Глава 35
Цветы на моей могиле

Я никогда не верила в бредни сектантов, ведь это так глупо. Многие из них искренне верят, что Стикс – это всего лишь промежуточная остановка между множеством внешних миров и объединяющим их в единую Мультивселенную загробным царством. Получается, что смерти нет, есть лишь путешествие к вечному блаженству или мукам – кто что заслужил, и все иммунные пребывают на каком-то из этапов этого пути. Считается, что в Улье не перерождаются в безмозглых тварей лишь те, за кем числится немало грехов, но при этом у них остается шанс на спасение. Просто надо соблюдать все заповеди и, само собой, делать то, что приказывают иерархи многочисленных церквей. С зараженными тоже все очевидно – это закоренелые грешники, адские силы используют их для создания армии демонов.

Дичайшая чушь. Смешно до слез. Я ведь ребенок Стикса, я родилась здесь, у меня были родители. О каких таких грехах может идти речь в моем случае? Чтобы попасть сюда, надо, для начала появиться на свет, потом подрасти и нагрешить, но жизнь моя началась именно здесь, а не во внешних мирах.

Сектанты глупы.

Я невысокая, а телосложение худощавое безо всяких диет и изнурительных занятий в спортзале – повезло с метаболизмом. Как однажды выразилась обо мне Тина – «четыре ведра воды и швабра», по ее мнению это уморительная шутка на тему моего веса. Я не очень хорошо разбираюсь в оружии, но на глаз калибр винтовки, из которой в меня попали, вряд ли меньше четырнадцати миллиметров. Это ужасно много, только квазы, причем не все, способны запросто выдерживать такую отдачу стреляя из положения стоя.

Тот кваз, который меня убил, способен на куда большее. Винтовка в его лапищах казалась игрушкой для совсем уж мелких детей.

Да, я именно убита. Человек с моими физическими данными не сможет выжить после такого ранения. Разве что пуля оторвет руку или ногу, но при этом я бы вряд ли потеряла сознание так быстро, не такая уж неженка, боль переносить умею. Нет, уверена, что мне разворотило грудь или живот, а это верная и быстрая смерть.

И, тем не менее, я не исчезла, я все еще существую, я даже не разучилась думать. Путано, апатично, совершенно не так, как обычно, но все же не потеряла способность формулировать мысли.

А этого не может быть. Я ни за что не поверю в бредни сектантов, здесь обошлось без замешанных на мистике глупостей. Может все дело в биохимических реакциях, что протекают в подкорке угасающего без притока свежей крови мозга?

Не знаю. И знать не хочу.

Мне почему-то ничего не хочется.

Пульсирующий мрак, окружающий меня, то сгущается, то чуть отступает, и в нем начинают проявляться смутные тени. Может имеет смысл попробовать к ним приглядеться, но я не напрягаю глаза.

Они слишком устали, им тоже ничего не хочется.

В темноте вновь что-то шевельнулось, а затем я обрела способность слышать. Странные ритмичные звуки, похоже, кто-то шлепает в ладоши. И при этом я что-то чувствую. То есть начинаю чувствовать.

Да это же меня шлепают. Шлепают по щекам.

Получается, у меня есть щеки. И не только они – я начинаю ощущать свое тело.

Лучше бы его не было. Лучше смерть, чем то, что последовало вслед за приглушенными звуками шлепков.

С моим телом явно что-то не так. Обретая чувствительность оно начало не просто болеть, его состояние невозможно описать без слез. В мои кровеносные сосуды залили расплавленный металл, а еще каждый сустав грубо вывернули до раздробления хрящей, и это было даже хуже боли – это полная беспомощность и невыносимая мука ломоты в каждой косточке. Я их ощущала все до единой, даже не представляла, что их во мне так много.

Уши уловили новый звук и каким-то краешком угасающего от непереносимой боли сознания поняла, что это стон вырвавшийся из моей груди.

– Она приходит в себя, – послышался из бесконечной дали искаженный сильно растянутый голос.

Тут же что-то твердое грубо ткнулось в сгиб локтя, кольнуло болью, которую я едва ощутила на фоне всего прочего.

От места укола тут же начало расплываться блаженное тепло, оно волной прошлось по телу, успокаивая переполненные страданием кости. Боль не отступила, она просто стала терпимой, с такой я уже готова свыкнуться и жить дальше.

Если это апатично-кошмарное существование можно назвать жизнью.

Опять что-то укололо в руку, но ожидаемой волны тепла не последовало, вместо этого ненавистный голос господина Лазаря с несвойственной ему обеспокоенностью и заботой произнес:

– Элли, приоткрой рот. Пожалуйста, приоткрой, не упрямься, тебе это нужно. Ну же, девочка, давай.

Сама этого не осознавая, я подчинилась. Привыкла подчиняться, безрассудная последняя попытка побега ничего не изменила.

Мой рот наполнился чем-то горячим, омерзительно-жирным и сильно отдающим алкоголем. Не знаю что это, но оно хлынуло по пищеводу и не только по нему. Я закашлялась до режущей боли в горле, это избавило от значительной части неприятных ощущений. Затем почувствовала, что мой затылок приподнимают, а к губам опять прислоняют емкость с гадкой жидкостью.

– Пей Элли, нужно сделать хотя бы пару глотков. Мой личный рецепт, ты сразу подскочишь и запрыгаешь.

После такого скорее стошнит, чем прыгать начнешь, но подчинилась молча. Да и не уверена, что сумею произнести хотя бы слово.

Боль осталась, но непереносимая ломота почти сошла на нет, а она меня терзала куда серьезнее. Мне бы радоваться, но не хочется, апатия не отступает.

Непроизвольно зажмурилась, когда по глазам ударил яркий свет.

– А вот и зрение заработало, – довольно заявил полковник. – Ну теперь точно жить будешь. И почему ты такая непослушная? Вот зачем это устроила?! Я ведь сто раз повторил, что нужно просто стоять рядом и не смотреть куда не надо. Вот куда тебя понесло, неугомонная?!

Понятия не имею, о чем спрашивает этот человек. Мысли, только что почти здравые, начали нехорошо путаться. Даже не смогла вспомнить, по какой причине его ненавижу.

Но в том, что ненавижу, сомнений нет.

– Элли, попробуй сесть. Давай я помогу, тебе сейчас нужно двигаться, а не валяться на земле.

Что?! Я лежу на земле?! Это катастрофа, она ведь, наверняка, дико грязная.

Последняя мысль весьма связная, но до чего же глупая…

Сама не поняла, как так получилось, но зрение заработало почти адекватно, я обнаружила себя сидящей на земле, прислонившись спиной к борту бронированной машины. Похоже, той самой, на которой господин Лазарь возил меня на станцию, чтобы в очередной раз жестоко поиздеваться. Получается, обстрел ее не сильно повредил, осталась на ходу. Вокруг темно, как бывает только глубокой ночью, слышны стрекот сверчков и кваканье лягушек, пахнет степными травами и чем-то, что мне сейчас трудно выразить словами, но такой запах можно уловить только возле водоема.

При свете фонаря сумела рассмотреть, что нижняя половина моего тела завернута в грязное покрывало. Очень похоже, что до этого оно закрывало меня полностью будто кокон, но кто-то освободил голову и грудь.

Не только покрывало грязное. На мне вся одежда грязная, я отчетливо это ощущаю.

И еще от меня воняет кровью.

Ночные светила, на которых так и не сумела сфокусировать непослушный взгляд, померкли – их закрыло что-то массивное и внушающее страх. Оказывается, я не разучилась бояться даже после смерти.

– Как ты, Элли? – тихо проурчали из мрака. – Больно?

Я только и смогла, что съежиться после таких слов, а мои зубы едва не начали отбивать чечетку.

– Заткнись урод и не маячь у нее перед глазами, – недовольно произнес полковник и прежним голосом заботливой няни добавил: – Не бойся, никто тебя не обидит. Все закончилось, не надо бояться. Подними руку. Вот, умница. Сожми в кулак, разожми. Вот и хорошо, все у тебя получается, вот-вот, и опять сможешь меня стукнуть. Ты помнишь, что случилось? Что ты помнишь последнее, Элли?

С огромным трудом разжав сведенные судорогой страха и боли челюсти, чужим, жалким и дрожащим голосом ответила:

– Господин Дзен меня убил.

– Плохо, Элли, очень плохо. Ты не должна называть его господином. И не должна это помнить. Тебе надо было в точности делать то, что я говорил, а не ерундой заниматься. Всего лишь легкий удар обухом топора в правильное место, без острых предсмертных эмоций, без потери массы и почти полного обескровливания. Вот что тебе было нужно. Дзен не такой уж и садист, он хотел как лучше. А теперь у тебя полный комплект побочных эффектов, включая потерю костной ткани, у него ведь не винтовка, а орудие с линкора, тебя чуть пополам не разорвало. К тому же в большинстве случаев при правильном подходе обеспечена амнезия на минуту-другую, а это полезно, ведь такие воспоминания никому не нужны. Ну вот почему тебе на месте не стоялось? Вот ведь коза неугомонная… Давай девочка, бери себя в руки, поднимайся, нельзя тебе сейчас рассиживаться, мышцы должны работать. На вот, хлебни еще разок как следует, сразу полегчает.

Вкус неведомой жидкости не улучшился, но глоток дался почти легко, приступа тошноты за ним не последовало, что удивительно для столь жуткой мерзости. Скорее всего во фляжке всего лишь споровый раствор, улавливаю знакомые вкусовые оттенки, но по какому же чудовищному рецепту его сделали, без содрогания пить невозможно.

– Нормально стоишь? – полковник дыхнул табачной вонью в лицо. – Вижу, что нормально. Ты сильная девочка, пара минут и точно запрыгаешь. Порядок? Ходить можешь? Вижу, что можешь. Сейчас тебе придется кое-что сделать. Ты готова?

– К чему?..

– Элли, добавь побольше бодрости в голос, а такое впечатление, будто и правда из могилы отвечаешь. Разгуливать по кластерам в пропитанной кровью одежде, конечно, можно, но недолго, с этим надо что-то делать. Обернись сюда. Видишь озеро? Берег песчаный, тут что-то вроде пляжа деревенского. Далеко не заходи, там начинается илистое дно, по колени засосет. Вот пакет с чистой одеждой, вот еще одно покрывало вместо полотенца, вот мыло и мочалка. Вода не теплая, но ты уж извини, другой не будет. Все, что на тебе, скидывай до последней нитки и складывай в этот пакет. Прямо сейчас скидывай и складывай. Ты понимаешь меня? Чего стоишь? А, ну да, мы отвернемся, хотя поверь, ты сейчас совершенно не тянешь на звезду элитного стриптиза и дело даже не в том, что кровью перепачкана. Давай, ни одной тряпки не оставляй. Чем быстрее мы их прикопаем, тем меньше навоняем на всю округу. На свежую кровь везде хватает охотников.

Кровь на одежде успела засохнуть, ткань теперь выглядела кошмарно и местами гнулась будто сильно накрахмаленная. Это не помешало мне избавиться от всех вещей, после чего направиться к берегу.

Не знаю, холодная здесь вода, или полковник обманул, я просто ничего не почувствовала. В голове кавардак путающихся мыслей, тело тоже будто чужое и на глаз, и на ощупь, и по внутренним ощущениям. Если поверить, что оно мое, следует признать потерю нескольких килограмм, что при моем весе критично. Живот нездорово впал, ребра выпирают просто кошмарно, ноги истончились из-за чего коленки казались раздутыми, кожа местами выглядела податливой, потерявшей прежнюю упругость, ее будто сняли с кого-то чуть побольше, после чего тщательно натянули на меня.

Понятия не имею, как все это отразилось на лице, но не сомневаюсь, что с ним тоже все очень плохо.

Да уж, полковник не обманул…

Мы не должны ничего знать о стриптизе, но, разумеется, знаем. То, что я не выгляжу звездой этого пошлого явления – плохо. Оно, конечно, не предназначено для орхидей, но девушки с нашими внешними данными должны даже там затмевать всех прочих.

Но мне это сейчас вряд ли светит.

Спасибо апатичному состоянию, я совершенно не беспокоюсь по этому поводу. Даже если навсегда превратилась в страшилище, не вижу в этом ничего ужасного.

С головой и правда что-то не так. Может пуля угодила именно в нее?

И как я вообще могу двигаться, думать и говорить после такого?

И где, кстати, рана? Ничего похожего на нее не вижу. Не доверяя глазам, ощупала все тело, но ни малейшего намека на последствия попадания огромной пули не обнаружила.

Осмотрела грязную одежду и почти сразу заметила одну дыру, а затем вторую. Оценив их расположение, жуткий размер и то, что пуля, войдя в одну и выйдя из другой, насквозь пронзила мое тело, поняла, что выжить после такого невозможно.

Тогда почему я двигаюсь, говорю и думаю?

Не знаю и не желаю знать. Почему-то не хочется напрягать голову ради таких мыслей. И вообще нет ни до чего дела.

Апатия чуть сдала позиции в тот момент, когда добралась до пакета с чистой одеждой. Здесь меня ждал сюрприз, я узнала свои старые вещи. Те самые, в которые меня обрядили перед тем, как отдать западникам. На водолазке не было прорехи, проделанной господином Лазарем, но пощупав ткань обнаружила аккуратный шов. Все верно – та самая. И кроссовки старые, их отмыли, но в рельефной подошве намертво застрял маленький угловатый камешек, так что почистили не так уж и тщательно.

– Элли, ты там долго еще? – нетерпеливо спросил полковник, стоявший бок о бок с господином Дзеном в десяти шагах.

– Я уже обуваюсь.

– Нам можно оборачиваться?

– Да.

Как оказалось, под словом «обернуться» полковник подразумевал не совсем то, о чем я подумала. Оба приблизились ко мне, при этом кваз склонился, шумно вдохнул воздух уродливо раздутыми мясистыми ноздрями, недовольно проурчал:

– От нее все равно несет кровью.

– Это от волос, – заявил господин Лазарь.

– Волосы почти чистые.

– Они запахи хорошо впитывают.

– Может их обрезать? – предложил генерал Дзен.

При этих словах я впервые за все время всерьез обеспокоилась по поводу нового ущерба грозящего без того пострадавшим внешним данным и жалобно попросила:

– Не надо.

Полковник поднес к моей голове пузатый баллончик и нажал на разбрызгиватель, обдав волосы струей воняющей невообразимо резкой кислятиной жидкости.

– Спокойно девочка, это всего лишь духи. Да, я понимаю, что пахнут они не очень, но зато сильны в другом. Это лучший парфюм для Улья, особый западный рецепт. Разработан наркоманом с большим стажем, он тот еще затейник во всем, что касается органической химии. Все наши старания заставить этого гения сказать нет веществам разбиваются о его изобретательность. Талант у человека, что тут еще скажешь. Вонь спадет через пару минут, это надо перетерпеть. К сожалению, на мертвяков действует не так как ладан на нечистую силу, но эффект все же неплох. В общем, веди себя аккуратно, не высовывайся, если заметят такую вкусную, будут доверять глазам, а не носам.

Пока полковник превращал мои волосы в грязный источник смрада, кваз несколькими взмахами лопаты вырыл в песке немаленькую яму, бросил в нее пакет с окровавленной одеждой, утрамбовал его ногой, быстро засыпал, отошел в сторону, довольно выдал:

– Теперь запаха нет. Плохо, когда тряпье в крови, такое они издали чуют.

Невдалеке что-то грохнуло, затем еще раз. Смутно знакомый звук, где-то я его уже слышала. Ах да – в те самые последние дни старой жизни, когда артиллеристы Черного Братства начали обстреливать Центральный.

Полковник и генерал западников переглянулись, кваз произнес непонятное:

– Потихоньку начинают.

Ничего на это не ответив, господин Лазарь склонился над засыпанной ямкой, что-то на нее положил и своим прежним ненавистно-насмешливым голосом произнес:

– Элли, уж прости, орхидеи здесь не растут, но зато растут ромашки. Они ведь тоже белые, значит, для твоей могилы сойдут.

– Какой могилы? – апатично спросила я, не очень-то интересуясь ответом.

– Ты какая-то вялая. Что-то болит?

– Нет господин Лазарь, почти не болит.

– Почти? Получается, что-то все же болит. И что именно?

– Все.

– Это быстро пройдет, просто тебе сильно досталось, мелковата для такой потери массы. Мы тебя как следует накачали всем, что было, часок-другой и в придешь в норму, станешь почти такой, как прежде. Не совсем, конечно, тебя ведь больше нет. Понимаешь, к чему я веду?

– Нет.

– Давай уже девочка, начинай думать, не так уж и сильно тебя потрепало. Посмотри сюда. Это яма – твоя могила. Не надо пугаться, похороны уже закончились. Ты умерла, я даже цветочки положил, все как полагается по вашим правилам. Ты теперь другая, и жизнь у тебя тоже будет другая. Не уверен, что длинная, но ты уж постарайся, мы в тебя верим. Скажи уже что-нибудь, не стой на одном месте будто начинающий мертвяк. Может тебе еще спека вколоть?

– Не нужно, – попросила я, вспомнив негативный опыт знакомства с наркотическими препаратами.

– Тогда скажи что-нибудь. Как человек скажи, а не как кукла заводная. Ну же, Элли, не позволяй мозгу застояться, заставь его поработать. Тебе надо срочно приходить в себя, давай уже, ты только с виду слабачка, тебя так легко не сломаешь. Попробуй для начала что-нибудь спросить, начинай разгонять мысли. Ну же!

– Как такое может быть?

– Прекрасный вопрос.

– Я ведь помню, что умерла. И моя одежда пробита пулей.

– Ну так я о том и говорю – старой Элли больше нет.

– Я есть.

– Будем считать, что ты другая.

– Я не другая.

– Разве сама не догадалась? Я думал, что ты понятливее. Элли, когда меня крестили последний раз, хотели назвать Иисусом. Догадываешься, в чем дело?

– Что-то связанное с христианской религией?

– В самую точку. Только это уж слишком, вот и ограничились Лазарем. Хотя это было бы правильнее, ведь оживлял как раз Иисус, а не Лазарь. Тот вообще был покойником со стажем, несколько дней на израильской жаре провалялся. Так что путаница с моими крестинами получилась. Ну теперь-то все поняла?

– Нет.

– Как же с тобой непросто, и так мозги девичьи, а тут еще последние вышибло… Ладно, попробую разжевать. Ты ведь помнишь, что наши умения не стоят на месте, они развиваются?

– Помню.

– Ну так вот, умение ставить маяк у меня со временем развилось до интересного эффекта. Если вложить всю силу без остатка в постановку метки, человек, на котором она установлена, сможет после смерти вернуться в тот момент, когда я его касался. Речь не о путешествии во времени, я говорю только о физиологическом состоянии. Фокус мудреный и с виду бесполезный, но, как видишь, иногда толк от него есть. Ты бы вернулась легко и без таких последствий, но подвела твоя неугомонность. Считается, что Дзен хорошо стреляет, но на деле он косоглазый, рана нехорошая получилась, ты потеряла часть тканей, в том числе и костных. Спасибо, что не в голову попал, я не представляю, как бы ты выкрутилась, пострадай твои мозги. Считается, что блондинки в них не нуждаются, но мало ли – вдруг это неправда.

– Сам бы и стрелял, умник, – буркнул кваз. – Элли, ты тут больше не нужна. Да и не очень-то вообще была нужна. Ну да ладно, пригодилась, кое-как сработала вместе со всем остальным. Очень давно, еще в прежней жизни, я остро реагировал на многие поступки тех, кто сидели на самом верху. Был уверен, что они все до единого те еще тупые и жадные сволочи. И только здесь начал понимать, что иначе никак, те, которые решают за других, иногда вынуждены делать то, что со стороны кажется неправильным. Смотря с какой, конечно, стороны. Поэтому я не буду извиняться, а ты не думай, что мы изверги. Здесь, на западе, непросто выживать, и еще труднее доказывать всем этим недоумкам, что выживать надо сообща, а не хватая друг дружку за глотки. Выкручиваемся, как можем, ты просто подвернулась под руку в скверный момент. Лазарь, объясни ей, что надо делать. По-моему она так меня боится, что ни одного слова не поняла.

– А ты бы не боялся? Представляешь, какой у нее шок после такого? Ты же ее убил этим утром, любить тебя она теперь точно не будет.

– Просто объясни ей, что делать дальше, хватит уже болтовни.

– Сатрап недоделанный. Элли, чуть дальше за озером увидишь дорогу. Это та самая, по которой тебя везли на запад, но не довезли. Если пойдешь в ту сторону, километра через четыре выберешься к месту, где напали на нашу колонну, так что края тебе знакомые. Ты все поняла?

– Нет.

– Похоже, что пуля все же задела голову, – с напускным беспокойством высказался полковник. – Элли, ну что тут непонятного? Мы тебя отпускаем, все, гуляй. Ты свободна как ветер, можешь мчаться куда хочешь и делать все, что тебе угодно. Над тобой больше никого нет, господа закончились.

Полковник ухватил меня за левую ладонь, приподнял руку, что-то поднес к браслету, тот, противно завибрировав, как всегда происходит при техническом обслуживании, мгновенно успокоился, а затем случилось немыслимое.

То есть не совсем немыслимое, такое со мной бывало много раз. Для получения равномерного загара на орхидеях не должно быть ничего лишнего и поэтому солярий – единственное место, где мы можем отдохнуть от ненавистных браслетов.

Но сейчас я не в солярии, и при этом моя рука чиста, на ней нет этой уродливой черной штуковины без которой себя не помню. Она очень легкая, почти невесомая, но почему-то ощущается неподъемной гирей.

То есть, ощущалась. Браслета на руке больше нет – полковник снял его, потом размахнулся и зашвырнул в сторону озера, после чего послышался негромкий всплеск.

В солярии с нашими оковами обращались куда бережнее, получается, я и правда столкнулась с немыслимым.

Апатия исчезла бесследно, ее будто ураганом сдуло. Веря и не веря, неубедительно стараясь придать голосу бесстрастность, спросила:

– Зачем вы это делаете?

– Да за твои красивые глаза, Элли. Вообще об этом не думай, мы просто делаем то, что должны делать, больше тебе ничего не надо знать. На вот, держи, по кластерам с голыми руками только свежие ходят, причем недолго.

Полковник протянул пистолет, я узнала то самое оружие, которое он отобрал у меня вскоре после разгрома колонны западников.

– Я из него даже не выстрелил ни разу, отдаю в том же состоянии, в каком позаимствовал. И на вот еще гранату, ты ее честно заработала. Царю она явно не нужна, раз у него ее постоянно отнимают. На будущее дам совет – прежде чем ее бросать в кого-нибудь, задирай стопор, вот тут он выпирает, иначе спусковой рычаг не отлетит. У запала три положение: нейтральное, левое и правое. Слева – подрыв при ударе, справа таймер на пять с половиной секунд. Все поняла?

– Да.

– А поняла, где находишься?

– Возле дороги к сто двенадцатому посту.

– Значит, не заблудишься.

Поколебавшись, все еще не в силах поверить, уточнила:

– Я и правда могу уйти?

– Можешь, – вмешался в разговор кваз. – Но есть одно условие. Оно тебя не обременит. Небольшая встречная услуга. Я знаю, что ты больше всего на свете хочешь помчаться на север, никуда не сворачивая. Так вот, перед этим загляни, пожалуйста, в Цветник. Найди там Эйко и предложи ей пойти с тобой. Судя по ее записке, она выросла хорошей девочкой, уверен, что поддержит тебя во всем и не будет обузой. Дорога вам предстоит дальняя, одна ты ее не осилишь.

– Но как вы себе это представляете?! Если я вернусь в Центральный, меня опять запрут в Цветнике. Я не могу сама по себе ходить, где мне вздумается, только в сопровождении мужа или избранника, таковы правила.

– Элли, правил больше нет. Взгляни в ту сторону, видишь огни за деревьями? Это Пентагон, ты знаешь, что это такое?

– Знаю, это крепость прикрывающая подходы к Центральному.

– Верно, Элли, это очень серьезная крепость, и через несколько минут Скрипач сравняет ее с землей. То самое оружие нолдов, за которым нам пришлось сходить далеко на запад. Оно там камня на камне не оставит. Барон наш враг, из-за него погибли наши люди, а мы, на западе, не привыкли прощать такие вещи. Азовские тоже запачканы в случившемся, они дали слишком много воли своему человеку, и поэтому тоже будут наказаны. Но не нашими руками, они того не стоят, все сделает Братство. Мы поставили их в известность, что Пентагон вот-вот превратится в горячее местечко, а это открывает мурам немало интересных возможностей. Сразу после того, как мы разберемся с Бароном, одна их шайка пойдет в обход, а вторая врежет в лоб. Удар с двух сторон периметр не выдержит, азовские хлипковаты, чтобы стоять насмерть без прикрытия со стороны Пентагона. Они побегут, Элли, они не могут не побежать. Между моментами, когда обделавшийся азовский сброд промчится мимо Центрального, а муры и прочая западная шваль еще не пройдут через въезды, возникнет момент безвластия. Если ты в него впишешься и будешь вести себя без глупостей, никто тебя никуда не запрет. Все поняла?

– А если не впишусь?

– Ты постарайся Элли, как следует постарайся. Мы ведь даем тебе то, о чем ты мечтала всю жизнь, а взамен я прошу о сущем пустяке – всего лишь сказать несколько слов одной из девочек.

– Хорошо, я сделаю это.

– Вот и замечательно, я тебе верю, ты не из тех, кто будет в таком обманывать. Давай Элли, беги.

– Прямо сейчас бежать? – спросила я, до сих пор сомневаясь в искренности западников.

То, что они сейчас делают – невозможно.

– Да Элли, прямо сейчас. Скрипач ждать не станет, и Братство тоже, у тебя не так уж много времени. Давай уже, беги.

Отвернувшись, я сглотнула непонятно откуда взявшийся комок в горле и, решившись, сорвалась с места, помчавшись параллельно берегу озера. Каждый миг при этом ожидала, что в спину опять ударит тяжелая пуля, ломая кости, свалит с ног, а затем угасающий мозг уловит отставший звук ужасающего лающего выстрела. Я совершенно не понимала этих странных и жестоких людей, я ждала от них чего угодно, самого нехорошего, нет на свете такой подлости, которой они сумеют меня удивить.

Разумом осознавала, что все кончено, но чувства говорили иное.

Нет, они не станут стрелять, им больше не нужна моя смерть, как настоящая, так и фальшивая. И я им не нужна, причем настолько, что они решили совершить немыслимое.

Западники меня отпустили.

Но только перевалив через горку и осознав, что теперь меня не достать даже из страшной винтовки генерала, я с облегчением выдохнула, набрала в грудь щедрую порцию душистого степного воздуха и побежала дальше уже не просто без оглядки, а пытаясь разглядеть дорогу.

По ней я доберусь до Центрального, найду Эйко и предложу ей уйти вместе со мной.

Я обещала это господину Дзену. Чудовищу, которое меня убило, а затем подарило самое дорогое – то о чем до этого могла только мечтать.

Генерал уверен, что после такого я его не обману.

Ну да, я и правда слишком предсказуемая.

Наблюдая за бегущей зигзагами фигуркой, выдающей себя в ночи лишь светлым пятном прически, полковник покачал головой:

– Она нам не доверяет.

– Какое тонкое наблюдение. А ты бы доверял?

– Да я себе не доверяю, а про тебя вообще помалкиваю. Как был бездарным режиссеришкой, так и остался. Что ты там, у себя снимал? Рекламу кошачьего корма? Ржачные комедии для хронически-позитивных дебилов? Для тебя людей вообще не существует, кругом одни грошовые актеры и статисты. Эта девочка слишком глупа, она и правда побежит за Эйко и попадется.

– Братья ее поймают или азовские, и тем и другим она расскажет, что видела у нас оружие, которое одним выстрелом разносит половину городского квартала. И про интересную машину нолдов расскажет тоже, как и о том, что, по нашим обмолвкам, таких ракет мы притащили несколько штук.

– Всерьез думаешь, что они в такое поверят?

– Сомневающиеся смогут вдоволь полюбоваться пустырем на месте Пентагона, – ответил кваз, поворачиваясь в сторону азовской крепости.

– Какой дешевенький блеф, ведь ракета у нас всего одна, а тот взрыв в городе – надувательство на грани фола. Немного звуковых эффектов и грамотно заложенные фугасы – только и всего. У нас как не было настоящей артиллерии или чего-то посерьезнее, так и нет.

– Если никто не предаст, многие на такое клюнут. Лазарь, ведь это в том числе и твоя идея, откуда столько скепсиса?

– День был тяжелый, устал я. Да и не уверен, что дело выгорит, слишком много сложностей накрутили, а с гарантией срабатывает только самое простое. Значит, тебе все равно – братья ее поймают или азовские?

– И тем и другим она расскажет все, что видела. И у азовских и у муров на два рыла три стукача и пять предателей, так что вбитую в нее информацию быстро узнают все желающие. Тем более, что девочка – не единственная, кого мы используем.

– Ну и урод же ты, Дзен.

– Ты тоже.

– Я не о внешности.

– И я тоже. Но ты знаешь… – кваз помедлил на середине фразы и уже другим, более человеческим голосом продолжил: – У нее неплохие шансы, она и правда может попасть в стаб в тот самый момент. У них такой бардак начнется, что все возможно.

– Если ее не поймают, она никому не расскажет то, что видела и слышала, а тебе ведь надо именно это.

– Ну ведь есть и другие источники. Не такой уж я урод, Лазарь, у девочки и правда есть шанс проскочить. Если так, я за нее порадуюсь. А если Эйко уйдет с ней, буду рад вдвойне.

– Но это не по плану.

– Ни один план в Улье не работает, как по нотам, мы каждый день их меняем, уж тебе ли это не знать. Пистолет, который ты ей дал. Тот самый?

– Да, тот самый.

– Надеюсь, ты его хотя бы зарядил?

– А что – надо было?

– Лазарь, ты отправил эту малышку штурмовать Центральный с одним патроном?!

– А кто ей мешал проверить оружие и попросить еще?

– Да ты и правда тот еще урод.

– От такого слышу.

– Что ты от нее ждал? Семнадцать лет – ума, как у канарейки.

– Вот пусть учится, я не могу вечно за ней сопли подтирать.

– Не обманывай самого себя, – вдохнул кваз. – Достаточно, что ты чуть меня не обманул.

– О чем речь?

– Не включай дурака, ты знаешь, о чем я. Ты отправил ее в нужный момент – то самое окно возможностей. Даже с одним патроном все может получиться, решать там будет что угодно, но только не оружие. Ума у нее и правда капля, но побольше, чем у некоторых с виду неглупых людей.

– А ты, получается, все понял, но смолчал? – полковник покачал головой. – Да что с тобой, Дзен, неужто ты и правда превращаешься в слабака?

– Мы ее уже использовали. Нехорошо использовали, она этого не заслуживала. Мы, Лазарь, все же люди, а не зверье, нельзя забывать говорить себе стоп. Девочка с такими глазами не должна сидеть в клетке.

– Так все дело в цвете ее глаз, что ли?

– Нет Лазарь, уж точно не в этом, я ведь теперь плохо различаю цвета. Только красные оттенки, с остальными беда. В глазах этой девочки я видел не цвет. Как ты говорил? Дикий зверек? Я уже жалею, что мы даже сейчас, после всего, что с ней сделали, пытаемся ее использовать. Это неправильно, надо было отпустить без условий.

– Она не выживет сама по себе. С ней что-то не так, она и нормальная и ненормальная одновременно.

– Выживет или нет – не нам решать. Как там говорил тот чокнутый знахарь? Стикс ее отец, и своих детей он не обижает?

– Ты же никогда не верил в такие бредни. Стареешь?

– Какая жизнь, такой и я.

– Когда Царь все узнает, возникнут вопросы.

– Он не узнает или узнает не скоро, ты, Лазарь, об этом позаботишься. У тебя такое хорошо получается.

– А если не получится?

– Если не получится… Лазарь, она и правда дитя Стикса, кто мы с тобой такие, чтобы держать ее взаперти? И она, черт возьми, похожа на ребенка, которого не было ни у тебя, ни у меня, но именно такой мы оба хотели бы видеть своих дочерей. Достаточно уже над ней измываться, ведь издеваемся, получается, сами над собою. Хватит уже болтовни, поехали отсюда, дело сделано. И да, может пора устроить Царю новые крестины? Это девочка облапошила его дважды, что же он за царь после такого? Может Царек?

– Мало тебе старых врагов, новым решил обзавестись? Не шути с такими вещами, народ у нас обидчивый.

Кваз, приблизившись к машине, легко потянул на себя тяжелую бронированную дверь, но прежде чем забираться внутрь, обернулся вправо. Там, на горизонте, сверкнуло, и в небо устремилась быстро поднимающаяся звездочка.

Метеоры в Улье – редчайшее зрелище, а летящих снизу вверх вообще не бывает.

Все верно, никакой это не метеор, это сама смерть завернутая в титановую оболочку. Единственный экземпляр разрушительного оружия, вывезенный с далекого запада. Дорогой ценой вывезенный – немало достойных ребят при этом потеряли.

Непосвященные в тайну не должны узнать, что эта ракета единственная. Азовским и прочим придется считаться с тем, что у Конфедерации появилось оружие невиданной мощи. Ей теперь есть, что предъявить тем, кто придут на ее землю с немирными намерениями. Пусть хорошенько подумают, прежде чем косо посматривать в сторону запада.

Дзену нужно выиграть немного времени, чтобы как следует поставить Конфедерацию на ноги. Это цель очередного отрезка его ненормальной жизни. Ради нее не жалко никакой крови.

Особенно чужой.

Смешные люди. Они думают, что это и есть его главная цель. Но что такое Конфедерация? Исторически сложившееся образование, всего лишь сильно растянутая с севера на юг цепочка заурядных стабов, благодаря ее существованию на востоке можно жить без неослабного прессинга со стороны орд зараженных. Поэтому люди, обосновавшиеся в тех относительно спокойных краях, тратят колоссальные ресурсы на междоусобные дрязги. Они дорожат каждым клочком своего жизненного пространства и не против оторвать надел-другой от соседа. И хотя их благополучие держится на плечах людях запада, они с превосходством поглядывают на идеалистов, которые пошли за Дзеном. Считают себя умнее и сильнее только потому, что урвали самый сладкий кусок пирога здешней географии.

Восточники ошибаются, они безнадежно глупы и слабы. В них нет стержня, зато хватает гнили. Когда придет время, они посыплются переспевшими плодами. Дзену только и останется, что вырезать непораженные гниением куски достойные того, чтобы стать частью здорового целого.

Когда-нибудь на этой земле не останется ни чванливых азовских, ни вороватых и склочных речников, ни извивающегося под внешниками ненавидимого всего Черного Братства. И внешники местные тоже не вечные, они уязвимы, на всех можно отыскать управу, дай только время. Теоретически, все иммунные бессмертны, значит, есть шанс, что когда-нибудь здесь останутся лишь Дзен и те, кто идут за ним не оглядываясь и не сворачивая с правильного пути.

А после он, возможно, задумается о юге – хорошо бы напомнить о себе ничтожным царькам, пришедшим на смену Гнилому Толстяку и прочим жертвам топора Дзена. Для иммунного, впервые крещенного в тех краях, это заманчивая цель.

Но лучше подумать о севере, ведь когда-нибудь ему очень захочется узнать, что же получилось из девочки с такими глазами. Если, конечно, Улей не прикончит его раньше.

Или, что куда вероятнее – ее. Она не умеет правильно бояться, такие здесь, обычно, не задерживаются. Но у нее при столь смешном возрасте и ненормальном воспитании есть достойная цель, а, как показывает жизненный опыт, целеустремленные даже в этом мире могут протянуть подольше всех прочих.

Так что шанс у девочки все же есть.