Глава 6

— Да все, что вы запланировали, снимать еще неделю! — дружно возмутились и Брэндон, и фотограф. Аристократы из ближайшего окружения принца молчали — должно быть, рабство у нагов вспомнили. И тем не менее, судя по выражению на породистых физиономиях, были всецело на стороне наследника.

— Ваше высочество! А вы быстренько, — стала уговаривать я. — Поверьте, мы в долгу не останемся! Пирожочков напечем! Блинчиков…

И получилось у меня так льстиво-льстиво. Ну чистый подхалимаж. Джулиана смотрела на меня удивленно. Наверное, в ее картине мира пирожками соблазнять наследника престола было… как-то неправильно. Но я-то прекрасно знала, что это подействует. И добавила соблазна:

— А пирожочки будут с разными начинками. Горяченькие…

— Ладно. — Брэндон кивнул как завороженный.

— Завтра будем снимать танцы — я и принесу!

— Мы тоже придем! — решительно шагнули аристократы.

С мыслью о том, что Каталина меня убьет, я подхватила Джулиану под руку и удалилась. Сообщив, правда, молодым людям, что сейчас снимем верховую прогулку — и на сегодня все. Репортаж с побережья можно сделать и завтра-послезавтра. Я ж не зверь какой!

— И тогда у нас остаются снимки в кругу семьи, в Академии и что-нибудь интересное, с фейерверком, — радостно шепнула я Джулиане.

Пока мы не ушли из дворца, я записалась в приемной императора на аудиенцию завтрашним утром.

— Надо предупредить, что нам нужны также снимки с участием его величества.

А дальше нас ждала редакция — сегодня был четверг, следовательно, ночью второй выпуск газеты «Имперская правда» должен отправиться в типографию.

— Вот объясните мне — это что? — гневалась мама.

И мы поспешили в кабинет, где она общалась с подчиненными.

Мама была прекрасна. Со вздернутым вверх подбородком, аккуратно убранными серебристыми волосами, в белоснежной накрахмаленной блузке и длинной темно-синей юбке по фигуре, чуть расклешенной книзу, с высокой талией. Мама осторожно, потихоньку, но все-таки осваивала имперскую моду — и ей невероятно шло.

— У меня два десятка статей! И все про одно и то же: мужчина спрыгнул с моста, спасти его не удалось. В окрестностях Роттервика обнаружили банду — есть пострадавшие. Банк «Имперский Золотой», возможно, стоит на грани банкротства. Целители не смогли спасти ребенка, упавшего в ущелье в Западной провинции. И так далее, и тому подобное!

— Но это же все правда, — попытался ей возразить мужчина постарше, предварительно оглядев своих коллег и осознав, что всеобщая поддержка на его стороне.

Наивный!

— Правда?! — рассердилась мама. — Членов банды уже схватили охраняющие тот участок дороги ветераны. Бандиты дожидаются суда — где это? Про мужчину, что бросился с моста, не знаю. А вот про то, что пьяных подростков, упавших в ущелье, было девять человек. Из них спасли восьмерых — это даже мне известно. Почему такой странный подход к подаче информации? И каким образом он относится к правде, за которую вы все так ратуете?!

— И как быть? — спросил другой журналист, помоложе.

— Переписывайте, — голосом строгой учительницы, дающей двоечникам последний шанс, сказала мама. — И на будущее: если хотите работать в газете миледи Вероники, дважды проверяйте предоставляемую вами информацию!

— Но половина материала — это тексты внештатников!

— Кто у нас с ними работает? — рыкнула мама на незнакомого мне пожилого дядечку.

— Понимаете, новости про разбой, грабеж и убийства продаются лучше.

— Конечно, — не стала спорить с очевидным мама. — А еще новости про покушения и заговоры. Но если силовые ведомства справляются с ситуацией, почему мы должны делать вид, что они не работают? Такого не будет.

Повисло молчание.

— У кого-нибудь ко мне есть вопросы? — поинтересовалась маменька.

— Миледи Журавлева, — спросил у нее журналист постарше. — Вы говорили, что возможно будет взять интервью у высокопоставленных вельмож.

— Будет возможно, — кивнула величественно мама. — Миледи Вероника этим вопросом как раз занимается.

— За пирожки, господа, — сказала я многозначительно, — в империи Тигвердов возможно все.

На этом мужчины вышли из матушкиного кабинета.

— А я взяла Вилли работать в редакцию посыльным, — похвасталась мама уже своим, не учительским голосом.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я. Мне стало немного стыдно. Как же за всеми этими событиями я не подумала о работе для своего маленького друга. — Надо только, чтобы он учебу не забросил. Джон пристроил его в ту же школу, где у его друзей сыновья учатся.

— Как-нибудь выкрутимся, — улыбнулась мама. — А мальчишка хороший.

Я кивнула.

— Слушай, дочь! — взглянула на меня строго-строго главный редактор. — А где кроссворд для последней страницы?

— Ой! Забыла! — ахнула я.

— Ты народ подсадила — ты и разбирайся! А то что ж получается — какая хозяйка, такие и работники? Неорганизованные! Все! Только Джулиана и Луиза умнички. И я молодец! А вот остальные!

Мы расхохотались, и я понеслась трудиться.

Отловила Вилли, сунула ему деньги и велела бежать в книжный магазин за энциклопедиями. Затем принялась расчерчивать квадратики на листе бумаги. Это мне развлечение на полдня точно. С другой стороны, сама виновата, не надо было тянуть.

К вечеру меня из-за стола вытянул Ричард.

— Пойдем домой, неугомонная ты моя! — распорядился он.

— Сейчас, — кивнула я. — Еще два слова — на «Т» и «С».

— «Тигверды» и «солдаты».

— Очень смешно.

— А тебе из какой области надо?

— Из мирной.

— Цветочки-бантики?

— Драгоценные камни, книги, города…

И тут я кое-что вспомнила:

— Ричард, кто такие тикуны?

— Что?! Где ты этого набралась? Ты где была? С кем?! — началось…

Допрос с пристрастием, рычанием и огненными искорками в черных очах! Красота!!! Пришлось рассказывать все как есть. И про разноцветных пушистых даггов, и про синюю маргаритку, и про ребристые обожженные деревья. Отчитываться, оправдываться, успокаивать, прикрываться наследником, обещать блины и… много чего обещать…

Как я и предполагала, тикуны — это клопы. Живут в коре не особо ценных древесных пород, из которых и строят свои жилища бедняки. Сам по себе тикун не опасен, и даже деревья он не ест — просто там селится. Но людей кусает — от страха, впрыскивая под кожу мизерную дозу яда. Яд для жизни не опасен, но зуд и покраснения вызывает.

Ричард пытался меня отговорить, намекая на то, что упоминание об этом насекомом не совсем принято в светском обществе, но я решительно отвергла подобный снобизм. Представила, как Вилли радостно вписывает в колонку знакомое слово, и решила, что все делаю правильно.

— А на «с»? — Я подняла глаза на Ричарда. Ох… Как же хитро он улыбается…

— Сойки — подойдут? Добьем местную аристократию сельской экзотикой! — Принц хохотал.

— Сойка — это птичка? — Я обрадовалась, услышав знакомое слово.

— Сойки — это цветы, Ника! И я думал, они твои любимые, раз тебе так понравилась та картина. Я даже букет приготовил, но потом пришлось искать подснежники.

Я вспомнила любимую картину, что написала Джулиана, и ярко-синие маленькие цветочки на ней. Годится!

— Все! — захлопала я в ладоши. — Ричард, а где ты нашел подснежники, ведь не сезон был?

— Для влюбленного мужчины нет ничего невозможного, — очень серьезно ответили мне.

— Пойдем, — попросила я.

Мы вместе отнесли кроссворд маме. Она кивнула, улыбнувшись, поглядела на Ричарда. И отпустила меня домой.

— А вы? — удивленно посмотрел на нее ненаследный принц Тигверд.

— Ну нет! Пока все сделано не будет как надо — я отсюда ни ногой!

Я хотела сказать, что тоже не пойду. В конце концов, кто всех взгоношил! Но споткнулась о матушкин взгляд и удалилась.

— У тебя удивительная мама, — тихо проговорил Ричард. — Чем-то похожа на мою. С ней рядом тоже тепло.

— Расскажи о своей маме, — попросила я. А сама вспомнила наброски, что видела в альбоме у Джулианы. Надо попросить, чтобы она и для нас портрет Милены Рэ написала. Интересно, я бы понравилась маме Ричарда?

— Ты бы ей понравилась, — эхом отозвался на мои мысли Ричард. — Она ценила искренность. Мама и сама была такой — прямолинейной, честной. Говорила всегда только то, что думала. Все как есть. Вот только говорила редко и мало. Она была тихая, молчаливая. Часто — грустная.

Он потер лоб и вдруг неожиданно светло улыбнулся:

— Мама учила меня… без слов. Либо показывала что-то, либо просто клала ладонь на лоб — и я знал, что она хочет сказать. Или видел сон, в котором чему-то учился…

Мне вдруг стало очень грустно. Что-то заныло в груди, больно сжало в висках и очень-очень сильно обожгло палец с перстнем. Буквально секунда — и все прошло. Так же внезапно, как и началось.

Мы шли пешком по вечернему Роттервику. Людей было мало, в воздухе сладко пахло цветущими деревьями. Запах был свежий, весенний. Так пахнет, когда цветут те самые деревья, в парке у дворца.

Под этим деревом мы встретились когда-то. Осенью. Интересно, как они называются, эти деревья? Надо все-таки добраться до атласа в библиотеке.

— Пойдем поужинаем? — прервал мои мысли Ричард. Я и не заметила, что мы подошли к ресторану «Зеленая Цапля».

— Может, дома? — Я поежилась, вспоминая помпезность этого роскошного места. — Дома как-то… уютнее.

— Ника, — меня нежно, но крепко обняли за плечи, развернули к себе, — ну неужели ты думаешь, что я за это время тебя не выучил?! Мы не пойдем в этот ресторан. То есть пойдем, но не совсем туда, куда ты ожидаешь. Во-первых — это сюрприз, который, я надеюсь, тебе понравится.

— А во-вторых? — Я совсем напряглась.

— А во-вторых — дома нет ни еды, ни слуг… никого.

— Даже Флоризеля?

— Он в поместье с Джоном — с ним все будет в порядке, не волнуйся. Просто я хочу, чтобы мы были только вдвоем.

— Я тоже…

После долгого поцелуя я мало что соображала — просто семенила за Ричардом, который, крепко сжимая мою ладонь, тащил меня за собой. День был тяжелый, вечер поздний. Я украдкой зевала и, честно говоря, предстоящим романтическим ужином интересовалась мало. Тем более что есть не хотелось. Совсем. А хотелось… Домой хотелось.

Мы прошли огромную залу того самого ресторана, где уже были когда-то. Ричард о чем-то пошептался с метродотелем, и мы стали спускаться вниз по винтовой лестнице. Лестница была очень красивая — ажурные воздушные перила с изображениями цветов и птиц, белоснежный мрамор с розоватыми прожилками. Спускались довольно долго. Наконец мы вошли в маленькое полуподвальное помещение. Там были изящные кованые столики, выкрашенные мятным цветом стены и огромное количество птичьих клеток! Клетки были разных форм и размеров — от совсем маленьких, плетеных до больших и очень красивых. Клетки были и золотые, и серебряные, кованые, плетеные, но в каждой из них сидели маленькие ярко-зеленые птички. Их было так много, что, если бы они разом стали петь или чирикать, услышать друг друга было бы невозможно. Но, к счастью, птички молчали. Больше всего они были похожи на ярко-зеленых воробьев. Ну или на растолстевших канареек. И тут я догадалась, кто это:

— Ричард! Это… Зеленые цапли?

— Да, любимая. — Ричард смотрел на меня очень вдохновенно и романтично, а я… Я хохотала до слез, настолько зеленый воробей был не похож на цаплю. Наверное, я сильно испортила красоту и торжественность момента, но ничего не могла с собой поделать. Ричард терпеливо ждал… Я успокоилась, но дала себе слово как-нибудь показать Ричарду, как выглядит в моем мире цапля, — тогда он меня поймет. И простит. Я хихикнула последний раз, когда к нам подошел сам хозяин.

— На сегодня вы закрыты — я хочу, чтобы мы с миледи остались вдвоем. Бутылку «Зеленой цапли», любику для птиц, какой-нибудь легкий десерт для нас.

— Открыть клетки? — Мужчина улыбнулся. На мгновение показалось, что он мне подмигнул. Хотя, наверное, это от того, что я смеялась до слез — вот и показалось.

— Да. И оставьте нас вдвоем.

— Конечно, милорд.

— Ричард… А почему они не поют? И зачем ты приказал открыть клетки? Мы их будем кормить? А они не улетят? Это что, какой-то имперский обычай, да?

Ричард смотрел на меня и улыбался. И от этого взгляда стало так тепло, так радостно. Перстень снова обжег палец — но совсем не больно, чуть-чуть.

— Интересно, сколько вопросов подряд ты способна задать? Надо будет как-нибудь посчитать…

— Интересно еще и то, что ты так и не ответил ни на один! — Я требовательно уставилась в черные глаза.

Тем временем нам принесли маленький пузатый пузырек с чем-то густым и ядовито-зеленым, две вазочки с нежно-розовым кремом, два очень красивых бокала и небольшую корзиночку с ягодами, напоминающими плоды боярышника. Крышка с легким хлопком открылась, и густое зелье разлили по бокалам. Честно говоря, выглядело немного жутковато. Я сразу вспомнила сказки про то, как злые колдуньи варят в котлах всякие нехорошие зелья, кидая туда сушеных мышей и прочую пакость. И вот это самое зелье в моем мире изображалось чаще всего именно так — нечто густое и зеленое. С другой стороны, в моем мире и цапли выглядят по-другому, так что не будем торопиться и делать поспешных выводов. Ричард тем временем уже поднял свой бокал, приглашая и меня сделать то же самое.

Я поднесла бокал к лицу, вдохнула аромат — и пропала… Что бы это ни было, но пахло оно восхитительно! Чем-то сладким, свежим, дурманящим. Что-то свернулось пушистой кошкой в области живота и рассыпалось бабочками в голове. Я уже хотела попробовать, но Ричард мягко коснулся щеки, чем вернул меня в этот мир.

— Подожди, любимая. Ника — ты любишь меня?

Ну вот, приехали. Видимо, у имперцев так принято делать предложение руки и сердца.

— Так не делают предложения руки и сердца — так проверяют любовь!

Нет, все-таки он читал мои мысли! Второй раз за вечер — это уже не совпадение, это уже закономерность.

— Ты решил меня проверить?

— Нет-нет, успокойся. Я не хочу тебя проверять. Я уверен, и именно поэтому привел тебя сюда, чтобы кое-что тебе показать. Но чтобы волшебство случилось и порадовало женщину, которая мне дороже всего на свете, эта женщина должна ответить на вопрос. Ника, ты меня любишь?

Я задумалась, расслабилась и заглянула внутрь себя — как тогда, в пустоте между мирами. Были моменты, когда я не верила в происходящее, когда я не позволяла себе даже думать об этом серьезно. Были — когда я решила, что все кончено, и старалась забыть. Были злость, обида, боль. Страсть. Желание. Но — да. Я любила. Все это время и с первой секунды нашей встречи — я любила его. А посему ответила с улыбкой и легким сердцем:

— Да!

— Я тоже тебя люблю, Ника. Я люблю тебя! А теперь — пей! До дна! — Ричард подмигнул мне и зажмурился, делая большой глоток.

Поскольку зажмурился он явно от удовольствия, я не стала долго себя уговаривать и залпом выпила… божественный нектар. По-другому не скажешь — настолько это было вкусно!

И в ту же секунду птицы запели. Они пели, а их грудки постепенно становились ярко-алыми. В тот же миг клетки распахнулись, птицы стали вылетать, кружить над нами и угощаться ягодами из корзинки. Ричард насыпал любику мне на ладонь, и я кормила их с руки.

Мы смотрели друг на друга, кормили зеленых птичек и были абсолютно счастливы.

Постепенно все стихло — зеленые воробьи замолчали, расселись по клеткам, которые захлопнулись сами собой, и алые перышки стали гаснуть, будто пламя свечи. Через какое-то время имперские цапли снова стали зелеными. Я не отрывала от них глаз, не могла прийти в себя от увиденного и пережитого.

Ричард вложил в мои пальцы маленькую ложечку, помог зачерпнуть из вазочки и отправить в рот что-то легкое, розовое и воздушное. Мусс был очень вкусный — нежный, с кислинкой.

— Вкусно! Ричард… спасибо. Это незабываемо! Эти птички — они…

— Вкусно, согласен, но с твоими блинчиками не сравнить! — вздохнул милорд Тигверд. — А зеленая цапля — птица, которую еще называют «спящая красавица».

— Почему?

— Не заметила? Посмотри на них внимательно.

Я присмотрелась — птицы спали! А Ричард продолжал рассказывать:

— Птицы реагируют на магию любви. Если двое искренне любят друг друга — случится чудо. Зеленые цапли проснутся, запоют, и их грудки станут алыми. Если же нет — будут спать. Поскольку в империи браки в основном заключают по расчету, в этом ресторане редко такое увидишь. Вон — сбежался весь персонал.

Ричард кивнул в сторону открытой двери. Там и правда стояли, наверное, все работники ресторана и даже посетители верхней залы. Лица у них были такими восторженными, что они даже не отреагировали на то, что их заметили. Мы с Ричардом рассмеялись.

Пока мы шли домой — обнимались, как школьники, не обращая внимания на малочисленных прохожих. А что? Требования имперцев к приличиям соблюдены: я в шляпке и в перчатках. А что обнимаюсь с любимым мужчиной — так не их дело!

Перед самым порогом дома Ричард меня поцеловал. Подхватил на руки. Дверь распахнулась — дом словно приветствовал нас, соскучившись.

— Это в вашем мире есть традиция перенести жену через порог своего дома? — прошептал мне на ухо Ричард.

Он донес меня до спальни. Уложил на кровать. Нежно коснулся пальцами щеки — я потянулась за лаской, как котенок. Он кончиками пальцев поднял подбородок, заставляя смотреть в глаза, — лично я такое терпеть не могла, но сегодня ему и это было можно. Ричард чуть улыбнулся — и медленно склонился к моим губам.

Я задрожала в предвкушении. Ну же… Давай… Поцелуй меня, а я выгнусь тебе навстречу и сойду с ума в любимых руках. Запущу руки под одежду, пройдусь вверх по мышцам спины, оглажу плечи, сожму ключицы — тебе ведь это нравится. Потом запутаюсь в светлых жестких волосах…

Услышу свой стон… И вторящий, как эхо, — твой!

И во Вселенной останемся только мы с тобой. Да еще, может быть, этот старый дом, который радуется за нас.