У изножья моей кровати стояла Амрена.

Щурясь от яркого утреннего света, я отпрянула и ударилась об изголовье. Оружия при мне не было, и я лихорадочно соображала, чем его заменить.

– Ничего удивительного, что ты такая тощая, если каждую ночь все из себя вытряхиваешь. – Она принюхалась и брезгливо скривила губы. – От тебя разит блевотиной.

Я закрывала дверь в свою комнату! Да и Риз говорил, что без его разрешения ко мне никто не войдет. И на тебе!

Амрена что-то бросила на кровать – маленький золотой амулет с жемчужиной, насаженной на дымчатый голубой камень.

– Эта штучка вывела меня из Тюрьмы. Надень на шею, и никто не сможет тебя там запереть.

Я молча смотрела, не притрагиваясь к амулету.

– Хочу пояснить условия, – продолжала Амрена, упираясь обеими руками в резное изножье кровати. – Дарить тебе амулет я не собираюсь. Я одалживаю его на время, пока не сделаешь все, что нужно. Когда закончишь, вернешь амулет мне. Если не вернешь, я все равно тебя найду, и последствия будут не самыми приятными. Но в Тюрьме можешь им смело пользоваться.

Когда мои пальцы коснулись холодного металла и такого же холодного дымчатого камня, Амрены в комнате уже не было.

Риз ничуть не ошибся, сравнив ее с огнедышащей драконихой.

Все время, пока мы поднимались по склону Тюрьмы, Риз косился на амулет. Подъем был не из легких. В некоторых местах крутизна склона вынуждала ползти или двигаться на четвереньках. Мне постоянно хотелось пить. Я не пропускала ни одного ручейка, журчащего среди камней и ложбинок, покрытых бледно-зеленым мхом или поросших белесой травой. Туман скрывал от глаз все, что дальше десяти шагов. Иногда ветер принимался разгонять туман, и тогда скрип и хруст наших шагов тонули в его завываниях.

– В чем дело? – не выдержала я, увидев очередной неодобрительный взгляд Риза.

– Она дала тебе амулет.

Как будто он не знал!

– Должно быть, она лучше, чем кто-либо, понимает, насколько это серьезно, – сказала я. – Рисковать с…

– Здесь нужно быть осторожнее со словами. – Риз постучал по каменной поверхности. – Узники здорово умеют слышать через камень и землю. А потом продают сведения за пищу, телесные утехи, а то и за глоток воздуха.

Не надо меня пугать. Я справлюсь со страхом.

Амрена выбралась отсюда. И никто не запихнул ее обратно. Ее амулет сохранит и мою свободу.

– Ты меня прости за вчерашнее, – сказала я.

Вчера я пластом лежала в постели. Я не то что шевельнуться – даже думать не могла.

Мы достигли места, куда подняться без помощи Ризанда я просто не могла. Почувствовав это, он быстро забрался на плоский выступ и протянул мне руку. Я поразилась, с какой легкостью и скоростью он меня поднял. Как же я давно не была на природе, как давно не полагалась на силу и ловкость тела. Даже бессмертное тело не могло выровнять мое дыхание.

– Тебе не за что просить прощения, – ответил Риз. – Главное, сегодня мы здесь.

Только потому, что Амрена одолжила мне амулет. Сомневаюсь, хватило бы у меня смелости отправиться сюда без ее вещицы.

– И вычитать из твоего жалованья я тоже не стану, – добавил он и подмигнул.

Моих душевных сил не хватило даже на то, чтобы нахмуриться. Мы продолжили подъем. Верхняя часть горы превратилась в стену, позади не было ничего, кроме каменных склонов, покрытых скудной травой. Ниже они оканчивались возле беспокойного серого моря. Риз вдруг быстро извлек из-за спины меч.

– Не смотри на меня так удивленно, – сказал он.

– Я никогда не видела тебя с оружием в руках.

Почти никогда. Тогда, в Подгорье, он схватился за кинжал, чтобы перерезать Амаранте горло и избавить меня от боли.

– Если бы твои слова услышал Кассиан, он бы смеялся до хрипоты. А затем бы вызвал меня на поединок.

– Он способен тебя победить?

– В поединке? Да. Правда, ему пришлось бы изрядно попотеть, но победа была бы за ним. – И добавил без тени гордости или высокомерия: – Лучшего воина, чем Кассиан, я не встречал ни при одном дворе и ни на одной земле. Потому он и командует моей армией.

Я в этом не сомневалась. Что же касается Азриеля… Я вспомнила про изуродованные руки.

– Я видела у Азриеля жуткие шрамы на руках. Откуда они?

Риз молчал. Я решила, что он не настроен говорить об этом, но он все-таки заговорил. Правда, совсем тихо. Наверное, опасался, что узники Тюрьмы могут подслушать.

– У его отца было еще двое законных сыновей. Оба – старше Азриеля. Оба – жестокие и избалованные. Все в свою мать. Азриель прожил в отцовской крепости одиннадцать лет. Эта женщина зорко следила за тем, чтобы Аза держали в каморке без окна. Свечек ему тоже не давали, а выпускали оттуда всего на час. Раз в неделю ему позволяли видеться с родной матерью, и тоже не дольше часа. Учиться воинскому ремеслу ему не разрешали. Ему не позволяли летать и вообще запрещали все, что требовало его иллирианское наследие. У иллирианцев есть одна особенность: раны на их теле заживают очень быстро. Когда Азриелю исполнилось восемь, братья решили проверить, быстро ли заживут раны, если намазать ему руки маслом и поджечь. Взрослые слышали его крики, но опоздали. Руки обгорели, а следы ожогов остались навсегда.

У меня к горлу подступила тошнота. И ведь после этого злодейства Аз еще целых три года жил там! Какие еще ужасы он перенес в отцовском доме, прежде чем попал в горный лагерь?

– А его братьев хоть наказали?

Лицо Риза стало похожим на камень, ветер и море. Бесстрастным и бесчувственным.

– Не сразу. Потом, – с убийственным спокойствием ответил он.

Мне расхотелось выяснять подробности, и я задала другой вопрос, который тоже меня занимал:

– Скажи, а чем в твоем внутреннем круге занимается Мор?

– Я призову Мор в том случае, если армия потерпит поражение, а Кассиан с Азриелем будут убиты.

– Значит, Мор – твой резерв? – спросила я, а в душе все заледенело.

– Нет. Будучи моей второй заместительницей, Мор… наблюдает за придворной жизнью. Наблюдает за событиями при Дворе кошмаров и Дворе мечтаний. По сути, Мор управляет и Веларисом, и Каменным городом. В мире смертных она была бы, вероятнее всего, королевой.

– А Амрена?

– Она – моя советница в политических делах. К тому же Амрена – ходячая библиотека. Она же делает для меня всю грязную работу. Я назначил ее своей первой заместительницей сразу же, как получил власть. А моей советницей и другом она стала задолго до этого.

– Скажи, может ли война оказаться настолько тяжелой, что ты лишишься армии, Кассиан и Азриель погибнут и даже… Мор не станет? – спросила я.

Каждое слово ощущалось на языке куском льда.

Риз замер, глядя на отвесный кусок скалы. Там даже мох не рос.

– Если такое случится, я найду способ разрушить заклинание, удерживающее Амрену в теле, и ее сила выплеснется во внешний мир, круша все на своем пути. Я попрошу ее, чтобы перво-наперво она оборвала мою жизнь.

– Кто она вообще? – спросила я, хотя после сегодняшнего утра могла бы не задавать столь глупый вопрос.

– Она – нечто иное. Нечто такое, что хуже нас. Если она когда-нибудь отыщет способ разрушить свою тюрьму из плоти и крови… храни Котел нас всех.

Я снова вздрогнула и уставилась на отвесную каменную стену.

– Послушай, мне на нее не забраться, – призналась я.

– А тебе и незачем, – сказал Риз.

Он приложил ладонь к каменной поверхности, и я увидела вспышку света. Еще через мгновение стена исчезла, как исчезает мираж.

На ее месте стояли резные ворота грязновато-белого цвета. Они были настолько высокими, что верхние части створок скрывались в тумане.

Ворота, сделанные из костей.

Костяные ворота бесшумно распахнулись. За ними чернела пещера. Здешняя тьма была особой, такую я не видела даже в Подгорье.

Теплая рука Риза легла мне на спину. Он слегка подтолкнул меня, побуждая идти дальше. Путь нам освещали три небольших шара, изливавшие голубоватый свет, похожий на лунный.

Все внутри меня кричало: «Нет! Нет! Нет!»

– Дыши, – шепнул он мне на ухо. – Дыши. Это помогает.

– А где стражники? – спросила я, преодолевая тяжесть в груди.

– В недрах горы. – Рука Риза нашла мою. Обхватив ее, он повел меня в вечный сумрак. – Стражники появляются лишь во время раздачи пищи или если кто-то из узников поднимает шум. Они – не более чем тени мыслей, удерживаемые древним заклинанием.

Света плывущих шаров хватало всего на несколько шагов. Я старалась не вглядываться в серые стены. Особенно когда в каменных складках виделся чей-то нос, рассеченная бровь или ухмыляющиеся губы.

Хорошо хоть под ногами не было ничего, кроме мелких камешков. Нас окружала какая-то сверхъестественная тишина. Пещера сделала поворот, и туманный внешний мир исчез.

Я сосредоточенно дышала, стараясь больше ни о чем не думать. Нет, я ни в коем случае не должна попасться в здешнюю ловушку. Не должна остаться взаперти в этом ужасном, мертвом месте.

То, что я приняла за пещеру, оказалось туннелем, ведущим вниз, в самые недра горы. Уклон был настолько крутым, что я боялась потерять равновесие и упасть, а потому цеплялась за руку Риза. В другой руке он по-прежнему держал меч.

– Доступ сюда открыт всем верховным правителям? – спросила я.

Я говорила тихо. Темнота немедленно проглатывала мои слова. Сила, еще недавно бурлившая в моих жилах, исчезла. Мне показалось, она спряталась внутри костей.

– Нет. Тюрьма – явление особого свойства. Этот остров вполне мог бы стать восьмым двором. Но Западные острова входят в состав Двора ночи и потому находятся под моим правлением. Моя кровь служит ключом к воротам.

– А ты смог бы освободить узников?

– Нет. Как только оглашается приговор и осужденный проходит через ворота… С той минуты он принадлежит Тюрьме. Она никогда не выпускает своих узников. Амрена – едва ли не единственное исключение. Поэтому я с чрезвычайной серьезностью отношусь к отправке виновных в Тюрьму.

– Ты когда-нибудь…

– Да. Но сейчас не время об этом говорить.

Он крепко стиснул мою руку.

Мы продолжали спускаться. Света шаров хватало на расстояние вытянутой руки, а дальше – темнота. Здесь не было даже редких факелов в железных скобах. Не было дверей камер. И звуков тоже не было. Нигде не капала вода и не скреблись крысы.

Однако я чувствовала узников. Кто-то из них спал. Кто-то ходил взад-вперед. Кто-то царапал когтями каменную толщу по другую сторону стен.

По человеческим меркам, узники томились здесь с незапамятных времен. Жестокостью своей они превосходили Амаранту. Так сказал мне Риз, и я склонна ему верить. Узники были терпеливы. Они знали, что их заточение продлится вечность, и хорошо изучили язык темноты и камня.

– Долго ли она пробыла здесь? – шепотом спросила я, не решаясь произнести имя Амрены.

– Азриель пытался это выяснить. Он рылся в архивах библиотек и древнейших храмов. Сумел найти лишь краткое упоминание о ней. Она попала сюда раньше, чем Притианию разделили на дворы, а вышла, когда они уже существовали. Не знаю, сколько времени она провела здесь. Предполагаю, что несколько тысячелетий.

Ужас леденил мою душу. Несколько тысячелетий!

– И ты не спрашивал у нее?

– Зачем? Сама скажет, когда будет необходимо.

– Откуда вообще она появилась в нашем мире?

Мне вспомнилась брошь, подаренная Ризом Амрене. Пустяковый подарок для чудовища, веками томившегося здесь.

– Не знаю. Есть легенды. Они утверждают, что когда создавался наш мир, в ткани времени и пространства были… было что-то вроде дыр. И тогда, в хаосе Творения, их было некому латать. Сквозь дыры сюда могли проникать существа из иных миров, иных пластов жизни. Но потом некая высшая воля залатала все дыры, и существа оказались пленниками нашего мира, лишившись возможности вернуться домой.

Слова Ризанда пугали не меньше места, где мы сейчас находились. Я с трудом могла вообразить то, что он называл дырами. Представляю, какой ужас испытывали чудовища, оказавшиеся в новом мире. Возможно, они попали сюда из любопытства. Заглянули на минутку в открытую дверь, а эта дверь вдруг исчезла.

– Ты думаешь, она была одной из них?

– Думаю, она была единственной в своем роде. Нигде даже вскользь не упоминается о ее соплеменниках. Даже суриели имеют какую-то численность, хотя и небольшую. Но она и несколько подобных ей, остающихся в Тюрьме… думаю, они попали к нам из иных миров. Все они сотни лет искали и ищут способ выбраться отсюда.

Моя кожаная одежда была на меху, но я все равно дрожала. От ужаса. От холода. Из ноздрей все время выплывали облачка пара.

Мы спускались ниже, еще ниже. Я потеряла всякое представление о времени. Наш путь мог продолжаться часы и даже дни. Останавливались мы, лишь когда бесполезное, обременительное тело требовало воды. Пока я пила, Риз не выпускал мою руку, словно каменные стены могли поглотить меня навсегда. Чтобы поменьше задерживаться, я боролась с жаждой и старалась терпеть до последнего.

Наш спуск продолжался. Только световые шары и рука Риза спасали от ощущения, что я вот-вот упаду в темноту. В какую-то секунду ноздри ощутили зловоние моей камеры в Подгорье, а уши – хруст заплесневелого сена под щекой.

Рука Риза крепче сжала мою руку.

– Еще немного.

– Наверное, мы почти достигли уровня подножия?

– Мы его миновали. Косторез содержится еще ниже. Под корнями горы.

– Кто он такой? Или – что такое?

Вопросы я задала не столько из любопытства, сколько из потребности разогнать сгущавшийся страх.

– Никто не знает, кто он такой или что такое. Он может появиться в любом обличье.

– Оборотень?

– Да и нет. Перед тобой он предстанет в одном обличье. Я могу стоять рядом, но увижу его совсем другим.

Я старалась не заскулить, как испуганный пес, и не заблеять по-овечьи.

– Почему его называют Косторезом?

– Увидишь.

Риз остановился перед гладкой каменной плитой. Меж тем туннель продолжался, уходя неведомо в какую тьму. Воздух здесь был гуще. Мои облачка пара растворялись почти мгновенно.

Ризанд выпустил мою руку, но лишь затем, чтобы коснуться камня. От прикосновения камень задрожал, как водная гладь, и перед нами появилась дверь.

Как и входные ворота, она была из костей. Ее поверхность густо покрывали изображения: растения и животные, моря и облака, звезды и планеты, младенцы и скелеты. Добро и зло, перемешанные в самых невообразимых пропорциях.

Дверь качнулась и открылась сама собой. В камере было ничуть не светлее, чем в туннеле.

– Я украшал резьбой двери каждого узника, – послышался тонкий голосок изнутри. – Но моя дверь – краше всех.

– Вынужден согласиться, – ответил Ризанд.

Он вошел в камеру. Световые шары выхватили из темноты черноволосого мальчишку, сидевшего на полу возле дальней стены. Пронзительно-синие глаза взглянули на Ризанда, затем скользнули в проем, где остановилась я.

Риз полез в мешок… Нет, никакого мешка не было. Он полез в карман между мирами, служивший ему своеобразной кладовой. Словом, в руках Риза появился какой-то предмет, который он бросил мальчишке. На вид «ребенку» было лет восемь. Я присмотрелась к подарку Риза. На грубом каменном полу белела кость: длинная, крепкая и зазубренная с одного конца.

– Это малая берцовая кость, с помощью которой Фейра убила Мидденгардского червя, – пояснил Риз.

Я замерла. В моей костяной ловушке, расставленной на червя, было полным-полно костей. Я тогда и не заметила, какая из них оборвала жизнь твари. Я вообще сомневалась, удастся ли моя затея.

– Входи, – сказал мне Косторез.

Голосок у него был детским, но без детской невинности и доброты.

Я сделала шаг и снова остановилась.

– Как же давно ко мне ничего не попадало из внешнего мира, – сказал мальчишка, быстро оглядывая меня.

– Здравствуй, – сумела произнести я.

Он улыбнулся, изображая детскую невинность:

– Ты боишься?

– Да, – ответила я, памятуя первое наставление Риза: «Ни в коем случае не ври».

Мальчишка встал, однако к нам не подошел.

– Фейра, – произнес он, запрокинув голову.

В свете шаров его волосы отливали серебром.

– Фей-ра, – повторил Косторез, словно пробуя мое имя на вкус. Затем, опустив голову, спросил: – Куда ты попала, когда умерла?

– Твой вопрос в обмен на мой вопрос, – ответила я, вспомнив другое наставление, полученное от Риза за завтраком.

Косторез наклонил голову в сторону Ризанда:

– Ты всегда был смышленее своих предшественников.

Затем его пронзительно-синие глаза снова взглянули на меня, и мне показалось, что в них вспыхнул огонь.

– Расскажи, куда ты попала и что видела, и я отвечу на твой вопрос.

Риз едва заметно кивнул, однако взгляд у него был тревожным. То, о чем спрашивал Косторез… Я заставила себя успокоить дыхание, чтобы обдумать ответ. Чтобы вспомнить.

Чтобы снова пройти через кровь, боль, крики и медленную смерть… Амаранта ломала мне тело, убивала медленно, не спеша. Риз стоял неподалеку, рыча от бессильной ярости и глядя, как я умираю. Тамлин ползал на коленях перед троном, умоляя меня пощадить… Но мне было так невыносимо больно, что я сама хотела поскорее оборвать свое мучительное существование.

Риз застыл, внимательно следя за каждым движением Костореза, словно мои воспоминания свободно проходили через заслоны в разуме. Еще утром я не сомневалась в их прочности. Может, он подумал, что сейчас я позволила им упасть?

Мои пальцы сжались в кулаки.

Я выжила. Я выбралась из Подгорья. И отсюда сегодня выберусь тоже.

– Я услышала хруст, – начала я рассказ, и Риз повернулся ко мне. – Этот хруст я услышала, когда она сломала мне шею. Я слышала не только ушами. Изнутри тоже. Костями черепа. Я умерла, едва успев испытать первую волну боли.

Глаза Костореза из синих сделались фиолетовыми и вспыхнули ярче.

– А затем наступила темнота. Не такая, как здесь. Но в темноте была… нить. Может, это называлось по-другому. Я потянула за нить и вдруг снова обрела способность видеть. Не своими глазами. Его. – Я кивнула в сторону Риза, потом разжала татуированные пальцы левой руки. – Я знала, что мертва. Крошечный кусочек души – это все, что от меня осталось. Тот кусочек цеплялся за нить, соединяющую наш уговор.

– А во тьме был еще кто-то? Ты что-нибудь видела?

– Только ту нить. Больше ничего.

Ризанд побледнел, губы его плотно сжались.

– Когда меня воссоздали заново… воскресили… я вернулась по той нити. Я знала: на другом конце – дом. Там был свет. Это напоминало плавание сквозь искрящееся вино.

– Ты боялась?

– У меня тогда было единственное желание – вернуться в мир, откуда меня вырвала смерть. Я так этого хотела, что для страха не оставалось места. Худшее уже произошло. Темнота вокруг меня была тихой, спокойной. Пожалуй, я могла бы в нее погрузиться. Но я хотела вернуться в знакомый мир. И я выбрала нить.

– И что же, никакого другого мира там не было? – допытывался Косторез.

– Возможно, и был, но я его не видела.

– Ни света, ни портала?

«Ты сам-то куда жаждешь вернуться?» – вопрос был готов сорваться у меня с языка, но я удержалась.

– Только темнота и ощущение покоя.

– У тебя в тот момент было тело?

– Нет.

– А ты…

– По-моему, хватит твоих вопросов, – перебил Костореза Ризанд. Его бархатный голос словно бы скользил по кромке невероятно острого лезвия. – Вопрос в обмен на вопрос. А ты задал… – Риз загибал пальцы, ведя мысленный подсчет. – Ты задал целых шесть.

Косторез привалился к стене и медленно сполз на пол.

– Так редко встретишь того, кто по-настоящему умер, а потом вернулся в мир живых. Простите мое желание приоткрыть занавес и глянуть чуточку дальше. – Он махнул худенькой детской ручкой в мою сторону. – Спрашивай, девочка.

– Если от человека остался лишь кусочек кости… – Я старалась говорить как можно увереннее. – Существует ли способ воскресить этого человека? Вырастить новое тело и вложить туда душу?

Глаза Костореза сверкнули.

– А душа, значит, где-то хранилась? До поры до времени?

Я старалась не думать про жуткое кольцо Амаранты, в камень которого она поместила глаз и душу Юриана, чтобы та видела все творимые ею ужасы и непотребства.

– Да, – ответила я.

– Нет такого способа.

Я уже хотела облегченно вздохнуть.

– Если только…

Большим пальцем правой руки мальчишка провел по ладони. Его рука напоминала жука, сучащего лапками.

– Давным-давно, когда не было ни фэйцев, ни людей, уже существовал Котел… Говорят, его наполняла чистая магия. Из этого Котла появился наш мир. Но затем Котел попал в нечестивые руки и стал служить силам зла, творя зло и сея беды. С его помощью не раз менялся естественный ход событий. Когда положение стало совсем невыносимым, Котел выкрали, заплатив громадную цену. Его нельзя было уничтожить, ибо от него зависело существование нашего мира. Котел спрятали и о нем забыли. Остались лишь обрывочные сведения, будто Котел способен мертвое вновь делать живым.

Лицо Ризанда вновь стало маской спокойствия.

– И где же спрятали Котел?

– Повелитель ночи, расскажи мне тайну, которую никто не знает, и я тебе поведаю свою.

Я подобралась, приготовившись услышать нечто ужасное. Но я ошиблась.

– Перед дождем у меня ломит правое колено, – сказал Ризанд. – Я повредил его во время Войны, и с тех пор оно дает о себе знать.

Косторез расхохотался. Я удивленно посмотрела на Риза.

– Я к тебе всегда благоволил, – объявил мальчишка и улыбнулся совсем не детской улыбкой. – Теперь слушай. Котел спрятали в Лапплунде, на дне замерзшего озера.

Голова Ризанда поворачивалась ко мне, словно он собирался без промедления отправиться в Лапплунд, о котором я слышала впервые. Однако рассказ Костореза продолжался:

– Только со дна того озера он исчез давным-давно.

Риз замер.

– Я не знаю, куда утащили Котел и где он теперь. За несколько тысяч лет до твоего рождения три опоры, на которых он стоял… три его ножки… кто-то сумел отсечь их в попытке заполучить часть силы Котла. На самом Котле это почти не отразилось. Отломать у него ножки – все равно что отрезать первую фалангу пальца. Тяжеловато, но потом можно приспособиться. Ножки спрятали в трех разных храмах – в Сезере, Сангравахе и Итике. Если они пропали, значит Котел снова в действии, и тот, кто им владеет, хочет, чтобы Котел обрел прежний облик и, стало быть, прежнюю силу.

Так вот почему храмы подверглись варварскому нападению. Цель была простой – захватить ножки, на которых когда-то стоял Котел, и вернуть ему прежнюю силу.

– Вряд ли ты знаешь, кто сейчас владеет Котлом, – сказал мальчишке Риз.

Косторез ткнул пальчиком в мою сторону:

– Обещай, что, когда она умрет, ты отдашь мне ее кости, и я подумаю.

Я оцепенела, а мальчишка засмеялся:

– Такого даже ты, Ризанд, не согласишься обещать.

Я взглянула на Риза. Судя по его лицу, он предостерегал меня от дальнейших разговоров с Косторезом.

– Спасибо тебе за помощь, – сказал он мальчишке и коснулся моей спины, показывая, что мы уходим.

Но если Косторез действительно знал… Я повернулась к странному мальчишке.

– Там, в состоянии смерти, у меня был выбор, – сказала я.

Глаза Костореза, вновь ставшие кобальтово-синими, засветились.

Пальцы Риза прижались к моей спине. Теплые, успокаивающие. Наверное, сейчас он успокаивал не столько меня, сколько себя. Хотел убедиться, что я никуда не исчезла и по-прежнему жива.

– Я знала, что могу не возвращаться в мир живых, а уйти в темноту. Раствориться в ней. Но я не хотела сдаваться. Я держалась за жизнь. И тем не менее знала: стоит только пожелать, и я исчезну из этого мира, перемещусь в другой. В какой-то новый для меня мир, без опасностей и тревог. Однако я не была готова идти туда одна. Я знала, что должна вернуться в прежний мир, где меня ждет что-то хорошее.

Синие глаза Костореза вспыхнули еще ярче.

– Ризанд, а ты и сам знаешь, кто сейчас владеет Котлом. И кто разграбил храмы, тоже знаешь. Ты явился сюда за подтверждением давних догадок.

– Правитель Сонного королевства.

Мне показалось, что в моих жилах струится не кровь, а страх. Страх ощущался в каждом уголке тела. Наверное, и я не должна была этому удивляться. И я могла бы догадаться, но…

Косторез умолк. Он ждал очередного признания, чтобы в ответ сделать свое. И я призналась:

– Амаранта велела мне убить двоих фэйцев, и если бы третьим оказался не Тамлин, я бы вонзила кинжал в собственное сердце.

Риз замер.

– Я знала: после того, что я сделала, мне не будет пути назад… – Я говорила и чувствовала, как жгучая синева глаз Костореза прожигает мне душу, угрожая оставить от нее кучку пепла. – И когда я разрушила заклятие Амаранты, когда поняла, что спасла Притианию, мне хотелось покончить с собой. Желание жить появилось, когда она меня убила. Я вдруг поняла, что оставляю незавершенным какое-то очень важное дело… то, ради чего я появилась на свет.

Лицо Ризанда посерело, словно поле, над которым пронесся яростный, разрушительный ураган. Но уже через мгновение он взял себя в руки.

Мои слова подействовали даже на Костореза. Его тон смягчился.

– Владея Котлом, можно не только воскрешать мертвых. Можно, скажем, разрушить стену.

Единственную преграду, еще хранящую людей – и мою семью – от поползновений Сонного королевства и дворов Притиании.

– Многие годы Сонное королевство не подавало о себе вестей, – снова заговорил Косторез. – Кто-то решил, что тамошний король утратил интерес к завоеваниям. А он просто старался постичь тайны Котла. Затем он задался целью разыскать и вернуть ножки. Воскрешение кого-то вполне могло стать первым испытанием полной силы Котла. Король провел бы его немедленно, но… Вероятно, он узнал, что магическая сила Котла небеспредельна. Как и любая сила, она исчерпаема и требует восстановления. Скорее всего, король даст Котлу отдохнуть, набрать побольше силы, а сам в это время еще глубже вникнет в тайны Котла.

– Это можно остановить? – шепотом спросила я.

Ответом мне было молчание. Косторез ждал.

– Ничего ему больше не рассказывай, – предостерег меня Риз.

К моему удивлению, Косторез заговорил сам:

– Утверждают, будто Котел создал какой-то темный бог. У него оставалось еще немного расплавленного металла, из которого этот бог выковал книгу. Книгу Дуновений. В ней между словами разбросаны заклинания, позволяющие управлять Котлом – вплоть до полного погашения его силы. После Войны эту книгу разделили на две части. Одна отошла фэйцам, другая – шести человеческим королевам. Так было прописано в мирном договоре. Разделение сочли чисто символическим – ведь Котел исчез несколько тысячелетий назад, и многие были уверены, будто он не более чем древний миф. И Книгу Дуновений тоже сочли вполне безобидной. И не слишком ошиблись, поскольку подобное откликается на зов подобного. Только тот, кто умирал и был преображен, способен произнести заклинания и вдохнуть в них силу. В руках остальных Книга останется не более чем курьезом. Верховные правители и правители людей с одинаковым невежеством объявили Книгу Дуновений «историческим наследием» и забыли о ней. Но если Книга попадет к тому, кто прошел через смерть и преображение… Впрочем, всякую теорию нужно проверять… хотя возможно все.

Глаза Костореза превратились в хитрые щелочки. Он следил за тем, как до меня доходит смысл его слов.

– Притианская часть Книги Дуновений нынче хранится у верховного правителя Двора лета. Часть, отошедшую людям, правящие смертные королевы спрятали в своем сияющем дворце на берегу моря. Притианская часть защищена особыми магическими заклинаниями, замешенными на крови правителя. А та, что скрывается у смертных королев… Люди оказались очень смышлеными и находчивыми. Свою часть Книги они с помощью фэйских магов оплели целой сетью заклинаний. Так что, если кто-то вздумает ее украсть… допустим, какой-нибудь верховный правитель совершит переброс в их замок, дабы похитить Книгу… она сразу же расплавится и будет безвозвратно утрачена. А чтобы такого не случилось, смертная королева должна сама, добровольно, отдать свою половину Книги. Никакой магии и никаких ухищрений. Видите, сколь умными и хитрыми бывают смертные? – со смехом добавил Косторез.

Казалось, он погрузился в события далекого прошлого. Потом, вынырнув из них, мотнул головой и сказал:

– Соедините половины Книги Дуновений – и вы сумеете погасить силу Котла. Смею надеяться, это случится раньше, чем Котел обретет полную силу и разрушит стену.

Косторез сообщил нам ценнейшие сведения, но я даже не поблагодарила его. Мне пришлось раскрыть то, о чем я предпочла бы забыть навсегда. Я до сих пор ощущала на себе внимательный взгляд Риза. Вероятно, он подозревал, но отказывался верить в то, насколько поединок с Амарантой покалечил мне душу.

Мы повернулись, чтобы уйти. Риз снова взял меня за руку. Его прикосновение было мягким и нежным. У меня же не хватало сил, чтобы сжать его пальцы.

Косторез разглядывал принесенную Ризандом кость, вертя ее в детских ручках:

– Из этой кости, Фейра, я вырежу облик твоей смерти.

Мы снова шли среди щемящей тишины. Только теперь наш путь лежал вверх. За обманчиво сонными стенами таились чудовища. Возможно, в сравнении с ними Косторез и впрямь был ребенком.

– Что ты видел? – спросила я, нарушив молчание.

– Сначала ты.

– Я видела мальчишку лет восьми. Темноволосого, с пронзительными синими глазами.

Риз вздрогнул. Совсем как человек.

– Так кого видел ты?

– Юриана, – ответил Риз. – Я увидел его таким, каким он был в последний день… когда они с Амарантой бились насмерть.

Мое любопытство даже не шевельнулось, чтобы спросить: каким образом Косторез узнал, о ком мы приходили спрашивать?