(Василий Михайлович Дроздов), митр. (1782–1867), выдающийся рус. правосл. церк. деятель, богослов и библеист.

Род. в подмосковном г.Коломне в семье священника. Окончил Троицкую ДС в Серг. Посаде, а в дальнейшем углублял свои знания, занимаясь самообразованием. Уже в семинарские годы проявился его интерес к древним языкам и ораторские способности. Оставленный преподавателем в ДС, Дроздов был вскоре замечен митр.*Платоном (Лёвшиным), к–рый побудил его принять монашество (1808) и направил инспектором в новооткрытую СПб.ДА. В 1809 был рукоположен в иеромонаха и затем назначен ректором академии со званием ординарн. проф. богословия (1812). В Петербурге Ф. быстро приобрел славу даровитого проповедника. Хотя резкие обличения роскоши вызвали неудовольствие при дворе, именно с этого периода он стал пользоваться поддержкой кн.*Голицына, доверенного лица Александра I. Особенно тесно связало их сотрудничество в *Росс. библ. обществе (см. ниже). В 1817 Ф. был хиротонисан во еп.Ревельского, викария Петерб. епархии. Два года спустя в сане архиеп. Тверского он назначается членом Свят.Синода и большую часть времени проводит в Петербурге. Однако победа Аракчеева над партией Голицына приводит к удалению Ф. из столицы. В 1820 его перемещают в Ярославль, а в 1821 он становится митр. Московским. В этот период укрепляется всероссийский церковный авторитет Ф., хотя Николай I считал его оппозиционером (так характеризует Ф. и А.И.Герцен) и относился к нему с глубокой неприязнью. Только «эпоха реформ» возвратила Ф. расположение двора, и ему поручается составить манифест Александра II об освобождении крестьян.

Человек малого роста и хрупкого телосложения, Ф. отличался непреклонной волей, огромной работоспособностью и аскетическим

настроем. Как и все незаурядные люди, он внушал самые различные чувства и вызывал противоположные о себе суждения. Консерваторы считали Ф. масоном и тайным протестантом, называя «якобинцем в богословии» и «карбонарием», либералы, напротив, видели в нем обскуранта. Особенно резкую и одностороннюю характеристику дал ему историк С.М.Соловьев, к–рый в своих «Записках» говорит, что у Ф. «была горячая голова и холодное сердце». Но еще больше было у митрополита ревностных почитателей, видевших в нем молитвенника, подвижника и праведника. Столь же противоречивыми были мнения о трудах Ф. Противник мистических увлечений Александровского времени и гонитель библ. общества архим. Фотий (Спасский) заявлял, что своей деятельностью и сочинениями Ф. «не сделал православной церкви и вере никакой пользы, кроме услуг нововведениям и неправославию и всему, что угодно было тайному обществу» (т. е. *масонству). Партия Шишкова и Аракчеева считала «Катехизис» Ф. вредной книгой, в частн., из–за того, что в нем многие, как они выражались, «молитвы» (напр., *Нагорная проповедь) приводились по–русски. В результате выход «Катехизиса» был временно приостановлен. С др. стороны, поборники новых веяний усматривали в «Катехизисе» мертвящую схоластику.

Прот.Г.Флоровский справедливо подчеркивает, что мысль Ф. сформировалась в своеобразной атмосфере «Александровской эпохи» с ее романтизмом, религ. исканиями и глубоким интересом к христ. Западу. Новаторство Ф. было обусловлено тем, что он «не слушал высших наук в духовной школе», а вынужден был в значит. мере создавать систему богословского образования заново (*Введенский Д.). Между тем это было невозможно без использования достижений зап. богословия, в частн., протестантского. Ф. ставили в упрек симпатии к Обществу Иисусову, а также к *Сведенборгу и *Юнг–Штиллингу, хотя в действительности он принимал далеко не все их воззрения. Крутой поворот в государств. и церк. политике царизма в конце правления Александра I, падение Голицына, закрытие библейского Общества — все это глубоко потрясло Ф. и наложило печать на его жизнь и личность. Сознавая, что начался «обратный ход к временам схоластическим», он вынужден был постоянно обходить подводные камни, писать, говорить и действовать с чрезвычайной осторожностью. В известной степени это проявилось и в его суровой требовательности к академии и к клирикам. Весьма сложными были отношения Ф. с тремя современными ему рус. библеистами: прот.*Павским, *Бухаревым А. и архим.*Макарием (Глухаревым). Первый был его сподвижником в библ. обществе, но Ф. не одобрял его «протестантствующих» тенденций. Бухарева он ценил как богослова и экзегета, однако крайне настороженно относился к его историософским идеям и воспрепятствовал выходу в свет книги Бухарева об Апокалипсисе. Для архим. Макария Ф. был настоящим духовным отцом, но защитить его от репрессий не смог.

Роль Ф. в рус. переводах и изданиях Библии. Ф. вступил в библейское общество сразу же после его основания и оставался его членом до конца, т. е. до официального запрещения общества в 1826. С 1814 он был директором библ. общества, а с 1816 — вице–президентом. Для библ. общества Ф. перевел на рус. язык Ев. от Иоанна. Ему было поручено наблюдение над изданием первой славяно–рус. *билингвы Четвероевангелия (СПб., 1819); он сам подбирал для него шрифт; его подпись стояла под предисловием к 3–му изд. Евангелия (1819). Он же написал предисловие к рус. пер. Псалтири (1822), сделанному прот.Павским в сотрудничестве с Ф. В 1823 вышло издание полного рус. НЗ с предисловием Ф. Ему также принадлежат «Таблицы чтений из Свящ. Писания, церковной и гражданской печати» (СПб., 1819), предназначенные для учебных целей. Это активное участие Ф. в трудах общества вооружило против него противников рус. пер. Библии, особенно архим.Фотия (Спасского) и митр.Серафима (Глаголевского), к–рый сначала был сторонником библ. общества, а затем осудил его как рассадник вольнодумства и крамолы.

Только в 1856, через 30 лет после закрытия библ. общества, Ф. смог вновь поднять в Свят. Синоде вопрос о рус. переводе Библии. Митр.*Филарет (Амфитеатров) Киевский, хотя и был другом Ф., открыто выступил против «русской Библии» (о его тезисах см. в ст. о нем). Александр II распорядился ознакомить Ф. с аргументами Киевского митрополита. В ответ на них Ф. составил записку, содержащую апологию рус. перевода. Он указывал, что рус. язык не уступает славянскому в выразительности, что св.отцы и вся древняя Церковь держались *Септуагинты, потому что в то время греч. язык был наиболее распространенным в империи. Пример Восточных православных церквей, оставивших Слово Божье без перевода на народные языки, по мнению Ф., не должен останавливать Русскую Церковь, ибо эти Церкви, бедствующие под игом ислама, не имеют квалифицированных богословов для перевода. Ф. отмечал, что в слав. Библии содержится много непонятного не только для простого народа, но и для рядового духовенства. Предложение митр.Киевского частично русифицировать слав. текст Ф. отверг, полагая, что подобная полумера только внесет путаницу и исказит слав. Библию. Подводя итог, митрополит писал, что «православная российская Церковь не должна лишать православный народ чтения слова Божия на языке современном, общевразумительном, ибо такое лишение было бы несообразно с учением святых отец и духом восточно–кафолической церкви, с духовным благом православного народа». Он выразил сожаление, что вынужден «входить в состязание» по вопросу столь очевидному и полемизировать с «досточтимым мужем» (т. е.Филаретом Киевским). Что же касается библ. общества, то Ф. назвал запрещение его плодом недостойных интриг, клеветы и «выдумок». Мнение святителя оказалось решающим, и дело «русской Библии» получило ход (см. ст.: Переводы Библии на русский язык; Синодальный перевод).

Ф. внес важный вклад и в создание принципов перевода. Еще в 1845 (т. е. при Николае I) он обосновал необходимость использования *масоретского текста при переводе. Однако статья Ф. на эту тему («О догматическом достоинстве и охранительном употреблении греческого Семидесяти толковников и славянского переводов Свящ. Писания») вышла лишь при Александре II (М., 1858). В ней Ф. указал на католич. тенденцию следовать только *Вульгате, и протестантскую, к–рая при переводе ВЗ ориентировалась лишь на евр. текст. Эти крайности Ф. предлагал преодолеть, ориентируясь на Септуагинту и масоретский текст. Греч. перевод важен потому, что «в нем можно видеть зеркало текста еврейского: каков он был за двести и более лет до Рождества Христова». Особенно драгоценны свидетельства Септуагинты для мест, имеющих пророческий, мессианский характер. Однако, добавляет святитель, «справедливость, польза и необходимость требует, чтобы и еврейский текст также в догматическом достоинстве принимаем был в соображение при истолковании священного Писания». Наряду с этим, по мнению Ф., высокую ценность имеет и перевод на *церк. — слав. язык, поскольку он один из древнейших в Европе. Этот синтетич. принцип лег в основу работы синодальных переводчиков Библии, хотя им и не удалось установить точные критерии для определения, когда нужно пользоваться греч., когда евр., а когда слав. текстами. Дискуссия по этому вопросу возобновилась уже после смерти Ф. в связи с выходом син. перевода (см. полемику между *Горским–Платоновым и еп.*Феофаном Говоровым).

Библейские труды Ф. Многочисл. церк. — администрат. обязанности Ф. не позволили ему создать единого и цельного толкования на все свящ. книги или на к. — л. *раздел Библии. Однако ему принадлежит ряд работ экзегетич., герменевтич. и исагогич. характера. В период ректорства он составил лекционные конспекты по курсу Свящ.Писания ВЗ (*Пятикнижие в целом, Исх, Пс, *Учительные книги и т. д.). Большинство их было издано лишь посмертно. При жизни Ф. вышли его книги: «Опыт изъяснения псалма LXVII» (СПб., 1814), «Записки руководствующия к основательному разумению на книгу Бытия, заключающие в себе и перевод сия книги на русское наречие» (М., 1816), «Начертание церковно–библейской истории» (СПб., 1816), «Дух премудрости. Премудрый Соломон 7:22,23» (ХЧ, 1830, ч.39), «Изъяснение 53 гл. пророчества Исайи об Иисусе Христе» (ХЧ, 1832, ч.46), «Письмо о грехопадении прародителей» (ПТО, 1846, № 4), «К вопросившему о значении слов кн. Бытия (3:22) «Се Адам бысть яко един от Нас»» (ДЧ, 1865, № 8). Труды эти впоследствии переиздавались. Слог Ф. был неск. архаичным даже для своего времени и не обладал легкостью, свойственной творениям его современника архиеп. *Иннокентия (Борисова). Но это искупалось глубиной мысли, строгостью аргументации, богосл. и науч. насыщенностью.

Ф. называл Библию «единым чистым и достаточным источником учения веры», что давало повод критикам усматривать в этом протестантские тенденции. Однако эти критики упускали из виду, что для Ф. Писание и *Предание были неразделимы. Библия, по его словам, есть лишь «продолжение и неизменно упроченный вид предания». Настаивая на примате Писания, он хотел сказать, что оно содержит Предание в наиболее четкой и неповрежденной форме. Устное Предание, по его мнению, должно всегда проверяться через письменное (Библию), и кто об этом забывает, тот подвергается опасности «разорить заповедь Божию», подменить ее преданиями человеческими. Примечательно, что Ф., всецело проникнутый духом святоотеч. мысли, не считал правильным ставить знак равенства между Библией и св.отцами. «Так ли верно, — спрашивал он, — можно определить минуту, когда церковный писатель сделался святым и, следовательно, не просто писателем, подверженным обыкновенным недостаткам человеческим?»

Новаторство Ф. заключалось и в создании им определенной методологии экзегезы, к–рая до него была слабо разработана в России. Сначала он трактовал об общем смысле текста, упоминая о его сомнительных и неверных толкованиях, затем рассматривал композицию книги, а потом переходил к подробному его анализу на основе евр. текста и Септуагинты (когда речь шла о ВЗ). Завершалось толкование общими выводами.

Ф. широко, насколько было возможно в его время, привлекал для экзегезы сведения из *археологии, филологии, истории, *географии и естественных наук. Так, в «Записках на кн.Бытия» он отмечал наличие в Библии следов древней *космографии, что вызывало протесты со стороны консервативных кругов. Критич. приемы Ф. и его школы поражали даже инославных библеистов. Деятель Британского библейского общества пастор Роберт Пинкертон с удивлением отмечал, что профессора, «вышедшие из Невской академии, когда она была под управлением Филарета, очень склонны к библейскому критицизму и хорошо знакомы с писателями этого рода». Тем не менее Ф. был весьма далек от *рационализма в библеистике. По словам прот.*Елеонского Н., он соединял «научный, исследовательский характер» своей экзегетики с «верностью духу Православной Церкви и назидательностью».

В «Начертании церковно–библейской истории» Ф. исходил из *историзма Свящ.Писания и вводил библ. события в контекст широко понимаемой истории Церкви. По его мысли, Церковь как благодатное единение Творца и твари есть средоточие Божественного Домостроительства. «История Церкви, — писал он, — начинается вместе с историей мира. Самое творение можно рассматривать как нек–рое приготовление к созданию Церкви, потому что конец, для к–рого устроено царство натуры, находится в царстве благодати». По существу, вся история движется в эсхатологич. перспективе: от творения и падения — к обетованиям и *прообразам ВЗ, а от прообразов и пророчеств — к Боговоплощению. Завершится же все полнотой гармонии между Творцом и тварью. «Когда таинственное тело последнего Адама, к–рое ныне, Им Самим будучи слагаемо и составляемо чрез взаимное сцепление членов, соответственным действием каждого из них, возрастает в своем составе, созиждется совершенно и окончательно, тогда воздвигнутое своею Главою, проникнутое Духом Святым, торжественно явит оно во всех своих членах единый образ Божий, и наступит великая Суббота Бога и человеков». Это видение святителя перекликается с эсхатологией *Тейяра де Шардена и др. христ. мыслителей 20 в.

Богатейший материал по Свящ.Писанию содержат «Сочинения Ф., митр. Московского и Коломенского. Слова и речи» (т.1–5, М., 1873–85). «Как богослов и учитель Филарет был прежде всего библеистом. В проповедях своих он прежде всего толкователь Слова Божьего. На священное Писание он не только ссылается, в доказательство, в

подтверждение или опровержение, — он исходит из священных текстов» (прот.Г.Флоровский). Гомилетическое наследие святителя является одновременно и богословски–экзегетическим.

 Пространный христианский катехизис, СПб., 1823; Замечания на Руководство к герменевтике, ЧОЛДП, 1868, № 5; Замечания на кн. Исход, ЧОЛДП, 1871, № 1–3; Руководство к познанию книги Псалмов, ЧОЛДП, 1872, № 1; Изъяснение мест Свящ.Писания, относящихся к учению о церкви, выбранное из слов митр.Ф., ЧОЛДП, 1872, № 1, 4, 5, 1873, № 4, 6, 1874, № 4, 1876, № 10, 11; Толкование II–го Псалма, БТ. Юбил. сб., посвященный 175–летию ЛДА, М., 1986; Пророческие книги ВЗ, М., 1874; Учительные книги ВЗ, ЧОЛДП, 1874, № 1,2; О книгах так называемых апокрифич., ЧОЛДП, 1876, № 5; О Пятикнижии Моисеевом, ЧОЛДП, 1879, № 6; Труды по переложению НЗ на рус. язык, СПб., 1893; проч. труды Ф. указаны в работах о нем.

 Б о г о с л о в с к и й И., Учитель Церкви, ЖМП, 1954, № 3; В в е д е н с к и й Д., Митр. Ф. как библеист, Серг.Пос., 1918; *К о р с у н с к и й И.Н., О подвигах Ф., митр. Московского, в деле перевода Библии на рус. язык, Юбил. Филаретовский сборник, М., 1883, т.2; е г о ж е, Святитель Ф., митр. Московский, Харьков, 1894; архим. (ныне архиеп.) С и м о н (Новиков), Основоположник рус. библ. науки и экзегетич. школы, ЖМП, 1968, № 2; *Т р о и ц к и й Н.И., Митр. Ф. как истолкователь Свящ. Писания, Сб. ЧОЛДП по случаю празднования столетнего юбилея дня рождения Ф., митр. Московского, М., 1883, т.2; прот.Ф л о р о в с к и й Г., Пути рус. богословия, Париж, 19812; проч. библиогр. см. в ЭСБЕ, т.35а и в РБС, т.21, а также в ст.: Переводы Библии на русский язык; Российское библейское общество.