Глава 27
Триумф Раевских
В 1931 году в нашем многострадальном крае был создан Карлаг НКВД. На территории нынешнего Абайского района появились лагерные отделения, такие, как Карабас, Долинка, Топар, Ялта, Спасск, Шерубай – Нура и другие. Заключенные Карлага, в основном, занимались сельскохозяйственным трудом, позже на базе отделений Карлага были созданы крупные механизированные совхозы.
Воротами Карлага в то время называли поселок Карабас. Здесь размещался крупный лагерь для политических заключенных, бараков для них не хватало. Саманными постройками с решетками усеяли даже близлежащие сопки. Люди сотнями погибали от голода и болезней. И до сих пор самое большое пространство в Карабасе занимают не предприятия и железная дорога, а кладбища.
Сегодня сюда приезжают потомки тех, кто невинно пострадал в годы сталинизма. Букеты гвоздик, как огоньки памяти, вспыхивают алым цветом то на одной, то на другой могиле.
Бывший начальник культурно – воспитательной части лагеря в Карабасе, девяностодвухлетний пенсионер Иван Алексеевич Ростов в 2008 году мне рассказывал:
– Карабас был пересыльным пунктом заключенных Карлага. Сюда привозили людей в теплушках из разных мест СССР. Порой их гнали из Караганды прямо колоннами пешком по степным дорогам… Многие погибали в пути, так и не дойдя до лагеря. Остальных в Карабасе регистрировали, кое-как обували, одевали, а затем распределяли по разным отделениям: кого отправляли в Долинку, кого в Джезказган, Балхаш, кого в Жартас…На волю заключенных тоже отправляли через Карабас. Но таких счастливцев было совсем немного, да и выглядели они как скелеты, ткни пальцем – рассыпятся…
Через эти ворота Карлага – особлагерь Карабас – прошли миллионы заключенных. Среди них было немало знаменитых, невинно пострадавших ученых, писателей, преподавателей, актеров, жен полководцев, поэтов. Особенно большими потоками они стали прибывать в Карабас в незабываемые по накалу трагедий 1936–1938 годы, когда по личному указанию Иосифа Виссарионовича Сталина в СССР начались массовые репрессии. За эти три года в Карабас поступило около миллиона заключенных, в основном, осужденных за контрреволюционные преступления. Через «сито» Карабаса в то время прошла, например, сестра известного писателя Николая Алексеевича Раевского – Софья Алексеевна Раевская. Согласно справке № 95.775, выданной заместителем начальника управления Карлага, старшим лейтенантом госбезопасности П.Столяровым, она была осуждена 14 марта 1935 года особым совещанием НКВД СССР «за связь с зарубежной контрреволюцией» на три года. И только в 1937 году она поступает из ленинградских тюрем и лагерей в Карабас, а оттуда ее отправляют в Долинку. Сохранился документ «Опись вещей заключенной Раевской С.А. для вручения ей» от 23 апреля 1937 года. Он подписан дежурным по ОХРЕ Кобыловым и комротной Блабинской. В описи дан перечень необходимых узнице вещей: ботинки, тапочки, галоши, матрас, чайник, керосинка, подушка, телогрейка, шапка и так далее. Всего 103 рабочих дня в лагере понадобилось Софье Алексеевне Раевской, чтобы 27 августа ее освободили и направили на постоянное жительство в Караганду.
Перед отъездом из мест не столь отдаленных она сказала подругам:
– Я никогда не забуду Долинку. Музыку Чайковского и Мусоргского я впервые услышала здесь в ДК в исполнении симфонического оркестра профессиональных музыкантов Москвы – узников Долинки. В библиотеке лагеря я прочитала почти всего Пушкина и Лермонтова. Я здесь получила такое духовное развитие, что сама взялась за перо. Жаль, что подорвала здоровье на непосильных работах на полях совхоза НКВД. Но зато приобрела дружбу ярких самобытных людей, которые выступали против сталинизма и тотальной власти, за свободу личности в СССР.
Позже она всю жизнь благодарила своего брата, писателя Николая Раевского за то, что постоянно хлопотал об ее освобождении. В письме Сталину он объяснял, что Софья Алексеевна не просто дворянка, а «красная дворянка», ибо происходит из рода дворянина, героя Отечественной войны 1812 года, русского генерала от кавалерии Николая Николаевича Раевского. Во время войны с французскими захватчиками он успешно командовал корпусом, отличился в боях под Смоленском, Бородино (батарея Раевского), Малоярославцем. Он был близок к декабристам, его знал Александр Сергеевич Пушкин.
Неизвестно, дошло ли письмо до самого Сталина, но вскоре Софью Алексеевну Раевскую освободили. Как рассказала мне местный краевед, бывший главный хранитель областного музея изобразительного искусства Тамара Александровна Угланова, Софья Алексеевна поселилась в Караганде в небольшом глинобитном домике вместе со своей матерью и дочерью, которые приехали к ней из Ленинграда. Сохранилась часть дневника С.А.Раевской, в котором она описывает посещение с матерью могилы отца. На том месте, где его схоронили, уже не было кладбища, там расположилась запретная зона строительных укреплений лагеря. И когда они туда подошли, «в ту же минуту налетела сторожевая собака, а издали уже бежал часовой и дал выстрел в воздух… Но мамочка уговорила собаку («собаки меня любят», – говорила она), а парень с винтовкой быстро понял, в чем дело, и дал ей попрощаться с папочкой (могила была цела). Завтра надо было ехать в Караганду. И это был октябрьский вечер 1937 года. Милая, она попрощалась навсегда, взяла горсточку земли, и уже в темноте дошли домой».
В Караганде Софье Алексеевне не повезло – вначале скончалась ее дочь, а затем и мама. Ей долгое время помогал брат – писатель Николай Алексеевич Раевский, которого судьба забросила в Алма-Ату. Он присылал ей посылки, денежные переводы…
Своего брата Софья Алексеевна боготворила. Через всю жизнь он пронес любовь к Пушкину, его книгам. А привила ему эту любовь его прабабушка Софья. Она говорила пятилетнему Николаю: «Вот, Колечка, когда ты подрастешь, то вспомни, что я рассказываю тебе сейчас. Когда мне было 16 лет, на одном балу я видела Александра Сергеевича Пушкина, а моим учителем в Патриотическом институте благородных девиц был Николай Васильевич Гоголь. Когда подрастешь, узнаешь, какие были это великие люди».
И он всю жизнь изучал творчество А.С. Пушкина. Даже во время Брусиловского прорыва в Карпатах поручика Раевского можно было увидеть с томиком Пушкина в руках. Не расставался он с ним и в Карловском университете, где учился на естественном факультете, и в Париже на учебе во французском институте, и в тюрьмах гестапо. 31 декабря 1943 года Раевский записал в дневнике: «Хотел бы конца войны, как и все, но боюсь, боюсь большевизма – не за собственную шкуру только, за многих дорогих мне людей, за все, что есть хорошего в европейской культуре, за право жить не по указке духовного хама… Для себя же лично – пережить две недели после конца войны. Кто-то сказал, что это будут самые страшные две недели».
Но пережить страшные две недели после войны ему не удалось. Уже 13 мая 1945 года Раевский был арестован советскими властями. Его по статье 58-4 «б» «за связь с мировой буржуазией» приговорили к пяти годам исправительно-трудовых лагерей и трем годам поражения в правах. Пунктом отбывания наказания был определен Минусинск.
Край каторжан – так называли эту пристань на реке Енисей. Раевский работал санитарным братом в медсанчасти Минусинского угольного бассейна, и перед ним прошли сотни умирающих политзаключенных, работающих на шахтах. Но, впрочем, он зачастую их как бы и не замечал, ведь он начал писать книги о Пушкине, и все больше погружался в минувшие века. «Новые декабристы», – говорил он о зеках Сибири.
В 1960 году Николай Раевский после освобождения из сталинских лагерей приехал в Алма-Ату, где работал в институте клинической и экспериментальной хирургии. Он, владеющий восемью иностранными языками, переводил статьи по разным разделам хирургии, участвовал в создании музея истории медицины в Казахстане. Но главным для него оставалась любовь к литературе, Пушкину, которую он воплощал в собственные книги. Теперь их знают все – это «Если заговорят портреты», «Портреты заговорили», «Друг Пушкина П.В. Нащокин». С сестрой Соней Николай Алексеевич начал переписываться в 1951 году, когда точно установил ее адрес. Но свидеться им удалось значительно позже.
В 1965 году у Раевского в издательстве «Жазушы» вышла книга «Если заговорят портреты» из серии пушкиноведения. Он приехал в Караганду и увез к себе в Алма-Ату на постоянное местожительство сестру. Софья Алексеевна в Алма-Ате начала писать книгу мемуаров «Карабас – мрачные ворота Карлага», но преждевременная смерть вырвала из ее рук перо… В этой книге она самое большое место намеривалась уделить своему брату Николаю, который тоже познал тернии сталинизма в лагерях Сибири. Она говорила: «Его спас Пушкин, любовь к этому поэту у него была такая всепоглощающая, что он забывал порой, где находится, что ест и пьет… Был бы в руках томик Пушкина, а что вокруг, неважно… И в тайге можно писать о Пушкине! С этой мыслью он жил, это его и спасло в лагерях Сталина».
Саму же Софью спасла вера в талант брата. Она писала ему ободряющие письма из Карабаса, Долинки, Караганды. Не стало папы, мамы, схоронила свою дочурку, сама еле держусь на ногах, но хотя бы ты не падай духом и добейся всего намеченного по Пушкину, мы все так мечтали об этом, поддерживая твой порыв воспеть великого русского поэта – вот лейтмотив ее писем, обращений к брату. И он не подвел! И это был большой триумф семьи Раевских.
