Пересаживаться в море с яхты на борт сторожевого корабля Черноморского флота «Сметливый» — то еще удовольствие. На море было волнение, и пока я загружался в катер, поднимался по раскачивающейся лестнице, не раз подумал о том, что в душе я все-таки не моряк.

На палубе нас встречал командир корабля в сопровождении двух своих помощников.

Нас было шестеро. Группа «Бриз» опять вернулась с задания в полном составе, прихватив с собой коллегу, ради которого и был затеян этот сыр-бор.

Командир, двухметровый широкоплечий капитан первого ранга, крепко пожимал нам руки, приговаривая:

— С возвращением… С возвращением, товарищи…

Да, это было возвращение. И корабль был частью русской земли.

Из Аль Кариба уходили мы тяжело. План эвакуации рухнул с самого начала. Нам удалось вырваться в пригород, но власти вместе с американцами очень быстро перекрыли все дороги. И нам пришлось отлеживаться на какой-то ферме, среди бесчисленного рогатого скота. В общем, затерялись в толпе парнокопытных.

Неделю мы жили в жутких условиях, но нам не привыкать. Хуже всего, непонятно было, что делать дальше. Одно было ясно — если нас обнаружат, то живыми мы не сдадимся. Ну что ж, мы к этому готовы. Разведчик, ушедший в поиск, уже мертв. И если он возвращается — это такая отсрочка от неизбежного, улыбка судьбы. И если однажды не повезет — такова твоя доля, которую в душе ты уже принял.

Потом, когда все немножко утихло, нас вывезли в глухом фургоне на побережье. И мы ступили на палубу небольшого кораблика под греческим флагом.

Эти стихи Эдуарда Багрицкого отражают истину — греки издавна самые лучшие контрабандисты в мире. Этому их промыслу даже не сотни, а тысячи лет. Нет никого, кто лучше их гарантированно доставит из порта А в порт Б груз. Хоть какой груз — системы ПВО или разведывательно-диверсионную группу, на которую объявлена охота.

Янки подошли к нашему поиску очень добросовестно. Давно никто на территории, не объятой войной, не уничтожал их баз и не клал за один момент такое количество сотрудников ЦРУ. Они были разъярены, и их можно было понять. Они перекрыли аэропорты, работали в городах. И попытались блокировать акваторию под видом проведения учений, но ничего у них не получилось, поскольку рядом барражировал российский военный флот. Но отдельные суда они все-таки досматривали.

Так что наш путь был нелегок. Но вот она, палуба, под ногами. Часть России. Нашей земли, ощущение чего-то родного, с чем ты связан навеки, на многие жизни, которые были и будут. Эти ощущения бродяги, вернувшегося в отчий дом, не сравнить ни с чем.

Нас переодели в морские робы без знаков различия, чтобы мы не выглядели белыми воронами среди трех сотен человек экипажа. Выделили две тесные каюты, глухие, без иллюминаторов, как и положено на военном судне.

По кораблю мы особо не шатались, чтобы не вызывать у личного состава нездорового внимания. Но в кают-компании бывать приходилось. Конечно, командир корабля хотя конкретно и не знал, но отлично понимал, что мы за птицы — его богатый опыт подсказывал, кого обычно принимают на борт в нейтральных водах. Для личного состава мы были гражданскими специалистами, которых пришлось срочно эвакуировать из-за угроз террористов. Конечно, многих смущало, что очень уж эти гражданские штафирки имеют уверенный вид, продублены южным солнцем и песками. Но мы умеем включать дурака. И Утес, геолог по первому образованию и месту работы, даже заливал в кают-компании какие-то фантастические байки про геологоразведку.

Экипаж корабля был изнурен многомесячным тяжелым боевым выходом. Много чего было за это время. И идущие прямо над головой американские самолеты, несущие за собой как шлейф грозовое ощущение большой войны. И опасное сближение с фрегатом НАТО. И плавающие трупы людей, которых вылавливали по просьбе сирийских властей, чтобы предать их погребению по мусульманским традициям. Притом в основном это были женщины и дети, казненные Халифатом, и у них не было ни одного огнестрельного ранения — всех резали ножами. Теперь сторожевой корабль возвращался домой.

Естественно, развлечений на боевом корабле немного. Поэтому новые люди пришлись как нельзя кстати. Вскоре мы стали в кают-компании своими в доску. Рад выдавал анекдоты, которых знал бесчисленное количество. Дорвавшийся в кают-компании до гитары Князь пользовался оглушительным успехом. Правда, помня легенду, слегка изменил репертуар и теперь все больше пел Высоцкого и Визбора, в основном на морскую тему, а также лирические и жалостливые песни типа ты меня ждешь, родная, и я к тебе приду, обниму. Но вот однажды забылся и выдал яростно, мощно:

Под изумленные таким неистовым напором взоры слушателей Князь хрипло пел:

Он так исполнил песню, что в кают-компании повисло ошарашенное молчание…

На меня снизошло воистину буддийское спокойствие. Все страхи и напряжение остались позади. И теперь я мог осмыслить, что же произошло и как мы умудрились выполнить эту боевую задачу.

Мое высокое руководство приводило в бешенство то, насколько эффективно работают американские разведывательные службы против нас в Сирийском регионе на всем театре военных действий и политических интриг. Что и говорить, талантливо работали, притом исключительно на разжигание ситуации и жесткое пресечение любых попыток компромиссов между враждующими сторонами. Чувствовалась рука большого мастера. И кому, как не нам, знать, что такие люди — это большая редкость, штучный товар, порой незаменимый. И у этого гроссмейстера интриг и тайных операций было имя — Дункан Батлер. Этот безумный фанатик был одержим и делал все, чтобы кидать дровишки под кипящий котел ближневосточных войн. Было принято принципиальное решение — снять эту фигуру с доски.

Где-то год назад, самозабвенно двигая фигуры в игре спецслужб, ГРУ подставило под вербовку нашего сотрудника — подполковника Сотникова. Подробностей не знаю, но на тот момент было необходимо накормить американцев дезинформацией, что и было успешно проделано. Отработала эта схема вполне успешно. Был достигнут ряд тактических и даже стратегических целей. Но все хорошее когда-нибудь кончается. Центр понимал, что вскоре американцы раскусят игру. Появилось искушение красиво хлопнуть дверью напоследок. И тогда в голове замначальника ГРУ генерал-лейтенанта Шабанова родился совершенно безумный план, суливший на выходе такие сладкие плюшки, что риск выглядел вполне оправданным.

Когда мы ликвидировали Большого Имама, выяснилось, что тот прячет где-то архив, и там якобы такое количество компрматериалов на его партнера Дункана Батлера, что, пойди они в ход, никакие заслуги тому не помогут. Это была отличная наживка. Только наживку надо уметь забросить, да так, чтобы карась ее заглотнул. Тогда и возникла идея с переходом на сторону врага подполковника Сотникова, который и должен был закинуть удочку.

Сам переход разыграли как по нотам. Мы подставили под удар сирийских контрразведчиков, что до сих пор камнем лежит на моей душе. Потом устроили спектакль в столовой с участием майора Алентова, отлично сыгравшего роль недалекого болтливого бездельника, будто ненароком наведшего Сотникова на мысль о подставе — это на случай, если окажутся на базе уши и глаза ЦРУ, маловероятно, но всякое бывает. Делали все, чтобы каждое слово перебежчика можно было проверить. При этом Сотников так вошел в роль, что чуть ли не сам поверил, что он предатель. Наверное, из него вышел бы отличный драматический актер, потому что американцы, собаку съевшие на подобных интригах и подставах, в результате с аппетитом слопали всю эту историю.

Планировалась следующая схема. Сотников выводит американцев на Книжника, который уже два года сотрудничал с российской разведкой. Тот приводит американцев в ловушку.

Почему не пошли по более простому пути? Например, Сотников мог бы без всяких побегов просто передать информацию — мол, архив там-то, приходи, бери. Но к тому времени Батлер уже не слишком доверял русскому и сломя голову не бросился бы на территорию Сирии, законно опасаясь ловушки. Нам нужно было, чтобы он поверил. Поэтому и была придумана такая многоходовая комбинация.

Наши психологи, которые не один год изучали Батлера и считали, что он балансирует на грани сильного душевного расстройства, спрогнозировали, что если игра будет многоходовая, сопряженная с определенными издержками, то Батлер в итоге поверит в ее достоверность. И еще — он сам поедет за архивом. Не доверит это никому. Главное, чтобы он утвердился в мысли, что его не водят за нос.

Еще на стадии подготовки операции начались проблемы. Книжник наотрез отказался лично вести американцев к ловушке. Да, он сделает все, что от него просят, но к янки в пасть не сунется. В его словах был определенный резон. Да и мое начальство отказалось от первоначальной идеи. Книжника допускать до американцев нельзя. Они для порядка могут сначала накачать его сывороткой правды, и тогда вся комбинация летит к чертям. Значит, придется усложнять операцию, вводить новых действующих лиц. Тогда и появился ход с муллой из Шахи, которого использовали вообще втемную — он был свято уверен, что хранит посылку именно от Большого Имама. Для достоверности мое руководство решило, чтобы Книжник затребовал за архив приличную сумму. Этим достигались две цели: разговор переводился в привычное и понятное американцам русло — товар — деньги. Кроме того, была существенная экономия для моей родной конторы, которая за счет американцев предоставляла спалившемуся агенту приличное выходное пособие — ведь из рядов Халифата тому пришлось бы после окончания операции бежать.

Как и все сложные операции, вся эта конструкция начала трещать по швам почти сразу. Выход и внедрение Сотникова прошли успешно. Он, видя, что Батлер созрел для работы с ним, уже намеревался вывести его на Книжника. И тут Бешеный Кабан сцепился в Бекрае с полевыми командирами. На агента объявили охоту, контакты с ним были утрачены. И вся операция встала перед перспективой грандиозного провала. В другую сказочку Батлер уже не поверит.

Хорошо, что заранее были предусмотрены другие способы выхода агента на связь. И когда Книжник достиг связного и установил контакт, Сотников просто физически ощутил, как к нему возвращается жизнь.

Наши психологи оказались невероятно точны. Упорная безуспешная беготня за результатом довела у Батлера градус истерии до точки кипения, притупила бдительность. И главное, укрепила решимость самому прокатиться за архивом. Когда цель дается так тяжело, трудно отказать себе в желании сделать последний шаг до нее самостоятельно.

Правда, просчитывался и вариант, что Батлер все же откликнется слабеющему голосу разума и пошлет за грузом своих помощников. Ну а потом? Он все равно полезет в одиночестве знакомиться с добычей — подготовленной для него нашими специалистами пустышкой. А часть бумаг обработана практически не выявляемым летучим нейротоксином, мельчайшая доза которого обеспечит легкую неотвратимую смерть в течение десяти дней. Конечно, мертвый Батлер куда хуже живого, находящегося в руках «потрошителей». Но выбирать не приходилось.

Главным моментом было обеспечить эвакуацию Сотникова. Если бы его отвезли в Штаты, оттуда его уже не выдернешь. Но мы рассчитали правильно — пока Батлер не найдет архив, из своих цепких когтей русского разведчика не выпустит.

Мы имели информацию о нескольких опорных базах ЦРУ в регионе. Естественно, знали далеко не обо всех. Вся наша агентура была задействована на установление места положения «перебежчика», но он как в воду канул.

Еще перед переходом Сотникову посоветовали подвести американцев к мысли о пропагандистской акции с его участием. В том числе о пресс-конференции, на которой он будет с гневом осуждать дикую агрессивную суть русского медведя. Центр был уверен, что в этом случае сможет установить регион, в который отправятся цэрэушные пиарщики. Ну а дальше туда придет группа «Бриз».

В группе только я был в курсе истинного положения вещей. Остальные до последнего момента были уверены, что идут захватывать предателя. Предосторожность эта была не от того, что я кому-то не доверял. Просто такая информация во избежание лишнего риска должна быть известна как можно меньшему кругу. А то ведь военная фармакология делает чудеса, развязывая языки пленным.

Представляю, что все это время творилось в душе Сотникова. Он знал, что Центр разобьется в лепешку, чтобы вызволить его. Но только не все в человеческих силах. И если за ним не придут, то останется одно — умереть. Бывают игры такого уровня, что твоя жизнь становится просто средством достижения цели, и ради выигрыша ты ни секунды не думая пожертвуешь собой.

Кстати, а с архивом Большого Имама так и нет никакой ясности. Где он, как его найти — никто ответа дать не может. Не удивлюсь, если этот вопрос перед нами еще будет поставлен ребром.

Интересно, как там сейчас Батлер? Скорее всего, с ним работают «потрошители». Наверное, дошли уже до его детских воспоминаний. Информации скачали вагон. Весь вопрос в том, как она будет использоваться. Наверное, возникнет много проектов, для реализации которых потребуется группа «Бриз». Ну что же, мы как пионеры готовы всегда. И на все. Лишь бы для пользы дела…

— Подходим к Босфору, — сказал появившийся в нашей каюте подтянутый старпом в тщательно отглаженной форме и до зеркального блеска вычищенных ботинках. — Командир приглашает вас на ходовой мостик.

Отлично. На борт, где выстроились в ряд матросы и офицеры, нам путь заказан — проход военных кораблей тщательно фиксируется, и наши одухотворенные спецназовские лица светить не стоит. А вот с мостика и вид лучше, и нас никто не разглядит.

На ходовом мостике кипела работа. Отдавались команды. Проход корабля через пролив — серьезный маневр.

Мы смотрели на проплывающий мимо Константинополь, с его величественными дворцами, минаретами, куполом Святой Софии. И на душе было ликующее, по-детски светлое чувство от вида Второго Рима.

Скоро Босфор останется за спиной. А дальше — великий русский город Севастополь. Потом — военный борт и Москва.

— Не нужен нам берег турецкий, — затянул Князь.

— И Африка нам не нужна, — закончил Рад.

— Да, Африка нам пока не нужна, — согласился я.

Действительно, зачем нам Африка, когда и в Сирии дел хватит. Слишком много осталось там зверей-людоедов. Для охотника всегда найдется работа…