– Папа, ну что еще ты хотел бы сделать? Может, мы что-то упустили? Какие у тебя есть желания перед тем, как ты нас покинешь? – спросила я, с грустью и болью наблюдая, как тяжело и надсадно дышит отец.

Его глаза наполнились слезами.

– Я был на Гранд-Каньоне шесть раз. Люблю цифру «семь», она счастливая. А Гранд-Каньон – мое самое любимое место на земле.

– Тогда свалим отсюда и прокатимся с тобой в последний раз?

Его глаза мгновенно заблестели, лицо порозовело, казалось, даже дыхание стало легче.

– А что у тебя с работой, Барбара? У тебя есть деньги на поездку? И как я выберусь из этой поганой больницы? – спросил отец.

– Папа, я не могу не поехать. Если я не выполню твоего последнего желания, я себе этого не прощу, – ответила я.

– Так чего же мы время теряем?! Иди ищи доктора! – воскликнул отец, чей голос становился все сильнее и звонче.

Я отыскала доктора Пирса и рассказала ему о наших планах. Доктор неодобрительно покачал головой.

– Вы, видимо, хотите привезти вашего отца назад в гробу, – сказал он.

– Пап, ты не возражаешь, если я тебя привезу в гробу? – со смехом спросила я.

– Да сбросьте меня прямо в каньон, никаких проблем, – так же весело ответил отец.

– Я вам не советую никуда ехать, – возразил доктор Пирс, – и из больницы вас не выпишу. Без моего разрешения вам придется отсюда бежать, если вы, конечно, на такое отважитесь. Прошу вас, пожалейте своего отца. Он очень болен.

Я быстро собрала папины вещи, мы вышли из палаты и вскоре оказались на улице. Дул холодный декабрьский ветер, и щеки отца порозовели. Он тут же заявил, что от свежего воздуха ему лучше. Я подозревала, что его щеки порозовели от холода, а не от того, что ему стало лучше, но он настаивал, что уже давно так хорошо себя не чувствовал. На его губах сияла широкая улыбка, плечи распрямились, и даже походка стала менее шаркающей. Мне казалось, что человека, которого я неделю назад привезла в больницу в ужасном состоянии, буквально подменили.

Утро второго декабря выдалось ясным. Я уложила наши вещи в машину, помолилась св. Иосифу, чтобы наша поездка прошла удачно, и в шесть часов мы тронулись в путь. Открою вам секрет – Гранд-Каньон был не только папиным любимым местом, но и моим!

Через два часа мы решили остановиться на завтрак в местечке Каламазу в Мичигане. Папа заказал себе яичницу с беконом. Он устал от ватного хлеба и разбавленного апельсинового сока, которые подавали на завтрак в больнице.

– Нормальные мужики едят мясо и картошку, – безапелляционно заявил он.

Папа не только съел свой завтрак, но и успел поболтать с людьми за соседними столиками, пытаясь найти для меня жениха.

– Она слишком много времени проводит одна, – говорил он, кивая в мою сторону. – Надо эту проблему как-то решать.

У моего папы было прозвище Веселый Арчи. Он всегда умел найти общий язык с людьми, а в том кафе просто превзошел самого себя. Физически он находился не в самой лучшей форме, но чувство юмора у него оставалось прежним.

Мы сели в машину и начали распевать наши любимые песни в стиле кантри. Удивительно, еще вчера отец едва дышал, а сегодня пел во все горло.

Потом он захотел остановиться в пещерах Мерамек. Мы с восхищением осмотрели разноцветные сталактиты и сталагмиты, удивляясь красоте, которую создал Господь.

Но отец принимал мочегонное средство, и мне тоже не хотелось уходить далеко от туалета, поэтому мы не стали углубляться в пещеры и остановились в начале. Отец заговаривал с другими туристами.

– А вы откуда? – интересовался он. – Движение какое плотное, а?

Веселый Арчи находил общий язык со всеми.

В Оклахоме папа попросил найти магазин ковбойской одежды. Он хотел купить костюм и красную рубаху с кистями и вышивкой, чтобы его в этой одежде похоронили. Ему нравился красный цвет. Мы купили все, что ему хотелось.

Мы проехали через северный Техас с его огромными ранчо. Потом начался штат Нью-Мексико, где невиданные красоты открывались за каждым поворотом, но дороги в этих местах были опасными. Наконец, мы добрались до гостиницы Best Western в Альбукерке. Снег был таким глубоким, что три дня мы не могли никуда двинуться. Отец начал нервничать.

Он проложил новый маршрут, и на следующий день мы выехали на юг в сторону Тусона. Папа сказал, что должен попрощаться с пустыней, особенно со своими любимыми кактусами сагуаро.

Мы остановились в мотеле, и папа решил принять ванну. Я заказала обед в номер. Когда еду доставили, я постучалась в дверь ванной.

– Папа, пиццу принесли, – сообщила я.

– Помогите, вот мрак! – послышалось из-за двери. «Мрак» было любимым выражением отца, которое он использовал в моменты раздражения. В его голосе звучала паника.

– Папа, все нормально? Что случилось? – испуганно спросила я.

– Я в ванне застрял, не могу выбраться!

Я открыла дверь и увидела, что папа застрял в маленькой ванне плечами. Его ноги были согнуты в коленях и упирались в раковину. Я намылила плечи отца мылом и потянула его, захватив за подмышки. Я даже налила в ванну массажного масла, чтобы его вытащить.

– Папа, черт возьми, вылезай, а то придется пожарных вызывать!

– А вот пожарных нам точно не надо, – отрезал отец. Я начала паниковать и даже позвонила на ресепшен, но отец в конце концов выбрался из ванны сам.

– Я вылез! – закричал он. – Отбой, не надо никуда звонить!

Я расхохоталась. Мне и сейчас смешно, когда я вспоминаю об этом эпизоде.

На следующий день мы доехали до южной оконечности каньона, и отец чувствовал себя счастливым. Это был незабываемый день. Я сделала много фотографий отца. Его лицо выражало полнейшее блаженство. Через две минуты после того, как я отщелкала фото, отец упал на землю. Его лицо посерело, на лбу выступили капли пота, и дыхание стало надрывным и затрудненным. Он не мог говорить, и его пульс едва прощупывался.

– Папа, ты слышишь меня? – кричала я.

К нам на помощь подбежало несколько человек. Кто-то по телефону вызвал «Скорую». Мы довели отца до машины и поехали в ближайший мотель. Он наотрез отказался, чтобы его забирала «Скорая». Три дня он отлеживался в мотеле и собирался с силами для дороги назад. Перед отъездом он попросил меня еще раз отвести его к каньону.

По пути домой мы вели себя гораздо спокойнее. Не горланили песен и даже мало говорили. Через три дня в пути отцу стало лучше.

– Давай остановимся у Джин и Луизы в Арканзасе, – сказал он.

– Зачем? Ты не в том состоянии, чтобы у них гостить!

– Нет, мы всегда к ним заезжаем после каньона, – заупрямился отец.

Джин и Луиза были его двоюродными братом и сестрой. Отец дружил с Джином, когда они были детьми. Луиза была очаровательной, талантливой и очень веселой. Два дня мы провели у них, слушали музыку, вспоминали былое и играли в карты. Отец снова был в прекрасном настроении.

Когда мы уже подъезжали в Цинциннати, отец захотел сесть за руль.

– Остановись, – приказал он. – Я хочу сам повести машину.

Он доехал до нашего дома.

После этого путешествия он прожил еще девять месяцев.

Я помню последние слова, которые отец сказал мне, моей сестре Кэйти и брату Джерри: «Я тебя люблю! И тебя люблю! И тебя!» Он посмотрел на каждого из нас с любовью и гордостью.

После того как мы выполнили все его последние желания, отец умер. Мы похоронили его в ковбойском костюме и красной рубахе, как он и просил.

Каждые пять лет мы все вместе ездим на Гранд-Каньон, чтобы почтить память отца.