась на Элис.

– Есть, шеф. – Потом повернулась: – Давай, Бригсток. И вы, которые остались, булками двигайте. Слышали, что сказал детектив-инспектор Смит? – И стала загонять оставшуюся часть команды в переднюю часть комнаты, туда, где Несс снова начала вертеть в руках пульт дистанционного управления.

Смит уставился на нас, подошел строевым шагом – спина прямая, плечи расправлены.

– Мне следует напомнить вам, мистер Хендерсон, что вы больше не являетесь офицером полиции. И что у вас больше нет никаких полномочий в Олдкасле или где-либо еще. И если я только услышу, что вы пытаетесь на кого-то давить, я обрушусь на вас подобно тонне битого стекла. Это понятно?

Я сделал шаг в его сторону, сократив разделяющее нас расстояние так, что мы почти касались друг друга:

– Думаешь, ты крутой парень, потому что тебя назначили детективом-инспектором? Так, да? Думаешь, это сделает тебя неуязвимым? Так вот, твой массивный нос сломается так же легко, как нос детектива-сержанта.

Он попятился:

– Угроза офицеру полиции является уголовным преступлением, и…

– Инспектор Смит! – Голос Несс из передней части комнаты. – Мы готовы начать. – Она нажала на кнопку, экран за ее спиной заполнила карта Олдкасла, красным кружком был выделен участок земли за Блэквол Хилл. Кивнула Джейкобсону: – Саймон, ваша команда тоже может к нам присоединиться, если вы не против.

– Я высоко ценю ваше приглашение, Элизабет, но у нас есть пара дел, которые требуют нашего срочного вмешательства. – Вскинул руку и посмотрел на часы. – И если мы не займемся ими сейчас, то будет слишком поздно.

– Пальцев совсем не чувствую… – Доктор Константайн затопала ногами. Шея и рот завернуты в шарф, вязаная шапка натянута на уши, молния парки застегнута до подбородка.

Джейкобсон прислонился к невысокой, по пояс, стене, руки глубоко засунуты в карманы коричневой кожаной куртки, изо рта туманной струйкой вырывается пар.

– Ничего, это полезно. Характер укрепляет.

По обеим сторонам от нас простирался Кингз Парк, трава была хрустящей от мороза. Гранитная скала Касл Хилл отбрасывала лиловые тени, зубцы разрушенных бастионов чернели на фоне бледного неба. Луч солнечного света прорезал темноту, зазубренный по краям там, где он касался крон деревьев. Кингз Ривер засверкала.

Сквозь холодный воздух просочился запах жарящегося в жире лука. Густой, сладковатый и сытный, он доносился из вагончика с бургерами на самом краю стоянки для машин. Стоявший в очереди констебль Купер прилично продвинулся, подошел почти к самому окошку.

Хантли стоял спиной к нам, смотрел, не отрываясь, на реку. Руки скрещены на груди, закутан в пальто из верблюжьей шерсти, из-под которого выглядывали блестящие ботинки в позиции «без десяти два». Хандрил.

Джейкобсон повернулся к Элис:

– Итак? Что вы сделали с нашим доктором Дочерти?

– Он не такой высокий, каким казался на экране. – Дутой рукой она обнимала себя за дутую талию, другая рука теребила прядь волос, выбившуюся из капюшона стеганой зимней куртки. – Опираясь на имеющиеся у нас факты, весьма разумно проявить осторожность и предположить, что это может быть и не Потрошитель. Газеты забиты Лорой Страхан и ее приближающимся «Чудесным Разрешением От Бремени», и вполне возможно, что кто-нибудь это прочел, и внутри у него вспыхнул огонь, ну, в смысле, вот сидишь ты дома один, переполненный яростью и бессилием, и думаешь, как бы слить все это на окружающий мир, который тебя ненавидит, а потом читаешь весь этот бред про Потрошителя, и, возможно, тебе в голову приходит мысль: вот что я сделаю, я буду как он, только лучше, и все эти злые мысли, сидящие в моей голове, на какое-то время покинут меня… – Повернулась. Глаза прищурены, рот крепко сжат. – Но это не работает, потому что это не моя фантазия, а чья-то еще, и, пока я не попробую, я не буду точно знать, чего я на самом деле хочу, наверное, есть в этом что-то, что делает меня сильным, и все под контролем, и это в первый раз за несколько лет возбудило меня, и я делаю это, а потом снова и снова переживаю все в своем сознании, пока не отполирую до блеска, и тогда я иду и делаю это снова, только на этот раз правильно… – Она выпустила из руки прядь волос, взглянула на меня: – Я в том смысле, что если бы это была я, вот что бы я сделала. Я кивнул:

– Так ты говоришь, это не он?

– Все будет зависеть от следующего тела. Если это кто-то другой, способ совершения преступления будет отличаться, как будто он экспериментирует, пытаясь найти свой собственный стиль. Если же все останется неизменным, то это, возможно, он. – Повернулась к Джейкобсону: – На пресс-конференции детектив-суперинтендант Несс не сказала, посылал ли он письмо о Клэр Янг?

– Ну… вчера было воскресенье, и если он отправил письмо после того, как убил ее – до сегодняшнего дня письма не разберут, – значит, письмо доставят только завтра. Если нам повезет, мы об этом узнаем раньше, чем это будет напечатано в газетах.

Элис подошла ближе:

– Суперинтендант, могу я поговорить с выжившими и просмотреть виктимологические отчеты? Еще я хочу взглянуть на письма Потрошителя. Ксерокопии в делах едва читаются. Мне нужен доступ к оригиналам.

Он похлопал ее по плечу:

– Для вас – все что угодно. И пожалуйста, зовите меня Медведь.

Да, кажется, в этом месте мне не следовало смеяться.

– Что, серьезно? Мне показалось, что это была шутка. Вы хотите, чтобы мы называли вас Медведь?

– Доктор Макдональд доставила мне удовольствие сегодня утром, когда поставила на место этого помпезного засранца, ищущего дешевой популярности на телевидении. Бернард?

Профессор Хантли смотрел на воду, продолжая хандрить.

– Ты заставил этого мальчишку из спецотдела, который спрашивал тебя про телефонные звонки, выглядеть полным идиотом. Так что ты прощен за вчерашнее.

Хантли повел плечом, посмотрел на ботинки:

– Спасибо, Медведь.

Джейкобсон ткнул меня пальцем в грудь:

– Ну а ты пока что ничего не сделал, хромаешь тут, место занимаешь, жрешь пиццу Шейлы. Ты можешь называть меня «сэр», «шеф» или «супер».

Шаг вперед, и я всего в дюймах от него, навис над ним:

– А что, если я назову вас…

– Эш… – Элис дернула меня за рукав. – Помнишь, о чем мы с тобой говорили? Что нам нужно пойти посмотреть на место преступления? Кажется, нам уже пора идти, правда, я в том смысле, что сегодня много чего нужно сделать, чтобы максимально помочь расследованию, так что нам лучше всего держаться подальше от тюрьмы, да? Пожалуйста.

Пропустить такую возможность – разбить в кровь рожу этого недоростка и…

Не будь таким чертовски тупым.

Моргнул. Сделал шаг назад. Глубокий вдох.

– Точно. – Выдавил улыбку на то место, где ей полагалось быть, и хлопнул Джейкобсона по плечу. – Простите. Все никак к свободе не привыкну. Вы меня понимаете.

Джейкобсон запрокинул голову, ухмыльнулся:

– И Бернарда с собой возьмите. Он машину не водит.

Хантли, откашлявшись:

– А мы хотя бы можем дождаться моего сэндвича с колбасой?

– …ну, это просто глупо, вне всякого сомнения, следует соблюсти соответствующий период времени, отведенного на траур. – Хантли, сидевший на заднем сиденье, откусил еще один кусок сэндвича с колбасой, томатный соус тек из булки ему на пальцы. Пожевал с печальной гримасой, как будто пережевывал чей-то прах. – Ведь вы не думаете, что я могу прыгнуть в кровать с первой попавшейся мне на пути, не правда ли? Цивилизованные люди этого просто не делают.

Элис щелкнула кнопкой радиоприемника:

– Может, немного музыки тебя взбодрит?

Элис выключила радио:

– Наверное, нет. Может быть, в «Я шпион» поиграем? Ну, в угадайку. Я буду описывать то, что увижу, а вы будете угадывать, что это такое.

Олдкасл за окном «сузуки» пытался проложить себе дорогу сквозь час пик. Машины, фургоны и автобусы ползли по улицам едва движущейся металлической линией, ревом своих гудков сливаясь в сумасшедший полуденный хор.

Хантли издал долгий театральный вздох:

– Я шпион, вижу что-то мрачное, темное… и еще подкрадывающийся холод одиночества. Сдаетесь? Это остаток моей жизни.

Я вдавил конец своей трости в коврик под ногами:

– А как насчет того, чтобы молча посидеть, пока на место не приедем?

Элис с водительского кресла обернулась на меня с удивленной гримасой на лице, недовольно вздернула брови.

Он поерзал и наклонился вперед, пока его голова не показалась в проеме между креслами. Нас окутал мощный колбасный выдох.

– Вы кого-нибудь любили, Хендерсон, хоть когда-нибудь? Нет, в смысле, по-настоящему вы кого-нибудь любили? А потом они просто раз – и ушли, и уже ничего поделать нельзя, и нельзя их вернуть. – Он схватил меня за плечо и крепко сжал. – О господи, это же агония.

Я врезал рукой по приборной доске:

– Автобус!

– А-а-ай! – Элис ударила по тормозам, вывернула руль вправо и чуть не врезалась в такси, ехавшее по встречной полосе. С визгом и скрипом остановились посреди дороги.

Старушка с клетчатой сумкой на колесиках в полном удивлении заползла обратно на тротуар, ее белый вестхайленд-терьер, вздернув свечкой хвост, облаял машину.

Водитель такси, опустив стекло, выплеснул наружу полный рот ненормативной лексики, вскинул в воздух средний палец и отбыл в неизвестном направлении.

Элис громко выдохнула:

– Точно. Давайте-ка еще раз попробуем. – Аккуратно протиснулась мимо автобуса и встала на свою полосу. – Простите.

Хантли снова сжал мое плечо:

– Женщина за рулем, а?

– Если сейчас же не уберешь свою руку, я тебе пальцы оторву и в глотку засуну, да так, что задохнешься.

Он дернулся, облизал губы и откинулся на спинку кресла:

– Я просто пошутил.

– И не болтай больше.

Молчание.

Ну, давай скажи что-нибудь. Только скажи.

Не такой тупой, как казалось с первого взгляда.