Глава вторая
Российская Федерация, трасса Москва – Тольятти
Наше время
– Как же так, товарищ подполковник! В фильмах же показывают и в книгах пишут, как из пистолетов от бедра простреливают кисти рук или попадают точно в коленку.
Подполковник улыбнулся и снисходительно взглянул на вопрошавшего:
– Наверное, мне не повезло – в книгах такого не встречал. А в фильмах, товарищи курсанты, режиссеры могут показать что угодно. Особенно если он снят в Голливуде и с использованием компьютерной графики. Как инструктор по пулевой стрельбе с пятнадцатилетним стажем, скажу вам следующее: даже в мирных условиях трижды подряд попасть в «червонец» простой грудной мишени довольно сложно. Не говоря уж о боевой обстановке и о движущейся цели…
Проводивший занятия подполковник прошелся вдоль строя курсантов, приблизился к столу, на котором ровным рядком лежали пистолеты Макарова. Легонько прикоснувшись к рукояти ближайшего, снова повернулся к строю:
– Многие из вас станут командирами рот, батальонов и даже бригад. Но и в те далекие времена, уже имея за плечами немалый боевой опыт, вы будете палить мимо проклятых грудных, ростовых и стандартных мишеней. Нет, разумеется, некоторые выстрелы станут удачными, но большинство пуль уйдет в «молоко». Ведь это, товарищи курсанты, всего лишь бумажный противник, который не отстреливается, не меняет своего положения в пространстве! Здесь, в тире, отличное освещение, и нет ветра, здесь адреналин не заставляет трястись ваши ладони. Верно?
– Так точно! – ответил за всех молодой паренек, задавший наставнику вопрос.
– А в бою, братцы, все по-другому, и это я знаю по собственному опыту. Руки ходят ходуном, цель мельтешит, стараясь сбить тебя с толку, порывистый ветер вносит поправки и норовит выдавить из твоих глаз слезу. Ты целишься противнику в руку, а в результате попадаешь в грудь или в голову. А какой-нибудь умник из штаба, стрелявший за свою жизнь два с половиной раза, потом распекает: «Какого черта ты его убил, вместо того чтобы подранить и взять живым?!»
Соколов вспомнил свои курсантские годы, когда сидевший сзади Жерин начал рассказывать о давних приключениях.
Группа майора Соколова ехала по ночной трассе из Москвы в Тольятти. В первом внедорожнике, помимо не имевшего к группе отношения водителя, находились сам Анатолий Соколов, его заместитель капитан Костин и стрелок, капитан Жерин. Во втором автомобиле сонно смотрели в темные окна сапер, старший лейтенант Владимир Губин, снайпер прапорщик Алексей Якушев и ликвидатор прапорщик Александр Тригунов. Все шесть бойцов состояли в штате группы специального назначения, имевшей кодовое название «Ангара».
«Эх, молодость, – вздохнул Соколов. – Кажется, совсем недавно окончил школу, надел курсантскую форму и принял присягу. А прошло уже десять лет…»
Сидевший сзади Жерин вещал о своих воспоминаниях. Майор решил послушать.
– …Меня всегда недооценивали из-за большого роста и невзрачной внешности. И началась эта несправедливость еще в училище. Нет, даже не в училище, а в школе… – делился давними впечатлениями капитан Андрей Жерин. – Во время конфликтов пацаны с параллельного класса обычно кидались на моих товарищей, а решающая плюха прилетала от меня. Я юркий – бегал среди неприятельской компании и раздавал плюху за плюхой.
– Ты же историю какую-то рассказать хотел, – напомнил заместитель Соколова – капитан Владислав Костин.
– Да, точно. Так вот, вернулся я как-то домой пьяный после операции в подмосковном Подольске. Помните такую?
– А то! – откликнулся капитан. – Знатно в тот вечер расслабились.
– Я редко дома появляюсь пьяным, а тогда нам здорово досталось.
– Да, Сашка Тригунов в Подольске пулю словил, – согласился Соколов. И, обернувшись к товарищу, сказал: – Ты, кажется, обещал веселую историю, а не про наши ранения.
– Да, немного отвлекся. Короче, тогда был такой день, когда нормальному мужику жизненно необходимо нажраться. И вот прихожу я, значит, домой, раздеваюсь. Из кухни появляется супруга; видит, как я не могу справиться со шнурками, обзывает алкашом и замахивается полотенцем.
– Опа. А ты?
– А что я? Рефлексы не выключишь: прыжок в сторону и хук с правой. Зазноба моя пролетела по коридору обратно в кухню и там благополучно приземлилась головой об холодильник. Сидит, одной рукой держится за челюсть, другой за затылок и плачет.
Соколов, Костин и сержант-водитель беззвучно ржали, а рассказчик виновато вздыхал и посматривал на проплывающие за окном огоньки.
Отсмеявшись, майор поинтересовался:
– И чем же дело закончилось? Помирились?
– Да мы и не ругались. Я подошел, присел рядом, обнял. И сказал: «Милая моя, я очень сильно тебя люблю, но никогда не делай при мне резких и агрессивных движений…»
С Жериным, особенно когда он пребывал в нетрезвом состоянии, действительно лучше было не шутить. Огромного роста – под два метра. Лысый выбритый череп на бычьей шее блестел, как коленка профессиональной минетчицы. А своими ручищами, размером «угадай, в какой ладони двухпудовая гиря», он всегда размахивал так, что если кого-то случайно задевал, то в память об этом «прикосновении» оставался приличный синяк.
В общем и целом, как говорят рубщики мяса, андрюхина тушка и головная часть выглядели привлекательно. Недаром жена за него держалась, любила и ревновала по любому поводу. Однажды приключилась знатная история, породившая массу шуток и позитивных воспоминаний.
Приперся Андрюха на службу понурый и мрачный. Во взгляде лысого монстра царило детское недоумение.
– Что с тобой? – поинтересовались сослуживцы. – Недопил или недоспал?
– Жена из дому выгнала, – буркнул он.
И в качестве железного аргумента швырнул в угол курилки дорожную сумку со шмотками.
Сослуживцы переглянулись. Жерин, конечно же, не был идеальным семьянином, но и больших косяков ранее не допускал. Бухал умеренно, на сторону не ходил, супругу не обижал, не скандалил.
– Рассказывай, – усадил его рядом с собой командир. – А мы подумаем, как и чем помочь.
– Да мне и рассказывать-то особо нечего, – вздохнул тот. – Вчера пришел со службы, помылся в душе, поужинал и лег спать. Утром просыпаюсь – жена не разговаривает, а у входной двери уже стоит собранная сумка.
Соколов не поверил:
– Прям так взяла и выгнала безо всякого повода?
– Ну, не совсем без повода. Но причина, прямо скажу, чистый бред, – развел Андрюха ручищами. И, вдруг повернувшись к командиру, спросил: – Слушай, Толя, а откуда нам ветошь поставляют для чистки оружия?
Обалдев от неожиданного вопроса, Соколов на пару секунд впал в прострацию. Потом припомнил:
– Мешки с тряпками нам привозят с подмосковной фабрики. Если не ошибаюсь, это отходы швейного производства. А какая связь между тряпками и скандалом в твоей семье?
– Понимаешь, я вчера чистил два автомата – свой и Вовки Губина.
– Ну?
– Потом машинально сунул промасленную ветошь в карман камуфляжки и забыл про нее. А форму повез домой, чтоб жена постирала; она с вечера закинула ее в машинку, а утром стала доставать и обнаружила в кармане вот это, – выудил он на свет божий женские трусики. И, потрясая ими в воздухе, возмутился: – Они там на фабрике совсем охренели такие подставы сооружать?! Хоть бы рвали их на части, что ли!..
Курилку огласил дружный гогот товарищей.
– Да, это уже серьезно, – отсмеявшись, подвел черту командир группы. – Что ж, надо подумать, как спасать твою отдельно взятую ячейку общества…
После короткого обсуждения было решено передать суть истории ревнивой супруге Андрея через жену Губина. Они дружили семьями, и данный вариант представлялся самым простым.
Трое суток Андрюхе все же пришлось прожить в офицерском общежитии основной спецназовской базы. Потом к ним в расположение якобы случайно наведались две подружки: жены Губина и Жерина. Кто-то из парней показал им ружейную комнату и при этом торжественно вывалил на пол содержимое большого мешка. В куче тряпок тут же были найдены несколько элементов женского нижнего белья. Справедливость восторжествовала, Андрюха был прощен и помилован.
Однако на этом история не закончилась.
Спустя пару недель Жерин получил в финчасти зарплату и собирался отбыть до дому. Но в коридоре его окликнул Соколов:
– Андрюша, между прочим, с тебя причитается три тысячи.
– С какой стати? – остановился тот.
– Как с какой стати?! За трусы!
– За какие трусы?
– За те, что нашлись у тебя в кармане.
– Командир, мне за ту нервотрепку, наоборот, доплатить должны… – начал было канючить и оправдываться капитан.
Но майор, понизив голос, сказал:
– Не пили мне мозг, Андрюша. Нам привозят эти тряпки на протяжении многих лет, и ни разу трусы никому не попадались. Не шьют на той фабрике трусов, понимаешь? И если бы я лично не потратил три штуки на покупку бабского нижнего белья и не засунул бы его в мешок, то не было бы тебе прощения. И нервов бы ты потратил гораздо больше…
– …В субботу поехал в гипер закупаться. Жена осталась дома заниматься бытом, а мне выдала огромный список, – опять бубнил сзади Жерин. – Ну, как водится, на входе в гипер от нее звонок и вдогон еще пяток пунктов. В итоге захожу в «Ives Rocher»: лысый, слишком большой, в джинсе и мятой коже. На кассе местной фее говорю: выдай-ка мне помаду «Estee Lauder» № 22. Вы не представляете, какое лицо было у феи, когда она несла мне эту помаду. По-моему, в ее мироздании что-то сломалось.
– Ты бы еще голым по пояс к ней подошел! – ржал Костин.
Соколов тоже давился от смеха, представляя Андрюху в отделе косметики.
– Толя, а полковник Демидов при вас в училище пришел из войск? – после непродолжительной паузы спросил Костин, окончивший военное учебное заведение на три года позже Соколова.
– Служил такой. Но при нас он был подполковником. А чего ты про него завел речь?
– Вспомнил, как он гонял нас на первом курсе. Я на этих кроссах и марш-бросках думал, что не доживу до второго курса – концы где-нибудь под кустиком отдам. Или свихнусь от перенапряжения.
– Многие так думали. А потом спасибо ему говорили.
– Вас тоже гоняли по схеме: три недели теории плюс одна неделя практики?
– Разве изобрели что-нибудь умнее? Если схема работает – зачем ее менять? Сначала сидели в учебных классах, слушали лекции, штудировали литературу. Потом на стрельбище стреляли из всего, что стреляет – от пушек БМП до пистолета Макарова. Бегали в атаку и закрывали грудью амбразуры на занятиях по тактике.
– Или гробили боевую технику на танкодроме, – добродушно засмеявшись, добавил Костин.
– Точно, – кивнул Соколов. – И такое бывало…
Соколов был крепким тридцатилетним мужчиной чуть выше среднего роста. Темные волосы с первым налетом седины на висках, постоянная щетина на щеках и подбородке, за исключением тех редких случаев, когда приходилось надевать парадную форму и участвовать в каких-то торжественных мероприятиях.
За плечами было окончание знаменитого Рязанского училища, служба в десантной бригаде, перевод в Управление специальных мероприятий Министерства обороны и целая череда сложных и тяжелейших операций во многих уголках планеты.
Обзавестись семьей он так и не успел, объясняя это нехваткой времени на устройство личной жизни. Однокомнатную квартиру получил на московской окраине сразу после зачисления в штат Управления. В ней между командировками и проживал.
Отпуска проводил на российских курортах, иногда наезжал в Черногорию, Хорватию, но больше всего полюбил горнолыжные курорты солнечной Болгарии. Тамошние жители прекрасно понимали русский язык, были приветливы и удивительно спокойны. К тому же Анатолию нравилась болгарская кухня, богатая мясными и натуральными молочными продуктами. Летом он брал пару недель и, отоспавшись, летел к морю. Зимой бронировал номер в отелях Банско или Пампорово и наслаждался пейзажами зимних гор.
Воевать он умел, вкладывал в службу все силы, здоровье и опыт. Иногда выматывался на операциях так, что начальник Управления – генерал-майор Кузенко – сам предлагал отдохнуть в течение нескольких суток.
Накупив продуктов в расположенном неподалеку от дома магазине, Соколов запирался в своей квартире, садился за компьютер и слушал музыку, просматривал новые фильмы. Иногда даже гонял в «Танки», предпочитая играть на артиллерии… В этой популярной игре он имел самую крутую фиолетовую статистику и набожил на атрах более пятидесяти тысяч боев. Если кто-то взялся бы собрать все матерные выражения, когда-либо сказанные в его адрес владельцами уничтоженных и покалеченных им танков, то вышел бы увесистый сборник томов этак в сорок. Выпустив в противника очередной «чемодан», он читал в чате проклятия и усмехался:
– Учитесь воевать молча, сынки…
Иногда он знакомился с красивыми девушками, но в силу его занятости и наличия длительных командировок это происходило нечасто. Он давно считал себя самодостаточным: хорошо зарабатывал, без проблем оплачивал жилье, налоги, быт, еду, технику, содержание автомобиля, отдых на лучших курортах. Сам убирался в квартире, сам стирал, гладил. Готовил нечасто, но если уж брался, то делал это мастерски. Хуже всего относился к мытью посуды и приступал к данной процедуре, когда гора в раковине начинала напоминать Монблан.
Девушки на его территории изредка появлялись, и если какая-то после бурной ночи решала задержаться, то он сразу ощущал дискомфорт. Причиной тому была некая Виктория, с которой он когда-то прожил под одной крышей около года. Это была приятная барышня с идеальной фигурой, красивым лицом и пышными русыми волосами.
Познакомились они случайно на курорте в Черногории, оказалось, что живет Вика у бабушки в ближнем Подмосковье, а работает в офисе совсем рядом с домом Анатолия. Вернувшись с отдыха в Москву, они стали встречаться; через некоторое время он предложил пожить у него. Так и стартовал его единственный гражданский брак.
Поначалу все было хорошо: в квартире идеальный порядок, всегда чистая посуда, салатики по утрам, добротные ужины по вечерам, а в выходные – что-нибудь вкусненькое из духовки. Он баловал ее подарками, по субботним вечерам водил в клубы, театры, кафе-рестораны; по воскресеньям устраивал шопинг-туры по магазинам. В общем, старался разнообразить жизнь.
Но постепенно запал у Вики угас. То ли избаловалась, то ли стала проявляться врожденная лень. Бытовые хлопоты ее не интересовали и, возвращаясь со службы, Соколов все чаще заставал в квартире бардак, а на кухне – гору той же немытой посуды. Салатики по утрам стали редкостью – вместо них гражданская супруга ставила перед ним обычный йогурт. Постепенно забылись добротные ужины и исчезли из меню печеные вкусняшки.
Спала она до десяти утра, после чего неспешно собиралась в офис, где задерживалась до восьми вечера. Дома допоздна засиживалась за компьютером. По выходным могла проспать до часу дня, поэтому большая часть работы по хозяйству опять легла на плечи Анатолия.
Намеки на штамп в паспорте стали звучать из ее уст едва ли не каждый день. Он пытался мягко объяснить, что она – женщина и будущая мать, но при этом быт вынужден тянуть он. Непорядок. Как минимум раз в два месяца он отбывает в командировку, которая может затянуться на несколько недель – как же она будет справляться, если и без ребенка ничего не успевает?
В ответ звучали сказки Андерсена о том, как разом переменится их жизнь, если она станет его законной второй половинкой. Расклад ожидался примерно таким: сразу после свадьбы она увольняется с работы; утром обязательно поднимается вместе с мужем, готовит ему сытный завтрак и провожает на службу в выстиранной и наглаженной форме. Далее целый день жужжит пчелкой, воспитывая ребенка, убираясь, стирая, готовя и с расчетливой экономией тратя заработанные любимым мужем деньги. Вечером вся из себя красивая и ухоженная Виктория вместе с холеным ребеночком встречает главу семейства царским ужином в чистой квартире. А ночью – на работу же ходить не надо, голова от нее не болит – она дарит ему незабываемый секс. И так счастливо они живут до самой инвалидной старости.
Что удивительно, родители Анатолия, да и многие друзья поддерживали эту странную теорию, почерпнутую в одной из телепередач. И в один голос твердили:
– Да-да, так и будет. В каждой женщине после визита в ЗАГС просыпается заветный инстинкт, и она перерождается…
И только один Соколов почему-то в это не верил. Он смотрел на свою Вику и невольно сравнивал ее со старым заслуженным алкоголиком, который в очередной раз клянется бросить пить. Потом шел на кухню мыть посуду, варить макароны и закидывать в машинку грязное белье, пока потенциальная чудо-супруга болтала с подружками по телефону…
В один из выходных, когда гражданская женушка проспала до двух часов дня, он сделал всю работу по дому, собрал ее вещички и поставил у двери. Разбудив, дал полчаса на сборы. И никакие слезы, извинения и обещания не помогли изменить его решения.
С конца прошлого века город Тольятти занимал одно из лидирующих мест в России по угонам автомобилей, опережая Москву, Питер, Екатеринбург и Новосибирск. Город выживал за счет так называемого промысла – разборки на запчасти угнанных машин. «Промыслом» занималась значительная часть трудоспособных мужчин в гаражных боксах, коих в Тольятти насчитывалось более сорока тысяч. И эта цифра тоже являлась самой большой в нашей стране. К примеру, в московском «шанхае» на Вернадского их всего пять тысяч.
– Ментовские законы в тольяттинских боксах не работают, – инструктировал группу перед выездом генерал-майор Андрей Георгиевич Кузенко. – Воровские законы тоже не в почете. В основном там живут и работают по общечеловеческим. Не можешь что-то сделать – промолчи. А сказал – делай. О полиции и чиновниках гаражные умельцы говорят примерно так: «Пошли по беспределу и попутали берега». Воров не жалуют, считая, что понятия уже не те. Хотя уголовную тематику знают не понаслышке. Во-первых, по оперативным данным, каждый пятый гаражник был осужден. Во-вторых, сказывается близость к мордовским, самарским и саратовским колониям…
Почти тысячу километров по трассам от Москвы до Тольятти группа решила преодолеть до утра следующего дня. С этой целью они выехали от ворот Управления спецмероприятий еще засветло. Погода была теплой, безветренной, новенькие внедорожники быстро ехали по сухой и относительно ровной трассе.
– …Стоять, идиот! Куда целишься?! Как стреляешь, придурок?! – делился воспоминаниями о полигонной жизни в училище Жерин.
Старшие товарищи слушали и снисходительно посмеивались.
– И так каждый месяц, между прочим. Полигон от училища в пятнадцати километрах, и туда надо еще попасть. А офицеры – что? Им главное – обеспечить курсантам тяготы и лишения в невообразимом количестве. Поэтому на полигон мы бежали со всем «железом» на горбу, не считая РД с укладкой.
– Ты так это преподносишь, словно мы с Владиком учились в Сельскохозяйственном институте, – усмехнулся Соколов. – Мы с ним тоже бегали и зимой, и летом. Осенью в дождь и по грязи, зимой в мороз и по сугробам.
Костин подтвердил:
– Точно в дырочку. В расписании занятий на месяц просто значился: «Полигон». И того, кто составлял это расписание, прогноз погоды волновал меньше всего остального…
В Тольятти спецназовцев интересовал огромный гаражный массив в безымянном квартале Автозаводского района. Квартал находился рядом с Волгой, цеха знаменитого завода тоже были поблизости, как и несколько километров стоящих рядами старых кирпичных пятиэтажек. Часть домов была заброшена: ни окон, ни подключенных коммуникаций, из обитателей только бомжи, наркоманы и любители бесплатных притонов.
Среди этих домов и скрывались интересующие спецназовцев боксы. Каждый кирпичный дом состоял из пяти надземных этажей. Под землей в виде подвалов имелись бесчисленные боксы, используемые под автомастерские и склады. В складах хранились левые медикаменты, амфетамины, паленый алкоголь и прочие криминальные «прелести». Здесь же в лучах специальных ламп выращивалась марихуана. Здесь же существовало вполне легальное производство, а также прятались, отстаивались и разбирались угнанные автомобили. В общем, жизнь в здешних боксах била ключом и днем, и ночью.
Существовали и другие боксы – специально построенные под землей километровые тоннели с многочисленными ответвлениями. Именно такой группе «Ангара» и предстояло проверить.
– …Сильнее других нас дрючили преподаватели с кафедры вождения боевых машин. Там происходило нечто! – развлекал друзей рассказами Жерин.
– А что у вас такого происходило? – вяло поинтересовался Костин. – Мы тоже поездили там немало, но ничего из ряда вон выходящего не было.
– Владик, если бы мне пришлось стать преподавателем этой кафедры, я бы написал роман в трех томах и назвал бы его «Ваша мать». Ну, это с цензурой, конечно. А без нее в оригинале там стояли бы одни точки…
Внедорожники мчались по ночной трассе, с каждым километром приближаясь к волжскому городу. Навстречу то и дело проезжали большегрузные фуры, ослепляя светом мощных фар.
– Вы про Болвана ничего не слышали? – внезапно спросил он.
– Болванов по жизни много, – философски заметил командир. – О каком-то наверняка слышали.
– На нашем курсе был такой курсант – Ванька Еремеев. И кличку Болван дали ему вовсе не мы, а преподы с кафедры вождения.
– Что-то я не припомню такого юмора со стороны тамошних полковников, – возразил Костин. – Там в основном все серьезные мужики служили.
– А как бы ты назвал человека, который за пару месяцев обучения разбил в хлам три БМП?
– Три?!
– Вот именно – три.
– Как это он умудрился? Она ж не убиваемая и рассчитана на добровольцев из Средней Азии!
– Мы тоже думали, что сломать ее невозможно! Но наш Ванька болел тяжелой формой «технического кретинизма» и имел другое мнение. Главное состояло в том, что в теории и на тренажерах у него получалось абсолютно все. Даже лучше других. А стоило сесть за штурвал БМП – все, пипец машине. Что он вытворял – не передать!
– Так что он вытворял? – хором спросили Соколов с Костиным.
– Представьте себе яркий солнечный день: тепло, тихо, птички поют, легкий ветерок колышет молодые одуванчики. А посреди ровного поля гуслями кверху «загорает» БМП.
– Как это? – неуверенно спросил майор.
– Вот и преподы наши, мешая великий русский язык с великим русским матом, на него орали: «Как?! Как ты, болван, умудрился это сделать?!» А Ваня стоит, глазами хлопает и объяснить ничего не может. И никто не может, так как подобный фортель без нарушения фундаментальных законов физики сотворить нельзя! В тот день он и получил свое прозвище – Болван…
Необходимость срочной командировки спецназа в Тольятти назрела в тот момент, когда в Управление спецмероприятий поступила информация о принудительном удержании в одном из подземных боксов нескольких десятков людей.
Слухи о странных исчезновениях тольяттинцев давно будоражили не только город, Самарскую область и Поволжье. Об этом жутком феномене знали и в столице, но до определенной поры сделать ничего не могли. Послали в Тольятти несколько сотрудников в штатском: вжиться, пронюхать обстановку, разузнать подробности. Через пару месяцев те вернулись в Москву и привезли кое-какую информацию, позволявшую с относительной точностью определить место содержания пленников.
– …А однажды Болван и меня чуть не угробил, – с тяжелым вздохом признался Жерин.
– А тебя-то за что? – подпалил сигарету майор.
– Сдавали мы в конце практики контрольные нормативы по вождению. Забрался я на БМП в противотанковый ров, переплыл грязную канаву и на подъеме встал – в дизеле засорился топливопровод. Мне по радио с вышки орут: «Ты куда пропал?! Почему не двигаешься?» – «Во рву, – отвечаю. – Заглох». После этого на вышке начинается форменная паника. «Он ни хрена не слышит!! Сваливайте из машины!! Бегите в лес!..» Мы с инструктором сидим на штатных местах и ничего не понимаем. Кто не слышит? Кому сваливать из машины? Зачем бежать в лес?.. Вдруг до меня доходит: следующим со старта рванул Болван! В общем, вся моя короткая жизнь за секунду перед глазами пронеслась, пока я машину аварийно покидал. А движок другой БМП, между прочим, ревел уже рядом. Короче, едва мы с инструктором успели отбежать на пяток метров, как на полной скорости в ров влетает Болван.
– Зачем же он в ров-то на полной скорости? – удивленно спросил Костин. – Разве рвы так преодолевают?
– Потому что он – Болван. Педаль в пол и чешет на четвертой, не замечая препятствий! – всплеснул руками Андрюха.
– И чем же закончился этот полет?
– Чем… Гуслями посшибал нам все прицелы, сломал бронелист, покорежил двигло. Свою «бэху» тоже ушатал в хлам, врезавшись в противоположный бруствер. Вот так за пару секунд училище лишилось двух БМП. И такие истории с Болваном происходили постоянно.
– Подобных дебилов надо отчислять сразу, – пробурчал Владислав. – Мало того что они коллекционируют беды, так еще и других под монастырь подводят.
– Не вышло. У преподов после того случая терпение лопнуло, и они в полном составе написали рапорт начальнику училища. Дескать, если не отчислим – останемся без техники.
– А он?
– Вызвал начальника кафедры к себе в кабинет и отчитал по полной программе. «Вам, – говорит, – за что большие деньги платят? За неспособность обучить курсанта? Учите, тренируйте, натаскивайте. И чтоб к экзаменам он все умел не хуже других». Одним словом, окончил Болван с горем пополам училище. Сейчас вроде даже ротой командует.
– Что ж, бывает и так, – подал голос с переднего сиденья Соколов. – Вроде ничего у человека не получается, как ни старается. А потом, будто тумблер в голове щелкает, и все встает на свои места…
Дело это было крайне запутанным. Странный клубочек с исчезновением людей поначалу намеревался разматывать Следственный комитет вкупе с ФСБ. Но когда выяснилось, что среди канувших в безвестность числятся и военные пенсионеры, за него взялось Управление спецмероприятий Министерства обороны.
– Своих в беде не бросаем, – коротко резюмировал начальник Управления и отправил в командировку троих опытных сотрудников.
Через два месяца начала вырисовываться относительно четкая картинка: к исчезновению людей скорее всего причастна тольяттинская автомобильная мафия.
Один из агентов собрал минимум информации из-за того, что сам едва не попал в поле зрения преступной группировки и еле успел унести ноги.
Второй устроился в автомастерскую и в разговорах с коллегами кое-что разузнал из жизни местных мафиози.
Более других преуспел третий. Он мало соображал в автохламе и «кишках» машин, но имел «язык без костей» и хватку настоящего предпринимателя. Для того чтобы втереться в доверие к обитателям гаражных боксов, ему пришлось вначале купить подержанную «гранту» и тут же найти перекупщика для ее продажи.
Наварить на сделке удалось мало, но за сговорчивость он приобрел сомнительного знакомого по имени Гера-рихтовщик. Это был тощий болезненный мужичок лет тридцати трех, с бегающими карими глазками и вытянутой эллипсом лысеющей головой.
Желая упрочить знакомство, агент предложил отметить сделку. В результате он купил хорошей водки, обильной закуски, и они уединились в боксе.
– Понятия рабочего времени у нас нет, – попыхивая сигаретой, рассказывал Гера-рихтовщик после первого стакана водки. – Народ работает, когда хочет. И когда есть работа.
Перед ними на ящике из-под апельсинов стояла нехитрая посуда и банка «Nescafé» вместо пепельницы. Вдоль стены бокса располагался верстак и длинная полка с инструментами. Там же пылился допотопный кассетный магнитофон, а рядом лежала дверца от «Жигулей» со свежим слоем грунтовки. В одном углу высилась гора резиновых шлепанцев, в другом пылилась стопка листового металла.
Тот вечер за литром русской водки стал отправной точкой в успешной командировке агента. Разговорившись, Гера-рихтовщик сболтнул лишнего.
– Тут у нас знаешь, какие дела проворачиваются! – не без гордости поведал он. И тихо добавил: – Ты даже представить такое не можешь!
– Это чего же я не могу представить? – подначил агент. – В наше неспокойное время даже работорговля входит в норму.
– Работорговля – это мелочи. В наших боксах, между прочим, не только машины на запчасти разбирают.
– Не понял? – замер москвич.
Последняя фраза собутыльника и в самом деле поставила его в тупик.
– О пропадавших людях в Тольятти слыхал? – спросил Гера. И тут же махнул рукой: – Да откуда ты мог об этом слышать – ты же не местный!
– Нет, ничего не слышал.
– Вот. А они у нас регулярно исчезают. И заканчивают свой земной путь здесь – в боксах.
Пускаться в подробности рихтовщик не стал, а сотрудник Управления лезть с вопросами побоялся, дабы не вызвать подозрений. Несмотря на изрядное опьянение, новый знакомец соображал неплохо.
А месяц спустя – после детальной проработки операции – в сторону Тольятти уже неслись два внедорожника с группой майора Соколова. Впереди и слева над горизонтом небо уже окрасилось в фиолетовые тона. До рассвета оставалось около часа.
– А у меня остались самые светлые воспоминания от летнего лагеря, – с хрустом потянулся Костин. – Особенно от марш-бросков с полной амуницией.
– От пробежек? – едва не хором переспросили друзья. – Ты что спятил?! Чего в них было кайфового?
– Помните, там километра через три в лесном массиве маршрут проходил мимо «дурки»? – таинственно улыбнувшись, спросил Владислав.
– Да, была какая-то закрытая клиника. Поговаривали, будто психи с тяжелой формой лечились.
– Точно, – лениво подтвердил Костин. – Некоторых санитары даже на поводках на прогулку выводили, как бойцовских собак. Наверное, самых буйных или опасных.
Жерин, не моргая, глядел на товарища:
– И в чем же прикол?
– Пока мы бежали мимо длинного забора клиники, у нас было полминуты на общение с психами. И вот представьте: рота курсантов прилипает к забору и, барабаня по прутьям касками и саперными лопатками, кричат: «Как служба, коллеги?» «Коллеги» от этого жуткого грохота начинали в истерике метаться по двору клиники, таская на поводках несчастных санитаров. Короче, в лечебном заведении начинался настоящий дурдом.
– Ну, вы даете, – усмехнулся Соколов. – Мы тысячу раз мимо этой клиники бегали, и никому в голову не приходило провоцировать психов.
– Наш комбат тоже не оценил юмора, – признался Владислав. – Однажды он сказал: «Когда мне доложили о ваших выходках, то пришлось задуматься над вопросом, с какой стороны забора находятся по-настоящему больные люди…»
Костин опустил оконное стекло и выбросил в ночь окурок.
– И долго вы издевались над бедными людьми?
– Нет. Вскоре наш курс построил начальник училища и дал слово какому-то пожилому гражданскому мужику. Оказалось, что это директор клиники, известный профессор.
– Он вас вылечил?
– Да. Причем сразу. «После каждой вашей пробежки, – сказал он, поглаживая клиновидную бородку, – мы вынуждены пациентам колоть ядерные дозы успокоительных препаратов. Пожалуйста, не беспокойте этих несчастных людей».
– Ага, так вы и его послушались, – язвительно заметил Жерин.
– Никто и не собирался его слушать. Но проблема состояла в том, что генерал тоже это отлично понимал. Поэтому он просто взял и в приказном порядке изменил маршрут марш-бросков, увеличив его на пару километров. И с тех пор мы стали бегать, давая приличный крюк вокруг клиники.
– Так вам и надо, – улыбнулся Соколов.
И покосился на часы.
А в Тольятти группа рассчитывала прибыть в восемь утра.
