Глава двадцать девятая. А в это время… (В Аджуфарском заведении под названием «Пандубанди»)
– Это заведение не кажется мне безопасным для посещения, – мимоходом говорю я.
Гамора смотрит на меня так, что я тут же вспоминаю: а) у нее два меча; б) вышеупомянутые мечи куда чаще находятся вне ножен, чем внутри них.
– Тут не поспоришь, – соглашаюсь я, и мы входим внутрь.
Место называется «Пандубанди». Так гласит неоновая вывеска над арочным входом, пусть и потерявшая все гласные и одну «д».
Внутри звучит музыка – довольно грязный маклуанский брашметал, весьма бодрый и бьющий по мозгам. Интерьер бара – настоящий памятник хламу. Все столы и стулья притащены со списанных космических кораблей и наземных машин. Все разные, потрепанные и грязные. На стенах и потолочных балках – прочие технологические трофеи, а барная стойка сделана из командной консоли гунского межпространственного транспорта. Похоже, что Пандубанди (если хозяина звали так же, как и заведение) помимо алкоголя приторговывает еще и утильсырьем.
День близится к вечеру. Народу внутри мало. Кругом стоит запах разнообразных жидкостей, в том числе уже употребленных и переработанных.
– Ну, выбирай отраву, – предлагает Гамора.
– Пожалуй, микрочастицы антиматерии, – говорю я. – Они меня точно уничтожат.
– Выпивку выбирай, говорю, – объясняет она.
– Ах, вот оно что, – соображаю я.
Мой милый читатель, мне совершенно не требуется регулярное потребление жидкостей или питания, но отказываться от предложения столь привлекательной дамы по меньшей мере глупо. По крайней мере, я могу притвориться, что пью.
– «Пиво-Отливо», – воодушевленно говорю я.
Гамора кивает.
– Найди столик, а я скоро вернусь. Не заблудись тут.
– Ни в коем случае, – уверяю я.
Она идет к бару, а я провожаю ее взглядом. Ничего не могу с этим поделать. Я запрограммирован на то, чтобы фиксировать все события, так что формальный повод смотреть на нее у меня есть, и я сполна им пользуюсь.
Гамора заводит разговор с барменом, увальнем-фераготом.
Я ищу столик и нахожу целое множество. Вокруг меня целое море столиков. Я понимаю, что Гамора имела в виду «сядь за какой-нибудь столик», и решаю, что лучше всего будет это сделать где-нибудь в неприметном уголке. Я гадаю, какой из них ей понравится. Может, вон тот круглый треногий крийский стол с исцарапанной овоидской скамеечкой и скрулльским табуретом? Или тот нименийский, с двумя кожаными сиденьями со спартойского корабля и совершенно неподходящим к ним форсированным мобианским стулом? А может, угловая кабинка, внутри которой поставлен невероятно эргономичный ши́арский игровой стол? Банкетки, правда, чем-то заляпаны, ну да ничего.
Я осознаю, что уделяю выбору слишком большое внимание. По правде говоря, мой друг-читатель, прежде меня никто не приглашал выпить вместе, а уж тем более не приглашала такая прекрасная и совершенная женщина, как Гамора.
Пусть даже она – опаснейшая женщина во Вселенной.
Я быстро анализирую свои записи, чтобы понять, как вели бы себя на моем месте другие мужчины. Например, Питер Квилл, известный так же как Звездный Лорд. Он-то умеет найти подход к женщинам. У него этакое хулиганское очарование. Он лаконичен. Может, и мне попробовать быть лаконичным?
А что насчет других? Возьмем каких-нибудь киногероев. Например, героя Тома Круза в том прекрасном фильме о том, как загонять в дырки маленькие шары. Фильм назывался «Цвет денег», а герой тоже был лаконичным. А что насчет Хамфри Богарта в «Касабланке»? Мой дорогой читатель, пойми, я одновременно анализирую миллионы примеров и называю лишь те, которые относятся к твоей, человеческой культуре. Хорошо? Я рад.
Так вот, я вспоминаю Богарта и решаю, что Боги в данной ситуации учтиво (и лаконично) попросил бы ансамбль исполнить любимую мелодию дамы, чтобы ностальгия растопила ей сердце.
Только вот никакого ансамбля в заведении нет.
Я уверен, что Том Круз выбрал бы подходящую песню в музыкальном автомате в углу. То же сделал бы Николас Кейдж (при условии, что на нем куртка из змеиной кожи). Джон Кьюсак наверняка запрыгнул бы на крышу автомобиля, держа высоко над головой магнитофон. Думаю, для меня это чересчур. Да и магнитофона у меня нет. Автомобиля тоже.
Как я уже сказал, ансамбля в заведении нет. Звучат музыкальные записи. Браш-метал стих и сменился каким-то ремиксом на танцевальные мефитизоидские мелодии в стиле космотранс. Значит, где-то должен быть музыкальный автомат или нечто подобное.
Я замечаю его. Он встроен в западную стену бара. Я медленно шагаю к нему, готовясь быть предельно лаконичным.
Внезапно я замираю.
– Регистратор триста тридцать шесть? – выдыхаю я.
– Регистратор сто двадцать семь? – отвечает она.
Моя милая подруга Регистратор 336 видала лучшие дни. Со дня своего создания в кузницах материи Ригеля она растеряла все конечности. На ее корпусе и лицевой панели – грязь, царапины и трещины. Ее привинтили к стене болтами и подключили к колонкам, чтобы она проигрывала музыку.
Кажется, она рада меня видеть.
– Триста тридцать шесть, что с тобой приключилось? – спрашиваю я.
– Всякое, – отвечает она. – Я зафиксировала, как погасло солнце Аликсимата. Записала во всех подробностях войну между бадунами и кликсамитами. Проследовала по пути миграции гермов через войд к местам их размножения в туманности Андромеды. Я видела, как Галактус, Великий Пожиратель, поглотил планеты и звезды Нанкса. Это в общих чертах.
– Разумеется.
– Этакая подборка самых интересных моментов.
– Понимаю. Но как ты попала сюда? – спрашиваю я.
– Получила неподдающиеся ремонту повреждения на Нанксе. Меня подобрали помощники торговца хламом Пандубанди и привезли сюда. Узнав, что я умею хранить данные, он скормил мне всю имеющуюся в его коллекции музыку и подключил сюда. Теперь я… музыкальный архив. Только попроси, и я поставлю любую мелодию.
– Ах, триста тридцать шесть! – восклицаю я навзрыд. – Как ужасно! Как унизительно! Тебя превратили в какой-то айпод!
– Что-что?
– Ох, прости. Забыл, что ты не была на Земле. Триста тридцать шесть, я освобожу тебя!
– Милый сто двадцать семь, мне уже не поможешь. Лучше береги себя.
– Нет, триста тридцать шесть, я должен забрать тебя отсюда, – настаиваю я.
– Не утруждай себя, – отвечает она. – Сто двадцать семь, ты цел и невредим. Я чувствую, что ты хранишь невероятные объемы информации. Так окажи мне пару услуг.
– Конечно, триста тридцать шесть!
– Во-первых, скачай все записи, касающиеся виденных мной событий. Добавь их в свой архив, чтобы они не пропали навсегда.
Это меньшее, что я могу сделать для нее. Я прижимаюсь лбом к ее печальной, помятой лицевой панели. Загрузка проходит быстро. Я вижу гибель солнца, бадунскую войну, гермов, Галактуса и более восемнадцати миллионов других событий. Кроме того, теперь я обладаю весьма обширной и разнообразной музыкальной коллекцией.
За несколько мгновений я будто проживаю ее жизнь. Вижу то, что видела она. Вижу прекрасные вещи, настоящие чудеса удивительного космоса. Я прокручиваю их снова и снова.
Меня начинает немного мутить.
– Сто двадцать семь, в чем дело? – спрашивает она, когда я резко отдергиваю голову.
Я не сразу соображаю, что ответить.
– Все хорошо.
– Сто двадцать семь, с тобой что-то не так. У тебя не осталось свободного места? Я тебя перегрузила? Сто двадцать семь, мне еще не встречались регистраторы, которые достигли бы лимита данных.
– Со мной все в порядке, – уверяю я.
– Сто двадцать семь, да ты светишься.
Я осматриваю себя и вижу, что она права. Мое тело окружает розоватый ореол. Я чувствую силу. Невероятную, прежде неведомую мне силу.
– Сколько же ты повидал? – спрашивает 336. – Сто двадцать семь, когда мы соприкоснулись, я почувствовала, что ты хранишь больше данных, чем кто бы то ни было. Как ты смог столько записать?
– Не знаю, – выдыхаю я, опираясь на столик, чтобы не упасть.
Сияющий ореол постепенно меркнет.
– Мне уже лучше, – говорю я.
– Тебе нужно вернуться в кузницы, – говорит она. – Сто двадцать семь, ты должен очистить хранилища данных, иначе взорвешься.
– Триста тридцать шесть, меня куда больше заботит твоя судьба.
– Забудь. Мои знания теперь с тобой. Возьми их, доставь на Ригель. Раз меня не спасти, пускай они станут моим наследием.
Я медлю.
– А вторая услуга? – спрашиваю я.
– Береги себя.
– Триста тридцать шесть, почему ты так говоришь?
Она смотрит в сторону барной стойки.
– Я слышала, что говорила та женщина.
Я кошусь в сторону Гаморы. Та все еще болтает с барменом. Их разговор я не слышу, потому что, честно говоря, выключил свои аудиорецепторы, чтобы по ним не слишком дубасил браш-метал.
– Прокрути мою запись, – предлагает 336.
Я открываю самую свежую из полученных от нее записей и слушаю.
Гамора: «Так у тебя есть аппаратура?»
Бармен: «Да, мэм»
Гамора: «Мне нужно связаться с Негативной Зоной, и как можно скорее. Твоя аппаратура справится?»
Бармен: «Лучше тебе попросить тролля Пипа»
Гамора: «Пип не согласится. Давай, что там у тебя?»
Бармен: «На заднем дворе есть станция, которая может поймать сигнал Негативной Зоны, если с ней немного повозиться»
Гамора: «Хорошо. Дождусь, когда мой «друг» дойдет до кондиции, и займусь этим».
Она возвращается с парой бокалов. Идет она походкой «от бедра», и это меня несколько смущает. Как и ее улыбка.
– Береги себя, сто двадцать семь, – говорит мне Регистратор 336.
– Хорошо, – отвечаю я. – Когда-нибудь я за тобой вернусь.
– Нет нужды.
– Есть, – убеждаю я.
Я присоединяюсь к Гаморе за столиком. Она придвигает мне бокал.
– Твое «Пиво-Отливо».
Она улыбается и прислушивается к музыке.
– Зен-воберианский фрот-рок? – спрашивает она, отпивая из своего бокала. – Похоже на «Истерическую ингу-бингу» Гамаганского Квинтета. Классная музыка. Это ты включил? Отличный выбор!
Я бросаю взгляд на 336. Та улыбается. Она знает, что нравится клиентам.
– Значит, ты Регистратор. Сто двадцать семь, верно? – говорит Гамора. – Думаю, сто двадцать семь, что нам надо отсюда сматываться.
– Енот именно это и планировал, – соглашаюсь я.
Гамора небрежно отмахивается.
– Да забудь ты о нем и его деревянном дружке. Им на тебя наплевать.
– А тебе нет?
– Конечно нет, – улыбается она, отпивая еще немного «тимоти».
Она откидывается назад и скрещивает ноги. Ее бедра…
Дорогой читатель, я поистине наслаждаюсь этим моментом. Портить его – в высшей степени стыдно, но я должен.
– Мне кажется, ты собираешься их предать. И меня. Думаю, ты используешь меня для собственной выгоды и именно ради этого заманила сюда.
– Что-что я сделала? Заманила?
– Именно. Своими бедрами. И сладкими речами. И безупречной зеленой кожей. Но в первую очередь бедрами. Ты предашь меня.
– Даже не думаю.
– Ты хочешь продать меня своему клиенту из Негативной Зоны.
Гамора заметно напрягается.
– С чего ты взял?
Эх, прекрасный момент окончательно упущен.
– Зачем тогда ты спрашивала бармена об устройстве для связи с Негативной Зоной?
– Ты подслушивал? – Гамора едва не захлебывается коктейлем.
– Честно говоря, нет. Меня предупредили. Властелин Негативной Зоны – злое полубожество, зовущееся Аннигилус. Твой клиент – это он?
– Ничего я тебе не скажу, – отвечает Гамора, залпом выпивая почти полбокала.
– Он твой клиент? – повторяю я. – Если так, то у тебя нет никакого права отдавать меня ему. Мне неизвестно, каким знанием я обладаю и как могу быть использован – во благо или во вред, но я понимаю, что мое знание имеет фундаментальную ценность. Оно может изменить само бытие. В каком-то смысле я – оружие космического масштаба. Ты правда хочешь, чтобы такое оружие оказалось в лапах злобного божка, стремящегося уничтожить Вселенную?
– Ох, чтоб тебя, – Гамора склоняется ко мне и тычет меня пальцем. – Это работа, мне за нее платят. А кто платит – меня не волнует. Ты – товар, и я доставлю тебя кому захочу. Допивай свое пиво, и уходим.
– Я не пью, – отталкиваю я бокал. – Гамора, ты правда способна предать своих друзей? Меня? Твою собственную Вселенную?
– Со Вселенной ты загнул, – фыркает она.
– Ты же была Стражем Галактики. Сражалась за правое дело.
– Ага, и всем было на это наплевать! Теперь я работаю за деньги и не задаю лишних вопросов!
– А надо бы. Аннигилус – мерзкий злодей, который уже многократно пытался завоевать Позитивную Вселенную. Если я могу послужить оружием, предоставить информацию для создания такого оружия или данные, что позволит установить контроль над космосом… не лучше ли выяснить, что это за информация, и кому она может оказаться полезной, прежде чем передавать меня в руки врага Вселенной вроде Аннигилуса? Какой бы ни была плата.
Гамора молчит.
– Предавать друзей тоже нехорошо.
– У меня нет друзей! – рычит она.
– Мне кажется, есть. Со всеми их недостатками, Ракета и Грут – твои настоящие друзья. Думаю, они готовы за тебя жизнь отдать.
Гамора косится на меня исподлобья.
– Ладно, Ракета – вряд ли, – соглашаюсь я, – но Грут точно готов.
Она смеется, но серьезное выражение тут же возвращается на ее лицо.
– И что мне делать?
– Присоединяйся к нам. Найди ответы, и тогда поступай, как посчитаешь правильным.
Гамора вздыхает и взбалтывает «тимоти» в бокале.
– Знал бы ты, как все это для меня непривычно.
– Что именно?
– Я – злодейка и убийца. Мне непонятна, чужда вся эта дрань про дружбу, доверие и преданность.
Ее внезапная открытость и беззащитность едва не заставляют меня взять ее за руку. Я вижу, как ей тяжело.
Этот момент – не романтический, как бы мне ни хотелось, но гораздо более важный.
Гамора выпрямляется и встряхивает головой. Она такая красивая.
– Ладно, убедил, – объявляет она. – Пойдем разыщем ребят.
– Вот и славно, – киваю я.
Она снова наклоняется и тычет в меня. Только меча в руке не хватает.
– Ничего им не говори, ясно? Никогда. Ни при каких обстоятельствах.
– Идет.
– Если они узнают, то…
– Их разочарование будет настолько глубоким, что тебе придется их убить. Понимаю. Не хочу стать причиной их смерти.
– Договорились. Идем.
Я рад, что неловкий момент позади. Гамора вновь стала прежней. Ее жизнь вернулась в прежнее, суровое русло.
В этот миг пространство рядом с нами мерцает и искажается. В пелене причинно-следственных мембран, на круглой грамосианской табуретке в дальнем углу бара возникает матово-черный галадорский косморыцарь.
Он вооружен. Он пристально осматривает помещение огненными глазами и замечает меня.
– Опять он! – кричу я.
– Вы встречались? – настораживается Гамора.
– Да! – отвечаю я.
Она одним глотком допивает «тимоти», встает и вынимает мечи из ножен.
– Больше не повстречаетесь, – обещает она.
