Введение в Новый Завет

Я мог бы показать различные с точки зрения истории, литературы, теологии подходы к Новому Завету, то есть сделать синтетический обзор. Можно было бы остановиться на различных частных аспектах, более интересных для вас как для специалистов, — скажем, на истории манускриптов, истории переводов. Я думаю, что в этом есть смысл, но лучше это сделать в конце — когда мы с вами охватим целое, можно будет перейти к деталям. А сейчас — Новый Завет.

Нет необходимости говорить вам о том, какое огромное, мощное влияние оказывает Новый Завет на всю культуру земного шара на протяжении истекших двух тысяч лет. В настоящее время Новый Завет является священной книгой полутора миллиардов христиан, он высоко ценится и мусульманским миром, и очень многими людьми, которые стоят вне религиозных конфессий.

А центр, стержень Нового Завета — это Евангелия. Слово это происходит от греческого евангелион, что означает «радостная весть». В старину это слово употреблялось в тех случаях, когда вестник приносил с поля боя сообщение об успехе или победе или другие радостные известия. В Ветхом Завете слово «радостная новость» (бесора) иногда употреблялось в духовном контексте — как весть с Неба, весть Божественная. Так вот, слово «евангелие» принесено в мир Христом в том смысле, в каком мы его употребляем сегодня.

В Библии, в Новом Завете нет слова «христианство». Его мы создали позднее, подобно таким понятиям, как платонизм, аристотелизм, манихейство, арианство. Это как бы учение, некая доктрина. Между тем то, что возвещается в Евангелиях, гораздо глубже и шире какой–либо доктрины. Это есть «Радостная весть» — так Христос хочет называть Свое учение.

Мы имеем четыре Евангелия. Возникает вопрос: почему четыре? Сначала исторический факт: уже во второй половине I столетия нашей эры их было четыре. Хотя общеизвестно (мы потом этого коснемся), что многие люди писали о Христе и в первом, и во втором, и в третьем и в последующих столетиях — никогда не исчезала и не уменьшалась литература о Нем. Но уже во II столетии епископ Лиона, города галльского, французского, Ириней пишет: Евангелий четыре, как четыре конца света, то есть он берет символ космичности и сравнивает его с четырьмя Евангелиями.

Во время раскопок на Востоке был найден манускрипт евангельской гармонии. Сирийский писатель II столетия Татиан (или «Тациан», как иногда его имя транскрибируют) составил из четырех Евангелий одно цельное повествование, котороеназывается «Диатессарон». Эта книга пользовалась почти таким же авторитетом, как наши четыре канонических Евангелия. И то, что Татиан взял за основу своей компиляции именно четыре канонических Евангелия, показывает, что в его время они уже были признаны в своем роде единственными и уникальными.

Вероятно, некоторые из вас видели книгу «От берегов Босфора до берегов Евфрата», вышедшую в переводах и под редакцией Сергея Сергеевича Аверинцева и посвященную сирийской, коптской и греческой апокрифической литературе; она вышла в прошлом или в позапрошлом году . Кроме того, вышла книга «Апокрифы древних христиан» в переводах Трофимовой и Свенцицкой .

Итак, даже с точки зрения чисто литературной мы сегодня можем понять, насколько четыре Евангелия возвышаются над апокрифической письменностью. В этой литературе вы найдете все: она является типичным фольклором с традиционными приемами народного творчества. В ней много украшений, иногда фантазий (иначе это не назовешь), которые кажутся нам не только неправдоподобными, но глубоко противоречащими духу Евангелий.

В связи с этим я напомню читавшим Евангелия (и тем, кто не читал) такой эпизод (из канонических Евангелий): когда Иисус Христос шел в Иерусалим, Он должен был остановиться в самарянской

деревне; самаряне с иудеями враждовали и не приняли Его и учеников; усталые и раздраженные, они сказали: «Учитель! призови гром и молнию, как когда–то сделал Илия, пусть разразит этих сама–рян». А Он ответил им: «Не знаете, какого вы духа. Сын Человеческий пришел не губить, а спасать» .

Весь этот эпизод есть в древнейших рукописях, но там нет фразы «Не знаете, какого вы духа». И большинство историков считает, что эта фраза попала туда из какого–то древнего текста. Но по внутреннему содержанию, по духу она глубоко гармонирует с тем, что составляет всю сущность Евангелия.

А в апокрифах? Мы видим там образ Христа, разительно отличающийся от того, который есть в канонических Евангелиях. В детстве Он то и дело старается проявить Свое могущество; например, из мести Он творит весьма неприятные чудеса. И если евангелисты целомудренно молчат о том, чего они не знают, скажем, о тайне Воскресения, которое нельзя описать, то апокрифы расцвечивают это самыми фантастическими красками: выходит Воскресший из гроба, за Ним идет фигура, все это видение достигает до неба, за Ним движется Крест и так далее, — то есть это совершенно не то, что мы находим в Евангелиях с их скупым, лапидарным, почти летописным стилем.

Надо сказать, что по сравнению с древней литературой Евангелия — это новый жанр. Были и биографии, и летописи, и эпосы, и поэмы, и истрические повествования о тех или иных событиях, скажем, о Пунических войнах или еще о чем–нибудь, — была богатая литература. Но такой особый жанр, как Евангелия, был создан именно христианской Церковью.

Маленькая, интересная для вас деталь: самый ранний текст Евангелия, сохранившийся и найденный при раскопках, — это кодекс, а не свиток. Дело в том, что в течение сотен и тысяч лет значительная часть человечества, а именно средиземноморская, пользовалась свитками — и в Греции, и в Риме, и в Египте. И только начиная с христианской эры кодексы, то есть книжки, начинают входить в моду. Они были более дешевыми. Во–первых, они позволяли использовать папирус или пергамент с двух сторон. Во–вторых, их можно было носить с собой — в кармане или в сумке. Свиток гораздо менее удобен; и у него вторая сторона, как правило, оставалась пустой.

Многие историки книги считают, что именно христианство, проповедуя широким кругам общества, стимулировало развитие кодекса. И сегодня, в общем, мы все свои книги, журналы и даже газеты печатаем в виде кодексов, свиток остался в прошлом.

Итак, Евангелия — это исключительно оригинальный жанр. Это не биография. Древний мир знал биографию? Да, конечно. Я думаю, что вы сами назовете биографов, которые вам известны; хотя бы взять Плутарха — этого уже достаточно. Биография обстоятельна; она начинается с родителей, семьи, происхождения, юности и последовательно проходит вместе со своим героем до его смерти. Евангелие — фрагментарно; последовательностьповествования в нем очень относительная, только эпизод страданий, распятия Христова везде имеет характер связного рассказа.

В то же время Евангелие не является сборником каких–то поучений. Это — жизнеописание, но жизнеописание, которое имеет целью сказать людям о чем–то очень важном; не просто поделиться с ними некими событиями, свидетелями которых они были, а засвидетельствовать о вере. Большинство современных ученых считают, что Евангелия сложились на богослужебных, молитвенных собраниях, когда пелись псалмы, читалась Библия и тут же читались тексты, посвященные жизни и учению Христа.

Здесь мы должны остановиться на одной очень важной детали, характеризующей Евангелия. Учение, которое там излагается, не есть идеология, отвлеченная доктрина, философская концепция, а это есть нечто, неотделимое от Личности, от образа Того, Кто говорит с нами через эту книгу.

Это ось всей Библии, это ось всего христианства, это ось мировой истории. «Христос» значит «Царь». Он — Царь истории. Он совершенно исключительная Личность. Апостол говорит: Иисус Христос вчера, сегодня и завтра — Тот же . Блаженный Августин Аврелий, великий писатель IV века (он пришел к христианству в зрелые годы), говорит: как поздно я узнал Тебя, Любовь! — какая прекрасная, какая древняя красота и вечно юная.

Бесчисленное количество крестов, распятий, куполов, храмов, картин, поэм, молитв и музыкальных произведений — все это связывается и вращается вокруг одной Личности. Апостол Павел говорит даже больше: религия (как он говорит, Закон), то есть те традиционные, ритуальные, религиозные обычаи на самом деле тускнеют, как звезды перед Солнцем, когда является Христос. Через Него открывается людям не просто какая–то система моральных заповедей, а нечто гораздо большее!

У нас теперь принято говорить, что христианство приносит общечеловеческие ценности. Это верно. Но если уж говорить об этих ценностях, то скажу вам откровенно: возьмите «Нравственные письма» Сенеки, римского философа, современника евангельских событий, — все эти общечеловеческие ценности вы там найдете! И мужество, и выдержку, и доброту, и чистоту мыслей, и честность, и даже самоотверженность — все найдете. Это прекрасная литература. Так же как писания Эпиктета, римского стоика, как и писания других стоиков. Это великолепно. Это глубже, чем Мон–тень… И это, действительно, книга о жизни.

Недавно вышла в новом переводе книга императора Марка Аврелия «Наедине с собой». (Я читал ее в старом переводе.) Это одна из лучших книг мировой истории! Этот человек, которому подчинялась огромная Римская империя (конец II века нашей эры), — какие он находит слова о жизни, о смерти, обо всем… Вот тебе и общечеловеческие ценности — не нужно ни христианства, ничего.

Я говорю это к тому, что Евангелия содержат нечто, повторяю, бесконечно большее. А что содержат — вы должны понять и почувствовать по мере углубления в этот текст.

Знаменательно, что Христос никогда не говорил о Себе прямо, определяя Свою роль: это было всегда косвенное свидетельство. Он говорил: «Я есть дверь (врата)… Я есть виноградная лоза, а вы ветви». Он говорил: «Я и Отец — одно». Но это опять было тайной, потому что так мог сказать и индийский мудрец, который считал себя единосущным Брахману…

А в Апокалипсисе Он говорит о Себе: «Я есть Альфа и Омега, начало и конец». И когда Он должен был сказать о Себе как о Христе, Царе, Он не сказал: «Я — Царь». А Он сначала спросил учеников: «За кого Меня считают люди?» Они начали говорить: «за пророка, за Иоанна Крестителя, который ожил… за Илию–пророка». «А вы?» Тогда Петр сказал: «Ты Царь, Ты Христос, Сын Бога Живого». То есть Он всегда ожидает ответа человека, чтобы человек сам это почувствовал.

Он не навязывает ему извне Свою тайну. Почему? Потому что она с величайшим трудом формализуется в какой–то отточенной форме. Ее надо постичь внутренним видением. Ее надо услышать внутренним ухом; недаром Христос любил старинную поговорку: «кто имеет уши слышать, да слышит».

Можно иметь уши, но глухие. Этот звук особый. Это то, что дано человеку, единственному из всех существ, — услышать гармонию сфер, услышать голос Запредельного. И очень часто словами сказать об этом почти ничего нельзя. И все то, что говорится о Христе, это всегда метафора.

Образ Его поразителен тем, что нарушает все литературные традиции.

Во дни моей юности в советской литературе присутствовали такие «розовые» герои, которых по заказу изготовляли верноподданные писаки. Но даже они, создавая этих розовых, безгрешных «кавалеров Золотой Звезды» и председателей колхозов, — даже они обязательно где–то должны были найти в этих людях какую–то негативную черточку; иначе все становилось безнадежно, литературно, абсурдно. Ибо рельефна может быть только фигура, у которой есть тени. Я думаю, вам понятно: потому что все мы — существа с тенями. И вот каждый из четырех евангелистов создает совершенно светлый образ. И казалось, Он должен быть литературно неосязаемым, бесплотным. Но Он настолько могуч, что разбивает барьеры стран, языков, народов и эпох! Он остается живым и сегодня.

Вот эта тайна в христианском богословии называется тайной боговдохновения. Это значит, что люди, может быть, даже не обладающие ярким литературным талантом, под влиянием какого–то особого вдохновения создают уникальные произведения; уникальные не в чисто литературном смысле, а по своим свойствам…

Уже полвека я читаю эту книгу, но все время нахожу в ней что–то новое. Она настолько многослойна, что как бы отвечает твоему настроению, твоему состоянию, она может тебя упрекать, она может вести с тобой беседу, она может от тебя закрыться и стать совершенно недоступной, просто на бо ром букв.

С чем это связано? Если бы это написал один человек, если бы был один евангелист, мы, по крайней мере, имели бы право сказать: жил литературный гений, самородок, который и создал это. Жан Жак Руссо говорил, что создавший, выдумавший такой образ был бы более поразителен, чем сам оригинал.

Но мы находим четырех авторов. И поэтому, по–видимому, речь идет не о создании образа, а Его отображении. Я всегда вспоминаю слова немецкого историка Юлихера (он жил в начале нашего столетия), который очень глубоко изучал Евангелия и говорил, что чувствуется, как евангелисты едва справляются с той темой, с тем образом, с тем материалом, как он говорил, которым им надо было овладеть. То есть они были ниже сами по себе как писатели, как люди, ниже того, о чем они говорили.

Возникает естественный в ваших устах вопрос: но все–таки, стоит ли за этим сводным повествованием какая–либо реальность? Может быть, четыре автора, в конце концов, оказались гениями и создали эти произведения.

История борьбы вокруг этой проблемы — настоящий фантастический, приключенческий, детективный! роман. К сожалению, на русском языке никто не написал об этом — а ведь это была бы увлекательнейшая повесть. Но должен сразу вас предупредить, как людей, которые причастны и к науке, и к искусству. Подлинная наука никогда не ставила под сомнение реальность Иисуса Назарянина в истории. И те атаки, которые велись на Него в течение столетий, — они всегда были обусловлены не научными данными, не историей, не, скажем, археологией, а, как правило, различными философскими концепциями.

Не углубляясь в прошлое, начнем с XVIII века, когда господствует идеология деизма (подхваченная масонами). Что это было? На фоне общего кризиса христианских Церквей и общин возникает попытка создания антитезы, то есть философской natur–religio («естественной религии»), которая бы включала в себя простейшие, элементарные догматы: Бог, душа, бессмертие. Создатель сотворил мир, но Он в него не вмешивается; нет никакого Откровения, а человек предоставлен самому себе. Вот эта упрощенная концепция, с разными вариантами, — она казалась религией разума, или, как говорил Эммануил Кант, «религией в пределах только разума».

Ее отстаивали очень многие представители так называемого «Просвещения» XVII—XVIII веков. Но им хотелось, чтобы эта концепция вышла из кабинетов философов и захватила сознание масс. Для этого надо было противопоставить традициям Церкви свои традиции. Они использовали закрытыедеградирующие клубы строителей соборов — «вольных каменщиков», франкмасонов; так возникла альтернативная христианству псевдо–Церковь, со своими обрядами, со своими идеями, символикой и прочим.

Достаточно сказать, что деистом и масоном в этом смысле были Робеспьер, Лессинг, Моцарт — очень многие люди. И в этом была вина христианства; я не хочу это замалчивать. В результате кризиса Церкви интеллигентные, образованные люди искали опору в этой альтернативной концепции. Впрочем, в политическом смысле тут все было перемешано; потому что и вся королевская фамилия Людовика XVI тоже были масонами.

Оттуда начинается поход против Христа, который возглавляет сначала учитель восточных языков Реймарус. Его книга в защиту деизма «Апология истинной веры» никогда не была напечатана, фрагменты из нее опубликовал Лессинг, причем анонимно (не указывая имени автора), они есть и в английском переводе . Но он еще не отрицает реального существования Хрис та.

В XVIII веке Шарль Дюпюи, деятель Конвента, тоже деист, пишет книгу, в которой утверждает, что Христос есть солнечное божество и не больше. Писатель–романтик, писавший под псевдонимом Вольней, современник Шатобриана, он в начале века пишет произведение по истории религии и свободные эссе: он едет осматривать памятники, изучает цивилизации — как Байрон, как многие ездившие на Восток и на Запад. Для него история Христа — это чистый миф.

Но потом эта концепция рушится и забывается. Потому что деизм отходит назад — он теряет свой кредит. А на первое место в начале XIX века выходит Гегель, гегельянство. И тут противники Евангелия, пытаясь использовать гегельянство, создают новую концепцию, согласно которой Евангелие есть продукт жестокой партийной борьбы внутри первых христиан — между сторонниками сохранения ветхозаветных иудейских обычаев и их противниками.

Эту концепцию разработал знаменитый немецкий историк, гегельянец, Фердинанд Христиан Баур (умер в 1860 году). Он преподавал в Тюбингене; там была протестантская школа экзегетики, образовавшаяся при Тюбингенском университете — кто только в нем не учился из великих, и Гегель, и многие другие; старинное здание; мне приходилось там быть; рядом жил Гельдерлин, в башенке, где он был уже безумным; в Тюбингенском университете учился и Давид Фридрих Штраус.

Юный человек, готовивший себя к пастырскому служению, Штраус, увлеченный Гегелем и идеями Баура, в конце концов стал утверждать, что Христос не важен как историческая личность, а важна христианская идея, идея Христа. «А идея, — говорил он, — не разменивает себя на индивидуумы, идея охватывает только род. Идея не любит отдавать себя личности». В конце концов, он начинает анализировать Евангелия с этой точки зрения.

Штраус был человеком очень острого ума, огромной работоспособности; почти за год он написал книгу «Das Leben Jesu» («Жизнь Иисуса») — двухтомник, огромный (по 700 страниц каждый), со скрупулезнейшим — на это только немцы способны — анализом четырех Евангелий.

В ней он хотел показать, что Евангелия не только результат партийной борьбы между двумя группировками христиан и, следовательно, не отражают жизнь Христа, а они вообще есть система мифов, которые складывались вокруг личности Иисуса: Иисус существовал, но на Него почти механически перенесли все представления о грядущем Спасителе–Мессии.

Штраус начинает рассматривать каждый эпизод жизни Христа и говорит: а вот это было там, а это взято оттуда. И в конце концов от Евангелия почти ничего не остается. Причем его наблюдательность сыграла с ним слишком нехорошую шутку, потому что когда он начинает свои сравнения, он цепляется за мельчайшие детали. Например: у царя Давида, который жил за тысячу лет до Христа, был советник, который стал предателем; когда он узнал, что его разоблачили, он вышел и удавился; Штраус говорит: вот откуда идет история Иуды. Понимаете, как будто за тысячу лет два человека не могли изолированно удавиться. И вот такие он находил параллели и их пересказывал…

Книжка его вышла в 1835 году, то есть еще при жизни Пушкина. Кстати, к нему приезжал Александр Андреевич Иванов, художник, автор картины «Явление Христа народу» и с ним пытался что–то выяснить. Но Иванов не знал немецкого, а Штраус не знал русского, они изъяснялись на латыни, которую оба уже забыли…

Итак, Штраус не знал, как выглядели представления о Мессии, о Божественном грядущем Царе в те времена, когда жили Христос и апостолы. На самом деле очень мало из этих представлений реально осуществилось в жизни Христа… Божественный Царь, согласно этим легендам, рождается в неизвестном месте и Сам даже не знает о Своем призвании; потом Он является в Иерусалим, где с неба спускается Илия–пророк, помазывает Его на Царство, и Он начинает новый эон, то есть новую эру мира. Нигде Он не представлен как Учитель, как проповедник, как, наконец, страдающий — этого ничего не было; поэтому неоткуда было выдумывать!

В конце концов, теории эти потерпели крах. Но и Штраус, и Баур утверждали, что Евангелия написаны через 150 лет после жизни Христа. Естественно, как можно считать рассказ достоверным, если он так поздно написан?

В 1863 году выходит книга Ренана «Жизнь Иисуса». Она сейчас переиздана, и я думаю, каждый из вас сможет ее прочесть; она выходила до революции в нескольких переводах и сейчас будет издана в двух издательствах. Ренан был семинаристом, готовил себя к церковной католической службе, очень был одаренный, талантливый человек; но в молодости в семинарии, столкнувшись с современной ему исторической наукой (40—50–е годы прошлого века), он оказался перед выбором: либо Католическая Церковь, либо наука. Это была ложная дилемма, но тогда она ему представлялась именно так. Ему пришлось выбрать науку, и это было честно, хотя он и сохранил очень большое уважение к своим учителям.

Отправившись в Палестину в составе экспедиции Наполеона III, он хотел там набросать книгу по истории христианства — истории ее начала. Под влиянием того же Штрауса и немецких авторов он хотел начать ее как историю идей. И вдруг все в нем переломилось.

Молодой ученый увидел Галилейское море; увидел заснеженную гору Ермон; прошел по улицам Иерусалима, был в Назарете и Вифлееме, и он увидел, как сам пишет, «пятое Евангелие». Все строки евангельские ожили, когда он соприкоснулся с исторической и географической реальностью Святой Земли.

И тогда он решил написать книгу о жизни Христа по принципу биографии, восстановить Его образ. И прежде всего Ренан отбросил мнение гегельянцев, что Евангелия — поздние сочинения. Он утверждает, что они были написаны в I веке нашей эры.

Его книга вызвала бурю. За короткое время она выдержала 13 изданий. Но это была неудача. Потому что, блестяще изобразив (проработав) пейзажи, историческую обстановку, как бы оживив все, сделав прекрасный фон, Ренан на этом фоне поместил живую, психологически очень понятную фигуру Иисуса Назарянина, которая не имела ничего общего с евангельским Иисусом. Слабый человек, постоянно колеблющийся, склонный к двусмысленности, даже ко лжи, сентиментальный — такой человек не мог создать мировой религии.

А в конце XIX века великий немецкий ученый Адольф Гарнак провозгласил, что Евангелия относятся к самому первоначальному пласту христианской традиции и являются очень древними произведениями. С этого времени наука начинает стремительно двигаться в сторону сближения с традицией. А сегодня гипотезы тех ученых, которые считали, что какие–то греческие философы сочиняли Евангелие от Иоанна, потому что там стоит термин Логос, «Слово», — принадлежат вчерашнему дню; это не только не подтвердилось, но опровергнуто очевидными фактами.

Один факт хочу вам назвать. Современный исследователь Кумрана (вы знаете, что речь идет о рукописях Мертвого моря) французский ученый Жан Карминьяк сделал однажды перевод Евангелия от Марка на тот древнееврейский язык, который присутствовал в Кумранских рукописях. И вдруг он увидел, что все легло блестяще. И тогда он стал дальше исследовать этот вопрос. Выяснилось, что вся фразеология, грамматика, структура, литературная форма Евангелий имеют под собой прочную семитскую основу.

Карминьяк пришел к выводу, что в основном все тексты Евангелий от Матфея и Марка первоначально были написаны на арамейском или древнееврейском языке, то есть самими апостолами в первом поколении. Он писал мне, что уверен — к 2000 году вопрос этот не будет вызывать споров среди ученых.

Другие же считают, не менее основательно, что здесь роль играет устная традиция. Вы, вероятно, знаете, как выглядит, по крайней мере внешне, книга Махабхарата — индийский эпос. В русском переводе, далеко не полном, это целая серия толстых, пухлых томов. Так вот, Махабхарату индийские сказители знали наизусть. Они могли в течение нескольких недель пересказывать ее слушателям.

На Востоке издавна существуют определенная техника и традиция запоминания текстов. В Палестине I столетия считалось даже дурным тоном записывать за учителем. Очевидно, у людей тогда склероза не было, они запоминали, повторяя из раза в раз, все время обкатывая. Они все знали наизусть. Поэтому ученые с полным основанием говорят, что устная евангельская традиция была не менее надежна, чем пергамент и папирус.

Вот чем объясняется сходство первых трех Евангелий, иногда дословное совпадение, — они так или иначе опирались на эту устную традицию, опирались на то, что происходило в Церкви постоянно. Там нельзя было, оказывается, выдумать. Авторы апокрифов, создававшие эту параевангельс–кую беллетристику, писали на свой страх и риск, домашним способом. А вот наши канонические тексты — они всегда произносились на собраниях, на общениях, это то, что рассказывали им люди первого поколения, и это то, что было записано за ними.

И еще одна, последняя черта Нового Завета. Книга Деяний апостольских (вы знаете, что она следует за Евангелиями) повествует нам о том, как христианство распространялось в первых общинах в 30 — 60–е годы I столетия.

Апостолы шли через крупнейшие города, они обходили деревни; христианство распространялось в наиболее важных культурных центрах — это была урбанистическая религия. Рим, Антиохия — столицы Востока и Запада с населением иногда в полмиллиона (что по тогдашнему времени было очень значительно). Многонациональное, огромное население империи… И у этих общин было множество проблем. Отношение к языческим праздникам, к имперским властям, отношения между христианами и теми иудеями, которые не приняли Евангелие. Там есть споры, которые бытовали в Палестине в евангельское время, — споры, которые были непонятны уже людям из греческой и из языческой среды в конце I века.

Иными словами, Новый Завет — это своеобразный сборник, совершенно подлинно донесенная до нас весть о центральном событии мировой истории.

В будущем мы рассмотрим отдельно каждого евангелиста, чтобы вы почувствовали, в чем литературные, богословские и другие особенности каждого из них. Замечательно, что мы имеем четыре Евангелия, четыре точки зрения на одну личность, личность Христа. Потому что если бы была только одна точка зрения, это бы сузило наш кругозор и наше видение. А так мы видим Его как бы стереоскопически.

Разумеется, в Евангелиях мы найдем противоречия. И это доказывает (от противного), что перед нами не искусственно созданный вымысел, а подлинные рассказы живых свидетелей.

В одном богословском институте ученый проделал следующий опыт, чтоб показать людям, откуда возникают евангельские противоречия. Он договорился с одним из студентов, что во время лекции тот ворвется к нему и, бросившись на кафедру, начнет его душить. И когда студент набросился на него, все вскочили, его связали и увели. Потом пришли полицейские и начался допрос. Одни говорили, что видели у него в руках пистолет, другие слышали выстрел, третьи не слышали выстрела — то есть показания были все различные. Но профессор и этот студент уже заранее знали, что было в действительности. После этого он рассказал студентам свой замысел и что из этого получилось.

Субъективность человеческих восприятий в связи с каким–то событием — это вещь совершенно очевидная. Например, евангелист Марк говорит, что когда Христос умирал, два казнимых рядом с Ним разбойника Его поносили — озлобленные, умирающие люди. А Лука говорит, что один поносил, а другой его останавливал и обратился ко Христу со словами молитвы. О чем это свидетельствует? Это говорит о том, что Марк и Лука (они оба не были свидетелями на Голгофе) передают разные свидетельства — один сохранил то впечатление, которое поразило очевидца, что и эти люди были против Христа, а другой, может быть, рассказал услышанное человеком, который стоял ближе.

Есть расхождения и в сказании о рождении и детстве Христа. Правда, и тот и другой евангелист, и Матфей и Лука, которые рассказывают о рождении Христа, оба отмечают, что Он родился во дни царя Ирода. Это общее.

Здесь маленькое отступление. Вы знаете, что сейчас, через 10 лет, мы будем отмечать 2000–летие Рождества Христова. Но на самом деле мы должны это сделать раньше. Откуда нам известно, что Он родился ровно 2000 лет тому назад? Дело в том, что в VI веке некоему ученому монаху по имени Дионисий (Дионисий Малый) было поручено выяснить точную дату рождения Христа. Он провел сложную астрономическую, математическую и историческую работу — очень, надо сказать, успешную для того времени, для раннего Средневековья — и определил эту дату, но впоследствии ее уточнили.

Иосиф Флавий, опираясь на свидетельство Николая Дамасского, сирийского историка, который написал книгу о царе Ироде, утверждает, что Ирод умер во время затмения. Книга Николая Дамасского не сохранилась, и тем более для нас важно, что Иосиф Флавий об этом рассказывает. Николай Дамасский одно время работал у Ирода, был его царедворцем, так что знал многие подробности его жизни. Так вот, когда историки рассчитали, то выяснилось, что это затмение произошло в четвертом году до нашей эры. То есть до того времени, когда, по традиции, совершилось Рождество Христово. Ошибка на четыре года для историка Средних веков — вина небольшая. И мы сохраняем существующую дату как традиционную.

Но когда же реально родился Христос? Значит, за четыре года до нашей эры Ирод умер. Мы знаем (из Евангелия от Матфея), что он велел убить младенцев от двух лет и ниже; следовательно, в момент, когда появилась звезда и когда Ирод узнал о рождении в Вифлееме Ребенка — особого, — этому Ребенку было уже около двух лет. А поскольку Ирод после этого вскоре умер, мы можем предполагать, что событие это произошло за шесть–семь лет до нашей эры.

У этой проблемы есть одна замечательная особенность. В 20–х годах историки исследовали астрономические записи вавилонских жрецов и обратили внимание, что те очень тщательно следили за движением царских планет, Сатурна и Юпитера, в 7 году до нашей эры. Дело в том, что согласно восточным преданиям, определенная конфигурация этих планет, их схождение в знаке Рыб, означала рождение Великого Царя. И именно поэтому вавилонские жрецы с таким пристальным вниманием следили за этим движением. И было это как раз в 7 году до нашей эры.

Впервые мысль об этом пришла на ум знаменитому астроному Иоганну Кеплеру — одному из создателей современной небесной механики. Кроме того, что он был ученый, он еще занимался астрологией и всякими тайными науками. Он прочел у одного иудейского комментатора, что звездой Царя–Мессии является соединение царских планет. Кеплер считал, что такое удивительное соединение царских планет было в 7 году до нашей эры. Быть может, как раз об этом идет речь в Евангелии от Матфея, когда появившиеся маги, волхвы, в Вифлееме и в Иерусалиме говорили: «Мы видели звезду Его на востоке и пришли поклониться Ему». Так мы читаем в нашем синодальном переводе. На самом деле перевод должен звучать так: «Мы видели восхождение Его звезды». В данном контексте «восток» не сторона света, а именно восход. Вот такие интересные совпадения связаны с датой рождения Христа.

И последнее — почему мы празднуем Рождество 25 декабря? Кто из вас читал Евангелие от Луки, помнит, что в ту святую ночь, когда родился Христос, пастухи находились в поле. А на Востоке период зимы — это дожди, холод; овец загоняют под укрытия. Но когда весной появляется трава, их на круглые сутки выпускают в поле, и пастухи там живут с ними и ночуют. Следовательно, событие это происходило тогда, когда пастухи жили под открытым небом, то есть в весенне–летнее время. Почему же тогда 25 декабря? Не было нигде такого указания в Библии. И христиане по–разному справляли день рождения Спасителя.

Иоанн Златоуст, знаменитый ученый, христианский проповедник IV века, пишет в одной из своих проповедей: «мы недавно ввели праздник Рождества». Иоанн Златоуст умер в начале V столетия. Почему — еще раз повторяю — выбрали 25 декабря? А потому что это был день рождения Солнца. 25 декабря, по старому астрономическому расчету, Солнце начинало набирать силу: это был праздник солнцеворота. И в Римской империи праздновали рождение Sol Invictus — Непобедимого Солнца. Так именовали бога Митру, так именовали разных солнечных богов. Вы все понимаете, какое значение имеет Солнце для жизни человечества, почему всегда человек перед ним преклонялся.

И христианство отождествило великое событие Рождества с рождением Солнца. Поэтому и праздничный гимн, который у нас поется, который исполняется в церквах в день Рождества, содержит такие слова: «Рождество Твое, Христе Боже наш, воссия миру свет разума. В нем бо звездам служащии (то есть через этот свет разума служащии звездам) звездою учахуся, Тебе кланятися, Солнцу Правды» — через звезду звездопоклонники научились поклоняться Солнцу Правды — это такой поэтический образ.

Так вот, «Солнце Правды» и «свет разума» — это явление Христа в мир, и поэтому этот праздник стал отмечаться 25 декабря. У нас, ввиду отставания старого юлианского календаря, введенного Юлием Цезарем (мы еще стоим на нем), этот праздник попадает на 7 января.

В дальнейшем мы, повторяю, рассмотрим особенности каждого евангелиста в отдельности и проследим связь Евангелий с самыми различными сторонами человеческой истории, культуры и искусства и главным образом — духовности. На этом сегодня думаю, закончим.

Почему волхвы пришли в Вифлеем именно в дом, где остановилась Мария с семьей?Именно они искали Иисуса?

Ответ на это, пожалуй, дает Евангелие от Луки. Евангелист Лука рассказывает, что когда Иисусу исполнилось всего полтора месяца, по старинному иудейскому обычаю Мать понесла Его в Иерусалим, чтобы посвятить первенца Богу (Он был первенец). И там Его встретил старец Симеон, который при всех взял Ребенка на руки и сказал: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко, по глаголу Твоему, с миром. Яко видят очи мои спасение Твое, еже уготово пред лицем всех людей, свет во откровение языков и славу людей Твоих Израиля». И все люди это слышали и понимали, что этот Младенец особый; а когда они вернулись в городок, конечно, об этом всюду ходили слухи. И, я думаю, что волхвам сразу указали дорогу к дому, где был рожден необыкновенный Младенец.

4 сентября 1990 года