Глава 43
Сосны Крестинской
Она любила возить с собой сосновые шишки, дарить их людям, сажать семена в землю. Она говорила подругам, что если бы каждый из них вырастил хотя бы по одной сосне, то весь мир преобразился бы в лучшую сторону, а воздух стал чище и здоровее для организма человека. Она любила сидеть под соснами в Енисейске во время ссылки в этот далекий красноярский край. И, глядя на высоченные хвойные деревья, думала: вот такие бы в Акмолинское отделение Карлага или в Бетпакдалу, в Джезказган – природа вокруг ожила бы, влажнее стал бы горячий сухой ветер, дующий из песков пустыни.
Да, судьба уготовила ей самые тяжелые лагеря сталинизма – Алжир. Джезказганлаг, была она на пересылке в Ташкенте, теперь вот в Енисейске в ссылке в поликлинике работала детским врачом, ведь она по образованию педиатр. Об этих летах ее таежной эпопеи расскажет в 2001 году ее подруга, писатель Ольга Григорьевна Шатуновская в книге «Об ушедшем веке». Она сразу отметит, что Вера Моисеевна Крестинская, рожденная в деревне Телыни Ковенской губернии в 1885 году, была отличным медиком и трудностей не боялась. «По вызовам ходила, иногда далеко, – пишет О. Шатуновская. – Я с ней ходила, ее чемоданчик «Первая помощь» носила. Спросит: «Оля, вы сегодня со мной пойдете? Мне сегодня далеко идти». – «Пойду, Вера Моисеевна».
А до ареста В.М. Крестинская работала главным врачом детской больницы имени Филатова в Москве. Ее мужем был видный партийный и государственный деятель, профессиональный революционер, нарком финансов Советской Республики Николай Николаевич Крестинский. В 1937 году 20 мая его арестовали как «врага народа», судили, затем расстреляли. А в феврале 1938 года арестовали Веру Крестинскую. Как сказано в ее учетной карточке, 19 июня 1938 года она была приговорена ОСО при НКВД СССР как ЧСИР к 8 годам исправительно-трудовых лагерей. Ее отправили в Алжир, куда она прибыла 10 августа 1938 года из Бутырской тюрьмы.
В 1939 году арестовали и ее дочь Наталью Николаевну Крестинскую. Об этом Наталья сама рассказала доктору исторических наук, писателю Николаю Попову так: «В июне 1939 пришла и моя очередь. Полгода в тюрьме. 35 допросов, ссылка в Актюбинск. Была такая категория – ЧСИР – член семьи изменника Родины. Мы с матерью носили это клеймо долгие годы».
Так вот, покинув Казахстан, Наталья Николаевна Крестинская, работая в Москве, станет кандидатом медицинских наук, заслуженным врачом РСФСР. Она всю жизнь будет вспоминать, как в Казахстане издевались над людьми, как «сытно» их кормили… Ее мать, прибыв в «Алжир», весила около ста килограммов, а уже через год ее вес «достиг» 48 килограммов – кожа и кости.
Мужество Веры Крестинской в том, что она не отказалась от своего мужа – «врага народа», наоборот – дала показания о его честности и преданности народу. Как можно было обвинить в антисоветчине человека, который стоял у истоков газеты «Правда», голодал и мерз на царской каторге, во время гражданской войны был секретарем ЦК РКП большевиков? Помню, когда я писал во Львовском университете дипломную работу о первых журналистах газеты «Правда», то сразу же обратил внимание на материалы Крестинского, полные боли и печали за судьбу русского народа, погибающего от нищеты и бесправия.
Еще во времена пребывания в вильненской тюрьме в 1905 году Николай Николаевич познакомился с молодой симпатичной девушкой Верой, которая была связной большевиков-подпольщиков. Она стала его невестой, а затем и женой. И всю жизнь поддерживала милого Колю, не покидая его ни на секунду даже за рубежом. Она была врачом по профессии. Когда Каплан ранила Ленина, Вера дежурила днем и ночью у постели вождя. Со своей маленькой дочкой Наташей и мужем она навещала Ильича в Горках, когда его здоровье пошатнулось окончательно.
Она всем рассказывала, какой замечательный у нее муж, как его высоко ценил Ленин. Если кто-либо приставал к Владимиру Ильичу с вопросами по истории партии и государства, тот говорил: «Спросите у Крестинского, он все помнит».
Сталин ненавидел умного и демократичного Николая Крестинского, который дружил с Бухариным. И все делал для того, чтобы уничтожить его как личность. На столе Сталина долго лежал снимок, на котором были запечатлены в Берлине в 1926 году советский посол в Германии Н.Н. Крестинский и нарком иностранных дел СССР Г.В. Чичерин. И этого документа ему хватило, чтобы папу Колю обвинить «в связях с германской разведкой».
Когда на постыдном суде председательствующий В.В. Ульрих задал вопрос Крестинскому, признает ли он свою вину в предъявленном обвинении, тот гордо ответил: «Я не считаю себя виновным!»
Тем более не признала его виновным и самая главная его судия – дорогая Веруня, которая каждый день приходила к стенам тюрьмы и махала ему красной косынкой, чтобы поддержать его дух и великое мужество.
В 1937 году Сталин в беседе с кинорежиссером Сергеем Эйзенштейном рассказал о применявшемся русским царем Иваном Грозным способе искоренения изменников родины «со всем их родом», вплоть до внуков и внучек. Чем Сталин – не Иван Грозный? Уничтожать «врагов народа», так целыми семьями, целыми династиями. И с 1937 года в стране начались судебные процессы по осуждению членов семей изменников родины. На заседании Политбюро ЦК было принято постановление с грифом «секретно», в котором рекомендовали НКВД «всех жен осужденных изменников родины, членов правотроцкистской, шпионско-диверсионной организации заключать в лагеря не менее чем на 5–8 лет». Местом отбывания наказания были обозначены и спецлагеря в Казахстане.
И уже по данным архивов на первое января 1939 года в Карагандинском ИТЛ, в двух его спецотделениях – Акмолинском и Спасском – насчитывалось 6.187 членов семей изменников родины. Одной из первых в Алжир доставили Веру Моисеевну Крестинскую. Она чудом выжила. В Москве она рассказала журналистам, как в лагерях охранники насиловали женщин, заставляли их мыть полы и посуду, стирать белье в домах начальников. Многие узницы «Алжира» работали пастухами на самых отдаленных точках, годами не слышали радио, не читали газет.
О пребывании супруги Н.Н. Крестинского Веры Моисеевны в «Алжире» впервые сообщили в своей книге «Карлаг» доктор исторических наук Д.А.Шаймуханов и кандидат исторических наук С.Д.Шаймуханова. Как многие жены «изменников родины», она в первые же дни пребывания в лагере в сорокаградусный мороз выходила на «внешнюю» работу на озеро, расположенное близ бараков, рубила камыш, которым обогревали лагерные помещения. Зэчкам выдавали карболовый вазелин, которым они смазывали руки и лица. Однако это не помогало – почти все женщины получали обморожения. В феврале 1939 года заместитель начальника ГУЛАГа Леонюк проверял Акмолинское спецотделение и обнаружил, что во время сильных морозов на работы на озеро направляли полураздетых заключенных, в результате чего было обморожено 90 человек.
В том же 1939 году зимой в «Алжире» побывал капитан госбезопасности Лютый. По его данным, в Акмолинском спецотделении тогда находилось более четырех тысяч женщин. Все они были похожи на скелеты. Плохое питание, нехватка воды, отсутствие постельных принадлежностей, одежды и обуви – все это тактика подчиненных народного комиссара внутренних дел Ежова. Не зря его самого и руководящие кадры НКВД по указанию Сталина расстреляли! В своей докладной записке новоиспеченный чекист Лютый потребовал более гуманного отношения к заключенным, как указывал вновь назначенный главный палач страны Берия. Лютый отметил, что прежде всего следует наладить полноценное рациональное питание. И что вы думаете? Наладили. Но наладили, как всегда, на бумаге… Уже в августе того же года начальник отдела снабжения Карлага Левандовский сообщал, что все в «Алжире» в ажуре. К записке своей он приложил меню столовой лагеря на неделю, подписанное заведующим производством Никитиным. Судя по нему, заключенных кормили, как генералов НКВД. В архиве прокуратуры Карагандинской области мне показали это богатое меню на 11–18 августа 1939 года. В нем перечисляются щи с мясом, рыба отварная, рагу из овощей, галушки и даже плов!
А на самом деле? Заключенная Г. Степанова-Ключникова в своих мемуарах «Казахстанский Алжир» пишет: «Чувство голода никогда не оставляло. Организм изнывал, просил белков, жиров, витаминов. Пайка черного хлеба, черпак баланды, чайная чашка каши-размазни – вот неизменное наше питание, из месяца в месяц, независимо от времени года». О том же говорила карагандинскому литератору Жаику Бектурову жена талантливого писателя Сакена Сейфуллина, расстрелянного в 1937 году, Гульбахрам Батырбекова, вкусившая все «прелести Алжира»: «Кормили нас капустой, гнилой картошкой и сырым, непропеченным хлебом. Когда началась война, условия жизни стали еще хуже. Каждое утро в «Алжире» старик из вольнонаемных расстилал палатку, складывал голые трупы «валетом», заворачивал, отвозил на подводе в степь. Хоронили под номерами, бирочку к левой руке привяжут – и по сто человек в братскую могилу, на ней колышек – тоже под номером».
Довелось побывать Вере Крестинской и в Джезказганском исправительном трудовом лагере, созданном в 1940 году на берегу реки Кенгир. Там не хватало врачей, и ее переводят из Алжира в Джезказган. Она трудилась в медпункте женского отделения лагеря. Здесь было не лучше, чем в Алжире. Женщин заставляли работать на строительстве Кенгирского водохранилища, ТЭЦ, кирпичном заводе, на обогатительной фабрике и на каменных карьерах. Почти все они страдали авитаминозом, ибо питание их было никудышним, кормили даже протухшей рыбой, промерзшей капустой.
В 1948 году она попадает в ссылку в город Енисейск Красноярского края. Она пишет дочери: «Могла ли бы я когда-нибудь подумать о том, что окажусь в знаменитой енисейской ссылке, сюда в эти края ссылались в 17 веке участники крестьянских восстаний под предводительством Степана Разина и Емельяна Пугачева, а в 19 веке – декабристы, петрашевцы, народники. Здесь неподалеку от Енисейска в селе Шушенском в 1897–1900 годах отбывал свой ссыльный срок незабвенный Владимир Ильич Ленин. Стою на пристани реки Енисей и вспоминаю твоего отца Николая Николаевича Крестинского, как далеко меня забросила близость с этим человеком, верным товарищем Ленина».
В Енисейске Вера Моисеевна подружилась с литератором Ольгой Григорьевной Шатуновской, которая работала личным секретарем Степана Шаумяна, редактировала в Баку газеты большевиков, хорошо знала Анастаса Микояна. Ее арестовали в 1937 году, когда она работала в издательстве «Академия», приписали троцкизм, дали 8 лет ИТЛ. Она отбывает свой срок во Владивостоке, Магадане. Благодаря хлопотам Анастаса Микояна ее возвращают в Москву. Но в 1948 году из-за указа об аресте всех освобожденных политических она бежит от чекистов в Кзыл-Орду, где работает в филиале Маслопрома. Однако и здесь ее настигает рука НКВД, ее арестовывают и ссылают на вечное поселение в Енисейск. Там она изучает медицинский массаж, становится медсестрой, знакомится с Верой Моисеевной Крестинской. Вместе они посадили во дворе поликлиники аллею сосен и отдыхали там летом на скамеечках для выздоравливающих пациентов, во время обеденного перерыва. Это общение и привело их к многолетней дружбе.
В Енисейске Вера Михайловна стала впервые настойчиво хлопотать о посмертной реабилитации Крестинского. Ольга Григорьевна помогала ей как могла. Благодаря этому она начала серьезно изучать процесс по делу так называемого «антисоветского правотроцкистского блока», разоблачению «троцкистско-бухаринских бандитов». Все подсудимые на том процессе, за исключением Крестинского, полностью признали себя виновными. Каким мужеством надо было обладать в то время, чтобы сказать сталинским палачам твердое «нет»! Да и были ли они виноваты в создании заговора против Сталина, существовал ли этот заговор?
В 1954 году О.Г. Шатуновскую освобождают из ссылки, а затем реабилитируют. Она прощается с Верой Моисеевной в аллее сосен, навсегда покидая Енисейск. Обнимая верную подругу Веру, Ольга обещает довести дело о реабилитации Крестинского до конца.
– Чтобы не забыла своих слов, вот тебе на память! – восклицает Крестинская и протягивает Ольге крупные шишки сосен, собранные на аллее.
И надо же такому случиться – О.Г. Шатуновскую в Москве восстанавливают в партии, назначают ответственным партконтролером комиссии партийного контроля при ЦК КПСС, ей доверяют проводить реабилитацию невинно репрессированных. А это около 20 миллионов жертв сталинизма (только за 1935–41 годы), из них 7 миллионов расстрелянных, лишь 180 тысяч вышли на свободу, остальные погибли в лагерях. Среди них – павший от рук палачей Сталина, преданный Ленину Н.Н. Крестинский, за дело которого берется Шатуновская и доводит его до конца в 1963 году.
Вообще, справедливости ради надо сказать, что подруга Крестинской О.Г. Шатуновская провела в КПК большую работу по реабилитации не только Н.Н. Крестинского, но и других видных ленинцев – Г. Е.Зиновьева, Л.Б. Каменева, Г. Я. Сокольникова, Н. И. Бухарина, А. И. Рыкова, О. А. Пятницкого и других. Она разыскала и исследовала материалы об организации Сталиным убийства Кирова и Орджоникидзе, о разгроме Сталиным Коминтерна… Результаты огромной поисковой исследовательской работы О. Г. Шатуновской в КПК составили 64 тома, благодаря ее усилиям в СССР начались публикации статей и книг о реабилитации невинно пострадавших в годы сталинизма.
Вера Моисеевна была реабилитирована тоже в 1954 году. И подруги постоянно встречались в Москве. Последний раз их встреча произошла в 1963 году. Вера Моисеевна пришла к Ольге Григорьевне в КПК поблагодарить ее за реабилитацию Н. Н. Крестинского и увидела в ее рабочем кабинете сосновые шишки, которые она подарила ей в Енисейске. И она сказала Шатуновской:
– Оля, теперь ты можешь убрать с подоконника сосновые шишки, ты ведь сдержала слово, пусть они больше не напоминают тебе о Крестинском…
– Рано еще убирать их, Вера, – горько вздохнула Шатуновская. – Реабилитация невинных только начинается… Будешь помогать мне?
– Обязательно буду, – радостно ответила Крестинская. – Правда должна торжествовать для всех.
Но вскоре после этой встречи Вера Моисеевна Крестинская скончалась. На ее похоронах Ольга Григорьевна Шатуновская поклялась хранить память о ней вечно. «Она как врач много полезного сделала людям, сохраняя жизнь детям многих заключенных, – сказала Ольга Григорьевна. – Она до конца жизни сохранила верность своему мужу, боролась всеми силами за его реабилитацию. Я обязательно напишу о ней в своей книге воспоминаний как о замечательном человеке».
И Ольга Шатуновская опять сдержала свое слово. В книге воспоминаний «Об ушедшем веке» она тепло и сердечно написала о Вере Моисеевне Крестинской, которая прошла сталинские спецлагеря «Алжир», Джезказган, ссылку в Енисейске, но осталась верной своей профессии врача, преданной памяти мужа. Ее в лагерях и в ссылке все любили. «Она известна была всем – врач, жена посла», – завершает свой рассказ Ольга Шатуновская.
