Купель в горной хижине оказалась довольно глубокой и удобной. Сюда можно было влезть даже с иллирианскими крыльями. Меня не волновало, какая магия управляет домом и как она действует. Я мысленно пожелала очень горячей воды, и купель услужливо наполнилась почти кипятком. Морщась, я разделась и полезла в обжигающую воду.

Я не мылась целых три дня и при виде горячей воды и душистого мыла едва не расплакалась.

Да, я успела забыть, что когда-то не купалась неделями. Мытье в отцовской хижине отнимало кучу времени. Никакой купели там не было – мы обходились деревянным корытом. Воду грели по частям, и пока грелась вторая порция, первая успевала наполовину остыть.

Я выбрала темное мыло, пахнущее дымом и соснами. Оттерев себя до скрипа, я повелела купели наполниться чистой водой, в которой теперь и сидела, глядя сквозь завесу пара на колеблющиеся огоньки свечей.

Я – его пара.

Это слово выгнало меня из купальной раньше времени. Завернувшись в полотенце, я отправилась искать одежду. В комоде первой комнаты нашлись облегающие штаны и громадная теплая кофта кремового цвета, доходившая мне до середины бедер. Отыскались и толстые шерстяные носки. Урчащий живот напомнил, что я ничего не ела со вчерашнего дня, потому что…

Потому что его ранили, а я буквально лишилась рассудка. Да, лишилась рассудка, когда его забрали от меня, подбив, словно птицу.

Все мои дальнейшие действия были совершенно инстинктивными. Спасти его. Любой ценой. Не думала, что это желание так глубоко укоренилось во мне…

Так глубоко.

На кухонном столе я обнаружила керамическую банку с супом. Должно быть, Мор постаралась. Впрочем, угощение оказалось холодным. Разыскав на полке чугунную кастрюлю, я перелила в нее суп и поставила на плиту. Пока он грелся, я уплела половину свежего хлеба с хрустящей корочкой.

Он догадывался об этом раньше моего плена у Амаранты.

Я вспомнила день несостоявшейся свадьбы с Тамлином… Интересно, Риз тогда вмешался, чтобы уберечь меня от чудовищной ошибки или ради собственных целей? Если я была его парой, он не мог допустить мой брак с кем-то другим. Может, им в первую очередь двигало это?

Я молча ела суп. Единственным моим спутником здесь был потрескивающий огонь.

В голове проносилась лавина мыслей, а глубже… глубже я испытывала нечто похожее на облегчение.

Мои отношения с Тамлином были обречены с самого начала. Я оставила его, чтобы найти свою пару. Я отправилась к своей паре.

Я не хотела обманывать Тамлина. Не хотела слухов и сплетен вокруг нашей несостоявшейся свадьбы. Он ни в чем не виноват. Просто я – не его пара.

В таком случае – я вовсе не врунья и не предательница. Напрасно я себя корила. Даже если Риз… Риз уже тогда знал, что я – его пара.

Он знал, а я делила ложе с Тамлином. Месяц за месяцем. Риз знал, что я сплю с его заклятым врагом, но не показывал виду. Или ему было все равно?

Может, он не хотел никаких связующих нитей между нами. Надеялся, что со временем они исчезнут.

В таком случае я Ризу ничего не должна и мне не за что перед ним извиняться.

Но где-то он предвидел, как я откликнусь, узнав, чьей парой являюсь. Знал, что это не столько поможет, сколько ударит по мне.

А если бы я все узнала на полгода раньше?

Если бы, ложась с Тамлином, отдаваясь ему, я бы знала, что моя пара – не он, а Риз?

Все равно это не оправдывало умалчивание Риза. Не оправдывало последних недель, когда я себя ненавидела за то, что отчаянно его хочу. У него было предостаточно времени и полным-полно удобных моментов, чтобы рассказать мне правду. Но я… понимала.

Я вымыла посуду, смахнула крошки с небольшого обеденного стола и залезла в кровать.

В прошлую ночь я почти не спала, прислушиваясь к его дыханию и моля забытых богов, чтобы он не перестал дышать. А ночью раньше я лежала в его объятиях, ощущая между ног его пальцы и его язык у себя во рту… В хижине было тепло, но простыни вдруг показались мне холодными, а кровать – слишком большой и пустой.

Из маленького окошка лился голубоватый лунный свет, снег за стеклом тоже окрасился в голубое. Ворчливый ветер крутил поземку вокруг хижины.

Может, Мор все-таки рассказала, куда я скрылась?

Неужели он действительно меня искал?

Пара.

Моя пара.

Меня разбудили солнце и сверкающий снег. Я сощурилась, ругая себя за то, что вчера не задернула шторы. Потом вспомнила, где я и почему оказалась в скрытой от посторонних глаз горной хижине. Я даже не знала, в каких она горах.

Как-то Риз упомянул о своем любимом месте отдыха, которое Мор и Амрена в пылу ссоры сожгли дотла. Может, он говорил про эту хижину? Значит, потом он все восстановил. Чувствовалось, хижине немало лет, но все внутри ее было вполне в приличном состоянии.

Мор и Амрена знали.

Я не решила, должна ли ненавидеть их за молчание.

Риз, конечно же, приказал им держать язык за зубами. Они повиновались, но…

Я застелила кровать, приготовила и съела завтрак, снова вымыла посуду и встала посреди комнаты, решая, чем себя занять.

Я вдруг поняла, что убежала.

Убежала, как Риз и предполагал. Однажды я сказала ему, что любая женщина, находящаяся в здравом уме, непременно от него сбежит. И удрала, как трусиха, как дура. Даже не помогла ему войти в дом, а бросила валяться в замерзающей глине.

Я бросила его, хотя еще день назад убеждала, что никогда не уйду.

Я требовала честности и при первом же настоящем испытании сама отказалась от его объяснений. Я даже не пожелала его выслушать.

«Ты меня видишь».

Получается, я не желала его видеть. Не желала видеть то, что находилось у меня перед носом.

Я предпочла скрыться.

А стоило… наверное, стоило остаться.

В середине дня меня одолела скука.

Отчаянная, неумолимая скука. Я оказалась заперта внутри этой уютной хижины. Оставалось лишь ходить из угла в угол и слушать звон весенней капели. Яркое солнце постепенно слизывало окрестные снега.

От скуки проснулось любопытство. Сначала я обследовала содержимое комодов в обеих комнатах – там лежала одежда, обрывки старых лент, ножи и кинжалы, распиханные между рубашками и штанами. Похоже, их туда сунули второпях и забыли. Потом настал черед кухонных шкафов. Опять-таки ничего особо интересного: съестные припасы, кастрюли и сковородки, заляпанная поварская книга. В той части, что служила гостиной, я нашла покрывала, несколько книг и снова оружие – оно здесь было спрятано повсюду. Единственным необследованным местом оставалась кладовая.

Не знаю, как должно выглядеть место уединенного отдыха верховного правителя, но эта хижина показалась мне… необычной. Все здесь было устроено заботливо и одновременно с какой-то небрежностью. Словно эта хижина – единственное место, где они могли быть самими собой: валяться на кроватях и диване, по очереди готовить, убирать в доме, охотиться.

Отдыхать семьей.

Хижина и ощущалась как семейное место. Эта семья разительно отличалась от моей, оставшейся в смертной жизни. О такой семье я не смела даже и мечтать – ни живя с отцом и сестрами, ни потом, в поместье с обилием слуг и еще бо́льшим обилием правил. Там мне надлежало быть символом для сокрушенных подданных Тамлина, а также золотым идолом и марионеткой для верховной жрицы.

Кладовая оказалась просторнее, чем я ожидала. Едва я открыла дверь, на меня пахнуло холодом. Магия, управлявшая хижиной, тут же зажгла свечи. На полках не было ни пылинки – наверняка и здесь не обошлось без магии. Я обнаружила съестные припасы, книги, вещи, необходимые для странствий по окрестным горам. Я ничуть не удивилась, найдя среди мешков и мотков веревки еще несколько ножей и кинжалов. Я обшарила глазами всех этих свидетелей прошлых и, возможно, будущих походов и охот и вдруг увидела то, чего никак здесь не ожидала увидеть.

Полдюжины баночек с краской, рисовальную бумагу, кисти. Кисти были старыми, со следами краски на волосках. Видно, их даже не пожелали как следует отмыть.

Просунув руку дальше, я обнаружила изящные шкатулочки с пастелью, акварельными красками и даже углем для набросков… но я не могла отвести глаз от масляных красок и кистей.

Кто же из них пробовал себя в живописи, но забросил это занятие?

Надо будет спросить у Мор. Я протянула озябшую руку к ближайшей баночке и отвернула крышку.

Краска превосходно сохранилась – сочная, синяя. Наверное, магия не давала ей засохнуть. Я положила ее в пустой мешок и потянулась за остальными баночками.

Я рисовала весь день.

Солнце село. Вспыхнули несгораемые свечи. А я продолжала рисовать, не замечая времени и не чувствуя усталости.

Лишь на рассвете, когда луна побледнела, я торопливо умылась и, не переодевшись, бухнулась в кровать, где мгновенно уснула.

Сон мой длился недолго. Я проснулась с восходом солнца и, прежде чем его лучи начали растапливать окрестные снега, снова взялась за кисть.

Я прерывала работу, только чтобы наспех перекусить. Незаметно прошел второй день. Солнце снова отправилось на покой, устав превращать снег в капель и ручьи. И вдруг в дверь постучали.

Я замерла. Мои пальцы были перемазаны красками. Кремовая кофта – тоже. После моих художеств она годилась только на выброс.

Стук повторился, легкий, но настойчивый.

– Я все же надеюсь застать тебя живой, – послышался голос Мор.

Не знаю, какое из захлестнувших меня чувств было сильнее – облегчение или разочарование. Я открыла дверь. Мор дышала на озябшие руки.

Она молча взглянула на мои разноцветные пальцы и такие же волосы. Потом – на кисть, зажатую в моей руке. И наконец, на плоды моего творчества.

Мор вошла, оставив за порогом холодный весенний вечер.

– Смотрю, а ты здесь совсем не скучала, – сказала она, захлопывая дверь.

Она была права. Я расписала едва ли не всю большую комнату. Мор даже присвистнула от удивления.

Поначалу я хотела лишь немного оживить цветовыми пятнами скучноватые деревянные стены. Но когда взялась за работу, пятен мне стало мало. Я взялась рисовать картинки. Начала со стен по обе стороны от входной двери. В самом верху я изобразила сосульки, чуть ниже они у меня стали таять, превращаясь в первые весенние цветы. Их сменили охапки ярких летних цветов, а те уступили место желтым и красным осенним листьям. Цветочные гирлянды украсили карточный столик у окна. По краям обеденного стола я нарисовала венки из листьев и языки пламени.

Часть цветочных узоров получились довольно прихотливыми, и туда как-то сами собой вставились изображения Мор, Кассиана, Азриеля, Амрены и… Риза.

Удивленно покачивая головой, Мор прошла к очагу. Его мраморную доску я покрыла черной краской, пустив по ней красные и золотистые прожилки. Выше, на стене, я нарисовала… То, что я изобразила выше, лучше всего смотрелось с дивана…

– Иллирианские крылья, – усмехнулась Мор. – Теперь они вечно будут скалиться от гордости, разглядывая твою картинку.

Она прошла к окну, косяк которого блестел золотыми, бронзовыми и медными нитями. Сама не знаю, почему меня потянуло взять три похожих оттенка.

– Мило. Очень мило, – сказала Мор, поигрывая завитком своих волос.

Потом ее взгляд упал на дверь, что вела в коридорчик. Изображение над дверью немало ее удивило.

– Зачем ты нарисовала глаза Амрены?

– Потому что она постоянно за всеми наблюдает, – ответила я, глядя на сверкающие серебристые глаза.

– Ее глаз мало, – усмехнулась Мор. – Нарисуй рядом и мои. Когда мужчины этого семейства заявятся сюда на недельную попойку, они будут знать, что даже здесь мы за ними следим.

– Они сбегают сюда пить?

– Раньше сбегали.

Раньше. До Амаранты.

– Каждую осень все трое забирались сюда дней на пять. Пили, охотились, снова пили, снова охотились. Когда возвращались в Веларис, вид у них был жуткий, но все радовались, как дурни на ярмарке. Теперь нам с Амреной будет спокойнее. Если троица возобновит традицию, наши глаза несколько сдержат их пыл.

Я представила всех троих подмигивающими нарисованным глазам и улыбнулась:

– А чьими это красками я распоряжалась?

– Амрены, – ответила Мор. – Однажды мы закатились сюда впятером. Ей вдруг захотелось научиться рисовать. Два дня она терзала краски и холст, потом это ей наскучило, и Амрена отправилась охотиться на здешнее зверье.

Я представила живописующую Амрену и усмехнулась. У меня на языке вертелся вопрос, и я набиралась смелости, чтобы его задать. Прошла к столу, превращенному мною в одну большую палитру, сделала вид, что смешиваю краски, и только тогда спросила:

– Есть вести от моих сестер?

Мор деловито осматривала содержимое кухонных шкафов.

– Пока нет, – обернувшись через плечо, ответила она.

Этот вопрос был прелюдией к главному:

– Как… он?

Расписывая дом, я старалась не думать о том, что бросила ослабевшего Риза и сбежала сюда.

– Поправляется. Медленнее, чем хотелось бы. Злился на меня за помощь тебе. Ничего, проглотил.

Я смешала золотисто-желтую краску, похожую на цвет волос Мор, с красной, которой рисовала иллирианские крылья. Получился яркий, живой оранжевый оттенок.

– Спасибо, что не рассказала ему, где я.

Мор лишь пожала плечами.

На кухонном столе из воздуха появился свежий хлеб, фрукты, банки с чем-то отчаянно вкусным. Только сейчас я вспомнила, что с утра ничего не ела.

– И все-таки тебе стоит с ним поговорить. Сначала пусть подергается, это ты правильно сделала, но… нужно выслушать и его.

Мор занялась приготовлениями к нашему ужину.

– У Риза на все свои причины, – продолжила она. – Мне от его наглой самонадеянности иногда хочется лезть на стенку, но интуиция его обычно не подводит. Само собой, и он делает ошибки, однако… Тебе обязательно нужно его выслушать.

Я пришла к такому же выводу, но пока молчала.

– Ты уже побывала при Дворе кошмаров? – спросила я, чтобы сменить тему.

– Побывала, – коротко ответила Мор.

– И как прошел твой визит?

Мор побледнела, что с ней бывало очень редко.

– Прекрасно. Думаю, ты догадываешься, что встреча с родителями всегда доставляет мне немало радости.

– Твой отец выздоравливает?

К оранжевой краске я добавила немного синей, напоминающей сифоны Азриеля, и мешала, пока не получился сочный коричневый цвет.

Мор невесело улыбнулась:

– Постепенно. Я могла бы продлить ему удовольствие и сломать еще несколько костей. Но увы! Мать не допускает меня в их жилище. Очень жаль.

Хищная часть моей личности была целиком на стороне Мор.

– И в самом деле жаль, – сказала я.

Я чуть разбавила коричневую краску белой и получила наконец нужный оттенок. Встав на табуретку, я начала рисовать глаза Мор.

– Скажи, а Риз часто заставляет тебя посещать Каменный город? Выдерживать пытку этими визитами?

– Едва став верховным правителем, Риз дал мне разрешение убить их всех, когда пожелаю. Я бываю там на заседаниях, а иногда просто так… чтобы не забывали. И потом, какими бы напряженными ни были отношения между дворами, я пытаюсь их поддерживать. Но если бы завтра я отправилась туда и убила родителей, Риз и глазом бы не моргнул. Это взволновало бы его ненадолго, но он остался бы доволен.

Я нарисовала один глаз и взялась за второй.

– Пусть все это было давно, я тебе очень сочувствую. Вытерпеть такое…

– Должна тебе сказать, меня и сейчас каждый визит туда вышибает из колеи.

– Кассиан ведь тоже не может им этого простить.

Еще один вопрос, будоражащий мое любопытство.

Мор пожала плечами:

– Думаю, Кассиан с наслаждением изрубил бы на кусочки весь тамошний двор, начиная с моих родителей. Возможно, когда-нибудь я сделаю ему такой подарок. На пару с Азриелем. Чудесный подарок на день солнцестояния.

Зная, что нам вряд ли скоро представится новая возможность поболтать наедине, я сказала с нарочитой небрежностью:

– Ты мне рассказывала про свою близость с Кассианом. А с Азриелем вы когда-нибудь…

– Нет. – Смех Мор показался мне чересчур резким. – После истории с Кассианом я дала себе слово не приближаться к друзьям Риза. Азриель не испытывает недостатка в любовницах. Так что не волнуйся за него. Он прячет их надежнее, чем я спрятала тебя, но они у него есть.

– Значит, если бы он когда-нибудь проявил к тебе интерес, ты бы…

– Дело не во мне, а в нем. Я могу раздеться перед ним, но он даже не шевельнется. Он будет говорить что угодно, потешаться над иллирианскими предрассудками и все такое. Понимаешь, Риз мог бы сделать его хоть принцем Велариса, Азриель все равно будет считать себя незаконнорожденной никчемностью, которая не годится ни для одной приличной женщины. Особенно для меня.

– А… тебя тянет к нему?

– Чего это тебя любопытство разобрало? – спросила Мор.

В ее голосе я уловила напряжение и настороженность.

– Я пытаюсь разобраться в отношениях внутреннего круга. Вам же приходится действовать сообща.

Мор фыркнула. Напряжение исчезло. Я старалась не показывать своего облегчения.

– Нас связывают пять веков запутанной истории. Если хочешь понять наши отношения, придется распутывать весь клубок. Желаю удачи.

Я не хотела распутывать чужие клубки. Со своим бы разобраться.

Рядом со ртутными глазами Амрены появились медово-карие глаза Мор.

– А теперь нарисуй глаза Азриеля. Рядом с моими. Глаза Кассиана нарисуешь справа от глаз Амрены.

Я ошеломленно посмотрела на нее.

– Тогда мы все будем наблюдать за тобой, пока ты здесь, – сказала Мор, награждая меня по-детски невинной улыбкой.

Я спрыгнула с табуретки, соображая, какие краски нужно взять, чтобы получился светло-коричневый, с зеленоватым отливом тон.

– Разве так плохо быть его парой? – вдруг спросила Мор. – Стать частью нашего двора, войти в нашу семью и нашу запутанную историю?

Я взяла чистое блюдце. Краски, которые я смешивала, казались мне переплетением нескольких жизней.

– Нет, совсем не плохо.

У меня уже был ответ.