Глава 7
Стольная ярмарка

Вуефаст вёл «Лебёдушку», а за ней и остальные корабли весь вечер и полночи. Благо погода позволяла: ночи выдались ясные, лунные.

Молодцов и не думал считать, какое расстояние они покрыли за это время. А рано утром, при всё том же попутном ветре, корабли подошли к Смоленску – первыми из всей Словенской купцовой сотни.

Данила уже побывал в этом городе полгода назад вместе с караваном Путяты, осенью, когда Смоленск по уши утопал в грязи. Вряд ли сейчас положение изменилось – в конце мая половодье ничуть не слабее, чем в октябре, погода лишь заметно теплее. В остальном Смоленск остался прежним: мощные стены и башни, окрашенные белым, такая же дамба, которая защищала город от наводнений и одновременно служила дополнительной защитой от недругов.

Во время прошлого визита в Смоленск Молодцов впервые побывал на настоящей ярмарке стольного города (правда, он тогда был на побегушках и мало что рассмотрел, может, в этот раз удастся увидеть больше) и на первом для себя большом пиру с компаньонами Путяты. Но главным событием для всех обережников стал, безусловно, поединок между Воиславом и Гуннаром Скрягой – викингом, назвавшимся купцом, – в котором их батька, не без труда, одержал верх. Судебная тяжба началась из-за нескольких помятых кубков, а через несколько месяцев привела к гибели многих хороших людей.

Гуннар Скряга был непростым викингом, а родственником – хоть и дальним – смоленского посадника Асбьёрна. До того уже наверняка дошла история о героической обороне купцов и обережников на заимке. Что может предпринять Асбьёрн, Данила даже не брался предсказать. По его мнению, лучше было бы вообще обогнуть Смоленск и плыть дальше на юг, но в том-то и кралась закавыка, что проплыть по Днепру, минуя этот город, не имелось никакой возможности – умные люди знали, где закладывать столицу княжества.

А ещё Смоленск был первым городом, где Путята планировал начать свою торговую деятельность: у него тут имелись торговые связи, обязательства, договоры, и проигнорировать купец их никак не мог. Да и не собирался.

Купеческие суда один за другим ткнулись в мешки с опилками, уложенные по кромке деревянного причала. Сама пристань встретила торговых гостей весёлым шумом и гомоном, обещающим богатую торговлю.

После того как ладьи закрепили канатами, началась привычная процедура: на борт поднялся таможенный дозор – тиун в сопровождении трёх гридней, варягов и викингов по крови. Обговорив с Путятой размеры пошлины, а отчасти и взятки, тиун дал добро на разгрузку. На этот раз Данила был избавлен от участия в ней – присматривать за грузчиками оставили Ужа и Мала. Приятно находиться в элите!

От переноски тяжестей на торг и закупки припасов его тоже освободили, на это подрядили приказчиков и младших обережников. Зато Молодцов оказался в свите Путяты, который направился к своему давнему другу и деловому партнёру Будимиру Васильковичу, тому самому купцу, у которого на подворье в прошлый раз нехило оттянулась вся ватага. Но проделать этот путь оказалось весьма непросто, поскольку предприимчивый купец, чуть сойдя со сходней, окунулся в торговую деятельность. Он радостно приветствовал встречных торговцев и простых охотников, те, как правило, его узнавали, тепло здоровались и сразу переходили к делу: обсуждали, какой есть товар, что интересует, задавали начальную цену, назначали место встречи для окончательной сделки, обнимались, напутствуя удачу на прощание, хлопали друг друга по спинам, и Путята переходил к новым компаньонам. Уже после третьей перемены Данила перестал запоминать их имена, а Жирославович не просто помнил, как зовут собеседников, но и все их жизненные нюансы. Он справлялся, как родители перенесли болезнь, хорошо ли срослась нога у сына, как брат съездил в Волочек, скоро ли выдадут замуж дочь. И весь этот колоссальный поток информации выходил из него легко и непринуждённо, как будто он встретил друзей, с которыми расстался буквально вчера.

– Ба! Неужто сам Путята Жирославович в Смоленск пожаловал? Как всегда – самый первый из Словенской сотни.

– Тебе за то спасибо надо сказать, Громыш Студович, ты мне «Лебёдушку» продал.

– Ну, не я сам, а по слову хозяина моего, славного боярина-воеводы Серегея, но и он внакладе не остался. Товары на ней в Киев ты привозишь отменные, и самым первым.

Молодцов навострил уши, услышав имя некоего боярина Серегея, ведь это именно его приказчики продали Данилу на остров Перуна в качестве жертвы. А ведь про него ещё говорили, что он христианин, сука. Данила не прочь был бы… для начала разузнать о нём побольше, а там – как судьба распорядится. Вдруг выйдет встретиться и поговорить о христианском милосердии.

– У меня есть ворвань, несколько бочек, и китовый зуб, – предложил Громыш. – Знаю, вы с Севера шли на однодеревках, так что на «Лебёдушке» наверняка ещё место осталось.

– Осталось, – подтвердил Путята, – я могу даже ещё немного освободить – от пары связок беличьих шкурок.

– Хе-хе… куница больше места занимает и на вес тяжелее.

– Есть и куница, да уж больно далеко я её в трюм запрятал, долго вытаскивать придётся.

– Ну я могу нанять грузчиков, которые сами всё принесут и вытащат, чтобы не тратиться.

– Смотря насколько крепких ты грузчиков наймёшь.

Оба купца засмеялись.

– Ладно, приходи вечером к Васильковичу, потолкуем.

К боярину Серегею собеседники больше не возвращались, и Молодцов разочарованно вздохнул, оставшись с носом.

А толпа меж тем всё прибывала и прибывала, многие останавливались, чтобы просто поглазеть на весёлого добродушного купца и чтобы узнать последние новости. Уже и клиенты Путяты, с которыми он всё обсудил, не думали расходиться, а заключали меж собой сделки тут же, на месте. К ним подтягивались ещё приказчики, узнать, что происходит, княжьи гридни, смотрящие за рынком, меж людьми засновали продавцы еды и всяких безделушек. Путята Жирославович одним своим появлением катализировал процесс торговли.

Даниле всё труднее становилось пробиваться через толпу, подъём наверх, к Смоленскому кремлю, где стояли подворья самых уважаемых горожан, занял куда больше времени, чем он предполагал. Наконец его наниматель распрощался с последними купцами, оставил позади оживлённый торг, организованный им же, и вошёл в крепостные ворота.

Там вся компания проследовала по прямой улице прямо до подворья Будимира. Улица была хоть и прямая, но от края до края устлана жидким слоем грязи. Там, где грязи не было, разлились огромные лужи, судя по плавающим на поверхности уткам, довольно глубокие. Проложенные кое-где деревянные настилы не сильно помогали. Данила пару раз едва не потерял сапоги во влажной смоленской почве. Надо ли говорить, что гости пришли к хозяину в не слишком презентабельном виде, заляпанные грязью до самого пояса. Будимир на вид гостей внимание не обратил, встретил чинно, как положено – с поклоном, приветствием и всей дворней на пороге. Путята так же красноречиво поблагодарил за приглашение, а после того, как все обычаи были соблюдены, обратился к обережникам:

– Други, я тут долго буду рядиться, мне только один человек нужен. Остальные могут здесь посидеть, угоститься, подождать до вечернего пира или по рынку пройтись. Серебро вам Воислав выдал?

– Выдал! – кивнул Клек. – Жаворонок тут останется, а мы с Даниилом по рынку побродим.

– Я тоже не прочь на торгу погулять, – буркнул Жаворонок.

– Дурной, мы ж тебе как лучше хотим: в городе сразу все деньги на баб стратишь. Так что лучше холопок Будимира брюхать – и тебе приятно, и другу Путяты Жирославича польза будет. Верно я говорю, старший?

– Верно, иди, Жаворонок, гостем дорогим будешь, так приголубят – не забудешь.

– Вот-вот… А мы с тобой, Даниил, пойдём, поищем, как ещё потратить своё серебро, – добродушно пророкотал Клек и похлопал деревянной ладонью по спине Молодцова.

Даниле как раз меньше всего хотелось топать обратно по грязюке, однако он не хотел отказывать другу, да и слова о податливых холопках Молодцова насторожили: Улада всё-таки рядом, не хотелось её расстроить… ненароком.

Ярмарка Смоленска была устроена вне крепостных стен, но с умом – на одном из ближайших холмов, так что проблем с грязью почти не было. Данила не пожалел времени, потраченного на пеший переход, потому что здесь действительно было интересно и весело.

Первым, что увидели друзья-обережники, была обширная распродажа коней, если можно так выразиться. Сначала учуяли, конечно, запах, был мощный, к счастью, ветерок относил всю вонь к реке.

Заводчики своих лошадок стараются распродать осенью, чтобы зимой не кормить, а по весне, когда на Юг плывут купцы, сбывают оставшихся. Молодцов глядел на отощавших тонконогих кляч с рёбрами, обтянутыми кожей, и думал, что не рискнул бы их даже седлать, а не то что запрячь в плуг или сесть верхом.

Но были исключения.

– Что, хочешь выбрать себе какую? Не советую, хорошую не подберёшь. Да и в Киеве они дешевле будут и лучше, – Клек, как всегда, угадал мысли напарника.

Топтание по грязи, конечно, навело Данилу на мысли о покупке лошади – но как сказать другу, что он и держаться-то в седле не умеет?

– Пошли лучше поглядим на представление.

В окружении зевак кривоногий смуглый крепыш с жиденькой бородкой предлагал всем желающим попробовать обуздать его скакуна. Тот был взнуздан и под седлом, правда, без стремян.

Когда Клек с Данилой подошли к аттракциону, невысокий, но жилистый пегий конёк как раз сбросил со спины рыжебородого здоровяка, по роже – чистого викинга. Тот ухнулся задницей и головой в пыль, а конёк победно заржал и тряхнул чёрной гривой. Викинг тоже как ни в чём не бывало тряхнул своей рыжей, заплетённой в косицы шевелюрой. Сам поднялся, без особой радости проследовал к смуглому и сунул ему несколько монет – выигрыш, должно быть.

– А вот хороший скакун, не лучший, но хузарин и этого не продаст, – авторитетно заявил Клек.

– А почему не лучший?

– Лучшего хозяин на такую работу ни за что не поставит. А этот, видать, с характером, седла не любит и не берёт его никто, вот его и подрядили делать то, что он умеет лучше всего. Пойдём-ка.

Клек без малейшего почтения ворвался в толпу, Данила за ним. Немного усилий, пару десятков пинков, толчков и брошенных в спину ругательств – и вот уже друзья на порядком истоптанной полянке.

– Почём берёшь? – спросил Клек.

– Пять резанов. Если сумеешь продержаться на нём двести ударов сердца, верну десять.

– По рукам, – варяг ослабил пояс, скинул сапоги. – Проследи за ними, Даниил.

И направился к коню, который грозно фыркнул на нового ездока и взрыхлил копытом землю, но убегать и не думал. Клек взял его под уздцы.

– Как зовут?

– Бохр.

– Да не тебя, его как зовут?

– А-а-а… Буча.

– Буча? Экое имя для коня… Пусть тебя будут звать… Грозомил! А, Грозомил, нравится?

Клек похлопал конька по шее (тот опять заржал, но в этот раз скорее одобрительно), обошёл его по кругу, заодно проверил седло, подпругу, не схитрил ли где хузарин, снова взялся за узду.

– Ну вот, Грозомил, мы с тобой подружимся.

Варяг, не переставая похлопывать скакуна по шее, что-то пошептал ему на ухо, а потом забросил повод вверх, схватился за гриву и запрыгнул коню на спину.

Грозомил от такой наглости вознегодовал, взвился на дыбы с раскатистым ржанием, молотя передними копытами воздух, а потом ухнулся вниз и пошёл прыгать с передних ног на задние.

Клек, крепко обхватив бока коня ногами, держался в седле как влитой, ловко балансируя и подстраиваясь под бешеный аллюр скакуна.

Грозомил, не разбирая ничего, ринулся было в сторону людей, толпа с криками отпрянула, но и сам конь шарахнулся в сторону, перестал дико прыгать, а просто взял в галоп. Клек натянул повод, умело повёл его по кругу. После десятого круга конь перешёл на рысь, а варяг снова потянул на себя поводья и отклонился назад – Грозомил остановился.

– Ну вот, другое дело… Эй, честной народ, расступись! – крикнул варяг.

Люди разошлись, и Клек, ударив пятками, направил коня в образовавшийся просвет, а там, в чистом поле, дал ему волю.

Вдоволь насладившись свободой, скакун и обережник вернулись обратно. Причём конёк похрумкивал что-то вкусное, должно быть купленное ему по дороге.

– На, – спешившись, варяг передал поводья хозяину. – Не зови его больше Бучей. И помни: всякий зверь ласку любит, будешь его слушать и уважать, отличный конь выйдет, каких мало. Слышишь, Грозомил? – говоря это, Клек не переставал поглаживать вспотевший круп.

– Ты его заколдовал, все видели, как ты ему заговор в ухо нашептал… – взвился Бохр.

Договорить хузарин не успел – Клек вмиг обернулся, и его обнажённый меч оказался между ног конезаводчика. Пока только между.

– Я, Клек Сигарович, – ледяным, как воды самого северного моря, голосом произнёс варяг, – сын Сигара Убийцы, сына Рёгвальда Весло, обережник Путяты Жирославича, ватажник Воислава Игоревича. Назови меня колдуном, назови ещё раз у всех на глазах – и ты увидишь, что будет.

– Я… я не то имел в виду, ты неправильно меня понял, Клек Сигарович. Прости.

– То-то же, следи впредь за словами.

Клек вложил меч в ножны, направился было к Молодцову, но его удержал за плечо… Грозомил.

– Прости, друг, – варяг ласково погладил его по голове, – в другой раз я бы тебя обязательно купил, но не сейчас. Ты ещё найдёшь хорошего хозяина, обязательно.

Конь фыркнул.

– Слышишь, хузарин? Если я ещё раз услышу, что ты скоморошествуешь с этим конём, я вспомню обиду, которую ты мне нанёс. Ты понял?

– Понял-понял, вот серебро, как уговорились.

Варяг принял выигрыш, но уйти ему опять не дали.

– Славный воин, – из толпы вышел пожилой седобородый дядечка в шапке набекрень. – Меня зовут Мосий Крупа. Не ты ли обережник батьки Воислава Игоревича, что отправил за Кромку Гуннара Скрягу?

– Да, я под его рукой сражался в чудинской земле.

– Ой, доброе дело вы сделали, – старикан приложил руку к груди, – не один смолянин вам это подтвердит. Идём ко мне в харчевню, уж отблагодарю тебя от души. Такого кулеша и мёда ты нигде не пробовал!

– Я не один, а с другом, тоже обережником.

– Все обережники Воислава желанные гости в моём доме.

Мосий держал своё заведение в квартале, где торговали съестным, здесь вкусные запахи сменили вонь конского навоза.

Каша и медовуха и в самом деле были обалденные. Данила наелся от пуза, а Клек ещё прихватил с собой лепёшку с мясом.

Поблагодарив хозяина, друзья отправились дальше по рынку, поглядеть вокруг да себя показать. Клек быстро сточил лепёшку и прикупил себе ещё пару расстегаев, у Данилы от окружающих запахов опять тоже разыгрался аппетит, и он кстати углядел среди разнообразных сладостей своё любимое лакомство – орехи в меду. И, пожёвывая их, решил задать другу вопрос, мучивший его с самого утра:

– Клек, я слышал, как Жирославич говорил с приказчиками какого-то боярина Серегея. Кто это такой?

– А тебе зачем?

– Люди боярина Серегея меня продали на остров Перуна.

– А-а-а… – протянул варяг. – Не, вряд ли это тот Серегей. Тот, с чьими людьми Путята рядился, челядью не торгует. Хотя у них с князем дружба такая… на мечах. Мог и купить негодных рабов, отдариться.

На слова Молодцова о своей продаже Клек никак не отреагировал и даже не вздумал пошутить, хоть как-то намекая на тему рабства, а спокойно продолжил рассуждать о смерти нескольких десятков человек.

– А тебе зачем это?

– Да так… интересно.

– За обиду, что ли, хочешь кровь взять? Не вздумай! Это первый боярин Киева, может, и не по важности, но самый богатый. Самый! Смекаешь? Случись что, тебя в яму посадят, и не вытащит тебя никто – ни Воислав, ни Путята.

– Да понял я, понял, успокойся. Я же не враг себе, просто интересно. На вот, угостись орехами. Говоришь, значит, Серегей этот славный воин?

Клек угощение принял, а в ответ на вопрос хмыкнул:

– Сам боярин-воевода уже нет. А вот сыновья его…

– Сильные?

Варяг засмеялся.

– Сильные, спрашиваешь? Да тебя они даже не заметят. Если пожелают – свистнут гридней, а те свистнут отроков, и вот они-то тебя так палками отделают, что забудешь, как дышать. Я перед ними, что ты передо мной, а то и перед Воиславом.

Данила замолчал, проникся почтением.

– Ну, давай тогда по порядку, – решил рыжеусый варяг. – Про боярина Серегея слухов ходит много. Откуда родом он – неведомо, говорят ещё, что в будущее глядеть умеет. Но он христианской веры, как наш батька, и тоже варяг. Одно про него подлинно ясно, что он был в ближних воеводах самого Святослава Игоревича, – Клек воздел палец к небу, излучая благоговение. – Во всех походах его участвовал, первым в битвах был. И на острове Хорса тоже вместе со своим батькой сражался. Да только выжил он чудом! Может, Бог твой, Даниил, ему и помог. А Хорс вот варягов не уберёг, – Клек грустно вздохнул. – С тех пор боярин-воевода в походы не ходит, зато богатство накопил немалое, сам же знаешь откуда.

– Даже не представляю.

– Как? И это не слышал? Ладно, говорят: в молодые годы Серегей отнял всю добычу у самого князя Игоря за то, что побил на поле богатыря печенежского. Игорь хоть и жадный был, но одарил дружинника по чести, только Серегей к нему в дружину не пошёл, а вернулся в Киев к князю уличей Свенельду. Игорь бы такого не стерпел – нашёл бы, как отомстить, да только в тот же год древляне князя киевского убили. Об этом хоть знаешь?

– Об этом знаю.

– Ну вот, так что сам думай, кто такой этот боярин. Богатства все он шурину своему отдал, чтобы тот их приумножал, а сам стал с мечом славу добывать. Сыновья у него есть, двое, оба варяги. Артём женат на дочке князя Свенельда, про него говорят – Первый воин Руси. И младший, Богуслав, тоже гридень, каких поискать. А жена у него, бают, настоящая ведунья, спасла его во время прошлого похода, когда ему черемис мечом голову прорубил. Сейчас он далеко, в Багдад отцовы товары торговать поплыл, а заодно показать всему миру Полумесяца свою жену дивную. А воина того, черемиса-мусульманина, что Серегеичу голову поранил, князь наш в плен взял.

Клек внезапно съехал с темы и поведал историю, по его мнению, более интересную: о том, как князь Владимир голыми руками одолел лучшего воина Булгарии.

Данила, считавший себя уже матёрым фехтовальщиком, скептически хмыкнул:

– Рукой за руку в бою на мечах? Извини, друг, не верю.

Клек только хитро прищурился:

– Только смотри это в Киеве не сболтни, когда придём туда. Да там можешь сам и спросить у того черемиса, как его князь наш в полон взял и у себя служить оставил. Только потом береги гузку, воин тот Пророку кланяется, обрежет тебе чего-нибудь – Улада грустить будет!

И засмеялся вместе с Молодцовым. Данила уже научился от души веселиться шуткам друга-варяга.

– Ну что ещё про боярина Серегея можешь сказать?

– Да всё я тебе и рассказал, разве что жена у него – булгарка, тоже лекарка знаменитая.

– Интересно… А серьёзные у него дела с Путятой?

– Сам слышал: товары ему привозит с Севера. Хотя у них и своих кораблей не счесть, но уж больно шустёр и проворен наш купец, – Клек пихнул друга в бок, засмеялся. – Да что я тебе рассказываю. Приедешь в Киев – сам всё увидишь. Сказано же тебе: в Киев товары для боярина Серегея везём.

– Что ты говоришь, – задумчиво протянул Данила.