Года через три я написал кинокомедию «Мама в строю», специально под Эйдлина и Ирину Муравьеву. По сюжету одинокая мамаша, которая не хочет, чтобы ее сын служил срочную, идет в армию вместо него, благо работает каскадершей и шутя переносит все тяготы боевой подготовки. В армии она находит свое заплутавшее женское счастье, влюбившись в командира-афганца. Пока Муравьева срочно худела, чтобы стать похожей на Голубкину в «Гусарской балладе», а Эйдлин мучился, придумывая режиссерский ход, объяснявший, почему никто не узнает в героине женщину даже в бане, финансовая система СССР рухнула и снимать кино стало не на что. Снова не вышло… Бывают творческие союзы, над которыми тяготеет злой рок. Потом мы общались, встречались накоротке. И он все-таки в 2000 году снял 8-серийный фильм «Поцелуй на морозе» по моей комедии «Халам-бунду». Такого количества звезд в одном сериале я больше не встречал. Судите сами: Ирина Муравьева, Александр Михайлов, Дмитрий Назаров, Елена Драпеко, Виталий Соломин, Полина Кутепова, Александр Лазарев-старший, Александр Лазарев-младший, Светлана Немоляева, Вера Васильева, Виктор Павлов, Елена Коренева и другие. Фильм показали в рождественские каникулы нового, 2001 года. Лента зрителям понравилась, но событием не стала, критика ее не заметила. Думаю, из-за того, что в фильм из пьесы перешло сочувствие к ушедшей советской жизни и насмешки над нынешней «свободой от всего». Ведь по сюжету в конечном счете на высоте во всех смыслах оказываются «старые советские», которые спасают нового русского, окончательно запутавшегося в своих бизнес-планах, сиречь махинациях.

Незадолго до смерти Леонид позвонил мне и как-то между прочим молвил: «А ведь если бы я все-таки тогда снял нашу «Неуправляемую» с Муравьевой в главной роли, вся моя жизнь сложилась бы совсем по-другому!» – «Возможно, и не только твоя, Леня!» – подумал я, но промолчал.

В середине 1990-х я попал на сборище творческой интеллигенции чуть ли не в Колонном зале. Мы сидели вместе с журналистом Леонидом Павлючиком, служившим тогда в газете «Труд» и не заболевшим еще рецидивирующим либерализмом. Около нас оказалось свободное место. Когда в проходе появился раздобревший Марягин с отвислыми щеками и с животом, как футбольный мяч, спрятанный под рубаху, Павлючик замахал руками, мол, иди к нам! Тот кивнул и понес живот в нашу сторону.

– Богатым будешь – между двумя Леонидами сидишь, – сказал мне журналист. – А вы не знакомы?

– Нет, – ответил Марягин.

– Очень даже знакомы! – Возразил я.

– Разве? – Режиссер приподнял инфернальную бровь. – Откуда?

– А помните, как вы зарубили на «Мосфильме» сценарий, который мы написали с Габриловичем и Эйдлиным?

– Да, что-то такое случалось… Но ведь это же был крайне неинтеллигентный сценарий!

Жаль, что теперь в анкетах нет графы «социальное происхождение». С каким бы удовольствием я написал «из рабочих!» и свернул набок мефистофельский нос Марягина. Неинтеллигентный сценарий! Да мы в нем предсказали будущее страны, рожа твоя сероводородная! Но годы, проведенные в творческой среде, смягчили мой нрав, облагородив манеры мальчика из заводского общежития, и я лишь горько усмехнулся в ответ.

Не раз и не два я пытался разыскать тот наш сценарий в своих бумагах. Безрезультатно. Спрашивал у Эйдлина, пока тот был жив, но и он тоже не мог найти. Когда к 60-летию я предпринял генеральную ревизию моего архива, то обнаружил лишь десятка два страничек, оставшихся от разных вариантов. Однако жизнь полна судьбоносных случайностей. Как-то меня пригласили на передачу «Воскресный вечер с Владимиром Соловьевым», посвященную 30-летию перестройки. За чаем в ожидании эфира я поведал Карену Шахназарову о том, как в 1986-м мы написали пророческий, можно сказать, сценарий, зарубленный Наумовым и бесследно исчезнувший.

– Для какой студии писали? – хмуро уточнил неулыбчивый директор «Мосфильма».

– Для вашей! Но прошло столько лет…

– У нас ничего не пропадает.

Через неделю продюсер Александр Литвинов вручил мне ксерокопию нашей киноповести «Неуправляемая» – сразу два варианта. Странное чувство испытал я, листая страницы, напечатанные когда-то на моей разбитой машинке «Москва» с прыгающим нечищеным шрифтом. Наверное, что-то подобное ощутил бы ветеран-снайпер, обнаружив в старых камуфляжных штанах патрон, которого тридцать лет назад ему не хватило, чтобы изменить исход боя или промахнуться…