– Дело еще при Леньке Брежневе было. Я на скотном дворе кормачом работал. Што, не знашь таку специальность?! Ха-ха! Кормач – он коров кормит сеном да силосом. Доярка корове на сиськи аппарат надеват да снимат, а кормачу положено скотину кормить.

Вот и работали мы на силосной яме, я да Васька Михаленко, мы его Хохлом величали, а короче – Хохлей. Нас с ним Штепселем да Тарапунькой прозвали – помнишь таких актеров? – потому как я высокий, как Штепсель, а Хохля маленький, как Тарапунька.

Я в аккурат мотоциклет купил и каску к нему, ну шлем этот. Зарабатывал-то тогда подходяче, да жена, Катька, дояркой была, хорошую деньгу зашибала, дояркам тогда платили – я те дам: за жирность молока премии давали, за классность, за надой.

Ну вот, обмыли мы мотоциклет с Хохлей и давай каску на крепость испытывать. Пили-то красно вино в кормоцехе прямо из ковшика, которым телятам обрат наливают. Обрат – это молоко тако, вторично. Ковшик большой, тяжелой. Я говорю Хохле:

– Надевай каску!

Он надел ее на свою пустую балду. Я со всего размаху дал ему ковшиком по каске – ничего, даже не треснула. Еще по половине ковшика выпили. Хохля говорит:

– Сичас ты каску надевай!

Я надел, он ковшиком размахнулся и попал не по каске, а мне в лоб, потому что он маленькой, а я – высокой. Я после того удара минут десять без памяти лежал, а потом встал, полковшика вина выпил – и ничего, оклемался.

А в ту же пору было дело – отправили нас с Кудей (знашь Васю Кудинова? вон он, в разводной живет-прозябат) – коров племенных вести. Сперва из деревни в район, оттуда на станцию за сто верст, а со станции – аж в поселок Мурмаши, в Мурманску область. Кудя-то дальше району двадцать годов не бывал, а я, как с армии пришел, то же само.

Мы с Кудей сперва отнекивались: не поидем ни в каки Мурмаши. А нам зоотехница наша:

– А кто поидет – я, што ли? Ты – кормач, Кудя – пастух, коров как свои пять пальцев знаете, сам Господь Бог велел вам ехать в Мурмаши. Коров в вагоне кормить надо, они – племенны, их портить нельзя, так что поидете!

Ну и командировочны хороши пообещала нам выписать. Ну, командировочны дак командировочны. Получили мы их в районе. Четверых племенных коров туда шофера на машинах, в кузовах доставили и дальше – на станцию повезли.

Я говорю Куде:

– С командировочных-то нать бы «пузырь» купить.

А тогда, при Леньке Брежневе, «бухало», вино то ись, с трех часов продавали. Кудя говорит:

– Где купишь? Я и «японца» бы для храбрости засосал, да негде взять – утро вить еще.

«Японцем» Кудя флакон тройного одеколону называл.

Так нас – ни в одном глазу! – на станцию и привезли, к коровам в телячий вагон и запихали. Там несколько штук фляг с водой стоит, сено в кипах лежит – поить да кормить скотину нать ведь, дорога-то долгая.

Ну сели мы с Кудей на эти кипы и горюем: где бухала купить, вина то ись. Командировочны на кормане, а вагон уже поехал.

Всю ночь ехали с коротенькими остановками, то ли в Коноше, то ли в Обозерской наш вагон перецепили ночью передом на Мурманску область.

Утром коровы заорали – доить их нать, а не мы, не наши провожаты ведро не спохватились в вагон положить. Во что доить-то? Сиськи дергать – не промблема, и Кудя это умеет, и я. Кудя говорит:

– Давай доить в рот, ты вались под корову лицом кверьху да хлебало-то открой пошире – я тебе туда струю направлять буду, заодно и позавтракам молоком.

С одной коровы назавтракались мы досыта! А остальных пришлось в Кудину кожану кепку доить да молоко на землю сливать. И поили коров из кепки – ведра нету, а коровья голова во флягу не проходит – горлышко-то у фляги узенько.

Ну, обиходили мы коров, оправились они на пол. Мы убирать не стали, открыли двери вагона – а двери широкие, сели на приступок, ножки свесили, сидим да проплывающими мимо кустами любуемся.

Так до трех часов дня любовались. А в три часа поезд у каких-то десяти домов остановилси, на одном доме издалека видно, что написано «Магазин». И мужики оттуда выходят, бутылки за пазухи пихают. Я Куде:

– Бери командировочны да чеши бегом в лавку! Только Кудя с сумкой (она-то у нас одна на двоих была) в лавку забежал – вагон-то и поехал. Мать честная!

Сижу я на кипе сена, за спиной коровы орут – жрать хочут, а я горюю: куда вот сичас один поеду без денег, да и документы все – и на нас, и на коров – у Куди в сумке.

Два часа без передыху поезд ехал. Состоянье мое тогдашнее словами не передать…

Остановился поезд, я выглянул из дверей на улицу, гляжу – мать честная! – вдоль вагонов Кудя идет. Подходит ко мне, сумка у него полна вина, а у самого глаза уже поехали в разны стороны – один на Москву, другой на Ладогу – Кудя минимум как «пузырь» уже засосал.

– Ты как здесь, Василий Степанович? – спрашиваю. А состав-то у нас, оказывается, длинный был – ночью еще чего-то к заду прицепляли. Кудя выскочил из лавки с вином да и запрыгнул на последнюю цистерну с мазутом. Два часа он ехал верхом на цистерне да винцо из горлышка потягивал. А я тут умирал со страху.

Напились мы с ним с радости!.. Коров пьяные обихаживали, доили да убирали за ними. Все в навозе, как черти, вымарались. Вина нам в аккурат до Мурмашей хватило. А там коров у нас приняли, и идите, говорят, на все четыре стороны. Как это – на все четыре?! Мы думали: обратно в том же вагоне поедем, а пришлось на последни командировочны брать билеты да в пассажирский пихаться. Пиджаки да штаны у нас робочи, все в коровьем навозе, народ от нас прямо шарахается.

Кудя сбегал в поселковый магазин да «японцев» накупил – для веселья. Напились одеколону да легли в проход прямо в вагоне. Народ перешагиват через нас.

Лучше и не рассказывать, как доехали. И в милицию транспортну нас таскали, и из поезда чуть не выкинули…

Короче, оказались мы в конце концов за своим районным городишком, стоим на перекрестке четырех дорог – до деревни-то нашей еще пятнадцать километров ехать. Стоим, денег – ни копья, а дождик такой порет – спасу нет! Да колотит еще обоих – с «японцев»-то. А вечер на улице, темнеет уже.

Стояли мы, стояли, глядим – парень знакомый на молоковозе едет. Голоснули. Остановился, а у самого полна кабина девок напихана. Парень хороший был, полезайте, говорит, в цистерну, она пустая.

Залезли мы с Кудей в цистерну, как те джельтмены удачи. А дорога в ямах вся, трясет порато, шишки на головах только набивам. А у цистерны два люка – спереди и сзади. Мы крышки откинули, в люки эти по пояс высунулись и стоим под дождем, как танкисты. Как танкисты и в деревню приехали. На молоковозе.

А потом из Мурмашей в контору нашу бумага пришла, – при Леньке Брежневе строго было, – там написали, что мы пьяные приехали, коров не доили, не кормили и в навозе вдобавок их вымарали. С нас за это командировочны обратно высчитали.

Иногда вспоминаем с Кудей, как молоком тогда завтракали, прямо из соска. Коров-то доить мы умеем…