Глава 4
Пропущенные смотрины

Я потеряла счет времени, иногда не понимаю, реальность вокруг меня, или расшалившееся сознание решило пошутить, нарисовав что-то несуществующее. Но иногда дурнота ненадолго откатывается, я становлюсь почти нормальной, если не считать того, что лежу на омерзительно-пропотевшей простыне укрываясь тонким одеялом и не всегда могу пошевелить хотя бы пальцем. Работают только уши, да и те еле-еле, со зрением все гораздо хуже, оно как бы есть, но не всегда находятся силы поднять веки.

Похоже, Улей не очень-то торопится меня восстанавливать.

Зато теперь я точно знаю, насколько убого выглядит тот закуток медицинского блока, который приспособили для содержание тяжелобольных. Особо не старались, и я понимаю – почему. Все дело в том, что далеко не каждая девочка может стать воспитанницей Цветника. Даже если ты красавица с завидным потенциалом, тебя не возьмут в том случае, когда от тебя можно ожидать подвоха в том, что касается физического состояния. Улей и правда лечит самые тяжелые случаи, но не всегда оперативно, а на некоторые вещи может опасно долго не обращать внимание или даже вообще о них забыть. Например, некоторые женские недомогания приходится устранять при помощи знахарей, это связано с изменением особенностей менструального цикла у иммунных.

Точнее – знахарок, ведь мужчинам в Цветнике доступна лишь часть смотрового зала и пристройка к нему. Пустить их сюда, в место, где содержат полуголую воспитанницу не способную в данный момент даже позвать на помощь…

Это совершенно невозможно.

Знахарки, которых время от времени здесь появляются, только круглые глаза делают. Похоже, ни одна, ни вторая не понимает с чем они столкнулись. Зря их приводят, я лишь раздражаюсь от их бесполезной суеты.

Зато когда они уходят, я остаюсь одна. Даже в моем состоянии это почти блаженство, ведь мы не знаем, что такое одиночество, рядом с нами всегда кто-нибудь есть. Иногда меня это напрягает до желания с кем-нибудь поскандалить без причины, так что даже в столь плачевном положении можно найти плюс.

К тому же прямо сейчас мое состояние улучшилось настолько, что я, похоже, могу не только шевелиться, а и решиться на большее. Куда большее. Например – сесть. Только не понимаю, зачем мне это нужно.

Лучше и дальше буду лежать и мечтать, чтобы невыносимая дурнота отступила далеко-далеко, а потом и вовсе ушла, попрощавшись навсегда.

Да, мне и правда лучше, веки поднялись без труда. Может и правда выздоравливаю?

А это что за шелест непонятный? И почему так странно открывается дверь медицинского блока, почти без скрипа, который я уже запомнила до последней нотки? Такое впечатление, что кто-то пытается проникнуть сюда украдкой.

Ширма резко ушла в сторону, и я с удивлением уставилась на необычно серьезно одетую Тину, – такое в повседневной жизни мы не носим, да и косметика парадная. Та, настороженно таращась в ответ, подчеркнуто-радостно воскликнула:

– Ли, мы думали, что ты тут при смерти лежишь, а ты вся такая розовая и красивая. Выздоровела?

– Кто бы меня тут держал здоровую?..

Ух ты, я, оказывается, умею говорить. Голос, конечно, так себе, но он все же не пропал.

– Тебе плохо?

– Нет, уже лучше, в обмороки почти не падаю. А кто тебя сюда пустил? И почему ты так интересно одета?

– А ты разве не знаешь?

– Что?

– Боже! Да ты же и правда ничего не знаешь!

– Что я не знаю?

– Ли, ты пропустила смотрины и даже не знаешь об этом! Фантастика!

– Какие смотрины? До смотрин еще целый месяц. Только не надо говорить, что я здесь провалялась тридцать дней.

– Внеочередные смотрины, мы сами в шоке.

– Это как?

В дверь трижды стукнули. Тина, побледнев, затравленно заметалась взглядом по сторонам, затем заскочила в крохотный санитарный блок и, уже закрываясь, умоляюще произнесла:

– Не выдавай и даже не смотри в мою сторону.

Три стука – наш традиционный сигнал, что воспитательницы рядом. Ну да, на высоких каблуках убежать отсюда она не успеет, медицина у нас располагается в неудобном тупичке длинного хорошо просматриваемого коридора. Могла бы разуться ради такого дела, тоже мне еще, прятаться вздумала. А вдруг кто-нибудь туда заглянет?

Дверь открылась и благодаря тому, что Тина не вернула ширму на место, я успела заметить, как заходят Ворона и директриса, причем знахарок с ними нет.

Что им вообще здесь понадобилось? И что я буду им отвечать, если спросят о потревоженной ширме? Ведь считается, что самостоятельно неспособна и пару шагов пройти.

От греха подальше прикрыла глаза, сделав вид, что в очередной раз провалилась в черноту забытья. Видеть теперь ничего не видела, зато слышала прекрасно. Даже тогда, при первых приступах, мне часто изменяло зрение, но слух если и отключался, то лишь на непродолжительные периоды.

Судя по шагам, обе приблизились к моему закутку, остановились рядом и молчат.

Первой заговорила Ворона.

– Элли спит.

– Она не спит, сном такое состояние называть нельзя, – возразила Селедка. – Так Харита говорила.

Харита – одна из знахарок. Та, которая считается более опытной и сильной.

Только мне она абсолютно ничем не помогла, если не считать тех таблеток, после которых боль отступает, а дурнота становится терпимой.

– Я не верю этой шарлатанке, – возразила Ворона. – Элли в таком состоянии уже третьи сутки, а она так и не сказала ничего определенного, только словами играет и все время пичкает ее разной химией.

– Она лучшая из всех наших знахарок.

– Это не значит, что она хорошая.

– Очевидно, этот случай не для нее. Но если состояние Элли не улучшится, мы найдем другой вариант.

– Какой?

– Не знаю, надо с Эсмеральдой обговаривать. Портос будет недоволен, если мы потеряем его девочку.

– Портосу она нужна так же сильно, как мертвяку пуля в голову.

– Это так, – согласилась директриса, тем самым вслух признав, что жених у меня проблемный. – Но Элли, по сути, уже его собственность, пусть и неформально, но часть статуса. Только представь, что будет, если все вокруг начнут ему соболезновать по поводу гибели невесты, которая жила не в его доме, а оставалась в Цветнике? Двусмысленная ситуация, мы не имеем права такие допускать.

– Я бы на его месте хорошенечко подумала, прежде чем настолько затягивать церемонию бракосочетания. Такое уже ни в какие рамки приличий не укладывается, и это целиком его вина.

– Альбина, мы сейчас не о том говорим.

– Я лучше поговорю об Элли, чем о нашем позоре. Мы опозорились, как… Мы сильно опозорились, мы как последние дуры себя повели.

– Не груби мне.

– Простите, госпожа Флора, больше такое не повторится.

– Аля, брось такой тон, лучше уж груби – пусть тебе и не идет, но воспринимается куда лучше таких извинений. Не надо так остро реагировать, в истории Цветника бывали и куда более вопиющие случаи. Уж тебе ли не знать.

– Но я реагирую остро и не понимаю твоего спокойствия. Насчет Саманты уже почти договорено, что она в ближайшее время уходит к господину Резкому. Если бы не нападение Братства, он бы уже провел церемонию развода, это из-за них ему пришлось уехать на восточные позиции, причем срочно. Его прежняя жена – легкомысленная женщина с плохой репутацией, в его нынешнем положении ему нужна статусная супруга, слишком высоко поднялся. И как он отреагирует на то, что его девушку отдали западникам? Ты же его прекрасно знаешь и прекрасно понимаешь, какой может оказаться реакция. Он ведь просто бешеный.

– Аля, начнем с того, что восточные позиции у нас теперь не настолько далеко, как раньше. До них рукой подать.

– Я это знаю. Сейчас это знает каждый у кого есть уши. Ты не поверишь, но за эти дни я даже научилась различать разные орудия по звуку. Война теперь у нас под боком, господин Резкий мог бы выкроить крошку своего времени ради такого пустяка, как церемония развода, ему бы не пришлось ради нее ехать далеко. Только после этого он мог рассчитывать на Саманту официально. Ну почему у них всегда какая-нибудь ерунда? Почему нельзя придерживаться простых правил?

– Аля, ты прекрасно знаешь, что у нас тут зачастую все решается мимо официальных путей. К тому же ты меня перебила. Есть предварительный договор с Резким, это негласно одобрено наверху, все знают, что жен он меняет часто, такая у него привычка, и ему постарались вбить в голову, что орхидеями мы не разбрасываемся, придется довольствоваться одной, мы не намерены обеспечивать его все новыми и новыми игрушками. Но с того же верха нам было приказано вывести на смотр всех воспитанниц, которым еще не подобраны мужья. Так что господин Резкий со своей тягой к светловолосым нимфеткам может катиться до самого края востока – приказ есть приказ. Думать надо было головой, а не тем, чем он обычно думает. Ты слышала, что они пытались прижать муров к перезагружающемуся кластеру?

– Я слышала, что муры на это не согласились.

– Альбина, это животное вместо того, чтобы лично организовать и возглавить преследование, приказал своим псам поймать на ближайшем свежем кластере несколько маленьких девочек. Сама догадайся, что потом с ними произошло.

– Эта свинья начала ловить новеньких?!

– Не надо обижать свиней такими сравнениями. Но ты права – да: свинья, козел и похотливая извращенная тварь. Он скоро зараженных начнет ловить, лишь бы они не выглядели старше пятнадцати и были достаточно свежими на вид. Хотя насчет последнего не уверена, он явно не из тех, кто слишком придирчивы к таким мелочам.

– Фло, и ты только сейчас поняла, что он за фрукт? Да он и на Саманту клюнул только потому, что у нее вид четырнадцатилетней, а мозги на пару лет моложе, если не больше. Дай ему волю, он бы начал резвиться не то, что среди наших фиалок, он бы и до ромашек добрался. Это полностью больной человек, ты же знаешь, что здесь такое со многими случается, и не все они могут сдерживаться. Улей очень сильно нас меняет.

– Спрячь я Саманту, они бы выбрали другую. Так и так нам кого-то надо отдавать, я не имела полномочий не выставлять ее на смотр, да и не считаю это правильным.

– Ты не могла бы пояснить?

– Давай уже признайся сама себе, что Саманта – далеко не лучший наш цветок. Она не блещет умом, до нее слишком поздно все доходит, если вообще доходит, из-за этого выглядит или глуповатой, или сонной. Успехи выше среднего балла у нее лишь в двух дисциплинах: пение и маникюр. Да мы можем в любой момент набрать на улице сотню девчат, которых за неделю научим правильно красить ногти и мурлыкать песенки, так что великим достижением это назвать нельзя. Но Саманте повезло с внешностью, только поэтому она у нас. Что просили западники? Высокую блондинку с длинными ногами, не слишком узкими бедрами, прямыми волосами, приличным размером груди и ярко-голубыми глазами. Саманта полностью соответствует запросам этого чудовища, и с ней не так жалко расставаться, как с другими. Или предпочитаешь, чтобы к этому уроду отправилась Дания?

– Вот только не надо передергивать.

– Аля, ты же знаешь, я готова тебя выслушивать всегда и по любому поводу, но сейчас откровенно не понимаю, что ты от меня хочешь? Нам надо было с кем-то расстаться и этой потерей стала Саманта. Переживем, это далеко не самый худший вариант, вспомни хотя бы ту раздачу фиалок четыре года назад.

– Я помню, – произнесла Ворона столь необычным для нее дрогнувшим голосом, что говори она так всегда, никто бы не называл ее обидным прозвищем. – Я очень хорошо помню. Мы до сих пор не оправились после этого, именно потому у нас не так много орхидей, как было когда-то. Мы теперь должны каждую ценить. Каждую.

– Да, ты права, у нас и правда назревает проблема из-за тех потерь. Мы не можем набирать орхидей с улицы, все обязаны проходить как минимум через стадию фиалок, я уже устала напоминать об этом нашим тупицам из департамента. Но Аля, они не наша собственность, здесь и сейчас я ничего не решаю – это не в моей компетенции. Да тут даже Эсмеральда ничего не решает, уж слишком высокий уровень. Западники играют с нами в свою игру, у них сейчас набралось много козырей и с этим приходится считаться. Они выбрали Саманту, теперь она поедет на запад, за мы или против – значения не имеет.

– Флора, до чего же мы дожили, даже приличные слова не получается подобрать. Мы только что спустили Саманту в унитаз, несмотря на то, что у нее уже был избранник. Почти утвержденный избранник, то есть мы пошли против главного правила.

– Вот именно, что почти, это, к сожалению, многое меняет. И у нас все цветы прекрасные, не надо на ней зацикливаться.

– В том-то и дело, никто из них не заслужил такую участь.

– И что ты от меня хочешь? Как я могу это исправить?

– Никак. Извини, ты тут вообще ни при чем. Просто четыре года назад я думала, что такое больше никогда не повториться. Но то, что сейчас происходит – ничем не лучше.

– Сильно расстроилась?

– А ты нет?

– Альбина, я в таком же шоке, как и ты, но нам нужно считаться с обстоятельствами. Братство подобралось так близко, что наверху началось что-то вроде паники. Ты же сама понимаешь, насколько все серьезно. Если потребуется, они готовы отдать весь Цветник за то, чтобы им помогли отбросить муров на восток. Ситуация очень опасная, у тех появился новый лидер, и он странный. Ходят слухи, что ими командует настоящий внешник, отсюда растут ноги успехов этих мразей.

– Флора, не повторяй глупости за другими. Ты можешь представить, чтобы внешник в защитном костюме и противогазе руководил этим сбродом? Так далеко на запад восточники не забираются, они не могут удаляться от своих стерильных баз.

– Я могу и не в такое поверить.

– В этот бред?!

– Аля, внешники постоянно рискуют заразиться. Выйдет из строя респиратор, или его с него сорвет, например, пулей. Они такие же люди, какими были мы с тобой до того, как с нами это случилось, и некоторые, естественно, не перерождаются, остаются иммунными. Назад им дороги уже нет, а свои, скорее всего, не станут таких отправлять на разделку, ведь это дурно повлияет на мотивацию остальных. Там каждый ежедневно рискует заработать критическую дозу спор Улья, каково им будет узнать, что после такого тебя свои же разберут на органы. То есть это почти исключено, но что тогда с таким делать? Почему бы не использовать его в своих целях? Он ведь настоящий солдат прекрасно знакомый с нашими реалиями и уже не привязанный к стерильной базе. Это наступление очень странное, ничего подобного Братство никогда не устраивало, все считали, что оно вообще на подобное неспособно, это ведь сборище ненавидящих друг дружку банд, а не армия. Подумай над этим как следует.

– Я сейчас могу думать только об одном… – совсем уж потерянным голосом произнесла Ворона.

Так на моей памяти она даже близко к такому тону никогда не разговаривала.

– О том, чтобы эти твари побыстрее отсюда уехали. Пусть забирают Саманту и проваливают, они свое уже получили.

– Они уедут, как только закончат все свои дела, но тебе не придется долго этого ждать, им недолго осталось. И не надо переживать за девочку, этот урод в чем-то похож на Резкого, западники проговорились, что он тоже меняет женщин с быстротой автоматной стрельбы.

– Вранье.

– А по моему правда, ведь все логично. Он просто пытается доказать, что и в таком виде все от него без ума. Хотя может ты и права, я не уверена, что ему вообще нужны женщины, он ведь слишком далеко зашел, говорят, что никто еще так далеко не заходил и сохранял при этом разум. Но если я не ошибаюсь, Саманте всего лишь придется немного потерпеть, а потом она не пропадет. Даже там не пропадет, с ней все будет хорошо, с такими красивыми и недалекими никогда ничего дурного не случается.

– Саманте, возможно, придется хуже, чем другим его женщинам.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что ему нужна не Саманта. Ему просто нужна девочка из Цветника. Он хочет получить то, что мало кому доступно, хочет доказать, что ничем не хуже того же Герцога. Это чудовище не живым телом хочет распоряжаться, нет, он хочет закрепить за собой высокий статус. Он теперь не лидер одной из банд западников, он тот, кто может рвать орхидеи, это мало кому позволено, тем более на таких льготных условиях. Знает, что мы сейчас сильно нуждаемся в помощи, вот и пользуется. Ты подумай сама, его люди не истратили ради нас ни одного патрона, а он уже поднялся на высоту, о которой до сих пор не мог даже мечтать.

– Не первый раз нашими девочками расплачиваются за договор с дикарями.

– Но первый раз орхидею отдают предателям и чудовищам.

– Аля, западники не считают себя предателями, они думают, что ничем нам не обязаны, мы с этим не согласны, отсюда и напряженность.

– Тогда зачем им понадобился наш позор? Ты представляешь, какие разговоры пойдут, когда люди узнают, кому мы отдали Саманту? Это немногим лучше, чем привязать ее посреди опасного кластера и приманить зараженных. Уродливо, отвратительно, в конце концов – это нарушение правил. У нас ведь есть минимальные требования к избранникам, западник им не соответствует, про таких как он там отдельно сказано.

– Альбина, ты начинаешь меня раздражать. Не на шутку начинаешь. В чем смысл нашего разговора? У меня и так нервов почти не осталось, а ты последние вот-вот истреплешь.

– Прости, я сама не своя после такого.

– Ничего страшного, мне тоже не по себе, просто стараюсь не показывать, – смягчившись, призналась директриса. – Пойдем, не будем мешать бедной девочке. Вдруг она сквозь сон услышит твои причитания, после такого ей начнут сниться кошмары.

Блин, ну не надо уходить! Когда еще мне представится случай подслушать секретные беседы далеко не последних лиц Цветника?! Я честное слово сплю крепко и ничего не слышу. И кошмаров у меня не бывает.

А если и бывают, я их все равно не запоминаю.

– Одно из немногих мест, где нас не подслушают, – вздохнула директриса, с шуршанием поправляя ширму. – Привыкла, что здесь никогда никого нет, совсем позабыла про Элли. Бедная девочка, да что же с ней такое?

– Она скоро придет в себя, она сильная.

– Я тоже в это верю. От нее случались хлопоты, но я с тобой согласна, она и правда не слабачка, такую больничной койкой не удержать. Ты еще не забыла, что из-за нее пришлось срубить все деревья во дворе?

– Разве такое можно забыть? – обычным ледяным голосом ответила Ворона. – Надо сделать так, чтобы Саманта и с ней попрощалась.

– Думаешь, стоит организовать посещение?

– Зачем нам лишний официоз разводить? Вся первая группа только и думает, как бы незаметно пробраться к Элли и засыпать ее голову свежими новостями. Проще всего дать им личное время. Допустим, один час. Переодеться, убрать косметику и отмыться от сальных мужских взглядов. Эти мужланы таращились на девочек будто пещерные люди, так что горячий душ им сейчас не помешает.

– Ну ты уж совсем… От взглядов отмываться, надо же, как загнула…

– Да я просто пытаюсь шутить.

Ворона шутит?! Фантастика! Это почти что падение неба на землю.

Старшая воспитательница тем временем продолжила:

– При этом дадим понять, что воспитательный состав направляется на длительное чаепитие. Ведь нет ничего странного в том, что мы тоже торопимся обсудить необычные смотрины. Девочки поймут, что у них есть немного времени на шалости, и все до единой будут здесь уже через минуту. Главное – их не спугнуть.

– Сколько времени им дадим?

– Для прощания пятнадцати минут вполне достаточно, а потом придется аккуратно распугать и сделать вид, что ничего не заметили. Ну как обычно в рамках воспитания правильного характера.

– Ну да, системное воспитание разносторонней личности в условиях ограниченных возможностей. Хорошо, поступим по-твоему, нехорошо получится, если Саманта не простится с Элли, они ведь были достаточно близки. Жаль, что бедняжка так крепко спит.

– Это не помеха для прощания, ты ведь знаешь девочек.

– Знаю. Пойдем, Альбина. Чаепитие говоришь? Мне после таких смотрин потребуется что-нибудь покрепче. Уж прости, но тебе не предлагаю.

– Только не выбивайся за рамки приличий, Флора, сейчас не лучшее время, чтобы расслабляться.

– Тут ты тоже права, я понятия не имею, что еще может свалиться нам на головы. Сумасшедшие дни.

Дверь за Вороной и Селедкой закрылась, но тут же распахнулась другая – выбралась Тина. Глаза ее были вдвое больше обычного, лицо изменилось под натиском только что полученной информации. Подслушанное давит нестерпимо, требует немедленно поделиться им абсолютно со всеми.

Тина – умная девочка, но иногда ее, что называется, основательно клинит. Вот и сейчас не придумала ничего лучше, чем попытаться разболтать все первой встречной.

То есть мне.

– Лиска! Ты даже не представляешь, что я сейчас услышала!

– Конечно нет, – ответила я с самым серьезным видом. – Меня ведь здесь не было, вышла ненадолго, чтобы они тут без меня поболтали.

До Тины дошло, насколько несусветно только что сглупила, она приглушенно прыснула, и, прижимая ладони ко рту, бросилась к выходу из медицинского блока.