Глава 9
Ричард открыл портал, и мы снова оказались в городском доме, где никого не было.
А я вдруг подумала, что хочу дочку. С такими же глазами, как у любимого мужчины. Ну и с моим ангельским характером. После таких страстных, сладких ночей дети и должны появляться на свет.
О чем я и сообщила Ричарду, как только смогла разговаривать. И, как выяснялось, зря…
Он странно на меня посмотрел и сказал осторожно:
— После свадьбы — со всем возможным прилежанием…
— Что это значит?
И тут на меня словно ушат холодной воды вылили:
— Ника, ты что, правда не понимаешь, что быть незаконнорожденной — это клеймо?
— И что же ты делаешь, чтобы не было нежелательной беременности?!
— Как что? — удивился Ричард. — Плету заклинание, конечно.
— Значит, все эти месяцы, когда я надеялась, радовалась каждому дню задержки — ты просто делал так, чтобы ничего не было?
— Да, — спокойно ответил он.
— Ничего не сказав мне, не спросив о том, что я думаю по этому поводу?
— Ника, мы же не женаты!
— Это что — рычаг воздействия?
— Нет. Это забота. Ника, это правда. И я не понимаю, почему от тебя разливается такая горечь, такая тоска.
— Мне надо побыть одной, — поднялась я.
— Конечно, — вскочил он с кровати. — Но, Ника, объясни. Пожалуйста.
— Потом.
И я пошла к двери. Перед тем как выйти, обернулась и спросила:
— А как же тогда на свет появился ты?
— В магии имеет значение желание сильнейшего. Я так понимаю, что мама настолько сильно любила отца, что решила — пусть останется хотя бы ребенок. Раз уж им не быть вместе.
— Но император — сильнейший маг. По крайней мере, мне так говорили.
— Среди стихийцев — безусловно. Но Милена Рэ была чкори.
— А ты, я так понимаю, — и чкори, и стихиец?
— Да, так же как Рэймская и Рэм. — Ричард отвечал деловито и искренне, совершенно не замечая моего сарказма, и от этого почему-то было еще больнее.
— Понятно. Значит, у меня никаких шансов…
Тихо закрыла за собой дверь. И отправилась бродить по дому. Наверное, еще месяц назад, услышав такое, я бы хлопнула дверью. Но после того, как мы побывали сначала у русалки, потом в Пустоте, я стала бережней относиться к нашей любви. К тому же умом я понимала: Ричард абсолютно прав. Нам не до ребенка — подосланные убийцы, заговор. Заклятие, которое на Ричарда наложили. Потом — всю зиму — вообще не пойми что, да и сейчас, если честно, не лучше. Кто-то же убивает женщин, похожих на меня, переодевая их в синие платья!
Но, наперекор всем здравым мыслям, было горько. Я открыла дверь в первую попавшуюся комнату — городского дома я совсем не знала. Добрела до кровати и без сил упала на нее.
— Ника, — Ричард очутился рядом со мной. С цветами — маленькими, синенькими… — Прости, я понимаю, что поступаю невежливо… Что так делать не положено… Если жена аристократа сказала, что хочет побыть одна, — верх бестактности ее тревожить… Но я не могу.
Он вложил мне в руки букетик и тихо сказал:
— Пожалуйста… Прости меня.
Мы обнялись и заснули.
Утром он перенес меня обратно в поместье, нежно поцеловал и исчез.
Когда я открыла глаза, первое, что увидела, — синий букетик в стакане с водой. Над ним на стене висел точно такой же, только нарисованный на холсте. И я простила…
То, что меня обидело, было даже не результатом воспитания, нет. Это было… следствием другого сознания. А то, что в стакане стоял букетик тех самых цветов, что нарисовала когда-то Джулиана… Это во всех существующих мирах называется и воспринимается одинаково. И ради этого стоит жить, понимать и терпеть.
Я вздохнула, умылась и побежала к мальчишкам с предложением отправиться гулять по Роттервику.
Рэм с герцогиней уже перенеслись в свое герцогство, Пашка и Феликс уже скучали, поэтому на мое предложение согласились.
— И к бабушке зайдем, посмотрим, как она обустроилась.
Парни согласились и на это — и мы пошли.
* * *
Дом родителей был прекрасен. Большой, уютный. Из серого камня с розоватым отливом. Высокие потолки, много места. Много света. Я поняла, почему и мама, и Наташа в него сразу влюбились.
— Посмотрите, какая замечательная гостиная! — Женщины проводили нам экскурсию по дому, а мальчишки бросали на меня недовольные взгляды — исподтишка, чтобы бабушка ни в коем случае не увидела. Но тем не менее взгляды были очень выразительные. Страдальческие. Пришлось их отпустить — пусть занимаются своими делами.
— Слушайте, — предложила я. — Погода замечательная! Пойдемте лучше гулять!
— А тебе можно? — строго спросила мама.
— Да, только охрану надо предупредить. Мы с Наташей хотели в книжный магазин зайти. И пироженок съесть в любимой кофейне.
Услышав слово «пироженки», Наташа метнулась в комнату за перчатками и шляпкой со скоростью, на которую обычно не способны женщины на сносях! Писательница, в отличие от меня, с удовольствием наряжалась в платья-ночнушки, они ей очень нравились. При этом она предпочитала исключительно сочные желтые цвета разных оттенков. Похоже, синие и желтые оттенки тканей во всей империи заказывали исключительно ради нас…
— Бегемот в стиле Джейн Остин готов! — спустилась вниз Наташа.
Мама все-таки предпочла остаться дома, а мы отправились.
— Ощущаю себя дирижаблем! — смеялась Наташа.
Я улыбнулась, но получилось, видимо, грустно. Наташа посмотрела внимательно, но промолчала. И мы вышли на улицу.
Яркое солнце делало ядовито-лимонное платье Наташи еще ярче, чем оно было на самом деле. На нас косились проходящие мимо строгие дамы в бежевых и нежно-персиковых платьях, шляпках и перчатках в тон, безмолвно намекая, что это просто… переходит все границы! Наташе сии границы были явно неведомы, ибо она гордо вышагивала по центральной улице, широко улыбаясь солнцу, небу, мне, показавшейся за углом любимой кофейне, ну… и встречным дамам заодно.
Мы зашли внутрь уютного помещения, заказали пирожных, кофе и апельсиновый сок.
— Вы знаете, я как автор фэнтезийных романов очень люблю хеппи-энды, — сказала вдруг Наташа. — И, посмотрев на вас с принцем Тигвердом издалека, не будучи даже посвященной во все перипетии вашей истории… очень хочу этого самого хеппи-энда!
— Этот мир наполнен волшебством, — улыбнулась я уже искренне. — Может, он вас и услышит…
— Надеюсь.
— А что вы хотите для себя? — спросила я отчасти потому, что мне действительно было интересно, отчасти чтобы сменить тему.
— Не знаю, — вздохнула она. — Пожалуй, что и ничего.
— Э, нет, — погрозила я ей пальцем. — Мы решили, что этот мир — волшебный. Значит, надо срочно захотеть для себя что-то хорошее. И оно исполнится.
— Хочу, чтобы ребенок родился здоровым. Чтобы все как-то устроилось, — задумчиво проговорила она.
— А себе?
Она скривилась.
— Одно время я хотела семью. Чтобы дом. Чтобы я ждала мужа, приходящего с работы. Чтобы дети. А потом… Как-то не получилось… Потом начались книги. Но… Это же просто сказки. Так, поразвлечь себя в минуту душевной невзгоды.
Наташа махнула рукой:
— Все эти годы я работала в школе, где вдруг стало очень тяжело. Очень. Наверное, дело во мне. С детьми надо работать на запале, на адреналине. Единственное, чего мне по-настоящему хотелось, — поменять свою жизнь. Полностью.
— Вы хотите сказать, что рады оказаться в империи?
— Конечно, я не думала, что все поменяется настолько глобально. Но пока все, что происходит, меня не огорчает. А вас?
— Мне надо увлечься чем-то интересным. Чтобы времени в сутках не хватало. Чтобы метаться и ничего не успевать. Чтобы спать без сновидений. Тогда я чувствую себя хорошо.
Я видела, как у Наташи на языке вертелся вопрос: «А как же Ричард?» — и была ей очень и очень признательна, что она мне его задавать не стала.
— После книжного магазина зайдем к Джулиане? Узнаем, как она устроилась, — предложила я. — Если вы хорошо себя чувствуете.
— Конечно зайдем, — улыбнулась писательница. — Хорошая девочка. И я от ее картин без ума.
— Миледи Вероника? — вдруг послышался женский голос. Такое впечатление, что здешних аристократок специально приучают говорить словно петь. Так чтобы каждая нотка голоса была прекрасна. Чтобы звучала нежность, а слушающий проникался той мыслью, что это счастье — когда с тобой заговорила герцогиня или маркиза. Меня лично это раздражало. Слишком нарочито.
— Герцогиня Борнмут? — посмотрела я на даму, что к нам подошла. Пришлось подняться. — Чем обязана?
— Ах, неужели вы, разгневавшись на нашу любезную маркизу Вустер за ее эпатажный прием, перенесли ваше недовольство и на нас с графиней Троубридж?
— Ни в коем случае, — широко и максимально искренне улыбнулась я ей. — Просто я несколько занята.
— Ах как интересно! Может быть, я смогу вам помочь?
— Каким образом?
— Вы позволите? — вдруг кивнула герцогиня на стул и заговорила нормальным голосом. Чуть надломленным и очень усталым.
— Прошу вас. — Теперь мне стало любопытно.
— Вы позволите говорить откровенно?
— Конечно.
— А ваша спутница?
— Я могу за нее ручаться.
Наташа кивнула:
— Могу, в свою очередь, гарантировать свою скромность.
— Мне придется вам довериться, — тихо проговорила герцогиня. — Дело в том, что наша семья в опале. Гнев его величества… он всеобъемлющ. Мой супруг — в отставке и под домашним арестом в нашем поместье. Сын — в Академии, без права ее покидать. Не только герцогу, но и мне не разрешается его посещать… Мы оказались в изоляции — как вы понимаете, императорский двор без жалости относится к тем, кто потерял расположение императора. Особенно если до этого пресмыкался перед моим супругом как перед одним из самых влиятельных аристократов империи.
— И что же вы хотите от меня?
— Я так поняла, что вы хотели от маркизы Вустер содействия в каком-то деле.
— Именно так.
— Могу предложить вам свою помощь. Не думаю, что окажусь менее компетентна в каком-либо вопросе, чем маркиза Вустер.
— И вы хотите мне помогать, потому что…
— Я хочу вернуть расположение его величества. Лично себе. Мой супруг ведет свою игру, и, кажется, он заигрался. Я не хочу оставаться в поместье один на один с отчаявшимся человеком. Я хочу видеть сына.
— Если я приму вашу помощь… у меня будут проблемы с родом Борнмутов? И с вашим мужем? Как вы понимаете, мы с ним и так недолюбливаем друг друга.
— Они примут мое решение. — В голосе герцогини послышались стальные нотки.
— Вы сможете работать вместе с баронессой Кромер?
— Смогу. В отличие от наших мужей, мы особо не общались, но и вражды как таковой между нами нет.
Я задумалась. Насколько мне надо видеть герцогиню перед собой и, говоря откровенно, впускать ее в ближний круг? Да еще и своим участием служить причиной того, что император Фредерик как вариант развития событий снимет с их семьи опалу? Насколько я помню, ареста для ее мужа добивался лично Ричард, и я категорически не желала хоть как-то мешать ему в его планах.
— Мне не принять этого решения, не проконсультировавшись с его величеством и ненаследным принцем Тигвердом. Простите.
— То есть если его величество будет возражать…
— Я буду вынуждена вам отказать. Это же относится и к возражениям со стороны ненаследного принца Тигверда.
— Они не очень-то дружны с моим супругом, — печально заметила герцогиня.
— Этот проект курирует его величество, поэтому без его дозволения я ничего делать не буду. А против желаний моего жениха я в любом случае не пойду.
— Я понимаю.
— Где мы можем встретиться, чтобы я смогла вам дать ответ?
— Давайте в этой кофейне.
— Завтра в это же время?
— Договорились.
Мы с ней поднялись одновременно.
Слегка склонили головы и распрощались.
— И как она вам? — спросила я у Наташи.
— Мне ее жаль. Ей правда не разрешают видеться с сыном?
— Скорее всего. Наследник рода выведен из подчинения Борнмутов и находится под личной опекой его величества.
— А что случилось?
— Это связано с Луизой и ее сыном Аланом. Ее покойный муж, барон Кромер, согласился подставить свою жену, обвинив в преступлении, которого та не совершала. Их сын, Алан, взбунтовался и организовал побег матери. Ну и свой заодно. А юный маркиз ему в этом помогал. Чтобы узнать, куда они сбежали, было совершено нападение на Военную Академию. Герцог сам допрашивал своего сына. Но тот, как я понимаю, друга не выдал.
— Мутная история.
— Согласна. И ведь до сих пор не ясно, кого они прикрывали. Барон Кромер погиб.
— Даже так…
— Ладно, давайте оставим эти печальные рассуждения и отправимся к Джулиане.
* * *
Мы подошли к высокому красивому дому в самом центре города. В нем снимали квартиры и мастерские художники, портнихи, ювелиры, шляпники.
Тут же, внизу, у некоторых из них располагались и небольшие салоны. Надо поговорить с Джулианой — может, ей тоже открыть небольшой выставочный салон? Наймем кого-нибудь продавать.
Дом был светлый и радостный — блестел до блеска вымытыми окнами, кокетничал цветами у крыльца и на подоконниках. На крыше — несколько застекленных башенок. Это как раз и были места под мастерские для художников. Одну из таких башенок сняли для Джулианы. И я восхитилась Фредериком: несмотря на свое недовольство самим фактом существования художницы, он сделал все, чтобы девушке было хорошо. Я попыталась представить, как выглядит небольшое помещение с огромными окнами по всему периметру от пола до потолка. Наверное, очень красиво… Захотелось как можно скорее это увидеть, и мы вошли в холл.
Просторное уютное помещение чем-то напоминало кафе: столики, стойка, откуда вышла маленькая кругленькая пожилая дама в ярко-розовом платье и шляпке в кремовых розочках. Мы с Наташей переглянулись и поняли: наш человек! И таким сине-лимонно-розовым цветником уселись пить чай, ответив согласием на радушное приглашение госпожи Стилл.
Кроме убийственного ярко-розового оттенка платья и неприлично большого количества розочек на довольно маленькой шляпке (и как они там все уместились?), в облике пожилой дамы ничего экстравагантного не было. Рыжеватые волосы, веснушки, курносый носик, голубые глаза и круглые румяные щечки. Госпожа Паша Стилл была смотрительницей этого дома — следила за порядком, оплатой аренды и, конечно же, знала обо всех своих постояльцах огромное количество пикантных сплетен. Узнав, что мы пришли к Джулиане, она только что не подпрыгивала от удовольствия и желания расспросить нас обо всем.
Мы с Наташей улыбнулись — настолько прозрачным было ее поведение. Еще бы, наша Джулиана — темная лошадка, о ней так просто ничего не узнаешь. Мы и сами-то знаем далеко не все…
Оказалось тем не менее, что художница успела подружиться с госпожой Стилл и даже подарить ей свою работу, которую нам с гордостью и продемонстрировали. Натюрморт висел тут же, над столиками.
Мы с Наташей ахнули — и когда она все успевает? Ведь наша журналистка занята практически с утра до вечера — статьи, интервью… Я постаралась представить, когда же художница написала эти розы, — ничего не получилось. Джулиана, Джулиана… Ты вообще спишь, девочка?
В том, что картина была написана специально для новой знакомой, не было никаких сомнений. Удивительно, но этот натюрморт был точной копией курносой старушки! Это был… портрет-натюрморт.
В небольшой вазочке стояло так много кремовых роз, что казалось, если смотреть на картину подольше, то станешь свидетелем того, как букет падает под собственной тяжестью. Вокруг цветов стояли блюдечки с воздушными пирожными, чашечки с ароматным чаем и даже взбитые сливки в прозрачных бокалах. Все это было написано настолько искусно, что не принять приглашение выпить чайку, а заодно и выложить все-все сплетни разом было ну просто невозможно! Магия….
— Джулианочка подарила, — улыбнулась женщина искренней и доброй улыбкой, не теряя при этом хищного блеска в любопытных глазках. И как ей это удается?
— Да… Удивительно! Чувствуется аромат свежезаваренного чая, цветов. Джулиана очень, очень талантливая художница! — восхищенно выдохнула Наташа.
А я подумала, что надо бы напечь лимонных плюшек и попросить Джулиану их написать. Поставим букетик каких-нибудь ярко-лимонных цветочков — и получится натюрморт для писательницы. Кстати, о цветочках:
— Скажите… А это — розы? — поинтересовалась я.
— Конечно, розы! Я их очень люблю! И розовый цвет!
— Мы заметили, — улыбнулась Наташа.
Пока мы все смеялись, я думала о цветах… Есть, оказывается, в империи совершенно обычные розы, ничем не отличающиеся от наших, только, может быть, не такие крупные. А есть — золотые лилии, огоньки надежды, синие-синие сойки… как же так?
— А где сама Джулиана? — спросила Наташа.
— Убежала, за красками! Джулиана всегда сама оттенки выбирает — не доверяет никому. А вот господин Рей — так тот все заказывает, ему посыльный приносит. А посыльный, мальчишка, говорит, дела у художника не очень — заказов мало, задолжал он им сильно за краски…
— А можно мы посмотрим ее мастерскую? — Поток сплетен необходимо было прервать, и я привстала, давая понять, что чаепитие пора заканчивать.
— Конечно — на самый верх и прямо. Джулиана никогда не запирает — я всегда здесь, я послежу. А один раз, зимой это было…
— Спасибо огромное! Пирожные просто восхитительны! Мы вернемся, и вы дадите мне адрес кондитерской — я неисправимая сладкоежка… — это уже Наташа попыталась исправить ситуацию, пока мы не скрылись, торопливо поднимаясь по лестнице наверх.
Я вошла в мастерскую… Да, это красиво — очень! Свет… Свет бил отовсюду, заливая собой мольберты, холсты, кисти, кувшины с цветами… Два натюрморта стояли в разных концах мастерской — корзина зеленых яблок с букетом из веток с набухшими почками, из которых кое-где уже начинали разворачиваться листочки, и прозрачный кувшин с вином рядом с какими-то незнакомыми мне фруктами. Разрезанный вытянутый плод внутри сверкал рубиновыми бусинами — вот что было в «Грезах на закате»!
Выставленные в качестве натюрмортов композиции радовали глаз, потому что все мольберты с холстами были закрыты белой тканью. От такого количества белых полотен было немного жутковато. Захотелось их сорвать.
— Как ты думаешь, если я только одним глазком взгляну на тот зеленый натюрморт с яблоками — ведь Джулиана не обидится? — И ярко-желтый бегемот решительно двинулся к своей цели. Протискиваясь между двумя мольбертами, Наташа даже не заметила, как случайно задела ткань…
Та легко и бесшумно скользнула на пол, и я вздрогнула, настолько игра света оживила ту, что была изображена на открывшемся портрете… Это была она — женщина, которая переворачивала ноты императору за роялем, та, что играла у костра с маленьким черноволосым мальчиком и огненной лошадкой. Это была Милена Рэ — возлюбленная Фредерика, хозяйка мрачного замка и удивительно красивого яблоневого сада.
Женщина на портрете была старше той, с кем я встречалась в сновидениях. Но это была она — смуглая кожа, огромные карие глаза, удивительной красоты тонкие длинные пальцы… перстень! На ее правой руке было кольцо с сапфиром — фамильная драгоценность рода Рэ.
Перстень на моей руке нагрелся и обжег так сильно, что хотелось кричать. Синие всполохи устроили в камне целый фейерверк. Я смотрела на портрет и не верила своим глазам — написанный на холсте камень искрился! Я поморгала и попыталась взять себя в руки. Это игра света или магия. Джулиана просто очень, очень талантливый живописец, она смогла это передать, вот и все…
Милена Рэ и Дарина Рэймская были очень похожи. Обе смуглые, с миндалевидным разрезом глаз… Но черты лица женщины на портрете были мягче, круглее, чем у герцогини. А глаза… В глазах были не решительность и бесстрашие, как у правительницы, а мудрость, печаль и… магия.
Ричард был прав… Если такая женщина захочет — ни один маг во Вселенной, какой бы он ни был могущественный, ни одно заклинание, каким бы сильным оно ни было, не помешают ей иметь ребенка от мужчины, которого она полюбила…
