Супергеном развивает идею клетки, которая может брать на себя ответственность и адаптироваться. Она открывает дверь множеству других восхитительных перспектив. Клетка, которая способна брать на себя ответственность и адаптироваться, может изменять свою ДНК, когда ее окружение ставит перед ней новые задачи. Она может получать и обрабатывать сигналы от мозга и в свою очередь на них отвечать. Таким образом, клетка адаптируется к нашему жизненному опыту. Мы наблюдаем партнерство разума и тела. Человеческий разум способен осознавать. Он потрясающим образом использует адаптацию, петли обратной связи, творчество и сложность – все это делает место нашей эволюции в Природе особенно ценным. Клетки – зеркальное отражение разума и его физическое выражение.

С этой картиной существует только одна большая проблема. Теория эволюции не подразумевает того, что гены – зеркальное отражение сознания. За термин вроде «разумный ген» вас предадут анафеме, хотя большинство генетиков не возражало против термина «эгоистичный ген». Быть эгоистичным означает делать выбор, а для этого нужна осознанность. Наши клетки делают выбор постоянно. Представьте себе стальной шарик, который катается по кругу на листе бумаги. Кажется, что шарик движется сам по себе, но, как только вы заглянете под листок бумаги, вы увидите, что движением шарика управляет магнит. Это очень похоже на активность клеток вашего организма.

Допустим, вы каким-то образом можете наблюдать отдельно клетки сердца, и, без какой-либо очевидной причины, они вдруг начинают дергаться как сумасшедшие, но успокаиваются через минуту. Кажется, что они делают это сами по себе, но, если рассматривать всю картину целиком, оказывается, что человек, за чьим сердцем вы наблюдали, поднялся по лестнице бегом. Клетка сердца подчинялась инструкциям мозга, а мозг подчинялся сознанию. Та к работает партнерство. Мы считаем разумными людей, но не клетки. Даже клетки мозга в этом партнерстве вторые, потому что сознание всегда первое.

Эволюционная теория занимает противоположную позицию, так как ставит материю на первое место. Сознание, по мнению современных ортодоксальных дарвинистов, эволюционировало из базовой деятельности клеток, которые не обладали сознанием. Химическое взаимодействие становилось все сложнее, и это заставляло клетку адаптироваться к окружению. Отдельные клетки начали собираться вместе, образуя сложные организмы. По прошествии сотен миллионов лет эти сгустки клеток стали принимать определенный вид, и центральным игроком среди них стал тот, чьи клетки эволюционировали в нервные, затем появилась примитивная нервная система, а потом и мозг. Нам все это известно, потому что наши нервные клетки находятся на вершине эволюции мозга. Человеческий мозг наделил нас сознанием, способностью осознавать, творчеством и высоким интеллектом.

Мы же в этой книге, наоборот, предполагаем, что клетки и ДНК действуют в том же поле разума, что и мозг. Это неприемлемо для сторонников дарвинизма, поскольку для них материя первична. Но у нашей точки зрения есть одно большое преимущество. Оно открывает новые границы для партнерства тела и разума. Панды никогда не перестанут есть бамбуковые побеги; тигры всегда будут охотиться на оленей; пингвины всегда будут преодолевать льды Антарктики, чтобы отложить яйца, – по крайней мере на ближайший миллион лет. Примерно столько времени уйдет на то, чтобы какой-нибудь мутантный ген смог изменить столь глубоко укоренившееся инстинктивное поведение.

Но люди могут изменить свое питание, отказаться от насилия, стать вегетарианцами и производить свое потомство на свет в теплой клинике, а не среди арктических льдов. Мы способны к бесконечной адаптации. Таким образом, мы вывели эволюцию далеко за рамки физических границ. От нашей кожи исходит так мало тепла, что провести зимнюю ночь на улице станет для человека с обнаженной кожей смертельным, тем не менее мы сумели обойти этот огромный недостаток, когда научились разводить костры, шить одежду и строить жилища. Вне всякого сомнения, мы стали эксцентриками для эволюции. Но наш следующий шаг вперед может обойти все, что приемлемо для ортодоксального дарвинизма. Люди могут быть первыми живыми существами в истории жизни на Земле, которые способны сами направлять ход собственной эволюции. Если так, то супергеном – ключ к будущему каждого из нас, начиная с того, что мы думаем и делаем прямо в эту минуту.

Но чтобы до этого дойти, в нашем понимании эволюции должны произойти три важнейшие перемены, и каждая из них подрывает основы дарвиновской теории.

• Во-первых, движущей силой эволюции должно быть нечто большее, чем просто случайность.

• Во-вторых, эволюция должна ускориться, и изменения должны проявиться не через десятки и сотни тысяч лет, а через поколение.

• В-третьих, эволюция должна быть самоорганизованной, и, таким образом, осознанной, допуская влияние выбора, обучения и опыта.

Это серьезный вызов существующему положению дел. Как обычно, в узком кругу профессиональных специалистов в области эволюции возникнет спор. Но цель настолько важна для жизни каждого из нас, что мы хотим пригласить в этот привилегированный круг и вас – вы заслуживаете участия в разговоре о том, куда движется человеческая эволюция, ничуть не меньше, чем знаменитый ученый-генетик. Рассмотрим три изменения, которые должны произойти в теории Дарвина не потому, что так говорят авторы этой книги, а потому, что эти изменения обусловлены новой генетикой.

В начале мы упоминали, что случайные мутации – миф, который генетике удалось развенчать. В этот момент можно было услышать на заднем плане, как какой-нибудь ортодоксальный биолог-эволюционист с воплем бешенства швыряет в стену тяжелые предметы, поскольку случайные мутации, вне всякого сомнения, были первым догматом дарвиновской теории. Противоположные заявления были признаком типичной линии атаки противников эволюции с их религиозными взглядами, и это пятно еще долго будет сложно смыть.

По теории Дарвина, мутации, которые являют собой движущую силу эволюции, не выученные и не намеренные. Согласно Дарвину, жираф приобрел свою длинную шею вовсе не потому, что хотел себе такую, не потому, что она была ему нужна. Шея удлинилась внезапно, в один день, и у того счастливого жирафа-мутанта появилось преимущество, которое позволило ему выжить. Очевидно, что более длинная шея помогает жирафу дотянуться до листьев на верхних ветках дерева, но дарвинизм не признает никаких «почему». Можно сказать только, что длинная шея у жирафа появилась, «потому что» это дало животному новую возможность.

Помимо эволюции, мы говорим о «почему» и «потому что» все время. Если баскетболист на десять сантиметров выше остальных игроков на площадке и набирает больше подборов за игру, это потому, что рост дает ему преимущество. Та к почему же нам нельзя сказать то же самое о жирафе? Этот довод связан с тем, как передаются мутации. Первому жирафу-счастливцу нужно было выжить, иначе новая мутация ни к кому бы не перешла. Затем мутантный ген должен был проявиться в следующем поколении. Если он все еще давал преимущество для выживания, этот ген теперь должен был присутствовать у более чем одного животного – это увеличивало его шансы.

Но шансы все равно были не на его стороне, поскольку для того, чтобы установиться постоянно, мутантный ген должен был найти способ попасть в геном каждого жирафа; животные с короткой шеей не могли пользоваться преимуществами, так что они исчезли из генофонда. Этот процесс – игра с числами, чистая статистика, повторяющаяся из поколения в поколение. Значение имеет только ген и то, как успешно он передается по наследству. Эволюционисты могут рассуждать, исходя из здравого смысла, но длинная шея позволила жирафам дотягиваться до листьев, до которых было не достать жирафам с короткой шеей, но не все здесь можно объяснить с научной точки зрения. Существуют достоверные данные о стойкости мутации в течение долгого времени.

Благодаря современной теории генов статистика выживаемости достигла изрядных высот. Биться о непробиваемую стену веры в случайные мутации боязно; против вас ополчатся все генетики, которые будут отрицать ваши неугодные идеи. По крайней мере так было в прошлом, ровно до последнего десятилетия. Теперь же вместо стены появилась пропасть.

Пропасть выглядит несколько менее пугающей, чем глухая стена, поскольку для ее преодоления нужен мост, а не таран. С одной стороны пропасти у нас очевидный факт, что человеческие существа разумны. С другой – дарвиновская теория, для которой термин «разум» отвратителен. (Еще более одиозным его сделала теория Разумного замысла, которую предложило движение, использовавшее науку с целью оправдать Книгу Бытия. Научное сообщество разгромило эту попытку шквалом критики, с которой мы полностью согласны. Та к что нам не нужно вступать в одну и ту же битву снова и снова. Вражду между верой и разумом следует прекратить, поскольку и то и другое заслуживает надлежащего места.)

Пропасть начинает смыкаться по мере того, как совершается все больше научных открытий и на ортодоксальную теорию эволюции оказывается все большее давление. Случайные мутации решают далеко не все, что с готовностью доказывает нам новая генетика. (Как сказал великий голландский философ Спиноза: «Ничто в Природе не случайно. Что-то может показаться случайным из-за своей незавершенности или отсутствия у нас знаний».) Точно так же не дает полной картины и естественный отбор. В отличие от жирафов, микробов и плодовых мушек, люди не существуют в естественном состоянии. Мы существуем в контексте культуры, которая глубоко влияет на работу нашего супергенома. Если самка мыши, которая не заботится о потомстве, передаст свое поведение по наследству, с человеческим поведением может произойти то же самое, только в куда большем масштабе.

Если пропасть между ортодоксальной теорией эволюции и новой генетикой наконец сомкнется, это будет невероятной новостью для вас и любого другого человека. Это будет означать, что вы эволюционируете в реальном времени, и, если это действительно так, за этим последует множество других событий.

Сохранится ли теория эволюции в прежнем виде, отбросив случайность как абсолютную истину? Сможет ли осознанная эволюция превратиться из ереси от дарвинизма в установленный факт? Если супергеном все же выполнит огромное количество своих обещаний, ей просто придется это сделать.

Количество доказательств того, что генные мутации не просто случайность, неуклонно растет. В 2013 г. группа ученых из университета Джонса-Хопкинса опубликовала в известном журнале «Molecular Cell» результаты исследования, в ходе которого они намеренно вызывали мутации генов дрожжей, замедляя их рост, но тут же возникали новые мутации, чтобы вернуть прежний рост. Это называется «компенсаторные вторичные мутации». И они определенно не случайны. Компенсаторные мутации могут также возникнуть, если дрожжи растут в стрессогенной окружающей среде и им не хватает питательных веществ. Поскольку дрожжи – простейшие организмы, поучительно то, что при очевидных трудностях, обусловленных окружающей средой, геном может быстро адаптироваться и компенсировать с помощью необходимой (не случайной) мутации необходимые для выживания условия. Эпигенетические изменения генной активности можно использовать с той же целью.

Результаты другого исследования, связанного с бактерией E. coli, были опубликованы в журнале «Nature» и говорили о похожих выводах. Частота мутаций сильно менялась в зависимости от участка генома бактерий. Исследователи установили более низкую частоту мутаций в генах с большей активностью. В противоположность идее о том, что все мутации случайны, частота мутаций среди генов оптимизируется в процессе эволюции, чтобы снизить количество вредных мутаций в генах, которые наиболее важны для выживания. Но таким же образом частота мутаций там, где они особенно полезны, увеличивается, например, у иммунных генов, которым постоянно приходится перестраиваться, чтобы реагировать на патогенные факторы извне. Пока не известно наверняка, как мутации направляются к одному гену, а не к другим при возникновении проблемных условий в окружающей среде, лидирует гипотеза о том, что эпигенетика играет в этом ключевую роль.

Очевидно, что живший в XIX в. Дарвин не мог знать о том, что частота мутаций может изменяться в зависимости от участка генома, на котором они происходят. В XXI в. догматы ортодоксальных дарвинистов о том, что мутации происходят случайно и затем подвергаются естественному отбору, выдерживают все меньше критики. Фактическая частота мутаций на любом участке генома зависит от множества факторов, которые меняются в зависимости от цели ДНК защищаться или восстанавливаться, либо эпигенетических факторов. Этот процесс не случаен.

Может ли новая генетика с уверенностью заявить, что каждый человек эволюционирует непосредственно в этот самый момент? Пока нет. Ей предстоит преодолеть еще много препятствий, начиная от скорости эволюции, которая настолько мала, что некоторым видам требуются миллионы лет.

Существует также интересное доказательство тому, что мутации, которыми обусловлен рак, не полностью случайны, как мы считали прежде. Поскольку научные подробности достаточно многочисленны, откройте Приложения , где изложено техническое описание этого вопроса.

С точки зрения традиционного дарвинизма, вид должен ждать, пока не произойдет случайная генная мутация. Если она способствует выживанию, эта мутация устанавливает в носителе поведенческий или структурный признак. Для того чтобы распространиться среди популяции, ему нужны миллионы лет. Но при вмешательстве эпигенетики эти изменения могут произойти у значительной части популяции в пределах одного поколения.

Определение точного периода времени, в течение которого эволюция может произойти, вопрос спорный, и дискуссия может начаться во многих местах. Начнем с дарвиновской «особой сложности», как он сам ее называл, сложности, которая может повлечь за собой далеко идущие последствия. Проблема возникла с муравьями и медоносными пчелами. Дарвин не мог разобраться с тем, как бесплодные самки муравьев поколение за поколением появляются в колониях, хотя они и не могут размножаться. Он отметил, что бесплодные самки отличаются от фертильных формой тела и поведением. И хотя бесплодные самки не могут размножаться и не имеют возможности продолжить род, как передаются их гены? Дарвин ничего не знал о генах, но его теория зависела от выживания, которое невозможно, если целая разновидность муравьев бесплодна.

Найти ответ на этот вопрос было невозможно, пока через много лет после смерти Дарвина не появилась эпигенетика. Эпигенетика объясняет, как химические изменения в ДНК могут навсегда изменить активность гена, усилить ее или ослабить. Это может произойти сразу после рождения, если не рассматривать запутанный вопрос передачи новых генов, все, что необходимо, – это изменить существующие. Дарвин подобрался к ответу довольно близко. Он думал, что источником ответа служат не муравьи, а кастовая система пчел. В зависимости от пищи, которой питаются личинки пчел, они могут стать матками или бесплодными рабочими в улье. Разница обусловлена одним типом пищи – маточным молочком, которое содержит питательные вещества, способствующие лучшему развитию яичников. Установлен точный механизм, который включает в себя эпигенетические изменения выбранных генов. Питание пчелиной матки позволяет ей жить долгие годы и откладывать миллионы яиц, короткая жизнь рабочей пчелы сводится к поддержанию порядка в улье, заботе о молодняке и собирательству – то есть той работе, которую нужно выполнять на благо улья. Подобный же механизм действует и в колонии муравьев. В конечном итоге Дарвин предположил, что в случае с муравьями естественный отбор применяется не только к отдельным особям, но и к семейству и всему обществу. Он уже начинал понимать, что можно рассматривать всю колонию как единый эволюционирующий «суперорганизм», как мы видим его сегодня.

Питание может изменять генную активность пчел и программировать отдельных особей на выделение феромонов, которые дают им инструкцию заботиться о молодняке или приносить в улей пищу. Генная активность может изменяться под действием энзимов, известных как гистондеацетилазы (ГДА), которые убирают химические соединения под названием ацетильные группы с эпигенетически измененных генов. Оказывается, что маточное молочко содержит ингибиторы ГДА, которые дают пчеле больше возможностей стать маткой. Пока мы писали эту книгу, Управление по контролю за пищевыми продуктами и лекарственными средствами США одобрило лекарственный препарат «Фаридак», первый ингибитор ГДА для лечения повторных форм рака – множественной миломы (MM). «Фаридак» обращает эпигенетические изменения, которые происходят с определенными генами, и предотвращает распространение MM на другие части организма.

Через 150 лет «особая сложность» Дарвина привела к пониманию того, что эпигенетика определяет не только судьбу личинки пчелы, но и последующее поведение. Это генетическое отклонение ускоряет эволюцию со всеми практическими целями. Что не менее важно, оно делает эволюцию личной. С точки зрения обычной теории Дарвина, эволюция полностью обезличена. Чтобы она произошла, у большой части популяции растений или животных должна возникнуть новая генная мутация. Например, крылья пингвинов, которые не позволяют летать, позволили виду выжить за счет способности нырять в море и плавать за рыбой. Но эпигенетика меняет жизнь отдельного представителя вида. В случае с пчелами – целая жизнь отдельной бесплодной самки обусловлена эпигенетическими изменениями. Эта разница может оказывать совершенно невероятное влияние на людей. Мы предлагаем все больше и больше доказательств тому, что эпигенетическое переключение – ключевой фактор в выборе образа жизни и достижении благополучия. Но попытка заставить эволюционистов хотя бы рассмотреть эту новую схему, не говоря уже о том, чтобы с ней согласиться, встречает огромное сопротивление.

На сегодняшний день ведутся ожесточенные споры о том, сильно ли Homo sapiens генетически шагнул вперед за относительно недолгий период своего существования как биологический вид. Покинув Африку 200 000 лет назад, наши предки населяли обширные области по всему миру, и по мере их расселения черты их лица, цвет кожи и строение скелета каждой значительной группы стало изменяться. Лицо азиата отличается от лица европейца по ключевым признакам, точно так же, как кожа африканцев не похожа на кожу прочих популяций.

Как объяснил знаменитый биолог и писатель Г. Аллен Орр, «генетики могли считать это вариантом определенного гена, который есть у 79 % европейцев, но только у 58 % жителей Восточной Азии. В редких случаях у всех европейцев есть ген, которого нет у жителей Восточной Азии. Но эти статистические различия сходятся в наших обширных геномах, и у генетики возникает небольшая проблема с выводом о том, что у этого человека геном европейца, а у того – азиата».

Ведется столько споров о количестве различий, которые возникают от генома к геному, что нужно ускорить время, чтобы это объяснить. Некоторые эволюционисты считают, что около 8 % генетических изменений произошли путем естественного отбора на протяжении последних 20–30 тысяч лет, что, с точки зрения эволюции, не более чем миг, если сравнить, например, с появлением лошадей от их некрупного предка Eohippus (по-гречески «конь зари»), который был лишь вдвое крупнее фокстерьера и жил в Северной Америке от 48 до 56 миллионов лет назад.

В свете таких противоречий, когда данные в основном «размыты», а выводы абстрактны, даже неясно, изменился ли наш геном из соображений выживания (стремление добыть больше пищи) или спаривания. Представители одного лагеря полагают, что генетические изменения были вызваны не случайными мутациями и естественным отбором, но были также и культурно обусловлены. Поскольку люди живут сообществами, вполне целесообразно, что признаки, которые шли на благо жизни в сообществе, приветствовались при размножении и таким образом дошли до наших дней. Но вопрос о том, как именно ген может усилить особый навык, спорный. Интересно наблюдать за жаркой дискуссией, через которую прошел врач и социолог из Йельского университета Николас Кристакис до того, как публично заявил, что культура может изменить наши гены.

Это название опубликованной в интернете статьи 2008 г., в которой Кристакис заявляет: «Я переменил мнение о том, как люди в буквальном смысле начинают олицетворять общество, которое их окружает». Как социолог он добыл немало доказательств того, что опыт людей, которые пережили, предположим, бедность, откладывается в их воспоминаниях и оказывает влияние на их психологию. Но этому был предел. «Как врач я считал, что наши гены исторически неизменны и что нельзя представить диалог между культурой и генетикой. Я думал, что как вид мы эволюционировали слишком долго, чтобы на нас влияли человеческие поступки».

Кристакис не говорит об эпигенетике, чтобы описать, что именно заставило его переменить решение, но приводит поразительный пример того, как культура ведет диалог с генами.

3–9 тысяч лет, с точки зрения эволюции, – миг, за который мимо нас проносится гоночный автомобиль, но Кристакис больше не видел причин сомневаться. «Мы эволюционируем в реальном времени, – пишет он, – под давлением ярко выраженных социальных и исторических сил». Эти слова не кажутся серьезными, пока не наступит понимание, что эти «социальные и исторические силы» в некотором роде находятся под контролем людей. В конце концов, мы развязываем войны, стираем с лица земли целые нации, навязываем голод, но при этом избавляем от голода, лечим эпидемии и боремся с бедностью.

Убедительным доводом в пользу идей Кристакиса была статья в престижном сборнике «Proceedings of the National Academy of Science», которую в 2007 г. опубликовал антрополог из университета Висконсина Джон Хоукс с коллегами. В статье Хоукс приводил доказательства того, что адаптация человека ускоряется на протяжении последних 40 000 лет. Возросшую скорость «позитивного отбора», как называют его авторы, можно статистически доказать, изучив геномы людей со всего мира, что говорит в пользу «невероятно быстрых недавних генетических изменений нашего вида». Перед нами внезапно открылась панорама возможностей. Возможно, благодаря генетическим вариантам некоторые люди смогли пережить эпидемии, например тифа, после развития городов, следствием которого стал более тесный контакт людей друг с другом.

Когда Кристакис начал думать в этом направлении, он понял, что культура не говорит сама с собой, так же, как и гены, – они всегда вели диалог. «Сложно определить, где это закончится. Могут существовать генетические варианты, которые выгодны для того, чтобы жить в городе, откладывать деньги на старость, пить алкоголь, или для поддержки сложных общественных структур. Могут существовать генетические варианты (на основе альтруистических генов, которые являются частью наследия человечества), благодаря которым мы можем жить в демократическом обществе, или те, которые помогают жить среди компьютеров… Возможно даже, что все усложняющийся мир вокруг нас делает нас умнее».

Эволюция в реальном времени крайне важна для супергенома. Мы можем с уверенностью сказать, что она происходит в микробиоме, поскольку бактерии живут очень недолго и склонны к быстрым мутациям. Но если радикальное благополучие должно воплотиться в реальность, она должна применяться ко всей системе совокупности тела и разума. Как это будет работать? До триумфа дарвинизма существовали другие эволюционные теории, и в частности одна, которая предвидела эволюцию человека в течение его жизни.

Французский натуралист Жан-Батист Ламарк (1744–1829) поддерживал идею эволюции за десятки лет до Дарвина. Он был героем на войне против Пруссии и полным решимости ученым в своей лаборатории. Умер он в нищете, слепым и публично осмеянным, и до недавнего времени на его идеи об эволюции смотрели с презрением лишь за то, что они противоречили идеям Дарвина. Ламарк высказал мысль, что биологические виды живых существ эволюционируют в соответствии с поведением своих родителей. Например, он предположил, что вы прочитали множество книг и стали ученым и ваши дети тоже станут умными. Дело, очевидно, не в этом. Но с точки зрения эпигенетики, идеи Ламарка выглядят несколько менее абсурдными.

Можно было бы считать его отцом-основателем «программного» наследования, которое лежит в основе эпигенетики, – признаки, которые передаются следующему поколению, если мать или отец пережили достаточно сильный опыт, который оставил эпигенетические метки (например, пережить голод или выжить в концлагере), или если мать во время беременности курит, пьет алкоголь или подвергается воздействию токсинов окружающей среды. Теперь, получив возможность пользоваться всеми невероятными достижениями генетического анализа и исследовать любой геном от вируса до человека, мы подтвердили не только теории Дарвина об «аппаратном» наследовании, но и принципы Ламарка. Хоть он был и не вполне прав, но его идеи больше не звучат абсурдно.

Растущее количество данных об эпигенетике говорит о том, что он был по меньшей мере на верном пути. «Программное» наследование – основной пример ускоренной эволюции. Но все же еще требуется доказать, что последствия изменений образа жизни родителей можно передать по наследству следующему поколению. Достаточно ли они сильны и достаточно ли долго продержатся на эпигенетическом уровне? Пока что это открытый вопрос. Не имея никаких знаний о генетике, Дарвин не взялся бы отвечать на эти вопросы. Но когда-нибудь это удастся сделать кому-нибудь, сочетающему признаки «аппаратного» и «программного» наследования.

Мы начали эту главу словами о том, что эволюционной теории нужно претерпеть три изменения, чтобы супергеном раскрыл свой потенциал в полной мере. Мы рассказали о первых двух – устранении барьера случайности мутаций и ускорении эволюционных изменений. Остается третье и, возможно, самое противоречивое – понимание роли сознания. Поскольку уже само это слово провокационно, мы заменим его терминами, которые описывают работу сложной и высокоразвитой системы. Бесполезно бодаться с материалистами – многие из них считают сознание побочным явлением физической активности в мозге, как тепло, которое выделяется в результате горения.

Мы написали целую книгу «Супермозг» об отношениях сознания и мозга, в которой всецело поддерживаем точку зрения о том, что сознание первично, а мозг вторичен. Но книга о генетике должна придерживаться своей темы. Нет никакого противоречия, или оно минимально, в том, что сложные системы способны к самоорганизации и используют петли обратной связи в качестве формы обучения. Обучение подразумевает эволюцию, назовем ли мы его сознательным обучением или поведением сложной системы. Если этот вопрос решен, мы продолжаем.

Как будет выглядеть осознанная эволюция? У нее будет направление, значение и цель. Красота райской птицы из джунглей Новой Гвинеи, пугающая симметрия тигра, трепетная грация оленя – все эти признаки станут намеренными. Будет причина для их существования помимо выживания самых приспособленных.

Что касается прочих аспектов новой генетики, абсурдность этого понятия постепенно сходит на нет. Но предстоит еще сделать серьезный шаг к тому, чтобы заявить, что у эволюции есть цель и намерение (что технически известно как теология), больше нецелесообразно говорить, что эволюция абсолютно слепая. Поворотный момент произошел с началом распространения идеи самоорганизации на протяжении нескольких последних десятилетий. Когда вы были подростком, у вас наверняка была своя комната, для которой был характерен недостаток организованности: кровать разобрана, одежда валяется где попало и т. п. Но с приходом взрослой жизни вы осознали необходимость организовать свою жизнь, в противном случае вас ждал хаос. Эволюция столкнулась с той же дилеммой и нашла то же решение – стала более организованной во избежание хаоса.

В 1947 г. выдающийся психиатр и специалист в области нейронауки В. Росс Эшби опубликовал работу под названием «Principle of the self-organizing system» («Принцип самоорганизующейся системы»). Его определение организации не было привязано к ее полезности, тому, насколько полезно управлять организованным делом вместо неорганизованного. Кроме того, Эшби не противопоставлял организованность и неорганизованность как нечто хорошее и плохое. Вместо этого он говорил, что организованность относится к определенным условиям, которые возникают между связанными частями образующейся системы. Это оказывает огромное влияния на то, как наш геном организует сам себя.

С точки зрения Эшби, самоорганизующаяся система состоит из частей, которые соединены, а не изолированы. Что самое важное, каждая часть должна влиять на другие. Главное то, как все эти части регулируют друг друга. Плита – не саморегулирующаяся система. Если вы поставите на конфорку чайник и уйдете, температура будет подниматься выше и выше, вода выкипит, чайник оплавится, а потом намертво пригорит к конфорке. А вот термореле уже саморегулирующаяся система. Можно задать желаемую температуру и уйти, зная, что если в комнате станет слишком жарко, реле сработает и выключит нагреватель.

Вы бы не выжили, если бы ваш организм вел себя как плита. Нельзя позволять ни одному процессу происходить самому по себе. Если не проконтролировать повышение температуры тела даже на пять градусов, это приведет к повреждениям мозга и в конечном итоге к смерти. Переохлаждение останавливает в организме все обменные процессы и ведет к гипотермии, что в экстремальных случаях также может оказаться смертельным. Саморегуляция по принципу реле действует по всему организму и касается не только температуры, но и десятков других процессов. Благодаря саморегуляции вы перестаете расти во взрослом возрасте, ритм вашего сердца не учащается, реакция «бей или беги» не заставляет вас убегать от опасности и продолжать бежать.

Каждая клетка вашего организма развивалась, проходя упорядоченные этапы саморегуляции, и достигала невероятной сложности в мозгу эмбриона. На протяжении девяти месяцев, начиная с единственной оплодотворенной клетки, нервные клетки начинают различаться, сначала по отдельности, потом образуют сеть. Ко второму триместру формируются новые клетки мозга с фантастической скоростью 250 000 в минуту и, по некоторым оценкам, эта скорость поднимается до миллиона новых клеток в минуту непосредственно перед рождением. Эти клетки не просто шарики с жизнью, собранные вместе. У каждой своя задача; каждая связана с окружающими ее нервными клетками; весь мозг знает, где находится каждая из его 100 миллиардов клеток.

Связи, сети и петли обратной связи играют ключевую роль в самоорганизующихся системах. Миллиарды лет назад древние бактерии могли жить по отдельности, но, как только они встречались друг с другом в почве, они начинали взаимодействовать и образовывать колонии – в конечном итоге они начинали полностью зависеть друг от друга ради выживания и благополучия. Как мы уже увидели, в нашем организме бактерии образуют сети с нашими собственными клетками. Они используют нашу ДНК и взаимодействуют, формируя невероятно сложную микробиому. В результате эволюции наше выживание стало целиком и полностью зависеть от них. Если большую часть XX в. мы посвятили ответам на вопрос, как убивать микробов, то в XXI в. мы сосредоточились на том, как гармонично с ними сосуществовать. Супергеном – полностью самоорганизующаяся система, поскольку в ней отражена вся история жизни на Земле.

Не стоит и говорить о том, что ДНК крайне сбалансированная система, и миллионы пар оснований внутри нее организованы по порядку. Однако это больше чем просто образование химических связей. Внутри клетки идут активные процессы самоорганизации. В ядре клетки определенные хромосомы занимают строго определенную позицию. Только 3 % генома состоит собственно из генов, а участки, в которых генов мало, находятся на краю клеточного ядра, где у эпигенетики меньше всего возможностей изменить генную активность. И наоборот, участки генома, где генов больше всего, находятся в центре клеточного ядра, где в основном и происходит регуляция генной активности. Гены, которые регулируют одни и те же белки, собираются вместе в геномные «соседства», чтобы белкам было проще находить гены, которые они регулируют. Все, что мы можем наблюдать в геноме, говорит о том, что его организация не случайна, а наоборот, логична. При этом также будет ошибкой впадать в другую крайность и говорить, что это было «запланировано» таким образом. План становится очевиден лишь постфактум. В него можно попасть только благодаря принципам самоорганизации.

Самоорганизующиеся системы существуют как причина и следствие самих себя – они постоянно воссоздают себя в новом взаимодействии. Это ведет к новым состояниям порядка, которые никогда не будут завершены. Например, атом – это микроскопическая система, которая подчиняется законам упорядоченности. Порядок расположения электронов отличает атом кислорода от атома железа. Но существует пространство для изменений. Потому что внешние электроны могут образовать связи, и образуется оксид железа, то есть обычная ржавчина. И в этой системе все тоже не абсолютно стабильно и ведет к переменам. Ржавчина – тоже не просто оксид железа из двух компонентов. Таким образом, сложность требует более высокой степени самоорганизации, и наоборот.

Главное чудо эволюции состоит в том, что она отрицает хаос, совершая все более широкие шаги в созидании. Если сгрести горку песка на пляже, получится бархан. Он большой, но не сложноорганизованный; ничто не удерживает его в виде системы, и одного урагана достаточно, чтобы развеять песок и уничтожить этот бархан. Но как только клетки начинают образовывать эмбрион, они не просто собираются вместе, как песчинки. Они образуют связи, взаимодействуют и организуются. Так что человеческий организм не распадется от сильного ветра.

Но это лишь начало истории. Сложность и самоорганизация шли рука об руку и учились создавать жизнь, а жизнь научилась думать. Не будем пока говорить о том, что, по мнению большинства эволюционистов, способность думать возникла только в мозге у человека. Вся цепь событий, которая ведет к мозгу, свидетельствует о том, что ни одно состояние порядка никогда не будет завершенным. Как сказал выдающийся биолог-теоретик Стюарт Кауфман, «эволюция – это не „случайность, которую поймали за крыло“. Это не просто возня и складывание чего попало из чего попало. Это тщательно соблюдаемый и лелеемый порядок, возникший благодаря отбору».

Химическая связь, которая соединяет атомы кислорода и железа, образуя ржавчину, имеет физическую природу, но функционирование генома подразумевает нечто выходящее за рамки физического восприятия. Технический термин, которым можно назвать невидимый фактор X, – «самообращение». Он означает, что система следит за собственным состоянием и постоянно отправляет туда-сюда сигналы, чтобы круг изменений оставался при этом кругом стабильности.

Основа самообращения – петля обратной связи. Когда ген вырабатывает белок, можно быть уверенным в том, что напрямую или опосредованно этот белок будет регулировать активность гена в дальнейшем. Проще, если А производит Б, то Б должно каким-то образом напрямую или косвенно управлять А. Ваш собственный выбор, физический или психологический, вернется и будет управлять вами. Масштаб этого может быть как небольшим, так и огромным. Если вы холосты и вдруг решите жениться, из-за этого решения все воспоминания о прошлой жизни предстанут перед вами в ином свете, точно так же, как болезнь заставляет иначе взглянуть на здоровье, а старость заставляет иначе взглянуть на молодость. Каждый этап жизни движется вперед, но в то же время вокруг него собирается прошлое.

Самообращение – это и способность ваших генов реагировать на то, что им нужно для жизни сегодня, но при этом не терять из вида то, на что они были запрограммированы в прошлом. В то же время настоящее может изменять эти инструкции посредством мутаций и эпигенетических меток. Это основа самообращения на уровне самих его корней. Ни одна вещь во Вселенной не возникает без возможности контролировать то, откуда она возникла. На языке духовных учений существует принцип морального равновесия между добром и злом (закон Кармы), в христианстве он выражается поговоркой «Что посеешь, то и пожнешь». В физике это третий закон Ньютона: для каждого действия есть равное ему обратное действие. Противоположности должны разрывать систему на части, но этого не происходит, потому что их держит вместе невидимый элемент самоорганизации.

Связь между живым организмом и окружающей средой держится на механизмах обратной связи. Позвольте нам немного углубиться в технические подробности, чтобы это объяснить, поскольку обратная связь – очень важный элемент спора. Теперь нам известно, что гены способны противостоять различным силам, которые на них воздействуют. В процессе эволюции появляются новые мутации, когда окружающая среда становится стрессогенной и создает проблемы. При возникновении проблемных условий, ДНК определенных генов подвергается их действию, то есть ее активность можно эпигенетически запустить, прекратить, усилить или ослабить посредством особых белков, которые называются факторами транскрипции. Прежде всего это подразумевает изменения в укладке и расположении ДНК.

В результате участки ДНК, которые подверглись воздействию, становятся более предрасположенными к мутациям. Таким образом, в этой модели, с которой все больше и больше соглашаются, мутации не происходят на случайных участках генома. Изменения окружающей среды ведут к изменениям в укладке ДНК (но не последовательности пар оснований). Это определяет, какой участок гена подвергнется возможной мутации. Другими словами, окружающая среда, воздействие образа жизни, стресс и прочие внешние проблемы влияют на то, как ДНК укладывается в клеточном ядре и какие ее участки будут подвержены мутациям больше других. В этом случае мутации не случайны, они – прямое следствие условий окружающей среды. Хотя сейчас мы рассуждаем абстрактно, ключевой момент – обратная связь между генами и внешними условиями. Она дает организму возможность адаптироваться к условиям, которые представляет Природа. Таков надежный механизм, что позволил жизни двигаться дальше от микроорганизмов-первопредков.

Как и любой компонент генома, существующий и взаимодействующий с другими его частями, они регулировали друг друга и складывались в то, что можно рассмотреть как логическую схему. В действительности же никакой предустановленной схемы, ни сложившейся исторически, ни запланированной на будущее, никогда не существовало. Естественные процессы достигают результата в реальном времени через взаимодействие между компонентами. Наш разум отчаянно старается понять, как это может происходить. Леонардо да Винчи изумлялся: «Человеческой изобретательности никогда не придумать ничего прекраснее, проще и точнее, чем создает природа, потому что в ее изобретениях все на своем месте и нет ничего лишнего». В сущности, вся природа состоит из петель обратной связи. Пока наши гены расставляют декорации, мы определяем роль, которую будем играть на этой сцене, и персонажей, с которыми будем взаимодействовать. В свою очередь декорации адаптируются к нам. Мы все время изменяем наши гены словами, поступками и деяниями. Эти системы обратной связи всегда были и будут краеугольным камнем эволюции.

В определенный момент заявления людей о том, что разум принадлежит только нам, кажутся абсолютно дерзкими и чванливыми. Идея о том, что Природа бездумно сотворила наш разум, по сути, не имеет смысла. Изначально присущая хитростям эволюции искусность потрясает, даже у так называемых низших форм жизни. Например, генетически обусловленные изменения, необходимые для выживания, могут происходить за счет простого воровства. Рассмотрим случай изумрудно-зеленого морского огурца (Elysia chlorotica), который выглядит как растение. Когда наступает время питаться, морской огурец крадет хлоропласты – клеточные механизмы, которые могут осуществлять фотосинтез, – у ближайших к нему водорослей и производит пищу для себя тем же образом, которым это делает растение, извлекая сахар из воды, хлорофилла и солнечного света.

Этот интересный случай кражи хлоропластов известен на протяжении десятков лет, но совсем недавно удалось обнаружить, что хитрый морской огурец способен красть у водорослей целые гены. Это помогает ему самому получать пищу. Обычно украденные хлоропласты действуют долго, но когда морской огурец крадет гены и связывает со своим геномом, это усиливает их действие и позволяет намного дольше производить пищу для морского огурца. Невероятно также то, что животное способно питаться как растение посредством кражи генов от другого вида.

Нечто подобное свойственно и нашему виду. Ученые склонны считать, что все клетки нашего организма содержат идентичный геном. Сейчас мы обнаруживаем, что в ядре одной человеческой клетки может быть больше одного генома. Точнее, существуют люди с группами клеток, которые содержат многочисленные генные мутации, которые больше нигде в организме не возникают. Это может произойти, когда геномы двух разных яйцеклеток сливаются в одну яйцеклетку. Будущая мать в ожидании ребенка может получить от него новые геномы в свои клетки, когда ребенок после рождения оставляет фетальные клетки. Эти клетки могут мигрировать к органам матери, и даже к мозгу, которые могут их поглотить. Это явление называется мозаицизмом и, оказывается, гораздо более распространено, чем мы могли представить. В некоторых случаях считается, что мозаицизмом обусловлены такие заболевания, как шизофрения, но по большей части он считается безвредным.

Даже самым ортодоксальным приверженцам дарвинизма становится очевидно, что эволюция – сложный танец «аппаратного» и «программного» наследования. Например, половое размножение у большинства видов жестко запрограммировано. Самец плодовой мушки автоматически знает, что для спаривания ему необходимо найти подходящую самку, обхватить ее передними ногами, спеть особые песни, вибрировать одним крылом и облизать ее гениталии. Плодовую мушку никто этому не учит. Каждое из этих действий жестко запрограммировано генетически, и это очень старая программа, заложенная эволюцией. Но в какой-то момент они не были запрограммированы; им пришлось развиваться. Каждое движение ритуала спаривания индивидуально вырабатывалось у каждого самца из предков плодовых мушек, а затем они начали распространяться. В конечном итоге эти новые движения имели такой успех, что спаривание уже не могло происходить без них. В тот самый момент это поведение стало укоренившимся, «инстинктивным», «жестко запрограммированным» или «генетически предопределенным».

Другими словами, для этого поведения нет необходимости думать. Оно возникает как реакция на определенный раздражитель. Таракан автоматически уползет и спрячется, если включить свет. Ящерица сбежит, когда увидит приближающуюся тень человека. Белка распушит хвост, чтобы казаться больше, когда ее атакуют. Это врожденное поведение стало автоматическим, поскольку гарантировало выживание. Но, пожалуй, было бы слишком говорить, как утверждают эволюционные психологи, что поведение человека – это в первую очередь вопрос выживания.

Это попытка заявить, что мы жестко запрограммированы, как плодовые мушки, тараканы и белки. Мы определенно унаследовали от первопредков врожденные механизмы; нападение или реакция на нападение – самые очевидные из них. Но мы можем обходить эти механизмы по собственной воле, а потому, например, пожарные не убегают от горящего пламени, а на оборот, бегут к нему, или солдаты на поле боя, несмотря на обстрел, прорываются к раненому товарищу, чтобы спасти его. Разум заглушает инстинкты через выбор и свободу воли. Подобным же образом – и именно эта идея доводит ортодоксальных генетиков – разум заглушает гены.

Есть ли преимущество для выживания в живописи, музыке, любви, правде, философии, математике, сострадании, доброте и почти любом отличительном признаке, который делает нас в полной мере людьми? Наследуются ли эти признаки генетически? Эволюционные психологи каждый день разрабатывают сложные сценарии и настаивают, что могут показать, почему, скажем, любовь – это качество, необходимое для выживания, или тактика, которая делает спаривание более возможным. Любой другой признак они «объясняют» подобным же образом лишь для одной цели – любой ценой сохранить схему, предложенную Дарвином.

Любое допущение, что Homo sapiens эволюционировал, задействуя разум и обходя гены, они предают анафеме. Но все же мы слушаем музыку, потому что она прекрасна, мы сострадаем другим людям, потому что они затронули наши сердца, и т. д. В некотором роде это поведение наследуется, но никто не знает, как именно. Существование разума как движущей силы – объяснение ничем не хуже других, а то и получше. Весьма возможно, что мы «загружаем» многие культивируемые признаки, которые делают нас людьми, не путем эволюции мельчайших движений, которые входят в ритуал спаривания плодовых мушек, а сразу во всей их совокупности.

Например, как в истории о юном даровании, которое никогда не училось музыке, но все же еще в младенческом возрасте инстинктивно понимает, как играть на том или ином музыкальном инструменте. Такая история произошла со знаменитой аргентинской пианисткой Мартой Аргерич.

Невозможно узнать, унаследовала ли Марта Аргерич гены или за этот невероятный дар отвечают эпигенетические метки. Существуют наследуемые умения. Дети рождаются с хватательным рефлексом, что позволяет им обхватить материнскую грудь. У них есть чувство равновесия и некоторые рудиментарные, но сильные рефлексы, необходимые для выживания. Например, проводились эксперименты на детях всего нескольких месяцев от роду, которых клали на стол, а их матери стояли в отдалении и звали подойти поближе. Когда младенцы приближались к краю стола, они не пытались за него выйти, они рефлекторно знали, что упадут, если это сделают (у стола было стеклянное продолжение, так что эксперимент был максимально безопасным). Дети начинают плакать от расстройства, потому что хотят к маме, но, независимо от того, как спокойно им будет с матерью, они подчиняются врожденным инстинктам.

Но музыка – сложный навык, который требует работы верхних отделов мозга и, в отличие от примитивного рефлекса, требует усвоения, организации и запоминания большего количества информации. Как может произойти такое, что вундеркинд от музыки, которых в мире достаточно много, каким-то образом наследует сложный психический навык? Никто не знает, но это аргумент в пользу того, что разум играет ключевую роль в эволюции, поскольку эволюция – это целиком и полностью вопрос наследования. Чтобы еще глубже погрузиться в эту тайну, рассмотрим пример Джея Гринберга, музыкального гения, который занимает в истории высочайшее место рядом с Моцартом. Джей впервые увидел детскую виолончель, когда ему было два года, и начал на ней играть. К десяти годам он поступил в Джульярдскую школу с намерением стать композитором, а когда ему было около пятнадцати, лейбл Sony выпустил диск с записями его Симфонии № 5 в исполнении Лондонского Симфонического оркестра, и его струнного квинтета, который исполнил струнный квартет Джульярдской школы.

Что касается его методов работы, Джей, как и многие другие дарования, говорит, что он слышит музыку в своей голове и записывает ее как диктант (Моцарт также обладал подобным навыком, хотя с этим связан тонкий творческий процесс); возможно, уникальная способность Джея состоит в том, что он слышит или видит в своей голове несколько мелодий одновременно. «Мое бессознательное направляет мой рассудок с сумасшедшей скоростью», – сказал он в интервью для программы «60 минут».

Вундеркинды вызывают интерес, но инстинкты и генетическая память – сами по себе увлекательные понятия в эволюции. Плоского червя можно научить избегать света, если бить его электрическим током, когда он видит свет. Если после этого червя разрезать надвое, тот его конец, у которого была голова, отрастит новый хвост, а тот, где остался хвост, отрастит новую голову, но оба продолжат избегать света. Как же новообразованному мозгу удается сохранить те же воспоминания, что и старому, – хранится ли память в ДНК червя? Вопрос о том, как наше собственное инстинктивное поведение зашифровывается в нашу ДНК в виде воспоминаний, также остается открытым. Нам еще предстоит узнать, сколько времени им требуется, чтобы стать автоматически запрограммированными.

Мы можем поразмышлять и на еще более интересную тему, какие аспекты нашего поведения не запрограммированы в нас и не автоматические сейчас, но могут стать таковыми в будущем. Мы не знаем этого. Но когда идентичные стволовые клетки могут стать любыми клетками организма из 200 имеющихся разновидностей, за это отвечает эпигенетика и отрегулированная активность генов. Упорядоченные симфонии генных сетей проигрываются в нас от рождения, и они помогают нам в поисках ответа на вопрос, как сложные навыки можно «загрузить» целиком. Мы не можем быть уверены даже в том, что «наследие» – правильное слово, если учитывать, что дарования в области музыки или математики, как и все гении, с высокой вероятностью рождаются не в семьях музыкантов, математиков или даже людей с высоким интеллектом.

Цель этой главы – открыть новые возможности для вас как для человека, который хочет контролировать свое собственное благополучие. Нам нужно было в подробностях рассказать об эволюции, чтобы вы смогли осознать степень контроля, которая находится в ваших руках. Эволюция в реальном времени возможна. Разберем почему.

• Мутации не всегда случайны, они также могут быть обусловлены окружающей средой и взаимодействием с окружающим миром.

• Для эволюционных изменений не нужны миллионы лет – они могут происходить в пределах одного поколения (по крайней мере у мышей и прочих видов).

• Гены действуют посредством петель обратной связи, которые постоянно следят за новыми сигналами, информацией и изменениями в окружающей среде.

• Мозг постоянно взаимодействует с геномом, что дает сознанию огромный потенциал влияния на клетки организма.

Эти четыре вывода из главы прокладывают путь к изменениям, которые супергеном делает легче. Они также прокладывают путь к изменению всего нашего понимания того, как работает эволюция. Вам не нужно задумываться, куда заведет генетика следующее поколение. В настоящий момент у вас достаточно знаний, чтобы сделать нечто невероятно важное – вы можете действовать сообща с бесконечной созидательной силой Природы.

В конце концов, эволюция – это просто особое слово для обозначения созидания и организующих факторов, благодаря которым развивается вся Вселенная и, что важнее всего, жизнь на Земле. Супергеном фиксирует каждый скачок вперед, который совершает жизнь. До появления людей живым существам не хватало самоосознания, чтобы оценить положение своей эволюции. Если плоского червя разрезать пополам, у него сформируется новый мозг, в котором будут храниться старые воспоминания, но он не будет иметь ни малейшего понятия о том, как это произошло. Но вам доступна осознанность, и вы можете сами направлять собственную жизнь. Супергеном всегда ответит, так что даже при отсутствии достоверных данных мы предлагаем следующие возможности.

• Ваши намерения оказывают сильное влияние на ваш геном.

• Если вы поставите перед собой цель, ваши гены сделают все, чтобы ваше желание смогло реализоваться.

• Созидание – ваше естественное состояние – вам нужно лишь найти его источник.

• Вы появились здесь, чтобы развиваться, и ваш супергеном появился здесь для того же.

Помнить об этих выводах важно, потому что окружающая среда продолжает бросать нашим генам все новые вызовы. В отличие от наших предков, которым приходилось защищаться от плохой погоды и хищников, многие из современных стрессовых факторов, к сожалению, создаем для себя мы сами: это и глобальные перемены климата, и растущий уровень загрязнения окружающей среды, искусственно созданные генетически модифицированные продукты, микробы, устойчивые к действию антибиотиков, все более и более высокотоксичные пестициды, загрязнение воды и пищевых продуктов. Нам нужно вооружать свой геном для того, чтобы наш вид наверняка выжил. Другими словами, мы в ответе не только за собственное здоровье и долголетие, которое относится только к одному супергеному. Настоящий супергеном имеет масштабы планеты, и последствия вашей собственной эволюции глобальны. Мы считаем это не тревожной ответственностью, но интересной задачей. Если и когда человечество решит эти новые задачи, оно совершит квантовый скачок в эволюции, но именно так было и должно быть всегда.