БЕСЕДА ПЯТАЯ

Мы переходим к тайне Божественного Духа, или Духа Божия, о котором Символ веры говорит так: Верую […] в Духа Святаго, господа Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки.

Перевожу на русский язык: в Духа Святого, господа, Который животворит, Который исходит от Отца, Которому мы поклоняемся так же, как Отцу и Сыну — единому Божеству, — Который говорит через пророков.

И в самом деле, уже в Ветхом Завете, в древности, когда обыкновенным человеком, призванным на служение, вдруг овладевала таинственная сила, он шел на проповедь, как пошел великий пророк пастух Амос, который не был ни священнослужителем, ни служителем Храма, ни, так сказать, присяжным пророком по должности. Он был просто пастухом и земледельцем. И вот однажды Дух Божий нашел на него, и он впоследствии писал:

Когда лев рычит, кто не вздрогнет,

Когда господь говорит, кто не будет пророком.

То есть это некая превозмогающая сила; сила, которая действует таким образом, что человек способен делать больше, чем он может.

Когда мы говорим «дух», то часто под этим подразумеваем что–то такое бесплотное, почти бессильное. Напротив, на языке Библии еврейское слово рэах или греческое пневма означает мощь, бурю, ветер, ураган, дыхание. А дыхание — это жизнь. Дух — это жизнь, это сила.

Сила Божия, или Дух Святой. Слово «Святой» есть эквивалент слова «Бог». Должен в двух словах пояснить. В Библии, в Ветхом Завете, слово «святой» часто передавало не наше представление о человеке праведном, а представление о том, кто является особым, стоящим выше этого мира, священным, даже, можно сказать, неприкосновенным. И поэтому прежде всего Бог назывался Святым — в этом смысле. Он — иной, нежели мир, абсолютно иной. И человек должен помнить, что Бог радикально отличается от всего того, с чем мы сталкиваемся. Так вот, когда говорят «Дух Божий» — это равнозначно словам «Дух Святой», Рэах Кадуш. Является ли Дух безличной силой? Нет. В первых строках Библии мы читаем, что когда господь создал Вселенную, «земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездной» («тьма» обозначает первичную материю, первичные структуры мироздания) и Дух Божий как бы парил, в русском переводе — носился над водой. На самом деле этот глагол означает «согревал». Его употребляли, когда говорили о птице, которая витает над своим гнездом или высиживает яйца, или греет птенцов. Дух животворит Вселенную.

Если Бог как Отец является первоосновой всего, Бог как Логос, как Слово (все тот же Бог), является Творцом всего созданного, то хранителем и непрестанно пребывающей и поддерживающей силой является Бог как Дух. И эта сила, безусловно, Божественная, личностная.

Когда пророки выступали под воздействием Духа, они сами поражались, что им открывается такое, что не только непостижимо для них самих, но даже противоречит их задушевным мыслям и чувствам. И происходили трагические сражения, сражения между волей пророка и голосом Духа Божия. Сражения — потому что в библейском Откровении личность пророка никогда не подавлялась, она не растворялась в океане Абсолютного. Пророк стоял перед Богом как личность перед сверхличностью, и здесь происходила драма, борьба и добровольное согласие. И вот человек принимает Дух Божий в себя. Поэтому Он — «глаголавший пророки».

Можем ли мы сказать, что пророки исчезли с тех давних пор? Нет. Достаточно вам напомнить, что в начале ХIХ столетия святой Серафим Саровский, один из прославленных святых России, говорил, что главная цель христианской жизни — это приобретение внутри себя Духа Божия (или, как он выражался, «стяжание»). Значит, это возможно для человека. И мы знаем великих мудрецов, подвижников, праведников, деятелей — они могли быть и безграмотными, и великими писателями, — которые действовали как пророки, через которых открывалась воля Божия. Они становились гигантами нравственной силы, общественного протеста, они шли против течения. Что им помогало? Воздействие Духа Божия на историю. Вероятно, многие из вас знакомы с историософской концепцией Льва Николаевича гумилева, который зафиксировал, что рождение новых этносов, новых образований в человеческом роде неизбежно связано с появлением так называемых пассионарных групп, которые оказываются как бы раскаленным эпицентром: они состоят из таких личностей, которые идут навстречу риску и даже гибели и двигают развитие истории.

У нас есть основания думать, что это импульсы Духа Божия. Дух Божий очень таинственно и очень причудливо проявляется в талантах и дарованиях. Мы не всегда понимаем, откуда это приходит. И история человечества свидетельствует, что время от времени народам, цивилизациям, отдельным людям дается этот дар Духа, и все зависит от того, как они это воспримут и как они это реализуют. Это может быть реализовано в совершенно ложную сторону. Вот тут–то человеку должны помогать и разум, и совесть, и ясное, отчетливое сознание. Потому что человек, одержимый Духом Божиим, не есть сомнамбула, пифия, обезумевшее существо. Нет, Дух Божий не гасит человеческого разума, а наоборот, просветляет его. А если человек не дает разуму хода и думает, что можно жить только на иррациональном, интуитивном порыве, то он способен заблудиться. И свой талант, так сказать, духовной пассионарности он может развеять, погубить или направить совсем не в ту сторону.

Я думаю, вы можете примерно себе представить, как это бывало в истории. Были люди, как бы одержимые идеей спасти других, помочь другим, скажем, русские революционеры ХIХ в. Безусловно, в них была пассионарность, безусловно это был порыв нравственный, высокий порыв, но они не удосужились обдумать, как все это можно осуществить. И кинулись вслепую. Их порыв был слепой, безумный, разрушительный. «К топору зовите Русь!» Ну и призвали к топору, и результат был весьма плачевным. И потом они уже сами превращались в новых душителей и рабовладельцев.

Поэтому духовное постижение требует трезвого анализа. Поэтому апостол Иоанн говорит: «Братья мои, не всякому духу верьте». Могут быть такие «псевдоморфозы» духа.

Нам очень важно знать и помнить: Христос, говоря ученикам, что Он лишь видимо уходит из этого мира, обещал им, что Дух Божий будет продолжать Его миссию на земле. Он будет Заступником, Ходатаем общины, Церкви, Параклитом. Параклит по–гречески значит «заступник, ходатай», Утешитель, как Его называют. «Я умолю Отца, и даст вам другого Утешителя, Он наставит вас на всякую правду». Таким образом, Церковь создается силой Духа Божия.

Здесь перед нами трудная проблема: что называть Церковью?

Маленькая филологическая справка: русское слово церковь происходит от греческого слова кириакон — «дом Божий», отсюда немецкое кирха, английское черч и т. д. Другое греческое название церкви — экклесия, что означает «народное собрание». Таким термином перевели древнееврейское слово кахбл — община, или арамейское кехала — община людей. От экклесия происходит французское слово эглиз и испанское иглезия. Что же это такое? Когда вы читаете художественную литературу, публицистику или какую–то историческую литературу, слово церковь нередко встречается там как обозначение какого–то института, какого–то учреждения типа партии. И, так сказать, по образцу того, что мы привыкли видеть в течение нашей жизни, мы думаем, что эта партия должна спускать какие–то директивы, иметь какие–то идеологические обоснования или идеологические оценки всего на свете. Поэтому меня часто спрашивают, когда я беседую с людьми: а как Церковь смотрит на НЛО или на что–то еще? — как будто бы Церковь имеет некий «мозговой трест», который разрабатывает идеологическое отношение ко всем явлениям мира, включая явления космические. Такое представление об идеологическом аппарате, представление о некой, так сказать, властной структуре, которая может быть свергнута, а потом может вернуться к своей власти, не случайно. В этом повинны и сами христиане. Потому что в какие–то периоды истории христианская община действительно претерпевала «склеротические» изменения и начинала напоминать такой прообраз идеологической партии — естественно, со всеми вытекающими отсюда последствиями: с подавлением инакомыслия, с фанатизмом, с довольно мощной бюрократией, с неподвижностью, неповоротливостью всего этого аппарата, с большой долей консерватизма.

Но когда мы читаем в Символе веры про Церковь, которая Духом Божиим движима, то Символ абсолютно не имеет в виду эту историческую реальность. Согласно христианскому взгляду, Церковь есть Богочеловеческий организм, или Тело Христово, как учит нас апостол Павел.

Это некая духовная общность, в которой Христос продолжает действовать, в которой живет Дух Божий, которая существует этим Духом. Как она родилась? Христос ее создал, но не формализовал, Он не дал ей никакой структуры. Он только говорил: «Вы — Мои, вы — Моя община»; каждый член ее должен был быть носителем Его Духа. И вскоре после евангельских событий происходит еще одно важное событие — рождение Церкви.

А дело было так. (Это описывается в книге Деяний апостольских.) Ученики Иисусовы по Его повелению из Галилеи собрались в Иерусалиме и молились там вместе. Это был иудейский праздник Шавуут, или Пятидесятница, как мы его называем, потому что он справлялся через 50 дней после Пасхи. До этого времени ученики держались тихо, быть может, даже боязливо. Они не выступали как какая–то новая духовная религиозная сила. Они также со всеми ходили в храм молиться, они жили своей маленькой полудомашней общиной (там было несколько сот человек; может быть, вся Церковь была не больше, чем мы, здесь собравшиеся). И вот однажды, когда праздник был в разгаре, эта группа апостолов–учеников вышла на улицы города и стала славить Бога странным образом.

Они говорили и как бы пели. Это было поразительное славление! Они говорили на каком–то непонятном языке. Но, с другой стороны, люди, съехавшиеся на богомолье со всех концов земли, понимали эту речь. Каким образом? Мы не знаем. Но смысл доходил до всех. Это был необычайный феномен. Одни решили, что они просто пьяные, другие не могли понять, в чем дело. Тогда выступил Петр и сказал: «Нет, братья и сестры. Это не безумие, и не пьяные они».

Дух Божий сошел на апостолов и повел их вперед, на проповедь Евангелия. С этого момента рождается Церковь, проповедующая и возвещающая Христа распятого и воскресшего.

Она подобна своему основателю Богочеловеку Иисусу Христу. Но есть и огромная разница. Если в Нем человеческое начало было свободным от зла и от греха, то человеческое начало Церкви — земное, оно не свободно от греха. Церковь состоит из таких же людей, как и все. Но она является семенем, зачалом, как бы ядром будущего человечества, которое должно соединиться в духовном единстве, в величайшем многообразии, в величайшей открытости, в величайшей свободе.

От чего страдает человек?

От отчуждения, от одиночества, от задавленности толпой или самим собой.

Церковь — это не толпа. Это духовное единство, когда все прозрачны друг другу. И в то же время это то, что русские философы прошлого века называли соборностью: то есть, в отличие от коллективизма, в котором личность исчезает, и индивидуализма, в котором личность гипертрофируется, под соборностью в богословии понимается единство, которое не убивает личность. Это одно из особенных свойств Церкви.

Церковь есть продолжение жизни, дела и свидетельства Христа на земле. Она несет в себе Его сокровища, рассеивает их, как семена, по миру. Но мы всегда должны понимать, что как только члены Церкви отходят от духа Христовой любви, они автоматически перестают быть ее представителями. Поэтому совершенно ясно, что сами по себе церковные институты — так сказать, вся эта структура — не гарантируют автоматически верности Христу.

Конечно, иные из вас могут спросить: а зачем был нужен институт? Почему не оставить свободные общины без всякого иерархического строя?

Видите ли, любой организм, чем более он совершенен, тем более дифференцирован. Только у простейших ничего нет кроме ядра и протоплазмы. Совершенный организм отличается сложностью составляющих его элементов. Апостол Павел говорил: «В теле разные части и органы, и все они служат единству». И поэтому, будучи одновременно не только духовным, но и общественным организмом, Церковь должна быть какой–то социальной структурой. Иначе она не может жить. Это просто необходимое условие для любого сообщества, и для Церкви также.

Теперь обратимся к ее определениям, вернее, ее характеристикам, которые мы находим в Символе веры. Во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь. Сегодня это наша главная тема.

Прежде всего: почему Церковь единая? Потому что мы взираем на единство Божие. И это таинственное единство.

Вы думаете, напрасно людям открылась тайна Божественного Триединства — что Бог открывает Себя как Творец, как Логос и как Дух? Нет, отнюдь. Это имеет прямое практическое значение для нашей жизни. Это не отвлеченная метафизика, не отвлеченная догматика.

Я еще раз напомню вам, как это глубоко поняли Андрей Рублев и преподобный Сергий, его духовный учитель. Когда Древняя Русь находилась в тяжком состоянии, во время ордынского ига и междуусобиц князей, духовного кризиса и упадка, что можно было противопоставить этому распадающемуся миру? Любовь. А какую любовь? Прежде всего любовь Божественную. И вот преподобный Сергий назвал свою маленькую церковку в честь Святой Троицы (это была первая Троицкая церковь на Руси). Почему? Потому что, как говорит древний текст, святой хотел, чтобы люди, взирая на единство Святой Троицы, побеждали злобное разделение мира.

В ночь Своей Тайной вечери, перед смертью, Христос молился: «Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино». То есть единство Божественной любви в Первоначале, в Троице есть прототип для нас, для нашего единства, взаимопроникновения, взаимопроницаемости, взаимооткрытости, когда люди способны быть, выражаясь философским языком, имманентны друг другу. На самом деле мы друг другу трансцендентны, то есть каждый — закрытая система. Даже любящие друг друга люди с трудом проникают от сердца к сердцу. Бог призывает людей на новый путь — открытости, взаимопроникновения. И когда Рублев писал свою «Троицу», он изобразил пластически — красками и линиями — эту незримую тайну любви, этот круг, который как бы манит и призывает человека изменить свою модель мира.

Агрессивному, озлобленному, распадающемуся существованию человека — стае волков, но одиноких волков (это только кажется, что они настоящая стая; каждый из них одинок) — противопоставляется соборность любви Святой Троицы. Поэтому, как един Христос, как един Бог, как един Дух Божий, так едина Церковь. И когда Христос заговорил о Церкви, Он сказал Петру: «Я создам Церковь Мою на скале, на камне, на тебе, и врата адовы не одолеют ее», потому что Петр первым открыто исповедовал Его Мессией. Врата адовы — значит, силы преисподней, силы смерти. И Он сказал не «Церкви Мои», а «Церковь Мою» — как некую единую субстанцию.

Но вы тут же можете меня спросить: какая же она единая, когда из тех более 1,5 млрд. христиан, которые есть на земле, около 950 млн. — это католики, около 200 млн. — православные, а остальные — протестанты. И протестанты делятся на бесчисленные группы — лютеране, евангелическая церковь, баптисты, пятидесятники и т. д. где же тут единство? Это вопрос очень сложный. Но не нужно думать, что механическое единство может заменить единство духовное. Те разделения, которые происходили в Церкви на протяжении столетий, не связаны с природой самой Церкви. Они отразили культурные, политические, национальные, психологические барьеры, которые люди не способны были преодолеть. Скажем, когда Римская империя пыталась отождествить себя с христианским целым, восточные провинции противились этому. И они откололись, образовались так называемые дохалкидонские Церкви — Церкви коптов, эфиопов, сирийцев, малабарцев (которые из Сирии бежали в Индию) — потому что они не хотели государственной Церкви. Поводы для отделения были догматические, но на самом деле это была реакция восточных окраин на имперскую идею.

Но все–таки до Х в. Церковь оставалась единой, неразделенной. Всюду были свои главы церквей, папы (по–гречески паппас значит отец) — в Александрии, в Риме, в Константинополе, в Антиохии и других крупных центрах. Но после того, как пала Западная Римская империя, в «половинках» бывшей империи возникли разные общественные, культурные, социальные условия. На Востоке сохранилась императорская, абсолютистская власть, сохранились все старые структуры (рабовладение и т. д.), и церковное руководство, церковная община, церковная структура находились под жестким контролем государства. Это участь Восточной Церкви на протяжении полутора тысяч лет — и до сего дня.

На Западе империя рухнула. Варвары затопили Италию. И осталась единственная структура из всех — власть церковная — как основа для возрождения культуры в будущем. Римская Церковь ощущала себя независимой от государства, потому что государства вообще не было, а были нарождающиеся варварские королевства, которые воевали между собой, рушились, снова возникали.

И Западная Церковь стала, так сказать, мужественной, воинственной. Когда византийские императоры пытались ее захватить и подавить, подчинить своему авторитету, римский первосвященник обратился к варварскому королю Пипину от лица апостола Петра. Тот выдвинул свои отряды к Риму и не дал захватить и подчинить Рим, а потом выделил для римского первосвященника, папы, часть земель в центральной Италии. Для какой цели? Чтобы никакой император или король не мог голыми руками взять под контроль римского епископа.

Так возникло папское государство, которое существовало до 1870 г. Потом оно было упразднено в результате восстания гарибальди и восстановлено в 1929 г., но уже не в прежних размерах, а символически, всего на 44 гектарах. Но зато это территория, не подчиняющаяся никакому правительству.

Я был на территории Ватикана. Когда входишь туда, тебя встречает пограничная стража в старинных костюмах, созданных еще Микеланджело, и ты пересекаешь государственную границу.

Такова была судьба Западной Церкви. Но Восточная Церковь, подчиненная императору, все более и более от нее отдалялась. Происходила дивергенция, разные культурные пути. Конфликт между Востоком и Западом повлиял на Церковь и кончился тем, что в 1054 г. патриарх Константинопольский отлучил от Церкви папских легатов, передавших патриарху папскую буллу, в которой патриарх предавался анафеме. Это считается формальным началом разделения церквей. Правда, сегодня, спустя 1000 лет, патриарх Константинопольский и папа воспроизвели этот документ и публично сожгли его — в знак того, что этого конфликта более не существует. Но, увы, за 1000 лет раздельного существования накопилось много догматических и других особенностей, которые делают единство Западной и Восточной Церквей сложной проблемой.

Потом в Западной Церкви произошел раскол, появились протестанты, которые, в свою очередь, начали дробиться.

Что же является Церковью? Ответ может быть таким. Церковь есть некое сложное образование. Прежде всего, это та Церковь, которая основана Христом, — значит, идущая от апостолов непрерывно. Таковой является наша Православная, Восточная Церковь. Таковой же является и Католическая, Западная Церковь. По практике Православной Церкви мы признаем иерархию и таинства Католической Церкви, т. е. признаем ее Церковью, хотя и отделенной от нас. Они, в свою очередь, также называют нас «отделенными братьями». То же самое, по–видимому, можно сказать и о древних Восточных Церквах — Армянской, Эфиопской, Коптской. Сложнее с протестантами. Но, конечно, в широком смысле слова можно считать Церковью уже любую общину, которая исповедует Иисуса Христа, пришедшего в мир, воплотившегося, распятого и воскресшего.

История конфликтов и дискуссий показала, что когда люди спорят, то они только ожесточаются. Богословы–спорщики не сумели сблизить позиции Церквей. Сближало их иное. Сейчас, когда на Востоке больше знают о Западе и Запад больше знает о Востоке, сближение идет по совсем другим каналам. Например, Западная Церковь начинает чтить наших святых. Я видел огромную литературу о русских подвижниках прошлого и нашего времени. В каждом католическом храме в Италии я видел изображение Владимирской иконы Божией Матери и другие православные иконы. Они к нам относятся очень открыто и, в общем, как бы постепенно отходят от идеи разделения.

В нашей Церкви есть на этот счет разные точки зрения, начиная от полного неприятия, которое было сформулировано Алексеем Степановичем Хомяковым; он считал, что христианство — это только Православная Восточная Церковь, а Католическая — это уже не христианство. Но Православная Церковь этой точки зрения не разделяет: если католического священника принимают в нашу церковную юрисдикцию, он становится православным священником, и его никто не рукополагает во второй раз. Считается, что его священство действительно, и все таинства крещения, все причащения, все священнодействия, которые он совершал, были действительны. Отсюда логический вывод, что мы это признаем. Только хорошо знакомясь друг с другом, мы можем понять причины разделений и часто видим, насколько они были далеки от подлинной духовности и церковности.

Итак, единая Святая, Соборная, Апостольская Церковь. Что это значит? Что она состоит из святых? Да, во времена апостолов все верующие так и называли себя — святыми, но не в том смысле, как мы теперь употребляем это слово, а в том смысле, что это посвященные Богу, особенные люди. Хотя Церковь живет в мире и целиком в него погружена, с другой стороны, она есть корабль Божий, плывущий по морю, ковчег; все–таки христианин отделен от мира, в чем–то отделен. Есть тут такая сокровенная диалектика: и в мире, и не от мира сего; и открытость, и закрытость.

Объяснить это просто так невозможно, это можно понять только на практике. Только на практике вы поймете, что это значит — быть со всеми как все, а в то же время быть отдельно, быть внутри своего ковчега.

И еще одно: посвященность Богу означает подражание Христу. Христос был целителем, Христос был жертвой, Христос был сердцем, которое отдано людям, и Он был свидетелем об Истине: «Я пришел для того, чтобы свидетельствовать об Истине». Такова и Церковь. Если члены Церкви изменяют этому, они перестают быть выразителями Церкви. Иногда спрашивают: а не похоже ли это на ситуацию с партией — тоже говорят, что вот, исказили идеал партии, был идеал, а в жизни стало по–другому? Нет, не похоже. Не существует таких фактов в политической истории, которые дали бы нам право сказать: вначале пришли люди, которые хотели уважать культуру, уважать всех людей, достоинство личности, свободу вероисповедания, совести, печати. Не было такого. Как только у нас началась революция, все это рухнуло в одночасье. И если мы посмотрим в прошлое, в ХIХ в., когда создавались марксистские кружки, в них тоже не было «излишней» демократии. Нет, это отнюдь не было их свойством. Не надо тут говорить об искажении, все было так, как задумано, все шло в определенном направлении и дало свои плоды. Другое дело, что плоды–то оказались горькими для всех, в том числе и для тех, кто их вырастил. Но это уже не относится к нашей теме.

Между тем, дистанция между Евангелием и каким–нибудь религиозным фанатиком–инквизитором бесконечна. Здесь ничто несравнимо. И внешние регалии этого инквизитора означают не больше, чем кресты на крыльях фашистских самолетов, потому что это только внешний знак. Содержание абсолютно другое.

Во единую Святую, Соборную и Апостольскую Церковь.

Соборная — это церковно–славянский перевод греческого термина кафоликъ, кафолическая церковь. Кафолическая — значит Вселенская, собранная со всего мира; не какая–то отдельная, эпохальная, национальная, древняя или модерновая, а Вселенская — то есть, на самом деле, ее место всюду. Нет никакой преграды, никакого ограничения. Создавая национальные культуры или влияя на них, Церковь остается сверхнациональной, сверхнародной, сверхчеловеческой, обнимая все, — Вселенская Церковь в своем изначальном замысле.

Мы можем, конечно, спросить: ну, а как понимать то, что есть «Русская Православная Церковь», «Грузинская Церковь» и т. д.? Это все национальные воплощения Церкви. Нужны ли они? Да, конечно. Церковь влияет на творчество человека, на нравственные, социальные, художественные сферы. Христианская религия лежит в основе мира людей, и в том числе народов. Творчество народов есть великое призвание перед Богом. Но творить может только определенный народ. Вы знаете, когда обезличивается цивилизация, она перестает быть творческой. Поэтому в каждой культуре должно создаваться свое преломление христианства. И чем более оно многогранно, тем более полно выражает себя Церковь Христова. Если мы посмотрим на африканские христианские храмы, мы увидим там узоры, свойственные народной традиции африканцев, черные лики Мадонн, изображение Христа из эбенового дерева. В индийских церквах, напоминающих пагоды, — изображения Христа, сидящего в позе лотоса. Каждая культура, включая культуру индейцев Северной Америки и эскимосов, создает свой облик Церкви. И это нисколько не мешает ее единству. Это было промыслительно подготовлено еще в социально–культурном единстве Римской империи. Христианство проповедовалось в Римской империи, а Римская империя охватывала множество народов, которые, в общем, не теряли своей идентичности, но в то же время были связаны между собой межнациональным греческим языком койне и римскими законами, понятиями о римском гражданстве.

Наконец, Апостольская Церковь. В упрощенной форме это представление связано с идеей того, что апостолы поставляли своих преемников, преемники — последующих, совершалось рукоположение, и так до нашего времени.

Фактически это так. Если и не было какой–то в прямом смысле слова передачи апостольских прав (историки спорят об этом), то живая преемственность сохранялась всегда. Она была до того, как возникли книги Нового Завета. Она была основой Церкви, основой для того, чтобы выбрать из разных книг именно те, которые отвечают традиции апостолов. Устное Предание было тем потоком, по которому все шло. Значит, Церковь основана на апостолах — двенадцати и семидесяти.

Христос недаром взял число двенадцать. Согласно Библии, двенадцать — это число избранников. В древности было двенадцать патриархов, основателей израильского народа, который тогда был ветхозаветной Церковью. И как бы в продолжение этой линии Христос избирает двенадцать апостолов, родоначальников новой, новозаветной Церкви Христовой. Поэтому на плечах апостолов, как изображает это Апокалипсис, как на камне, стоит вся Церковь. И еще одно свойство Церкви сюда входит. Апостол — значит посланник, посланник Христов. Церковь должна быть посланницей Христовой в мире. Когда она осуществляет это, тогда она действительно — Его голос, она — проповедующая Церковь. Проповедующая в том смысле, что она свидетельствует о том сокровище, которое ей вручено, — о живом Христе, о Его присутствии в мире, о живом Духе Божием, Который присутствует здесь. И не потому, что в Церкви собрались самые мудрые или самые сильные люди, а потому, что через них говорит Дух Божий, потому что Он есть главная, порой сокровенная, а порой явная сила в этом мире. И когда бы ни происходили события, как бы далеко ни отстояла Церковь от главных перекрестков истории, она всегда служила этим самым голосом. Но ее Предание, то есть традиция, ведущаяся от апостолов, одновременно является критерием проверки того, что в Церкви реальной, эмпирической, земной принадлежит Христу и Богу воистину, а что является наносным, привходящим, извращенным, человеческим.

Что же такое Предание Церкви? Это прежде всего главные ее догматы. Их очень немного. Многие люди, недавно обратившиеся, полагают, что есть колоссальное количество догматов. Нет. Догматами является то, что было высказано на Вселенских Соборах. Остальное уже свободно принимается или отвергается кем угодно.

Что является осью Предания? Записанные догматы и записанное Откровение Божие — Священное Писание, Библия. Поэтому не надо воображать, что Библия есть что–то противостоящее Преданию. Она и есть зафиксированная традиция Церкви, и через Библию мы проверяем, насколько мы отступили или насколько мы согласуемся с волей Христовой и с Духом Божиим. Вопрос здесь решается именно так.

Таким образом, человек, вступая в Церковь, живя в ней, получает не только пристанище, но и призвание. Быть христианином — это призвание, «профессия», выражаясь обычным языком. Это значит — делать в мире что–то особенное, делать что–то для вечного. И хотя жизнь наша эфемерна, хотя она коротка и часто бывает ничтожна, причастность к Вечности, прикосновенность к ней делает жизнь полной непреходящего содержания.

Входя в Церковь, мы находим там Христа и Дух Божий, Который в ней действует. И подобно тому, как господь Иисус был похоронен и на гробе Его стояла печать, но Он победил смерть, подобно этому Церковь неоднократно, казалось, была разрушена или внешними врагами, или внутренними — недостойными христианами, которые оскверняли ее суть, унижали, извращали; но она каждый раз воскресала вновь и будет воскресать всегда.

В Апокалипсисе апостола Иоанна Церковь называется Невестой. Невеста — это образ, взятый из Ветхого Завета. Невеста — это община, которая ждет своего Божественного Жениха. А значит, основа всего здесь — любовь. Любовь есть жизнь, любовь есть величайшая тайна. И мы, приближаясь к Богу, открываем Его внутри Церкви как бесконечную Любовь, как смысл всего нашего бытия, как красоту Его, как Его полноту.

И последнее, о чем я хотел вам сказать. Не раз меня спрашивали: «Учение Христа прекрасно. Евангелие — это великолепно. Но при чем тут Церковь? В ней было столько негативного». Да, негативное было, но прежде чем так сказать и отвергнуть понятие об общине, мы должны вспомнить о том, что ведь это Его Церковь. Он ее основал 2000 лет назад, Он сказал, что врата адовы ее не одолеют, Он в ней присутствует во все дни до скончания века.

И еще одно. Если это так, значит, Он не захотел, чтобы мы постигали Истину в одиночестве, каждый у себя в каком–то отдельном изолированном мирке, а хотел, чтобы мы это делали вместе. Пусть это трудно, пусть всякая, любая человеческая общность содержит в себе опасности искушений, трений, соблазнов. Он так хотел. Еще раз повторяю: это была Его воля, Его Церковь, Его Дух, Который в ней присутствует и сегодня.