В апреле 1953-го в жизнь Нормы Джин вошли Близнецы. Если б я знала, что они все время за мной наблюдают, то была бы сильней.

Целый водоворот событий. Все время что-то происходило. Можно было подумать, что грузовик, доверху набитый рождественскими дарами в блестящих обертках, которых ей не довелось получить в сиротском приюте округа Лос-Анджелес, вдруг подкатил прямо к ее дому и начал выгружать все эти богатства у ее ног. «О! Неужели все это происходит со мной! Что происходит со мной!» Жизнь, замкнутая и тоскливая, как у одинокого ребенка, разыгрывающего скучные гаммы на пианино, вдруг волшебно преобразилась. Стала нарядной, суетливой, праздничной, как в музыкальной комедии. Все мчалось куда-то, все происходило шумно, бурно, и текста было уже не разобрать, звучала одна лишь музыка. Оглушительный звон и грохот в ушах.

«Это меня пугает. И знаешь, почему? Потому, что я не она. Я — не Роза. Совершенно точно».

— Просто я хочу сказать, я не шлюха. Я бы любила такого мужчину, как Джозеф Коттен, очень любила! Во время войны он пострадал морально. Возможно, и физически тоже. Он был этим… как их называют, «импотентом», так, кажется? Что-то это не совсем мне понятно. Там есть одна сцена, где мы, ну, вроде занимаемся любовью. Роза манипулирует им, но он не осознает, он этого не понимает. Смеется, шутит. Он от нее без ума, это сразу видно. Эту сцену я сыграла… ну, скажем, прямолинейно. Сыграла так, как бы играла с ним Роза. Просто я хочу сказать, она в тот момент играла. Но я сыграла так, словно тогда это вовсе не было игрой с ее стороны. И страшно боялась одной вещи. Рассмеяться этому мужчине прямо в лицо. Мужчине, который… ну, вы понимаете, который как бы и не мужчина. Примерно таким образом.

Студия («после того, как я переспала со всеми по кругу») простила ей историю со скандальным снимком. И подняла зарплату до 1000 долларов в неделю плюс еще выплаты на непредвиденные расходы. И Норма Джин тут же организовала перевод Глэдис Мортенсен из Норуолка в маленькую частную психиатрическую клинику в Лейквуде.

Ее новый агент (ставший во главе «И. Э. Шинн инкорпорейшн») советовал:

— Только молчок об этом, милочка, о’кей? Никто не должен знать, что у Мэрилин Монро психически больная мать.

В отель в Монтерее, курортном городке на побережье, они приехали, когда сезон уже кончился. Номер с видом на Тихий океан и холмы. Огромные валуны, рокот волн, накатывающих на гальку, — этот шум постоянно отдавался в ушах и сводил с ума. Ослепительные багровые закаты. В. сказал:

— Теперь мы по крайней мере знаем, как выглядит ад. На что это похоже, ад.

И Норма Джин, веселая и дерзкая, какой и положено быть «Мэрилин», отшутилась:

— Да нет! Не выглядит, а как там себя ощущают, в этом самом аду!

В., неспешно потягивающий из бокала виски, рассмеялся. Что он там бормочет? Норма Джин не вполне расслышала.

— Да, и это тоже.

Любовники приехали на курорт в Монтерее отметить новый контракт «Мэрилин» со Студией. Ее новую главную роль в «Ниагаре», теперь она шла в титрах первой. Произошло и еще одно, более важное событие — В. окончательно оформил опекунство над детьми. И еще одно — недавно он сыграл главную роль в «Театре Филко-ТВ» и получил очень хорошие рецензии по всей стране.

— Черт, это всего лишь ТВ, — говорил В. — Не вижу особого повода для восторгов.

На что Норма Джин серьезным и низким голосом «Мэрилин» отвечала:

— Всего лишь ТВ? Да телевидение — это будущее Америки!

В. пожимал плечами:

— Господи, надеюсь, что нет. Этот жалкий маленький черно-белый ящик!

Норма Джин резонно возразила:

— Когда кино только начиналось, оно тоже было жалким, маленьким и черно-белым. Подожди, сам убедишься, дорогой.

— Вряд ли! Дорогой не может слишком долго ждать. Дорогой уже далеко не молод!

Норма Джин бросилась пылко разуверять:

— Что?.. Что я слышу? Это ты у нас не молод? Да ты самый молодой и красивый из парней, которых я знаю!

В. залпом допил виски. Улыбнулся в бокал. Широкое лицо в мальчишеских веснушках казалось вылепленным из папье-маше.

— Это ты у нас молода и прекрасна, детка. Ну а я… моя карьера уже позади.

В воскресенье днем они возвратились в Голливуд и разъехались по своим квартирам.

Эти надуманные сцены. Импровизации по факту. Они будут отравлять ей всю оставшуюся жизнь.

А оставалось ее всего девять лет и пять месяцев.

И часы торопливо отсчитывали минуту за минутой.

Неужели нельзя изобрести песочные часы, где время бежало бы в обратном направлении? Разве Эйнштейн не доказал, что время может повернуть вспять? Если повернуть вспять лучик света.

— Почему бы нет? Надо поинтересоваться.

Эйнштейн как будто спал с открытыми глазами. «Придумывал эксперименты». Мало чем отличался при этом от импровизирующего актера. Чем, собственно, и занималась Норма Джин. По факту. Вот почему «Мэрилин Монро» так часто опаздывала на встречи. И не то чтобы Норма Джин Бейкер была парализована робостью, нерешительностью или сомнением, с отчаянием и надеждой разглядывая свое светящееся кукольно-красивое личико в любом попавшемся под руку зеркале, вовсе нет. Ее притягивали к зеркалу надуманные, импровизируемые сцены.

Когда нет такого режиссера, ты вынуждена быть сама себе режиссером. Нет сценария, который бы тебя направлял? Ты должна сочинить собственный сценарий.

Вот таким образом. Все очень просто и ясно. Главное — это понимать истинное значение сцены, в которой ты не участвуешь, нет. Которую ты проживаешь. Истинный смысл жизни, которая привела тебя в эту сцену, словно в густые заросли. И ты блуждаешь по ним в поисках выхода.

Во время всех этих поисков чисто внешнего отображения, говорил Константин Станиславский, актер ни в коем случае не должен утрачивать своей индивидуальности.

— Я никогда не была и не буду шлюхой, как эта Роза! Просто я… слишком уважаю мужчин. Да я без ума от мужчин! Я люблю мужчин. Мне нравится, как они говорят, смотрят… как от них пахнет. Мужчина в белой рубашке с длинными рукавами — строгой такой рубашке — и запонками в манжетах. Это просто сводит меня с ума! Я никогда не смеялась над мужчинами. И уж тем более не стала бы смеяться над ветераном, каким был муж Розы! «Умственно неполноценный» человек?.. Но это самая подлая, самая жестокая вещь, какую только… Да, это правда. Я немного обеспокоена тем, что может подумать зритель. Здесь эта «Мэрилин Монро» — просто шлюха. Мало того, только что сыграла няньку-психопатку. Роза не только изменяет мужу, она смеется ему в лицо! Тайно замышляет убить его! Ничего себе!..

Надуманные сцены, импровизации. Скоро они станут для нее навязчивой идеей. Вскоре она не сможет припомнить, была ли когда-нибудь от них свободна.

— Это же вполне объяснимо. Просто ты хочешь правильно понять.

Заслуживаешь ли жить? Ты?.. Глупая больная плаксивая корова. Шлюха. У В. она совета не спрашивала. Не хотелось показывать возлюбленному свою слабость. Но постоянно задавалась одним и тем же вопросом: может, все дело в Нелл? Нелл и Глэдис. Ибо Глэдис и была Нелл. Норма Джин зашла так далеко, что позаимствовала у Глэдис движения рук, не догадываясь, что тем самым Глэдис взяла над ней верх, вселилась в нее, как может вселиться демон в тело человека. (Возможно, вы верите во все эти предрассудки, но Норма Джин не верила.) Тем утром, по приезде в Норуолк, она попала в зараженную атмосферу. Говорят, что воздух в больницах насыщен невидимыми бактериями. Они там так и кишат. Так почему Норуолк должен составлять исключение? Там наверняка даже хуже. Исход почти всегда летальный.

Норма Джин читала «Толкование сновидений» Зигмунда Фрейда. Страницы книги были испещрены пометками, буквы расплывались — в тех местах, где на бумагу попали капли перекиси для волос. Она читала о том, что все определяется еще в раннем детстве. А как же быть тогда с настоящими микробами? Бактериями, вирусами, раком? Сердечными приступами? Ведь они вполне реальны.

Может, поселившись в Лейквуде, Глэдис наконец простит ее?..

Вечеринка в Бель-Эр. Открытая веранда, внизу пронзительно кричат павлины. Так темно (прием проходит при свечах), что лиц почти не видно, они озаряются лишь мерцающими язычками пламени. Вот свет выхватил из тьмы одно. Лицо Роберта Митчема. Оно похоже на резиновую маску. Сонные глаза с тяжелыми веками, лукаво улыбающийся рот с опущенными уголками. Тягучий сладострастный голос, будто оба вы находитесь в постели и он оказался парнем что надо и того гляди кончит. И еще он высок и строен, не какой-нибудь там коротышка. Норма Джин замирает, как в трансе, видя лицо этого идола киноэкрана так близко. Совсем рядом, она ощущает даже пропитанное алкогольными парами дыхание, щекочущее ей ушко. И испытывает нечто вроде благодарности к В., который на минуту оставил ее.

Сам Роберт Митчем! Так и пожирает ее глазами! В Голливуде Митчем имеет совершенно чудовищную репутацию, за такие проделки другого актера давным-давно бы выгнали. Как удалось ему избежать внимания со стороны КРАДа, никому неизвестно. Вот какая состоялась между ними беседа, прерываемая маниакальными вскриками павлинов. Впоследствии Норма Джин не раз «проигрывала» ее в уме, точно пластинку.

МИТЧЕМ: О, кого я вижу, Норма Джин! Ну, будет тебе стесняться, милая. Мы познакомились еще до того, как ты стала «Мэрилин».

НОРМА ДЖИН: Что?

МИТЧЕМ: Задолго до «Мэрилин». Еще в Долине.

НОРМА ДЖИН: Вы Роберт М-Митчем?

МИТЧЕМ: Можешь называть меня просто Боб, дорогая.

НОРМА ДЖИН: Так вы говорите, что знаете меня?

МИТЧЕМ: Я говорю, что знал Норму Джин Глейзер задолго до того, как она превратилась в «Мэрилин». Где-то в сорок четвертом, сорок пятом. Дело в том, что я работал на заводе Локхида. В сборочном цехе, с Баки.

НОРМА ДЖИН: Б-Баки? Вы знали Баки?!

МИТЧЕМ: Да нет, я не знал Баки. Просто работал вместе с ним. Честно говоря, мне этот Баки никогда не нравился.

НОРМА ДЖИН: Не нравился? Почему?..

МИТЧЕМ: Потому, что этот подонок и сукин сын приносил и показывал парням снимки своей молоденькой хорошенькой жены. Совсем еще девочки. Хвастался ими, пока я не задал ему хорошую трепку.

НОРМА ДЖИН: Что-то я не совсем…

МИТЧЕМ: Не важно. Это было чертовски давно. Я так понимаю, он в твоей жизни больше не фигурирует?

НОРМА ДЖИН: Снимки? Какие снимки?..

МИТЧЕМ: Не будем больше об этом, «Мэрилин». И мой тебе совет, бери пример с Боба Митчема. Студия тебя иметь хотела, так поимей ее еще круче! И удачи тебе.

НОРМА ДЖИН: Погодите! Мистер Митчем… Боб…

Теперь В. просто не спускал с нее глаз. В. вернулся и осторожно подкрадывался к ней. В. в рубашке с распахнутым воротом, в застегнутом всего на одну пуговицу светлом льняном спортивном пиджаке. В. — стопроцентный американец, парнишка с веснушчатой физиономией, задавший нацистам перцу во время войны. Это он вырвал из рук немца штык и заколол его этим самым штыком, и стопроцентная американская публика приветствовала этот поступок громкими криками и свистками, точно он забил гол в регби на школьном стадионе.

В. ухватил Норму Джин за обнаженное плечо и спросил, о чем это говорил с ней Роберт Митчем. И почему она выглядела такой заинтригованной и едва ли не падала в объятия этого негодяя. В ответ на что Норма Джин сказала, что некогда Митчем был другом ее бывшего мужа.

— Очень давно. Оба тогда были еще мальчишками.

Прием давал мультимиллионер, нефтяной магнат из Техаса, плотный мужчина с повязкой на глазу, как у пирата. Он хотел инвестировать деньги в киноиндустрию. В саду бродили диковинные птицы, имелся зверинец, на фонарных столбах горели высокие свечи, а в небе, над верхушками пальм, висела искусственная полупрозрачная луна, освещенная изнутри фонариком. И гости видели сразу две луны в небе! Были на этой вечеринке и Близнецы (приехали по приглашению на взятом напрокат «роллсе») и они наблюдали за Нормой Джин с расстояния. Они видели Митчема, но не слышали, что он ей говорил. Они видели В., но тоже не слышали.

— Иногда вдруг возникает ощущение… что я как бы без кожи. Недостает одного ее слоя. И все может причинить боль. Как солнечный ожог. Мистер Шинн умер, и мне страшно его не хватает. Он единственный, кто верил в «Мэрилин Монро». Студийные боссы не верят, это я точно знаю. «Эта бродяжка» — так они меня называют. Я и сама не очень-то верю. Блондинок на белом свете полно… Когда мистер Шинн умер, мне самой хотелось умереть. Потому что это я виновата в его смерти, я разбила ему сердце. Но я знаю, что должна жить. «Мэрилин» была его детищем, так он, во всяком случае, утверждал. Возможно, был прав. Я должна жить за «Мэрилин». И не то чтобы я очень религиозна, нет. Просто сейчас как-то не совсем представляю, кто я… И не очень-то верю людям, которые утверждают, что верят в кого-то или во что-то. Это всего лишь слова, они говорят, что им кажется, сами толком не знают. Похоже на клятву в лояльности, под которой мы должны подписаться. Вот все и подписываются. И коммунисты в том числе, но ведь это же ложь, правильно?.. Тогда какой смысл? Но лично мне кажется, у каждого человека есть определенные обязательства. Ответственность, что ли… Помните роман Герберта Уэллса «Машина времени»? Путешественник во Времени попадает в будущее на своей машине, которую не вполне контролирует. Попадает в далекое-далекое будущее и вдруг понимает: будущее все равно впереди. В звездах. Нет, я не признаю эти глупые суеверия, всю эту чепуху… типа астрологии, да? Или предсказания судьбы по руке. Все эти попытки предсказать будущее. При этом речь всегда идет о каких-то мелких, незначительных вещах. Я хочу заглянуть в будущее, но спрашиваю о другом. Изобретут ли лекарство от рака? Или психических заболеваний? Мне кажется, это самое будущее, что впереди, оно как дорога, по которой еще никто не ходил и не ездил, может, даже еще и не мощеная. И ты в долгу перед твоими потомками, перед детьми твоих детей. А потому должен жить. Хотя бы для того, чтобы эти дети родились. Имеет смысл, правда? Лично я считаю, что да. В детстве мне снился сон… такой прекрасный!.. Нет, не буду рассказывать о нем. Это очень личное. Просто хотелось бы, чтобы в этом сне была подсказка, хотя бы один намек на то, кто мой отец!

Апрель 1953-го. Норма Джин убежала в дамскую комнату, спряталась там и рыдала. За дверью гремела музыка, доносились взрывы смеха. Ей так обидно! Она оскорблена. Этот техасский магнат дотронулся до нее, сказал, что хочет убедиться, «настоящая» ли она. Хотел танцевать с ней буги-вуги. Он не имел права! Она это не танцует! Что, если В. все видел? И мистер Зет с личиком летучей мыши, и этот злобный и хитрый Д., что, если они наблюдали? Я вам не шлюха, которую можно нанять на ночь! Я — актриса! В моменты, подобные этому, Норме Джин особенно не хватало мистера Шинна. В. любил ее, но не слишком, похоже, просто одобрял. Да, это так, это следует признать. И потом, в последнее время стал ревновать — к ее карьере! И это В., который сам был невероятно знаменит, когда Норма Джин еще училась в школе и восторгалась его веснушчатым мальчишеским лицом на экране! А может, В. и не любил ее вовсе? Может, ему просто нравилось трахаться с ней?..

На то, чтобы смыть растекшуюся по щекам тушь, ушло минут десять, не меньше. Еще десять минут ушло на восстановление хорошенькой и игривой «Мэрилин», души сегодняшней вечеринки. «О, как раз вовремя!»

Элегия. Памяти И. Э. Шинна.

Единственное стихотворение, которое Норма Джин написала за долгое время. И получилось у нее скверно.

Иногда, лежа в постели, в объятиях мужчины, она отчаянно боялась его потерять. Мысли прыгали, точно блохи на сковородке. Она вздыхала, стонала, причитала, вонзая пальцы в его вьющиеся, все еще густые волосы. Угрем извивалась в его веснушчатых полных сильных руках. (На левом предплечье у него была крошечная татуировка в виде американского флага. Так и напрашивалась на поцелуй!) А он наваливался на нее всем телом, покрывал бешеными поцелуями, входил в нее и, если удавалось сохранить эрекцию (затаить дыхание и надеяться, держаться, держаться, так держать!), занимался с ней любовью, напористо и размеренно, пыхтя и посапывая, словно насос. По мере приближения к финалу он словно переключал скорость — движения его становились порывистыми, быстрыми, дергаными.

Каждый мужчина занимается любовью по-своему, у каждого тут свой «стиль», в отличие от случаев, когда они требуют, чтобы ты сосала их член. Тут всегда одно и то же, и не важно, тонкий член или толстый, короткий или длинный, гладкий или весь перевитый, будто веревками, вздувшимися венами. Член бледный, цвета сала, или розовый, словно сосиска; чистенький, пахнущий мылом член или воняющий мускусом; член прохладный на ощупь или горячий, как кипяток. Член — он и есть член, всегда одно и то же и всегда гадость.

Норма Джин всегда просто из кожи лезла вон, чтобы угодить мужчине, которого любит. А В. она любила. Но с В. ей было непросто достичь непритворного наивысшего наслаждения. Как, впрочем, не слишком сладко приходилось и с Баки Глейзером, сопящим и фыркающим, как лошадь, и кончающим ей на живот. Обливающим весь ее животик липкой спермой, если, конечно, он спохватывался вовремя и вспоминал, что надо предохраняться. О, ей страшно хотелось угодить В.! Она всегда знала — и для этого ей вовсе не обязательно было читать такие журналы, как «Фильмы о любви», «Фотолайф», и «Современный экран», — что лишь любовь имеет значение, истинная любовь, а не только «карьера». Норма Джин давно это усвоила. Что свидетельствовало о наличии у нее здравого смысла.

Находясь с В., она старалась вообразить, что испытывает острое сексуальное наслаждение; мысленно представляла, как достигает оргазма — сначала медленно, потом быстро, с почти взрывной силой. И всегда вспоминала при этом долгие и томные часы любви с Кассом Чаплином, когда оба они купались в наслаждении, не понимая, день сейчас или ночь, утро или вечер. Касс никогда не носил часов и редко носил одежду. Сидел дома, следил за каждым ее движением влажным взглядом и был непредсказуем, как дикое животное. И, занимаясь любовью, они сливались каждой частью, каждой клеточкой потных тел, казалось, даже ресницы их сливаются воедино! И пальцы, и ногти на ногах!.. О, но ведь Норма Джин любила В. гораздо больше, чем любила Касса! Считала В. настоящим мужчиной, зрелым и умным, достойным гражданином. В. был мужем. В. был самым гордым из мужчин, которых она когда-либо знала. И Норме Джин хотелось, чтобы с ней он чувствовал себя королем мира. Чтобы он чувствовал, что с ним она испытывает «нечто особенное». После немногих виденных ею порнофильмов всегда оставалось чувство стыда. Ей было неловко за девушек. Так старались, можно подумать, это что-то значило.

Иногда все же удавалось достичь оргазма. Ну, во всяком случае, какого-то ощущения в нижней части живота.

Как будто там скручивалось и содрогалось что-то, и она, сама себе не веря, достигала оргазма и удивлялась. Длилось это какую-то долю секунды, потом словно выключали электрический ток. И это называют оргазмом?.. Должно быть. И она бормотала:

— О, дорогой, я люблю тебя. Люблю, люблю, люблю тебя.

И это было истинной правдой! И она с восторгом вспоминала, как почти еще девочкой сжимала руку мужа в своей, сидя в кинозале в Мишен-Хиллз, и видела на экране этого мужчину, ее любовника. Он, дерзкий и храбрый летчик в «Молодых асах», спускался на парашюте все ниже и ниже, спускался среди дыма, автоматного огня и почти невыносимой тревожной киномузыки. Разве могла тогда подумать Норма Джин, что настанет день и она будет заниматься любовью с этим мужчиной? Просто невероятно!..

«Нет, конечно, он не тот самый мужчина. Так мне кажется. Так никогда не бывает».

Где-то в тени, на заднем плане, поодаль от ослепительного света прожекторов, прятался Снайпер. Проворный и ловкий, как ящерица, он распластался на фоне садовой стены, почти невидный глазу в своем резиновом, цвета ночи костюме для серфинга на молнии. Даже самым сведущим и приближенным оставалось лишь гадать, сколько этих Снайперов в южной Калифорнии. Один или несколько? Вообще-то имело смысл (здравый смысл!) предполагать, что к наиболее «специфическим» регионам Соединенных Штатов приписаны сразу по нескольку Снайперов. Имелись в виду такие известные высокой плотностью еврейского населения районы, как Нью-Йорк, Чикаго и Лос-Анджелес/Голливуд. Через сверхчувствительный прибор ночного видения, прикрепленный к прицелу, Снайпер спокойно наблюдает за гостями мультимиллионера и нефтяного магната. В ту раннюю, еще невинную эру всеобщей слежки он, разумеется, не может разобрать их слов, даже когда они кричат, слишком уж здесь шумно и весело. Интересно, что чувствует он, видя в толпе квазизнакомые лица звезд? Ведь любой человек, увидев лицо звезды, испытывает словно легкий толчок, легкий укол разочарования — так бывает, когда твое заветное желание исполняется слишком быстро. И однако же сколько красивых лиц! И лиц могущественных мужчин, вершителей судеб. Густые, грозно сведенные к переносице брови под отвесными лбами, крупные и округлые, как шары для игры в боулинг, черепа, блестящие глаза насекомых. Черные галстуки-бабочки, фраки. Накрахмаленные сорочки с оборками. Блестящая элегантная публика.

Но нашего Снайпера, настоящего профессионала, не пронять ни красотой, ни могуществом. Снайпер работает на Соединенные Штаты и, служа Соединенным Штатам, служит Правосудию, Нравственности, Порядочности. Можно сказать, он служит самому Господу Богу.

Канун Вербного воскресенья, за неделю до Пасхи. Удивительно теплый вечер, легкий бриз насыщен благоуханием цветов. Имение нефтяного мультимиллионера с замком в нормандском стиле находится на холмах, в престижном Бель-Эр. Норма Джин думает: Что я делаю здесь, среди совершенно чужих мне людей? Пусть даже на самом деле она думает: Настанет день, и я буду жить в таком же особняке, клянусь! Она беспокойно озирается, чувствует, что за ней кто-то наблюдает. На ней красное, цвета модной губной помады платье с огромным декольте, оставляющее большую часть груди открытой и тесно облегающее бедра и тонкую талию. Просто кукла, статуэтка, а не женщина, даже странно, что она двигается. Она оживлена, она улыбается и, совершенно очевидно, счастлива находиться в столь блестящей компании! И еще эти красиво уложенные, тонкие и блестящие платиновые волосы. И эти прозрачные синие глаза!

Снайперу кажется, что именно эту женщину он где-то видел раньше. Разве не эта аппетитная молодая блондинка подписала петицию в защиту комми и разных там симпатизантов комми? Защищала этих предателей, Чарли Чаплина и Пола Робсона (который мало того что предатель, еще и ниггер. Ниггер, возомнивший о себе бог знает что!) Имя этой девицы наверняка есть в досье, сколько бы там ни было у нее имен и псевдонимов, государство следит за ней. Государству она известна. Снайпер задерживает взгляд на «Мэрилин Монро», фиксирует ее в прицеле винтовки.

А рядом с восходящей старлеткой, «Мэрилин Монро», стоит не кто иной, как ветеран войны, кинозвезда, герой и ура-патриот из фильмов «Молодые асы» и «Победа над Токио». Из фильмов, которые Снайпер с таким восторгом смотрел еще в юности. Неужели эти двое и есть его цель?

Оказывается, прием был устроен в честь героев Голливуда.

Норма Джин этого не знала. Не знала она и того, что встретит здесь мистера Зет, мистера Д., мистера С. и других господ со Студии. Которые улыбались ей, злобно, как гиены, щеря зубы.

Герои Голливуда! Патриоты, которые сумели спасти Студию от гнева Америки и финансового краха.

Там были дружески настроенные свидетели, представшие перед Комитетом по расследованию антиамериканской деятельности в Вашингтоне и с пеной у рта отрицавшие наличие коммунистов и симпатизирующих им в своих профсоюзах. Ибо Голливуд к тому времени разделился на профсоюзы, и виной тому были все те же комми. Там был красавец и исполнитель главных ролей во многих фильмах Роберт Тейлор. Там присутствовал шустрый и маленький, щегольски одетый Адольф Менжу. Там был сладкоречивый и непрерывно улыбающийся Рональд Рейган. И Хамфри Богарт с грубоватым, но симпатичным лицом, который первым осмелился противостоять расследованию и публично отрекся от всех своих показаний.

Норма Джин пожала плечами. И шепнула В.:

— Может, пойдем? Я тут кое-кого побаиваюсь.

— Боишься? Но почему? Или прошлое дышит в спину?

Норма Джин рассмеялась, прислонилась к В. Ох, уж эти мужчины, такие шутники!

— Я же г-говорила тебе, дорогой. У меня нет прошлого. «Мэрилин» родилась только вчера.

Господи, как же они верещат! Прямо как младенцы, которых закалывают штыком.

Роскошные птицы в радужном зелено-синем оперении расхаживали по саду и смешно подергивали маленькими головками, точно общались с помощью азбуки Морзе. Гости заигрывали с ними, кудахтали и ворковали. Хлопали в ладоши, чтобы напугать. Норме Джин показалось странным, что павлины не разворачивают свои хвосты веером, а ходят, небрежно волоча их за собой по земле. «Будто они для них обуза, тяжкая ноша, верно? Такие красивые хвосты. Но, должно быть, ужасно тяжелые». Весь вечер Норма Джин ловила себя на том, что говорит сплошными банальностями. Простыми и избитыми словами — наверное, за неимением сценария. А когда в голову приходили такие слова, как прощание, экстаз, алтарь, она не могла произнести их. Ибо что они могли означать в контексте столь роскошной обстановки, в имении техасского нефтяного магната? Норма Джин понятия не имела. А В. с трудом мог расслышать, что она говорит среди царившего вокруг шума и гама.

Они шли вдвоем по вьющейся серпантином дорожке, огибающей искусственную горку с ручьем. По другую сторону ручья тоже бродили павлины, а также невероятно грациозные высокие птицы в ярком неоново-розовом оперении. «Фламинго?» Норма Джин никогда не видела фламинго так близко. «До чего же красивые птицы! Надеюсь, все они настоящие?» Нефтяной магнат и мультимиллионер славился своей коллекцией экзотических птиц и зверей. Ворота при въезде в поместье охраняли чучела слонов с желтоватыми изогнутыми бивнями. Вместо глаз были вставлены лампочки. Господи, как живые! Крышу шато в нормандском стиле украшали чучела африканских грифов, там их сидели целые ряды, и издали птицы походили на зловещие черные зонтики, отороченные бахромой. Здесь же, неподалеку от ручья, металась в клетке южноамериканская пума, а за высоким сетчатым ограждением были заточены обезьяны-ревуны, обезьяны-пауки, попугаи и какаду в пестром оперении. Гости имели также возможность полюбоваться гигантским боа-констриктором, плавающим в стеклянном бассейне трубкообразной формы. Издали удав походил на длинный и толстый банан. Норма Джин воскликнула:

— О-о! Вот уж не хотела бы оказаться в объятиях этого парня. Нет уж, спасибо!

Фраза послужила репликой для В. Он игриво обнял Норму Джин, сжал, сдавил ее ребрышки. И, рассматривая огромную змею, пропустил свою реплику.

— О! А это что там такое?.. Какая-то большая и странная свинья!

В., сощурясь, взглянул на прикрепленную к пальме табличку.

— Тапир.

— Кто?

— Тапир. Ночное копытное, водится в тропической Америке.

— Ночное что?

— Копытное.

— Господи! Что делает здесь ночное копытное?

Белокурая Норма Джин говорила одними восторженными восклицаниями, старалась скрыть все нарастающее беспокойство. За ней точно кто-то наблюдает! Исподтишка! Прячется где-то там, в темноте, за мигающим неверным светом фонарей. И выискивает ее глазами в толпе. И красивое лицо В. выглядит в этом свете странно побелевшим, как гипсовая маска, испещренная мелкими морщинками. А глаза — словно черные дыры. Зачем они здесь? Что они здесь делают?.. Крупная капля пота, смешанного с пудрой, медленно ползет в развилку между двумя большими и красивыми грудями Нормы Джин, исчезает за вырезом вызывающего алого платья.

Наконец они ее настигли.

Она ждала. Она знала, что это случится.

Кружили вокруг нее, словно гиены. Скалили в усмешке зубы.

Джордж Рафт. Низкий зазывный голос:

— При-вет, Мэрилин!

Мистер Зет с личиком летучей мыши:

— Мэрилин, при-вет.

Мистер С., мистер Д., мистер Т. И другие, которых Норма Джин не узнала. И техасский нефтяной магнат и мультимиллионер, вложивший основные деньги в «Ниагару». Их похожие на горгулий физиономии испещрялись бликами, чередованием света и тени, как в старых немецких экспрессионистских фильмах. В. стоял почти совсем рядом и безмолвно наблюдал за тем, как они подходят и трогают Норму Джин толстыми, как сосиски, пальцами, тыкают ими ей в плечи, обнаженные руки, указывают на бедра, груди, стремятся прислониться, прижаться к ней и тихонько посмеиваются, подмигивая в сторону В. Она наша. Вот эта. Мы все ее имели и имеем. И когда наконец Норма Джин вырвалась от них и обернулась к В., того не было. Он исчез.

Она поспешила за ним. Им пора домой, хотя не пробило еще и полуночи.

— Подожди! Ну, куда же ты? Пожалуйста!..

В панике она вдруг забыла имя возлюбленного. Догнала его, схватила за руку. Он грубо вырвался, выругался. Потом бросил через плечо нечто вроде: «Пока!» или «Прощай!» Норма Джин взмолилась:

— Я… с ними не была! Ни с одним из них. Правда! — Тут голос ее подвел. Все же скверная она актриса. Слезы бежали по щекам, тушь снова растеклась. Это почти непосильная задача — быть красивой да к тому же еще и женщиной!..

Тут вдруг Норма Джин почувствовала, что кто-то схватил ее за руку. Вздрогнула, обернулась и увидела — Касс Чаплин?.. Может ли это быть? А потом кто-то еще сжал другую ее руку, сильные пальцы переплелись с ее пальцами, и она обернулась и увидела — Эдди Дж., любовник Касса? Красивый молодой человек весь в черном, он двигался быстро и бесшумно, как пума, следом за Нормой Джин. А она подошла к самому краю террасы и стояла, слегка покачиваясь на высоких каблучках, ослепшая и онемевшая от боли и унижения. Нежным мальчишеским голосом Касс шепнул ей на ушко:

— Тебе не место среди людей, которые тебя не любят, Норма. Пойдем с нами.