Мальчик жонглировал яблоками. В его движениях вполне естественно не наблюдалось уверенности профессионала, но не было в них и восторга ребенка, освоившего что-то новое. Три мелких розоватых яблочка летали по своим орбитам привычно, Игорек чуть улыбался, следя за ними немного расфокусированным взглядом. Заметив возвращающуюся из кафе маму с каким-то худым парнем, он поочередно подбросил все три яблока вертикально вверх и одно за другим поймал их. Первому яблоку он подставил левый карман куртки, второму — правый, а третье поймал в руки. Несколько столпившихся вокруг пилотов разразились аплодисментами.

Вместе с взрослыми аплодировала и девочка лет четырнадцати, с короткими пепельными волосами, которые при ближайшем рассмотрении больше напоминали плотную серую шерсть. Черты ее лица были почти человеческими, но инопланетное происхождение выдавали темно-серые, почти до черноты, глаза с вертикальными зрачками, чуть заостренные уши и чересчур курносый носик. Смех обнажал слишком острые для человека зубы.

Игорь поклонился зрителям, коротко кивнув девочке, вручил ей яблоко и, махнув рукой, пошел навстречу маме.

Яр поднял вверх палец и сказал Лиде:

— Я на пару минут.

Он подошел к пилотам, обменялся с ними несколькими словами, а потом, чуть наклонив голову, обратился к девочке. После первых нескольких реплик пилоты деликатно отошли в сторону, а девочка и Яр, усевшись друг напротив друга прямо на асфальт, начали разговор.

Лида давно, со времен своей учебы, не слышала звучания ярранского языка и вновь поразилась его странной мелодичности. Эволюция, давшая кошачьим с Ярры разум, наделила их горлом, более подходящим для пения, нежели для членораздельной речи, которую может воспринимать человек. Чередование низких и высоких звуков, переливов и рычащего рокотания напоминало Лиде то птичье пение, то звуки флейты, то просилось на избитое журналистами сравнение с кошачьим мурлыканьем. Разговор двух ярранцев всегда был дуэтом двух певцов, паузы между словами в котором заполнялись фоновым звуком со стороны каждого из говорящих, тон которого выражал настроение собеседников или их отношение к теме разговора. Лида никогда не слышала, чтобы человеческое горло так легко издавало протяжные и рокочущие соцветия нот ярранской речи: психотехник и ярранка разговаривали, словно негромко и слаженно пели, не оставляя ни доли секунды для тишины в ткани разговора. Через несколько минут девочка поднялась на ноги, подошла к сидящему Яру и обняла его. Яр встал, их правые руки, с поджатыми к ладони пальцами, соприкоснулись. Спустя секунду она коснулась его плеча и зашагала к ожидавшим ее пилотам.

Яр помахал рукой обернувшейся через плечо девочке и подошел к Лиде.

— Извините, надо было поговорить.

— Вы знакомы с этой чужой? — спросил Игорь.

— Не совсем. Но мне она не чужая, мы с одной планеты. Ирха — психотехник с «Сирина», терранского научно-исследовательского корабля.

— Такая маленькая и уже психотехник?!

— Игорь, когда начинаешь разговор, не забывай здороваться и представляться, — подчеркнуто строго сказала Лида.

Мальчик вздохнул и протянул руку. Под расстегнутым рукавом на внутренней стороне запястья Яр заметил сливающуюся с кожей желтую полоску пластыря.

— Здравствуйте, я Игорь. Это с вами мама хотела меня познакомить?

— Привет, Игорь. Видимо, со мной. Меня зовут Яр.

Игорь окинул его оценивающим взглядом и сказал:

— Яр с Ярры — это классно звучит. А как…

— Пойдемте в сквер, там и поговорите.

Яр подумал, что Лида погорячилась назвать сквером эти несколько деревьев и пару лавок напротив кафе. Но на фоне общего бетонно-металлического пейзажа — пожалуй, действительно сквер. Игорь сел рядом с ним на одной скамейке, а Лида пошла на соседнюю, на ходу доставая из сумки пластик «вечной книжки».

— Хорошо жонглируешь. Где так научился? — спросил Яр.

— Сам, — не без гордости сказал Игорь, — по объемнику увидел, захотел и научился.

— А эти штуки на руках не мешают?

— Не-а, они почти заросли.

Он задрал рукав и легко отогнул пластырь. Язва была небольшой, не гноилась, не кровоточила и была близка к заживлению. На второй руке язва была побольше, но тоже выглядела закрывающейся. Краем глаза Яр заметил, как отложила книжку в сторону и напряглась Лида.

— И давно они у тебя?

— А вам разве мама не сказала? — удивился Игорь. — Две недели уже.

— И что ж не зарастут до конца никак? — сделал непонимающее лицо Яр и сунул руку в карман.

— Не знаю…

Было заметно, что по мере приближения к сути разговора он делается для Игоря все более неприятным. Яр почувствовал, что еще пара фраз, и Игорек начнет отвечать односложными «да» и «нет». Он достал из нагрудного кармана руку с парой «коготков»: гладких серых камней, каждый из которых с одного конца заканчивался клювообразным острием.

— А я тоже умею жонглировать, — сказал Яр почти весело. — И даже одной рукой.

Он положил камни на ладонь и продемонстрировал мальчику. Пошевелил ладонью, и камни двинулись один вокруг другого.

— Смотри.

Теперь Яр приблизил руку к лицу Игоря, и камни словно живые заскользили между растопыренными пальцами, почти не касаясь их, то появляясь, то исчезая.

— Правда, как живые? Словно так и надо, — произнес Яр и повторил: — Надо! По одному из ярранских поверий они умеют говорить.

И через секунды снова повторил последнее слово фразы:

— Говорить!

Вцепившаяся в лавку, чтобы не вскочить и не прервать этот странный разговор ярранского шамана с ее сыном, Лида почти не слышала слов их беседы, но улавливала тон голоса Яра: его голос стал мягким и хрипловатым, сочащимся тягучими гласными. Патока, а не голос.

Камешки-«коготки» сновали между пальцами Яра, и он, не меняя интонации, задавал мальчику вопрос за вопросом.

— После чего у тебя появились язвы на руках?

— Дедушка рассказал мне историю…

— Дедушка Сергей рассказал тебе историю?

— Да.

— О чем история дедушки Сергея?

— О святых Кирилле и Мефодии.

— Что сделали Кирилл и Мефодий?

— Они спасли Беловодье.

— Как Кирилл и Мефодий спасли Беловодье?

— Старший брат Кирилл распял на кресте младшего брата Мефодия, кровь его умастила землю Беловодья, и стала земля родить в год по четыре раза и более…

Глаза Игоря были полуприкрыты, кровь отхлынула от лица, с нижней губы на куртку потянулась тонкая паутинка слюны.

— Что еще говорил тебе дедушка Сергей?

— Что всякий добрый христианин должен быть готов пожертвовать собой ради общего благополучия…

— О чем он просил тебя?

— Чтобы я каждый день перед сном вспоминал о подвиге Кирилла, Христу уподобившемуся, и примерял на себя мученический его венец…

Губы мальчика дрожали, но Яр решился на еще один, последний вопрос.

— О чем он еще просил тебя?

— Чтобы я никому не рассказывал о нашем разговоре и о его просьбе…

Яр сжал губы.

— Хорошо, Игорь. Ты хорошо жонглируешь яблоками, но, думаю, и вещи посложнее освоить можешь. Можешь! Научиться любому умению — это словно дремать в неведении, а потом проснуться. Проснуться!

Глаза мальчика приобрели осмысленное выражение.

— Так, говоришь, ты никогда не слышал о Кирилле и Мефодии? — спросил Яр.

Было видно, что врать Игорю пока удается с трудом.

— Это древние священники с Терры? Что-то про алфавит?

— Ну да, — сказал Яр и махнул рукой Лиде.

— Яр, а скажи, как так случилось, что ты с планеты чужих?

— Это долгая история, при случае расскажу.

Заметно побледневшая Лида повела Игорька к флаеру, слишком сильно стискивая его руку и прерывистым голосом наказывая ждать ее внутри, смотреть объемник, наружу не выходить и ни с кем не разговаривать.

Яр сидел, откинувшись на спинку скамейки, и смотрел на просвечивавшие под лучами заходящего солнца листья деревьев на фоне темнеющего безоблачного неба. Настроение у него было паршивое.