Глава 11
Ваше слово, товарищ «браунинг»

К концу XIX в. в Российской империи усилилось противостояние различных социальных слоев, революционные идеи переустройства общества находили все большую поддержку. На стыке XIX–XX вв. в самой России и в среде эмиграции возникло множество революционных кружков и организаций, поставивших целью свержение самодержавия и взявших на вооружение силовые методы борьбы с правительством. Однако первое покушение на цесаревича Николая Александровича было совершено не революционерами и не в России, а в Японии 29 апреля 1891 г. Покушение, которое могло изменить ход российской истории, произошло в г. Оцу, расположенном неподалеку от древней японской столицы Киото.

Генерал-майор свиты князь В. Барятинский был свидетелем события и оставил о нем воспоминания: «Узкие улицы были наполнены народом, стоящим по обе стороны; впереди толпы, шагах в пятидесяти друг от друга, находились полицейские. Впереди цесаревича ехали губернатор и полицмейстер, сзади же принц Георг, принц японский Арисугава и потом вся свита, друг за другом, по одному в каждой джинрикше. Ехали довольно быстро. На одной из главных улиц полицейский нижний чин в форме внезапно подбежал сзади к экипажу Николая Александровича и нанес ему удар саблею по голове. Цесаревич выскочил вперед к стоявшей толпе, злодей обежал экипаж кругом с видимою целью догнать великого князя. В это время подбежал принц Георг и ударил злоумышленника палкою по голове, что побудило его обернуться к стороне принца. Тогда один из японцев, везший джинрикшу, сшиб его с ног, а его товарищ выхватил его же саблю и ударил его ею по шее, причинив ему сильную рану».

Опираясь на приведенные воспоминания, некоторые исследователи полагают, что наследника российского престола случайно спасли граждане, к охранным службам отношения не имевшие. Что касается принца Георга, по нашему мнению, это соответствует действительности. Однако в отношении японцев, бросившихся на покушавшегося, мы не можем быть столь категоричными. В Японии существовали древние традиции охраны важных особ, и мы оставляем за собой право считать, что перевозившие высоких гостей рикши были проверены японской полицией на благонадежность и, возможно, имели некоторую специальную подготовку. В практике работы секретных служб различных стран нередко применяется метод маскировки охранников под обслуживающий персонал. Поэтому не исключено, что рикши были не просто доверенными лицами полиции или замаскированными полицейскими, а сотрудниками одного из специальных подразделений охраны. Николай Александрович высоко оценил услуги своих спасителей и назначил им ежегодную пенсию в размере 1000 долларов (весьма значительная по тем временам сумма, особенно для Японии). Основные ошибки допустили те, кто обеспечивал безопасность на некотором удалении от эскорта цесаревича; они не должны были допустить приближения посторонних лиц к охраняемой персоне, да еще со стороны со спины.

В конце XIX в. в состав охранно-конвойных подразделений Николая II входили Собственный Его Императорского Величества конвой (четыре сотни), Сводно-гвардейский батальон и Рота дворцовых гренадер. Командные должности в них замещались путем перевода офицеров из строевых частей Кубанского и Терского казачьих войск и из гвардии после обязательной двухлетней службы. Образовательный ценз был высоким: принимались, как правило, офицеры, окончившие военные или юнкерские училища по 1-му разряду. Нижние чины принимались на службу после тщательного отбора, после 1899 г. непосредственным отбором рядовых занимались офицеры охранных подразделений. Общее руководство охраной российского императора и его семьи осуществлял дворцовый комендант. В 1896–1905 гг. им был П. П. Гессе. В его подчинении находилась Дворцовая полиция (гласная наружная охрана, 129 человек), возглавляемая Е. Н. Ширинкиным.

Правление Николая II началось спокойно. Большинство активистов революционных организаций, исповедовавших террористические методы борьбы с правительством, находились либо в тюрьмах, либо в эмиграции и реальной угрозы для безопасности государя не представляли. Поэтому оперативно-розыскная составляющая работы Дворцовой полиции постепенно снижалась. По сути дела, она стала выполнять классические полицейские функции в местах постоянного и временного пребывания императора: пропускной режим, поддержание общественного порядка, проверка политической благонадежности разных лиц и т. п.

Однако политическая обстановка только казалась спокойной. В тот же период происходили изменения в забастовочном движении. С 1894 по 1897 г. число стачек увеличилось с 77 до 258, а число их участников – с 38 000 до 70 000 человек. С учетом этих изменений в политической жизни страны 1 января 1898 г. из состава 3-го делопроизводства Департамента полиции был выделен Особый отдел. (Напомним, что чиновники отдела, с 1881 по 1898 г. входящего в состав 3-го делопроизводства, занимались перлюстрацией корреспонденции и аналитической обработкой секретных сведений.) Он стал центральным органом, осуществлявшим контроль над политическими настроениями в обществе. Основными направлениями его работы являлись: заведование агентурной работой; обобщение всей информации, полученной оперативным путем; систематизация антиправительственной литературы. Первым заведующим Особым отделом был назначен Л. А. Ратаев.

В Особый отдел были переданы: библиотека революционных изданий (5000 экземпляров), фототека (20 000 фотографий революционеров), именная картотека (карточки на 55 000 человек). Несомненной заслугой Ратаева явилась разработка номенклатуры дел, позволившая поднять делопроизводство на высокий уровень. Первоначально в штате отдела состояли 13 человек: начальник, 4 его помощника (делопроизводители), 6 канцеляристов и 2 машиниста. К 1902 г. штат увеличен на 4 человека. В момент создания основное внимание сотрудников отдела было направлено на студенческое движение. По мере активизации революционного движения все большее значение приобретал надзор за деятельностью социал-демократов (эсдеков) и социалистов-революционеров (эсеров).

Основными территориальными органами политического сыска на рубеже XIX–XX вв. оставались губернские жандармские управления. Главным их недостатком была плохая организация оперативно-розыскной деятельности, в первую очередь агентурной работы. Офицеры Отдельного корпуса жандармов, как правило, не имели соответствующей подготовки для работы с агентурой, за все время существования корпуса руководство не издало ни одного документа по этому вопросу. Офицеры корпуса, будучи по менталитету более военными, нежели полицейскими, относились к работе с секретной агентурой пренебрежительно. Усилия сотрудников губернских жандармских управлений направлялись на «производство дознаний и переписок». Однако оперативно-розыскную деятельность успешно осуществляли Московское и Петербургское охранные отделения, руководимые градоначальниками и курировавшиеся Департаментом полиции МВД. В 1900 г. создано также Отделение по охранению порядка и общественной безопасности в Варшаве.

Сам Ратаев был крайне недоволен работой местных жандармских управлений и охранных отделений, равно как и плохой координацией их деятельности со стороны Департамента полиции. В письме к своему другу С. В. Зубатову от 11 декабря 1901 г. он с горечью отмечал, что функции департамента сводятся лишь к тому, чтобы отпускать деньги. Местные органы политического сыска живут на его средства и при этом его игнорируют. Петербургское охранное отделение ведет свою линию, ротмистр Герасимов в Харькове – свою, полковник Бессонов в Одессе – свою. Рачковский играет собственную игру, а сам Зубатов пришел к убеждению, что с департаментом не стоит даже советоваться.

При всем этом наибольшие успехи органов политического сыска Российской империи в начале царствования Николая II связаны с грамотной организацией наружного наблюдения. В 1894 г. заведующему наблюдательным составом Московского охранного отделения Е. П. Медникову поручили создать Летучий отряд филеров. В состав отряда вошли 30 наиболее опытных сотрудников; к 1902 г. их было 50 человек, бюджет отряда составлял 32 000 рублей. Одновременно Медников оставался руководителем московской «наружки». Многие представители секретных служб империи прошли школу наружного наблюдения у Евстратки, как его называли за глаза. У Медникова учились С. В. Зубатов, А. И. Спиридович, В. Н. Лавров.

Спиридович впоследствии писал: «По деловитости, опытности и серьезности филеров, которые в большинстве брались из московских филеров, летучий отряд был отличным наблюдательным аппаратом, не уступавшим по умению приспособляться к обстоятельствам, по подвижности и конспирации профессиональным революционерам. <…>

Медниковский филер мог пролежать в баке над ванной <…> целый вечер; он мог долгими часами выжидать на жутком морозе наблюдаемого с тем, чтобы провести его затем домой и установить, где он живет; он мог без багажа вскочить в поезд за наблюдаемым и уехать внезапно, часто без денег, за тысячи верст; он попадал за границу, не зная языков, и умел вывертываться.

Его филер стоял извозчиком так, что самый опытный профессиональный революционер не мог признать в нем агента. Умел он изображать из себя и торговца спичками, и вообще лотошника. При надобности мог прикинуться он и дурачком и поговорить с наблюдаемым, якобы проваливая себя и свое начальство. Когда же служба требовала, он с полным самоотвержением продолжал наблюдение даже за боевиком, зная, что рискует при провале получить на окраине города пулю браунинга или удар ножа, что и случалось».

Значимые успехи в агентурной работе среди революционных организаций были достигнуты также и Московским охранным отделением. Во многом они связаны с деятельностью С. В. Зубатова. Этот человек, будучи вначале помощником начальника отделения Н. С. Бердяева, а затем начальником, настолько отладил агентурную работу и наружное наблюдение, что заниматься революционной деятельностью в Москве считалось безнадежным делом. В молодости увлекавшийся либеральной идеологией, Зубатов являлся отменным «людоведом и душелюбом»: зная особенности человеческой психологии, он исподволь выяснял моральные качества, степень убежденности арестованных революционеров и умело привлекал их на свою сторону. Зубатов считал абсолютно засекреченную внутреннюю агентуру главным средством политического розыска, а долгом «охранников» – быть в курсе деятельности оппозиционеров и революционеров и наносить неожиданные удары. Приведенные ниже его слова, обращенные к подчиненным, должны служить примером для каждого оперативника.

«Вы, господа, должны смотреть на сотрудника, как на любимую женщину, с которой вы находитесь в тайной связи. Берегите ее как зеницу ока. Один неосторожный ваш шаг – и вы ее опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.

Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы честно ни работал, всегда, рано или поздно, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте его на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему.

Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником, будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства».

Кроме агентов Зубатова и филеров Медникова оперативной работой в Московском охранном отделении занимались полицейские надзиратели. Они отвечали за осуществление надзора за политически неблагонадежными лицами и студенческой молодежью, занимались проверкой лиц, вызвавших подозрение. Надзиратели имели право ношения статского платья и должны были дважды в неделю докладывать обо всем в охранное отделение и получать новые распоряжения. Участковый пристав, сотрудники полиции и гражданские чиновники обязывались оказывать надзирателям всяческое содействие. Главными помощниками надзирателей являлись содержатели меблированных комнат, швейцары, ночные сторожа, дворники и т. п. служилый люд. Надзиратель проживал во вверенном ему районе недалеко от участкового полицейского управления и не мог без разрешения отлучаться.

Круг обязанностей и служебная деятельность полицейских надзирателей регламентировались не подлежавшей оглашению «Инструкцией полицейским надзирателям при Отделении по охранению общественной безопасности и порядка в Москве», утвержденной московским обер-полицмейстером 10 марта 1897 г. (вы найдете ее в конце главы.) Одной из причин успеха московских спецслужб было хорошее взаимодействие начальника охранного отделения С. В. Зубатова и обер-полицмейстера Д. Ф. Трепова.

Руководитель Заграничной агентуры ДП Рачковский разделял взгляды Зубатова на агентурную работу. Отводя секретной агентуре «первенствующее место», он считал, что следует немедленно приступить к правильной организации внутренней агентуры с целью осуществления «рационального надзора» за оппозиционными элементами и придачи розыскной деятельности строгой системы. К месту сказать, что полицейские способности Рачковского высоко оценивались за рубежом. С. Ю. Витте писал: «Президент Французской Республики Лубэ говорил мне, что он так доверяет полицейскому таланту и таланту организации Рачковского, что когда ему пришлось поехать в Лион, где, как ему заранее угрожали, на него будет сделано нападение, то он доверил охрану своей личности Рачковскому и его агентам, веря больше полицейским способностям Рачковского, нежели поставленной около президента французской охране». Это если не единственный, то, несомненно, редкий случай, когда президент в собственной стране доверил жизнь иностранной службе при наличии и полной готовности отечественных служб. Он особенно ценен, если принять во внимание условия, о которых идет речь: Эмилю Лубэ серьезно угрожали. Поступок президента свидетельствует о полноте доверия к службе Рачковского и… о недоверии к собственным службам либо о боязни утечки информации из них.

До 1902 г. руководство МВД и Департамента полиции практически не реагировало на изменения в революционном движении: лица, занимавшие высшие посты в данных ведомствах, слабо разбирались в специфике политического сыска. Единственной реакцией директора Департамента полиции П. Н. Дурново в 1892 г. на записку Рачковского «О постановке работы органов сыска» была помета «читал». После него на посту директора к 1902 г. побывали четверо: Н. И. Петров (февраль 1893 г. – июль 1895 г.), Н. Н. Сабуров (июль 1895 г. – апрель 1896 г.), А. Ф. Добржинский (апрель 1896 г. – август 1897 г.), С. Э. Зволянский (август 1897 г. – май 1902 г.). Кроме Зволянского, никто из них не имел опыта не только оперативной работы, но даже полицейской службы. Министрами внутренних дел в тот период были: И. Н. Дурново (1889–1895 гг.), И. Л. Горемыкин (1895–1899 гг.), Д. С. Сипягин (1899–1902 гг.). Высшее политическое руководство Российской империи (и в первую очередь Николай II) не понимало или не хотело понимать, что политическая ситуация в стране по сравнению с предыдущим царствованием значительно изменилась.

1 марта 1898 г. в Минске состоялся 1-й съезд социал-демократических организаций, на котором была образована Российская социал-демократическая рабочая партия (РСДРП). В «Правилах поведения революционных социал-демократов», распространявшихся накануне съезда, содержались разделы «Корпус жандармов и организация шпионов» и «Поведение на свободе», знакомившие революционеров с некоторыми методами работы полиции и жандармерии, правилами конспирации и обеспечения личной безопасности. В. И. Ульянов (Ленин) в брошюре «Задачи русских социал-демократов» (опубликована в 1898 г.) отмечал: «Правительство опутало уже заранее сетью своих агентов не только настоящие, но и возможные, вероятные очаги антиправительственных элементов. Правительство <…> изобретает новые приемы, ставит новых провокаторов…»; он считал, что партии «нужны люди, следящие за шпионами и провокаторами». В 1902 г. в работах «Что делать?» и «Письмо к товарищу о наших организационных задачах» он так говорил о борьбе партии с политической полицией: «Мы должны стремиться создать организацию, способную обезвреживать шпионов раскрытием и преследованием их»; «борьба с политической полицией требует особых качеств, требует революционеров по профессии». Как видим, одним из направлений деятельности РСДРП с момента ее основания стало противодействие правительственным спецслужбам и создание структур, способных на должном уровне противостоять секретным службам империи.

С 1897 г. началось объединение разрозненных эсеровских групп, которые к началу 1902 г. образовали Партию социалистов-революционеров (эсеров). Одним из важных направлений революционной деятельности эсеров стал терроризм. Основателем и первым руководителем боевой группы был Г. А. Гершуни (И. И. Герш). Примечательно, что он вербовал боевиков еще летом 1901 г., т. е. до создания партии. Мы полагаем, что одним из движущих мотивов могло быть желание заполучить полностью подконтрольную ему лично силовую структуру, которая при определенных условиях заставила бы других членов руководящих органов партии считаться с его мнением. Волю, ум, работоспособность и обаяние Гершуни единодушно отмечали как его соратники, так и противники. В части теоретического обоснования террористических актов против представителей правящей элиты ничего нового у эсеров не было. Теория борьбы с правительством с помощью терроризма разработана еще народовольцами в 1870-е гг.

Кроме кадровой чехарды в руководстве МВД и Департамента полиции активной работе революционеров в начале XX в. способствовали следующие факторы. Л. А. Ратаев свидетельствует: «Наряду со слабостью государственной полиции замечалось еще и полное отсутствие всяких способов воздействия на надвигавшуюся революцию. Ссылка существовала только на бумаге. Не бежал из ссылки только тот, кто этого не хотел, кому по личным соображениям не было надобности бежать. Тюрьмы не существовало вовсе. При тогдашнем тюремном режиме революционер, попавший в тюрьму, беспрепятственно продолжал свою прежнюю деятельность». Заключенные свободно переписывались с внешним миром и с арестованными, находившимися в других тюрьмах. В 1895 г. была проведена широкомасштабная амнистия в отношении осужденных революционеров, многие из которых уехали за границу и активно включились в антиправительственную деятельность. Смертная казнь в империи с 1888 г. не применялась. Результаты допущенных руководством страны ошибок не замедлили сказаться. 14 февраля 1901 г. прибывший из Германии террорист-одиночка П. В. Карпович смертельно ранил министра народного просвещения Н. П. Боголепова. 18 и 21 марта 1902 г. были совершены два неудачных покушения террористов-одиночек на московского обер-полицмейстера Д. Ф. Трепова.

Используя благоприятную ситуацию, инициативная боевая группа эсеров во главе с Гершуни в 1902 г. начала подготовку к покушению на министра внутренних дел Д. С. Сипягина, обер-прокурора Синода К. П. Победоносцева и санкт-петербургского градоначальника Н. В. Клейгельса. На роль исполнителей были выбраны сын народовольца В. А. Балмашева С. В. Балмашев, а также Е. К. Григорьев и Ю. Ф. Юрковская. Подготовка к покушению происходила на территории Финляндии. Балмашев-младший ранее уже привлекался к ответственности за антигосударственную деятельность, но был освобожден из-под стражи под надзор полиции. Одетый для маскировки в офицерскую форму, он изображал прибывшего с пакетом адъютанта московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича. 2 апреля он беспрепятственно вошел в кабинет Сипягина и произвел два выстрела в упор, смертельно ранив министра. Как показало вскрытие, извлеченные из тела министра пули оказались крестообразно распилены. Поручик артиллерии Григорьев и его невеста Юрковская от проведения терактов во время похорон Сипягина отказались.

Убийство Сипягина привело к тому, что Гершуни получил от Центрального комитета Партии социалистов-революционеров исключительные полномочия на осуществление террористической деятельности. В статье «Террористический элемент в нашей программе» В. М. Черновписал, что Боевая организация «…получает от партии – через посредство ее центра – общие директивы относительно выбора времени для начала и приостановки военных действий и относительно круга лиц, против которых эти действия направляются. Во всем остальном она наделена самыми широкими полномочиями и полной самостоятельностью. <…> Она имеет вполне обособленную организацию, особый личный состав (по условиям самой работы, конечно, крайне немногочисленный), отдельную кассу, отдельные источники средств». В мае 1902 г. ЦК партии в лице М. Р. Гоца, В. М. Чернова и Гершуни принял решение расширить применение террора и приближать террор к массам. В качестве объектов были выбраны виленский, уфимский и харьковский губернаторы – по мнению эсеровских лидеров, наиболее одиозные «сатрапы».

В начале XX в. особых трудностей террористы, даже одиночки, не испытывали: в те годы убить министра, полицейского или чиновника было достаточно просто. Анализ удачных террористических актов того времени показывает, что сотрудники полиции и жандармерии относились к вопросам обеспечения личной безопасности небрежно. Немногочисленная охрана, имевшаяся у высших должностных лиц Российской империи, являлась скорее протокольно-представительской и эффективно противодействовать организованной группе «идейных» боевиков была не в состоянии. Многие народовольцы, проживавшие за границей, охотно передавали эсерам навыки конспирации и боевой работы.

Успешной деятельности революционеров способствовал слабый уровень подготовки полицейских, в том числе и руководящего состава. В качестве примера приведем такой факт: в сентябре 1901 г. Гершуни несколько дней проживал в Петербурге под своей собственной фамилией, только через год этот случай стал предметом разбирательства со стороны петербургского градоначальника генерала Н. В. Клейгельса.

Градоначальник издал предписание «О необходимости сознательного отношения к своим обязанностям»: «Согласно секретному циркуляру Министерства внутренних дел по Департаменту полиции от 22 июня 1901 года за № 2234, столичною полициею производится розыск Григория Андреева Гершун (Гершуни), бактериолога-врача. Означенный Гершун, с паспортною книжкою, выданною на имя провизора Григория Исаакова Гершуна, прибыл 11 сентября 1901 года в дом № 2 по Пушкинской улице и, прожив там до 14 сентября, выбыл, не быв задержан ввиду оказавшейся разницы в отчестве и звании, значившихся в розыскных на него листках и в предъявленной им по прибытии в столицу паспортной книжке.

Хотя обстоятельство это с формальной стороны может служить оправданием действий местной полиции, не принявшей мер к задержанию Гершуни, но шаблонное отношение к делу первостепенной важности временно исполнявшего обязанности пристава капитана Чернышева в данном случае обращает на себя особое внимание.

Не подлежит сомнению, что при внимательной распорядительности и сознательном отношении к серьезнейшим своим обязанностям капитан Чернышев имел полную возможность путем наведения соответственных справок обнаружить неточность листков и принять меры к задержанию Гершуни, беспрепятственное проживание коего в столице и объясняется главным образом ничего не обеспечивающим формальным отношением к службе.

На изложенный случай признаю необходимым обратить особое внимание гг. приставов и предлагаю принять все меры к невозможности повторения подобных случаев на будущее время».

Эсеровские боевики были вооружены значительно лучше народовольцев. Основным стрелковым оружием террористов в начале XX в. стал «браунинг», который легко прятался под одежду. Для повышения убойной силы пули надпиливали, что превращало их в разрывные, а также снаряжались ядами – чаще мышьяком или стрихнином, реже экзотическими ядами, которые могли достать или изготовить изобретательные организаторы террора. Бомбы для покушений собирали в нелегальных лабораториях, основным взрывчатым веществом стал самодельный динамит. Надежная система учета и хранения этих веществ в Российской империи и перекрытие каналов поступления взрывчатки из-за рубежа оказались факторами, сдерживавшими рост террористической активности боевиков. Кустарное производство взрывчатых веществ являлось опасным делом: подпольная лаборатория в любой момент могла взлететь на воздух вместе с «лаборантами». К сожалению, молодых фанатиков, готовых пожертвовать жизнью во имя революционной идеи, в те годы имелось более чем достаточно.

После убийства Сипягина министром внутренних дел и шефом жандармов был назначен В. К. Плеве. Убежденный сторонник самодержавия, высококвалифицированный юрист, выдающийся человек, Плеве имел и недостатки. Он относился к разряду тех должностных лиц, которые, достигнув высокого положения, искренне полагают, что есть только два мнения – «мое и неправильное». Несмотря на руководство в 1881–1884 гг. Департаментом полиции, он не являлся крупным специалистом в области оперативной работы, ему казалось, что для победы над революционерами достаточно применения запретительных и репрессивных мер. Самоуверенность министра в конечном счете стоила ему жизни.

В мае директором Департамента полиции стал А. А. Лопухин, лично преданный Плеве, но в отличие от министра убежденный либерал. Придя в полицию с должности прокурора, Лопухин не был тем человеком, который мог организовать профессиональное системное противодействие усиливавшемуся революционному движению, особенно росту терроризма. К деятельности секретных сотрудников он испытывал «особенно прочные антипатии». Такая позиция человека, согласившегося занять пост директора Департамента полиции, по отношению к агентуре представляется странной. Полицейский чиновник, особенно высокого ранга, не должен демонстрировать негативное отношение к агентам, тем более – публично. Непрофессионализм Лопухина стал одной из причин неудовлетворительной работы (с элементами личностного профессионального саботажа) многих сотрудников полиции в 1904–1905 гг.

В отличие от высшего руководства империи профессионалы из полиции и спецслужб оценивали сложившуюся ситуацию адекватно. В подготовленной в начале 1902 г. «Записке о революционном движении в империи» заведующий Особым отделом Л. А. Ратаев писал: «Революция идет вперед, захватывает все более и более обширные слои общества, изобретает новые формы: правительство же пользуется для противодействия ей все теми же старыми способами, пригодными, быть может, лет сто назад. <…> Существует масса полиций <…> все они в лучшем случае друг другу только мешают, а подчас и противодействуют…». Для более эффективной работы он предлагал объединить усилия всех жандармских и полицейских служб в губерниях. Резолюция Лопухина гласила: «Возвратить в Особый отдел».

Летом 1902 г. по инициативе Ратаева произведена реорганизация Особого отдела: в нем создано четыре стола (отделения). 1-й стол (руководитель И. А. Зыбин) занимался шифровкой и расшифровкой служебной корреспонденции, дешифровкой перлюстрированной корреспонденции. 2-й стол (Н. А. Пешков) координировал работу заграничной агентуры. 3-й стол (В. Д. Зайцев) осуществлял наблюдение за учебными заведениями. 4-й стол (Г. М. Трутков) вел переписку по данным наружного и агентурного наблюдения. Поскольку агентурная работа в губернских жандармских управлениях являлась наиболее слабым местом политического сыска, по инициативе начальника Особого отдела 12 августа Плеве подписал «Положение о начальниках розыскных отделений» (текст этого документа приводится ниже).

Обоснование создания специальных розыскных органов дано в циркуляре Департамента полиции № 5200 от 13 августа 1902 г. Циркуляр гласил:

«Постепенно усиливающееся за последние годы развитие кружков, занимающихся пропагандой социал-демократических идей в рабочей среде и широким распространением воспроизводимых ими на гектографе или ручным типографским способом революционных воззваний, брожение среди учащейся молодежи, сопровождаемое уличными беспорядками, систематическое водворение из-за границы транспортов нелегальной литературы и, наконец, возникновение революционных организаций, задавшихся целью перенести преступную пропаганду в среду сельского населения для подстрекательства крестьян к устройству аграрных беспорядков, побуждают начальников губернских жандармских управлений обратить почти исключительное внимание на политический розыск, отодвинув на второй план другие стороны лежащих на них обязанностей, среди которых важное место занимает производство дознаний о государственных преступлениях в порядке 1035 ст. Уст. угол. судопр.

Такое положение дела обратило на себя своевременное внимание Департамента полиции, который в 1894 г. сформировал особый отряд наблюдательных агентов для командирования их в помощь местным силам в те города, где почему-либо замечалось особое усиленное развитие революционной агитации. По мере того, однако, как противоправительственная пропаганда охватывала все более широкие районы, деятельность отряда соответственно расширялась и, наконец, в некоторых местностях, где замечалось чрезмерное скопление неблагонадежных лиц, временная командировка наблюдательных агентов постепенно превратилась в постоянную, что уже совершенно не сообразовалось ни с силами отряда, ни с характером и задачами его деятельности. Между тем опыт последних лет доказал, что современные революционные организации едва ли можно считать приуроченными к одной определенной местности, а что, наоборот, они охватывают целые районы сетью мелких кружков, связь между коими поддерживают наиболее ловкие, смелые и опытные агитаторы, преимущественно нелегальные, отличающиеся чрезвычайной подвижностью, которая и создает им особую неуловимость. Естественно, что для успешной борьбы с такими приемами пропаганды и агитации необходимо противопоставить им соответственно приспособленные розыскные органы. Начальники губернских жандармских управлений и их помощники по существу лежащих на них обязанностей прикреплены к месту, а кроме того лишены возможности сосредоточить исключительное внимание и посвятить все свои силы политическому розыску, как того требуют современные условия.

Желая облегчить эту сторону деятельности губернских жандармских управлений и предоставить начальникам последних и подведомственным им чинам возможность сосредоточить особое внимание на производстве политических дознаний, успешное производство коих, как разработка результатов розыска, является вопросом первостепенной важности, Департамент полиции признал необходимость сформировать особые розыскные отделения, на начальников коих возлагается исключительно заведывание политическим розыском, т. е. наружным наблюдением и секретной агентурой в известном определенном районе. На первое время Департамент полиции нашел возможным ограничиться учреждением подобных отделений в нижеследующих городах, где замечается особо усиленное развитие революционного движения: Вильне, Екатеринославе, Казани, Киеве, Одессе, Саратове, Тифлисе и Харькове, предполагая в ближайшем будущем учредить подобные отделения в тех местностях, где то потребуется, сообразно обстоятельствам дела.

Из прилагаемого при сем экземпляра утвержденного г. министром внутренних дел „Положения о начальниках розыскных отделений“ усматривается, что с учреждением подобных отделений выдаваемые Департаментом полиции начальникам губернских жандармских управлений деньги на агентурные расходы будут впредь выдаваться в непосредственное распоряжение начальников розыскных отделений. Принимая, однако, во внимание, что по установившейся практике отпускаемые Департаментом суммы употребляются кроме агентурных надобностей также и на покрытие других расходов, как то: по содержанию канцелярии, уплату за пользование телефоном, на телеграф, на перевозку арестантов и т. п., Департамент полиции просит гг. начальников губернских жандармских управлений вышеперечисленных городов представить в возможно непродолжительном времени соображения, какая сумма по местным условиям потребуется в год на покрытие сих мелких расходов.

Сообщая об изложенном, Департамент полиции позволяет себе выразить уверенность, что гг. начальники жандармских управлений окажут полное содействие начальникам розыскных отделений при выполнении изложенных на них трудных и ответственных обязанностей. Наконец необходимо вообще наблюдать за духом всего населения и за направлением политических идей общества, стараясь исследовать причины неблагоприятного правительству настроения умов.

Начальники губернских управлений обязаны представлять в Д[епартамен]т полиции политический обзор местности, вверенной их наблюдению, на основании циркуляра Д[епартамен]та полиции от 21 мая 1887 г. № 1348».

Согласно положению розыскные отделения учреждались в тех губерниях, где отмечалось усиленное развитие революционного движения. В октябре к названным в циркуляре прибавились розыскные отделения в Перми, Симферополе, Нижнем Новгороде. Начальники отделений, заведовавшие политическим розыском (секретной агентурой и наружным наблюдением), назначались директором Департамента полиции из офицеров Отдельного корпуса жандармов или чиновников Департамента полиции. Начальники розыскных отделений подчинялись непосредственно Департаменту полиции, получали от него указания в отношении общего хода розыска в империи и докладывали в департамент обо всех агентурных сведениях и данных наружного наблюдения. Взаимодействие розыскных отделений и губернских жандармских управлений было следующим: начальники розыскных отделений словесно информировали начальников ГЖУ о ходе наблюдения и результатах розысков. Начальники ГЖУ предоставляли начальникам отделений все сведения, имеющиеся в ГЖУ. Лица, предлагающие ГЖУ агентурные услуги, направлялись к начальникам отделений. Обыски и аресты проводились с согласия Департамента полиции в соответствии с заранее представленными начальниками розыскных отделений списками с обоснованием меры пресечения. Все следственные действия осуществлялись местными губернскими жандармскими управлениями (по предписаниям Департамента полиции), надзор за следствием осуществляли представители прокуратуры. В экстренных случаях начальники ГЖУ осуществляли следственные действия по представлению начальников розыскных отделений без санкции Департамента полиции.

Создание розыскных отделений являлось своевременным, но имело и негативную сторону, поскольку положило конец монополии жандармов на политический сыск. Многие высшие чины Отдельного корпуса жандармов на местах были настроены по отношению к «конкурентам» весьма враждебно. Начальник Киевского губернского жандармского управления генерал В. Д. Новицкий писал: «…Ненависть и злоба не только начальников жандармских управлений, но и вообще офицеров Корпуса жандармов дошла до ужасающих пределов ненависти к своему шефу и Департаменту полиции, образовавшему филиальные жандармские управления в губерниях в лице ненавистных охранных отделений». Генерал А. И. Спиридович отмечал: «Была довольна молодежь, так как ей давали ход по интересной работе, но старые начальники управлений, считавшие себя богами, были обижены. Они формально отходили от розыска, хотя фактически они им серьезно и не занимались». Несмотря на то что во многих директивных документах МВД говорилось о необходимости сотрудничества губернских жандармских управлений и розыскных отделений, реальное сотрудничество находилось в прямой зависимости от личных качеств их начальников и понимания важности взаимной работы. По нашему мнению, наиболее целесообразным было бы создание единой системы органов государственной безопасности, в которых оперативная работа и следствие по политическим преступлениям находились в одних руках.

В сентябре 1902 г. заведующим Заграничной агентурой назначили Л. А. Ратаева, в начале октября заведующим Особым отделом – С. В. Зубатова. Бывший начальник Московского охранного отделения П. П. Заварзин впоследствии писал, что в начале XX в. политический сыск в Российской империи был поставлен слабо, что многие жандармы и полицейские чиновники не были знакомы с элементарными приемами работы, практически не разбирались в программах политических партий. Зубатов первым в России поставил розыск на научную основу по западному образцу, введя систематическую регистрацию, фотографирование, конспирирование внутренней агентуры и т. п.

По инициативе Зубатова на должности чиновников Особого отдела пригласили ряд опытных офицеров-розыскников. В составе отдела появились два новых стола (отделения), руководители которых Л. П. Меньшиков и Е. П. Медников прибыли с Зубатовым из Московского охранного отделения. Меньшиков отвечал за координацию работы охранных и розыскных отделений. Он хорошо знал революционную среду, поскольку в молодости был участником одной из революционных организаций. Он был опытным оперативником: однажды под видом заграничного представителя одной из революционных организаций объехал все известные явки, повидался с представителями местных групп и провел начальническую ревизию. Меньшиков занимался и информационно-аналитической работой: составлением докладов, написанных по данным внутренней агентуры, а также сводок о революционных деятелях. Медников заведовал наружным наблюдением. Летучий отряд при Московском охранном отделении расформировали, его кадровое ядро (20 человек) вошло в состав аналогичного отряда при Особом отделе.

При Зубатове сформировались основные методы политического сыска в Российской империи: агентурная работа, наружное наблюдение, перлюстрация корреспонденции, информационно-аналитическое обеспечение. Большое внимание уделялось созданию нормативной базы оперативно-розыскной деятельности. 21 октября 1902 г. циркуляром Департамента полиции за № 6641 начальникам губернских жандармских управлений, охранных и розыскных отделений был направлен «Свод правил, выработанных в развитие утвержденного господином министром внутренних дел 12 августа текущего года „Положения о начальниках розыскных отделений“». 31 октября 1902 г. директор Департамента полиции Лопухин подписал «Инструкцию филерам Летучего отряда и филерам розыскных и охранных отделений», составленную Зубатовым и Медниковым с учетом предыдущего опыта оперативно-розыскной работы (эти документы вы также найдете ниже). 13 февраля 1903 г. розыскные отделения были переименованы в охранные.

Один из признанных мастеров политического сыска П. Заварзин писал о том времени:

«Под понятием „политический розыск“ подразумеваются действия, направленные лишь к выяснению существования революционных и оппозиционных правительству партий и групп, а также готовящихся ими различных выступлений, как то: убийств, грабежей, называемых „экспроприациями“. <… >

Розыск по политическим преступлениям – одно, а возмездие по ним совершенно другое, почему никаких карательных функций у политического розыска не было, а осуществлялись они в ином порядке. <…>

Высшее руководство розыском, как политическим, так и уголовным, сосредоточивалось в Департаменте полиции при Министерстве внутренних дел.

Как тем, так и другим ведали отдельные делопроизводства, действовавшие самостоятельно друг от друга. В числе различных отделов департамента существовало делопроизводство регистрации, заключавшее в себе фамилии, клички, фотографии, дактилоскопические и антропометрические данные, относящиеся ко всем без исключения лицам, проходившим по политическим и уголовным делам империи.

На должность директора Департамента полиции в большинстве случаев назначались лица прокурорского надзора, имевшие по своей прежней службе опыт в ведении политических дел. По существу своих обязанностей директор департамента близко стоял к министру внутренних дел, почему и назначался по его избранию. Таким образом, с уходом последнего оставлял свой пост и директор. За 15 лет, предшествовавших революции, их сменилось 12 человек.

Подчиненными Департаменту полиции на местах, по политическому розыску, являлись жандармские управления и охранные отделения, но донесения в Департамент полиции поступали не только от этих учреждений, но и от губернаторов и градоначальников. В последнем случае они касались главным образом политических настроений и общественных движений их губерний и градоначальств. Поступившие таким образом сведения регистрировались в департаменте, который по существу их давал соответствующие указания и при надобности рассылал свои циркуляры.

Жандармские управления территориально покрывали всю Россию, охранные же отделения находились лишь в некоторых пунктах.

Соображения революционных партий и групп при создании ими своих областных и районных комитетов послужили основанием к организации таких же районов по розыску. Общность и однородность географических, промышленных, этнографических и других условий в обоих случаях послужила главным доводом при распределении.

Жандармские управления, входившие в район, согласовывали свои действия с районным жандармским управлением или охранным отделением. Районы были введены директором Департамента полиции М. И. Трусевичем в начале 1900-х годов. <…>

Руководителями политическим розыском в охранных отделениях и жандармских управлениях были офицеры Отдельного корпуса жандармов. <… >

Организация розыскного органа была такова.

Во главе стоял начальник; ближайшими его помощниками являлись жандармские офицеры и чиновники. Канцелярия его обслуживалась обычным штатом, причем при ней находился регистрационный отдел с антропометрическими и дактилоскопическими данными, а также библиотека всех революционных и вообще запрещенных изданий. На постоянной службе состояли также агенты наружного наблюдения, в общежитии называвшиеся филерами, а враждебно – шпиками. Они составляли особую команду, подчиненную чиновнику, заведовавшему наружным наблюдением. Филеры вели „слежку“, а особые агенты производили выяснение фамилий и адресов наблюдаемых лиц и назывались надзирателями, или агентами по выяснению. Лица, которые подлежали наблюдению филеров, указывались начальником розыскного органа по поступившим в его распоряжение „агентурным“ или „секретным“ данным. Первые поступали от „секретных сотрудников“, вращавшихся в обследуемой среде. Эти сотрудники у революционеров назывались „провокаторами“.

Свидания с ними осуществлялись на особых частных квартирах, называемых конспиративными, куда начальник розыска приходил в штатском платье. Так называемые „секретные сведения“ поступали от Департамента полиции из отдела почтовой цензуры, известного широкой публике под названием „черного кабинета“.

По окончании обследования данной группы таковая ликвидировалась, т. е. лица, в нее входившие, обыскивались, а когда нужно было по ходу дела, то и арестовывались, преимущественно в порядке статьи 12 Положения об охране 1881 года. На основании этой статьи начальникам жандармских управлений и их помощникам предоставлялось право задержания подозреваемых сроком на две недели. Этот срок мог быть продлен губернатором или градоначальником до одного месяца, а затем задержанный или освобождался, или зачислялся за Министерством внутренних дел до окончания о нем дела. За правильностью содержания под стражею задержанных наблюдал участковый товарищ прокурора.

При каждом жандармском управлении и охранном отделении находились одно или несколько лиц прокурорского надзора, наблюдающих за ходом и направлением всех политических дел. Часть их, при наличии уличающих данных, передавалась для производства формального дознания или же предварительного следствия, в порядке статьи 1035 Устава уголовного судопроизводства.

Все расследования, производимые охранными отделениями и жандармскими управлениями, принимали одну из следующих трех форм:

1) Предварительное следствие, производимое следователем по особо важным делам округа судебной палаты.

2) Формальное дознание, производимое жандармским офицером в порядке статьи 1035 Устава уголовного судопроизводства, которое по окончании передавалось прокурору для направления в судебную палату.

3) Административное расследование, или „переписка“, производившаяся на основании положения о государственной охране.

В первом и втором случаях дело разрешалось судебной палатою или Сенатом, в последнем же оно шло с заключением губернатора на решение в особое совещание при Министерстве внутренних дел. По рассмотрении переписки составлялось заключение – дело или прекращалось с освобождением задержанных лиц, или же „подозреваемые“ высылались в отдаленные места империи на срок не свыше пяти лет. Больным высылка в отдаленные места заменялась выдворением в местности, климатические условия которых были бы не вредны для их здоровья. В последние годы, по ходатайствам высылаемых, им разрешался взамен высылки выезд за границу с запрещением въезда в Россию. Зачастую дела по административным перепискам прекращались вовсе по Высочайшему повелению в ответ на поданные Государю прощения о помиловании.

Достоверность получаемых розыскным учреждением сведений, правильность донесений, ведение „административных переписок“, постановка всего розыскного дела, денежных расчетов и т. п. контролировалась Департаментом полиции в лице его чинов, приезжавших на места и имевших, между прочим, даже свидания с секретными сотрудниками на конспиративных квартирах.

Из изложенного явствует, что организация розыскного дела и роль в нем чинов Корпуса жандармов была значительно менее той, которую ему придавали, ибо деятельность розыскных органов заканчивалась гораздо ранее самого разрешения дела, а потому приписываемое им значение „вершителей политических дел“ неправильно».

Несмотря на то что к оперативному руководству политическим сыском постепенно приходили наиболее компетентные на тот момент лица, общая ситуация в стране продолжала ухудшаться. Это было связано и с тем, что большинство руководителей и сотрудников Департамента полиции и Отдельного корпуса жандармов оказались слабо подготовленными к работе в новых условиях. Например, зачисленный в Отдельный корпус жандармов офицер прослушивал курс лекций при штабе корпуса по относящемуся к жандармской деятельности законодательству, делопроизводству и получал инструкции по практической работе. Однако такой подготовки было явно недостаточно; одним из первых на это обратил внимание Зубатов. В докладной записке на имя командира жандармского корпуса (1901 г.) он отмечал недостатки в организации обучения офицеров: указывал, что социология, история политических и социальных движений и политэкономия являются необязательными, а психология, быт, интересы и история революционной среды, нелегальная литература и техника наблюдения вообще не изучаются.

Зубатов считал, что молодые жандармские офицеры при поступлении в корпус должны изучать следующие гуманитарные предметы: богословие и историю церквей, общую историю, философию, психологию и социологию; общую теорию права, государственное и уголовно-процессуальное право; политэкономию и финансы, историю экономики, хозяйственное устройство России; русскую историю, историю зарубежной и русской литературы; историю политических учений и партий, особенно историю социалистических движений; русское общественное и революционное движение; подлинники нелегальной литературы. Несомненно, что базовая гуманитарная подготовка, на введении которой настаивал Зубатов, могла бы позволить жандармским офицерам более грамотно и результативно противостоять революционерам, поскольку многие партийные активисты были образованными людьми.

А. А. Лопухин также отмечал: «При отсутствии элементарных научных понятий о праве, при знакомстве с общественной жизнью только в ее проявлениях в стенах военной школы и полковых казарм все политическое мировоззрение чинов Корпуса жандармов заключается в представлениях о том, что существует народ и государственная власть, что последняя находится в непрестанной опасности со стороны первого, что она подлежит в этой опасности охране и что для осуществления таковой все средства безнаказанно дозволены. Когда же такое мировоззрение совпадает со слабо развитым сознанием служебного долга и неспособностью по умственному развитию разобраться в сложных общественных явлениях, то основанные на нем наблюдения останавливаются только на внешних проявлениях этих явлений, не усваивая внутреннего их содержания, и поэтому всякое явление общественное принимает характер для государственной власти опасное. Вследствие чего охрана государственной власти в руках Корпуса жандармов превращается в борьбу со всем обществом, а в конечном результате приводит к гибели и государственной власти, неприкосновенность которой может быть обеспечена только единением с обществом. Усиливая раскол между государственной властью и народом, она создает революцию».

Еще одной стороной деятельности Зубатова стала организация управляемого рабочего движения. Его мысль заключалась в создании профессиональных союзов, отрицающих революционное насилие и выступающих за эволюционное развитие страны. Создание легальных рабочих организаций, поддерживаемых правительством, позволяло решать две задачи: 1) контролировать рабочее движение и выявлять на ранней стадии группы экстремистской направленности; 2) с помощью профсоюзов добиваться улучшения условий труда рабочих и повышения заработной платы. Подобную тактику, впоследствии названную «полицейским социализмом», Зубатов называл «особым методом ведения общественных и государственных дел». Однако новые идеи начальника Особого отдела встретили яростную критику «справа» и «слева». Лидеры революционных организаций быстро поняли опасность подобной затеи, поскольку развитие профсоюзного движения по такому типу могло оттолкнуть от революционеров большинство рабочих.

Не менее яростными противниками назревших общественных преобразований являлись и ультраконсерваторы. Ближайшее окружение Николая II и многие представители жандармско-полицейской среды не понимали необходимости реформирования общества. Например, генерал В. Д. Новицкий искренне считал Зубатова тайным революционером; в своем дневнике он писал: «Его революционная партия далеко и очень еще далеко не знает всей его террористической деятельности, а когда узнает, то, безусловно, будет боготворить его как революционера и активного участника политического террора». Большинство фабрикантов и заводчиков также были противниками Зубатова. Не пожелав понять необходимость учитывать интересы других социальных групп, они в итоге потеряли имущество, а многие и жизнь.

Деятельность Особого отдела и охранных отделений проходила в сложных условиях. Ратаев впоследствии писал, что политическая полиция походила на армию, которая перевооружается и занимается обучением новобранцев под огнем неприятеля. Ревизии, проведенные в ряде губернских жандармских управлений в 1903 г., выявили неудовлетворительное состояние агентурной работы. Тем не менее в конце 1902 – начале 1903 г. Боевая организация эсеров понесла существенные потери. По агентурной информации заместителя Г. А. Гершуни Е. Ф. Азефа были арестованы П. П. Крафт, М. М. Мельников, Е. К. Григорьев, Ю. Ф. Юрковская и связная Гершуни Л. А. Ремянникова. Однако информация этого человека уже тогда являлась неполной, и 6 мая 1903 г. в Уфе эсеры убили губернатора Н. М. Богдановича.

Арест Гершуни в мае 1903 г. стал возможен благодаря тому, что ученик Зубатова и Медникова начальник Киевского охранного отделения ротмистр А. И. Спиридович внимательно отнесся к агентурной информации о прибытии в Киев «важного лица». Оперативные мероприятия были разработаны на высоком профессиональном уровне: на железнодорожные станции Киев-1, Киев-2, Дарница и Боярка посланы лучшие филеры, известные эсеровские явки взяты под контроль, у всех филеров проверено оружие. 13 мая сотрудники наружного наблюдения опознали и арестовали искомое лицо.

К лету работа Зубатова стала постепенно налаживаться, но его планам не суждено было реализоваться. Один из наиболее непримиримых противников Зубатова – министр внутренних дел В. К. Плеве в августе 1903 г. выразил ему свое недоверие. Зубатова отстранили от должности и сослали во Владимир под надзор полиции. По некоторым данным, последними словами, сказанными им директору Департамента полиции, были: «Вот так и становятся революционерами…» В Российской империи в очередной раз сложилась ситуация, когда профессионалы, отвечавшие за безопасность Отечества, оказались бессильны что-либо предпринять, а высшее политическое руководство страны, окруженное льстецами и интриганами, не пожелало задуматься о будущем. Мы полагаем, что отставку Зубатова следует рассматривать как демонстрацию недальновидности и самонадеянного бессилия политического руководства империи, неспособного удержать ситуацию в стране под контролем.

После увольнения Зубатова заведующим Особым отделом стал начальник Петербургского охранного отделения полковник Я. Г. Сазонов, в ноябре 1903 г. его сменил Н. А. Макаров. Юрист по образованию, Макаров работал ранее исключительно в системе судебного ведомства и не обладал сыскными талантами и оперативным опытом Зубатова. Впоследствии Ратаев писал: «…всюду, на всех ответственных постах сидели новые люди, которым приходилось знакомиться с делом, присматриваться, когда нужно было действовать быстро, решительно, наверняка».

Тем временем внешнеполитическая ситуация также стремительно ухудшалась. В конце 1903 г. японское правительство заканчивало подготовку к нападению на Россию. В предыдущей главе мы говорили о странном пренебрежении Николая II разведывательной информацией о подготовке Японии к войне. С помощью войны российское правительство намеревалось решить и внутренние проблемы, используя фактор внешней угрозы и рост патриотических настроений. Одним из сторонников войны с Японией был В. К. Плеве, выдвинувший тезис о «маленькой победоносной войне» как средстве победить революцию. Однако надежды российской правящей элиты не оправдались. Русско-японская война, начавшаяся в 1904 г., стала катализатором революционного движения. Не получая профессионального адекватного отпора со стороны власти, террористические группировки открыли настоящую охоту на высших руководителей империи.

Одной из первых жертв неразумной внешней и внутренней политики стал министр внутренних дел В. К. Плеве. Боевая организация эсеров, после ареста Гершуни восстановленная и возглавленная Е. Ф. Азефом, организовала на Плеве пять покушений: 18 и 25 марта, 1 апреля (подорвался техник А. Д. Покотилов), 8 и 15 июля. Последняя попытка оказалась удачной. Группа состояла из шести человек: М. И. Швейцер (готовил бомбы); Д. Ш. Боришанский, Е. С. Созонов и Л. В. Сикорский (гранатометчики); Е. О. Дулебов и И. И. Мацеевский (извозчики). При проезде открытой кареты Плеве по обычному, хорошо известному террористам маршруту Созонов метнул бомбу прямо в экипаж. Плеве и кучер были убиты, ранения и контузии получили семь человек: охранники, случайные прохожие и сам бомбометатель Созонов. Убийство Плеве вызвало в правящих кругах России состояние, близкое к панике, пост министра внутренних дел в течение полутора месяцев оставался вакантным. Позже сотрудники полиции и спецслужб узнали, что организатором убийства Плеве и руководителем Боевой организации эсеров являлся Евгений Филиппович (Евно Фишелевич) Азеф, секретный сотрудник Департамента полиции с 1892 г.

Среди историков до сих пор не утихают споры о том, кем же в действительности был Азеф. Одни называют его выдающимся боевиком, сумевшим проникнуть в Департамент полиции и с его помощью проводить удачные боевые операции, другие считают провокатором, работавшим против революционеров, третьи полагают, что Азеф – внедренный в департамент тайный агент иностранных (австрийских или германских) спецслужб. По нашему мнению, сущность Азефа четко определил Г. А. Лопатин (первый переводчик на русский язык «Капитала» К. Маркса): «Это человек, который совершенно сознательно выбрал себе профессию полицейского агента точно так же, как люди выбирают себе профессию врача, адвоката и т. п. Это практический еврей, почуявший, где можно больше заработать, и выбравший себе такую профессию».

До отставки Зубатова в 1903 г. Азеф находился под его началом и постоянным контролем, однако после нее контроль был частично потерян. Азеф, проходивший курс наружного и внутреннего наблюдения еще при Московском охранном отделении и накопивший к 1904 г. солидный опыт оперативной и подпольной конспиративной работы, смог использовать и революционеров и полицию в своих собственных интересах. Этот опыт позволил ему избежать смерти от рук своих «товарищей» по подполью даже после разоблачения.

В связи с деятельностью Азефа остановимся на проблеме провокаторства. Многие историки именуют секретных сотрудников и даже полицейских и жандармских чиновников провокаторами. По нашему мнению, этот термин употребляют так либо по незнанию, либо в качестве пропагандистского клише. Под провокацией следует понимать инициированные секретными сотрудниками подстрекательские действия по вовлечению других лиц в незаконную антиправительственную деятельность. В этом смысле деятельность Азефа по организации террористических актов – провокаторская. Но при этом в работе секретного сотрудника всегда имеет место практически неразрешимый парадокс. Степень информированности сотрудника напрямую зависит от занимаемого им в подпольной организации положения, а позиции в службе, которой он отчитывается, определяются его авторитетом, заработать который можно только… антиправительственной деятельностью.

Второй важный момент заключается в том, по чьей инициативе секретный сотрудник совершает те или иные противоправные деяния: по санкции специальной службы, с которой сотрудничает, или действуя на свой страх и риск. В случае с Азефом имела место двойная игра. Азеф систематически вводил в заблуждение чиновников Департамента полиции, принижая свое истинное положение в партии эсеров. Его официальные кураторы либо действительно не знали, что их подопечный является руководителем Боевой организации и отвечает за «центральный террор», либо тщательно скрывали это впоследствии. Нельзя исключить также, что кроме официального сотрудничества с полицией Азеф параллельно работал на одну из придворных группировок, которая руками эсеров устраняла политических конкурентов.

Возвращаясь к убийству Плеве, отметим, что оно организовано по хорошо отработанной (стандартной) схеме. Были установлены маршруты передвижений министра, определены количество, диспозиция и действия его охраны. Метод покушения, выбранный с учетом данных наружного наблюдения, не оставлял Плеве никаких шансов уцелеть. В числе причин, обусловивших успех покушения, следует отметить пренебрежение дополнительными мерами безопасности со стороны самого министра, отсутствие агентурной информации о планах террористов, составе боевой группы и ее дислокации, отсутствие у охраны навыков выявления наружного наблюдения боевиков и пресечения попыток совершения покушений. Приведенные факты говорят о неудовлетворительной работе органов внутренней безопасности Российской империи. Ухудшение качества их работы после 1903 г. – прямое следствие кадровой политики руководства страны.

В отличие от охраны высших сановников империи охрана Николая II действовала безупречно даже в сложных условиях. Если его отец практически не покидал столицу, то Николай II достаточно много путешествовал, а это предъявляло к охране повышенные требования. Когда император намеревался посетить какой-нибудь российский город, туда за месяц до этого события отправлялась передовая группа из отряда секретной охраны, занимавшаяся исключительно подготовкой визита. Ее сотрудники изучали улицы, по которым должен был проследовать императорский кортеж, осматривали и брали на заметку все дома по пути его следования. Особое внимание уделялось проходным дворам, пожарным лестницам, чердакам и подвалам, т. е. маршрутам вероятного подхода и отхода террористов и возможным позициям стрелков и бомбометателей.

В распоряжениях, в том числе и опубликованных в открытой печати, подробно регламентировались меры безопасности при проезде императорской семьи, обязанности домовладельцев, квартиросъемщиков, их гостей и т. д. Допуск посторонних лиц в дома, находящиеся по маршруту следования высочайших особ, осуществлялся по заранее составленным спискам. Допущенные лица не должны были иметь биноклей, подзорных труб и фотоаппаратов. Все ворота и двери, выходившие на улицу, запирались на ключ; закрывались все окна в цокольном и первом этажах. Двери в сараи и на чердаки запирались и опечатывались, чердачные окна заколачивались, пожарные лестницы обшивались тесом. За несколько часов перед проездом кортежа по пути его следования во всех узловых точках маршрута размещались сотрудники полиции в форме, их добровольные помощники и чины отряда секретной охраны в штатском. (В конце главы вы найдете «Официальное печатное объявление по поводу приезда Их Императорских Величеств в г. Москву».)

Однако наибольшую трудность для охраны составляли не обыватели и даже не террористы, а непредсказуемое поведение самого императора. В качестве примера рассмотрим поездку Николая II в июле 1903 г. в г. Саров Нижегородской губернии. Вот как описывал этот визит начальник канцелярии Министерства императорского двора и уделов А. А. Мосолов: «Лауниц и я шли в середине свиты за императором. Губернатор высказал опасение, что толпа, желающая ближе видеть царя, прорвет тонкую цепь солдат и наводнит шоссе. В это время, не предупредив никого, государь свернул круто направо, прошел через цепь солдат и направился в гору. Очевидно, он хотел вернуться по дощатой дорожке и дать таким образом большему количеству народа видеть себя вблизи. Я крикнул Лауницу: „За мной!“ – и мы с великими усилиями пробились непосредственно до императора, от которого уже была оттерта вся прочая свита.

Его Величество двигался медленно, повторяя толпе: „Посторонитесь, братцы“. Государя пропускали вперед, но толпа немедленно опять сгущалась за ним, только Лауниц да я удержались за царем. Пришлось идти все медленнее, всем хотелось видеть и, если можно, коснуться своего монарха. Все более теснили нашу малую группу из трех человек, и наконец мы совсем остановились. Мужики стали размахивать руками и кричать: „Не напирайте“. Опять продвинулись вперед на несколько шагов. Я предложил царю встать на наши с Лауницем скрещенные руки, тогда его будет видно издали, но он не соглашался. В это время толпа навалилась спереди, и он невольно сел на наши руки. Затем мы его подняли на плечи. Народ увидел царя, и раздалось громовое „ура“». Как видим, в такой ситуации была высока вероятность гибели государя – и не только от рук террористов: его могла задавить восхищенная близостью монарха ненасытно любопытная толпа.

Без учета специальных военных охранно-конвойных подразделений личный состав Охранной команды Петербургского охранного отделения в 1904 г. насчитывал около 250 человек. Задачей сотрудников (филеров) этой команды (охранной агентуры) являлось обеспечение безопасности императорской фамилии. При проездах императора по Петербургу филеры рассыпались по улицам вдоль пути следования кортежа, наблюдали, чтобы никто не бросился из толпы; при поездках императора в другие города они неотлучно следовали за ним. Во всех театрах имелись места для филеров охраны. Для примера приведем один из вариантов расстановки охранной команды того времени: «В Царском Селе – 100 человек; в окрестностях Царского Села – 12; в охране императорских театров – 17; в Департаменте полиции – 7; при доме министра внутренних дел – 1; на вокзалах – 8; дежурных и сторожей – 6; писцов – 2; больных в среднем – 10. Налицо – 87».

После наступления весны количество сотрудников в Царском Селе увеличивалось вследствие расширения района поездок императора и членов императорской семьи по окружающим паркам и увеличения численности населения в прилегающих дачных местностях. При посещении императором губерний, в которых наблюдалась повышенная революционная деятельность, там временно вводилось военное положение, на пути следования царского кортежа через каждые 300 метров были расставлены посты охраны. Охранная служба являлась трудной: многие сотрудники находились на улице от 12 до 20 (!) часов при любой погоде. В среднем агент Охранной команды получал жалованье в размере 60 рублей в месяц.

Мы уже упоминали, что в период русско-японской войны специальные службы Японии предприняли попытку использовать политических противников самодержавия для ослабления России изнутри. Бывший военный агент в Петербурге М. Акаши, обосновавшийся к тому времени в Стокгольме, установил контакт с лидером Партии активного сопротивления Финляндии К. Циллиакусом (Зиллиакусом). Последний ранее бывал в Японии и некоторые свои политические статьи подписывал Самурай. Циллиакус активно сотрудничал с русскими, польскими и кавказскими революционерами и участвовал в транспортировке нелегальной литературы из Скандинавии в Россию. В одном из докладов за 1904 г. Акаши писал: «К концу июня (1904) отношения между Зиллиакусом и основными оппозиционными партиями созрели. Он и я одновременно отправились в Париж, где вместе с представителями партии „Сакартвело“ Деканози и партии „Дрошак“ графом Лорис-Меликовым совещались по поводу организации беспорядков в России. Затем Зиллиакус отправился в Лондон на переговоры с Чайковским. <…> Я обещал Зиллиакусу, что выплачу ему 3000 иен на печатание прокламаций».

Циллиакус предпринял активные усилия для консолидации радикально настроенных сил эмиграции и проведения в этих целях межпартийной конференции. Он предложил лидерам эсеров «…обсудить текст общего манифеста против войны и выработать план общих совместных действий для понуждения всеми мерами, хотя бы самыми террористическими, прекратить войну. Такими мерами могут быть одновременные в разных местностях вооруженные демонстрации, крестьянские бунты и т. п. Если понадобится оружие, то финляндцы берутся снабдить оружием в каком угодно количестве». Конференция была назначена на осень 1904 г., информация о ней поступила в Департамент полиции от Азефа через заведующего Заграничной агентурой Л. А. Ратаева. Анализ информации показал, что деятельность Акаши носила уже не разведывательный, а откровенно подрывной характер, направленный на дестабилизацию политической ситуации в России. В этих условиях противодействие военной разведке Японии было поручено не военному министерству, а Департаменту полиции.

С 30 сентября по 4 октября 1904 г. в Париже проходила конференция отдельных революционных и оппозиционных партий и групп. На ней было решено, что «…каждая партия может действовать своими методами: либералы должны атаковать правительство с помощью земства и газетных кампаний; эсерам и другим партиям следует специализироваться на крайних методах борьбы; кавказцам использовать свой навык в организации покушений; польским социалистам – опыт в проведении демонстраций». Об этом Азеф также проинформировал Департамент полиции. В октябре 1904 г. в Париж прибыл чиновник особых поручений департамента И. Ф. Манасевич-Мануйлов, вскоре установивший, что основной задачей Акаши стала организация силовых антиправительственных выступлений. Акаши говорил революционерам, что готов выделить деньги на приобретение оружия и для постоянного возбуждения общественного протеста против правительства.

Манасевич-Мануйлов получил данные об антиправительственной деятельности издателя журнала «Сакартвело» Г. Г. Деканозова (Деканози). Вокруг издания объединялись сторонники созданной в апреле 1904 г. Грузинской партии социалистов-федералистов (революционеров). Деканозов, завербованный Акаши, стал одним из его самых доверенных и высокооплачиваемых агентов, еженедельно он получал на расходы и разъезды свыше 2000 франков, что превышало расходы на всю Заграничную агентуру Департамента полиции в Париже. Манасевич-Мануйлов установил, что Деканозов регулярно участвует в транспортировке в Россию нелегальной литературы. Однако в конце 1904 г. он получил из Петербурга неожиданное указание прекратить разработку Деканозова: по мнению начальства, причастность последнего к антиправительственной военно-политической деятельности не была установлена.

1905 г. начался с трагического события, вошедшего в историю как Кровавое воскресенье. Главные причины трагедии, произошедшей 9 января, – неразумные и непоследовательные действия высшего руководства Российской империи, недопонимание роли и места рабочего движения в политической жизни страны. Еще в 1903 г. по инициативе С. В. Зубатова в Петербурге было создано легальное «Собрание русских фабрично-заводских рабочих», ставившее своей целью улучшение жизни и условий труда пролетариата. Возглавил эту общественную организацию священник Г. А. Гапон – талантливый пропагандист и организатор, быстро завоевавший популярность и среди рабочих, и во многих знатных домах столицы. «Собрание» интенсивно развивалось и к концу 1904 г. стало самой массовой рабочей организацией Петербурга, оно реально претендовало на роль лидера рабочего движения в стране. Однако после отставки Зубатова руководители Департамента полиции постепенно утрачивали над ним контроль, многие представители правящего класса увидели в «Собрании» угрозу собственному благополучию.

Эсеры и эсдеки активно пытались использовать рабочее движение в собственных интересах. Игнорирование предпринимателями законных требований пролетариата привело к возникновению социального напряжения. После увольнения в декабре 1904 г. четырех рабочих Путиловского завода 3 января 1905 г. в столице началась забастовка.

На 9 января было назначено шествие к царю, чтобы вручить ему петицию от имени рабочих. Специалист в области охраны А. В. Герасимов впоследствии писал: «Для власти было два прямых пути: или пытаться раздавить движение, арестовав его вождей и ясно объявив всем, что шествие будет разогнано силой; или убедить царя выйти к рабочей депутации для того, чтобы попытаться по-мирному успокоить движение. <…> Мне передавали, что государь хотел выйти к рабочим – но этому решительно воспротивились его родственники во главе с великим князем Владимиром Александровичем». В итоге Николай II остался в Царском Селе.

Командующий Петербургским военным округом великий князь Владимир Александрович решил подавить демонстрацию с помощью военной силы, не поставив об этом в известность полицию. Не имея опыта в разрешении сложных политических конфликтов, он принял наихудшее из возможных решений: отдав приказ расстрелять мирную демонстрацию, он тем самым выстрелил в императора. Бумеранг, подорвавший веру народа в справедливого царя, был пущен.

В результате расстрела были убиты и ранены не менее 10 полицейских, сопровождавших демонстрацию и пытавшихся остановить военных. После этого случая далеко не дружественные отношения между армией и полицией еще более ухудшились.

Реакция общества на расстрел рабочей демонстрации последовала немедленно. В тот же день в Петербурге на Васильевском острове была захвачена оружейная мастерская Шаффа и разгромлено управление 2-го участка Василеостровской полицейской части.

В январе 1905 г. в Москве, Варшаве, Риге, Саратове, Киеве, Одессе, Лодзи, Ревеле, Екатеринославе, Харькове и многих других городах прошли демонстрации, забастовки и митинги протеста, переходившие в открытые столкновения с полицией и войсками. Разгон демонстраций, аресты и ссылка участников движения не дали практического результата: события продолжали стремительно развиваться.

11 января вновь учрежден пост петербургского генерал-губернатора, на него был назначен генерал свиты Д. Ф. Трепов.