Глава 18
Присяга
Поднимались на гору обережники торжественно – настоящей боевой колонной, так что даже важные бояре на лошадях сторонились. Задолго до этого момента Воислав переговорил с тремя своими людьми, особо отличившимися летом.
– Что вы там на капище учинили, я знаю, – сказал он. – Об этом слух до самого Смоленска дошёл. Но кто именно там был, не знают точно или доказать не могут. Радуйтесь! Сварги особо свой позор выставлять не будут, хватило им урока, когда они в Киеве варягов убили. А вот исподтишка нагадить могут, как и всегда, впрочем. Но, боюсь, не наши главные враги сварги, у которых вы подношения украли, и не разбойники, что им служили.
– А кто же? – спросил Клек.
– Думаю, тебе лучше знать. Помнишь ту ведьму, которая тебя зачаровала?
– А-а-а… – смутился варяг.
– Даниил, ты её труп видел?
– Неа, только крик слышал.
– Так-то. А женщина, тем более ведьма, ох и большую гадость может сделать. Так что сторожитесь. И ещё, князю на Сварога наплевать, главное, чтобы Перуна никто не хулил и никого из богов выше него не ставил. Но лишнее недовольство подданных ему не нужно. Так что о своих подвигах на Празднике помалкивайте и на пиру язык за зубами держите. Поняли?!
– Поняли, – хором ответил обережники.
Этот разговор был почти седмицу назад, а сейчас вся обережная ватага поднималась к детинцу. Первое, что бросилось Даниле в глаза, – это идолы, стоящие на огромном подворье князя. Шесть штук. Молодцов узнал только Перуна и Велеса. Варяжский бог, как всегда, был вырезан разгневанным: распахнутые глаза, рот, а ещё и усы из чистого золота.
Впечатляли и сами четырёхэтажные княжеские хоромы: резные коньки, наличники, раскрашенные в разные цвета стены (Данила теперь понимал, каких это бешеных денег стоило). Но больше всего внушали уважение гридни, дежурившие на подворье, вальяжные такие, но держащиеся с достоинством, как дембеля перед приказом, только облачённые в железо – панцири, кольчуги, шеломы. Раньше Молодцов считал, что таких воинов, как его батька, от силы десятка полтора по всей Руси, теперь же воочию убедился, что подобных Воиславу на подворье одного детинца можно было насчитать пару десятков. Таких же стремительных и сильных, лёгких и пластичных, равно в доспехах или без, со взглядами, излучающими непреклонную волю.
А больше всего удивила Данилу молодёжь, что непринуждённо дубасила друг дружку в центре детинца. Дубасила, конечно, не то слово – это нарабатывали боевые навыки будущие дружинники, отроки и дети от пяти до двенадцати лет. Ах да, Русь – это ведь тоже что-то вроде очень большого рода, и живут в нём единой семьёй, даже детей воспитывают сообща. По крайней мере, лучшие воины.
Обережников заметили, гридень-варяг с длинными седыми усами и бритой головой поздоровался, велел следовать за ним. Внутри княжьи хоромы были так же роскошны: на полу лежали звериные шкуры, на стенах висели ковры, на коврах – оружие в дорого выделанных ножнах, такой красоты, что руки сами тянулись снять и спрятать под накидкой. Всюду драгоценные кубки и стеклянные сосуды цены неимоверной. А запах копоти уверенно перебивался ароматом восточных благовоний и свежеприготовленных яств.
Обережники тоже выглядели отнюдь не босяками: все в шелках, бархате и атласе, предплечья обвивали серебряные браслеты, золотые кольца горели огнём на пальцах, толстые гривны висели на мускулистых шеях. И даже Молодцов на их фоне не выглядел нищебродом, его общественный статус заметно поднялся за последний год.
Седоусый варяг довёл обережников до больших толстых дверей, окованных медью, велел ждать. Ватага расселась на скамьях вдоль стен в ожидании аудиенции. Сколько времени прошло, Данила не заметил, но волновался он изрядно. Наконец двери распахнулись, и гридень, закованный в доспехи с ног до головы, позвал их заходить.
Внутри, на возвышении, стояло большое резное кресло с ало-синей подбивкой – трон, должно быть. Пустой. Стены и потолок были забелены и украшены узорами. Теперь Данила в них угадывал определённые обереги: от пожара, от стрел, от подлого татя. Свет в зал проникал сквозь мутные слюдяные стёклышки.
Ватага ещё немного потомилась в ожидании, пока не открылась другая, маленькая, дверь за троном.
Первым вошёл важный мужик, весь в золоте и шёлке, за ним – какой-то отталкивающий чернявый тип, а последним появился невысокий муж в алом корзне. Вдруг он вскинул бритую голову, пшеничный чуб отлетел на затылок, такого же цвета усы всколыхнулись на груди. Он оглядел голубыми глазами всю ватагу обережников, а потом… улыбнулся. Данила вздрогнул – перед ним стоял князь Владимир!
В ухе у него блестела серьга с большим рубином, полы накидки топорщились, должно быть, из-за рукоятей мечей, снаружи видны были только пурпурные сапоги. А ещё от него исходила сила. Молодцов не мог это объяснить, просто чувствовал на расстоянии мощь Киевского князя так, что даже Воислав рядом с ним казался слабее. Нет, не слабее, просто перед таким князем не зазорно было преклонить колено и самому Воиславу Игоревичу.
Ни слова не говоря, Владимир обернулся и взошёл на трон, пристяжь встала по обеим рукам от него. Тут Данила, немного отошедший от первого впечатления, сумел распознать второго, черноволосого. Главное, что поразило в нём, – броня: подобного качества и подобного вида Молодцов больше ни у кого не видел. Он даже не смог понять, где она была сделана. Что касается взгляда иноземца… как бы это сказать – взгляд его был таким, как будто у него язва открылась, а все кругом шашлыки жрут. Длинная тонкая бородка только добавляла неприязни.
– Здравствуй, стольный князь Киевский, Владимир Святославович.
Приветствие Воислава вывело его из раздумий. Батька поклонился, и все обережники вслед за ним тоже склонили головы.
– И тебе здравствуй, Путята Жирославович, – Воислав со своей ватагой поклонился тому самому, кряжистому, в золоте, второго из пристяжи князя варяг оставил без внимания.
– И тебе здравия, Воислав, сын Игоря, – заговорил Владимир, голос у него был красивый, сильный, волнующий. – Наслышан про тебя от Добрыни. Много хорошего он о тебе говорил.
– Честь для меня быть полезным родичу самого князя!
– Добрыне ты пригодился, но по его слову знаю, хочешь под мою руку перейти.
– Да, хочу! Со своей обережной дружиной. Прими нас под свою власть, княже, не пожалеешь! Готовы служить тебе, хоть мечом, хоть словом, хоть за морем, хоть на твоей земле. Если пожелаешь!
– Да будет так. Хорошие воины мне всегда пригодятся, и место им за моим столом найдётся.
Воислав отстегнул меч для правой руки, передал его Вуефасту, тот отдал тёзке хозяина «Лебёдушки», а боярин положил ножны на колени князю. Тот повертел их в руках, потом немного вынул меч, усмехнулся. Данила неожиданно в этой усмешке увидел дивную схожесть Владимира с чернявым воином-охранником.
Князь с щелчком вогнал клинок в ножны, приказал:
– Воислав, пойдём со мной. А людей его пусть отведут и накормят.
Всё, торжественная часть закончилась, начались политические игры не для простых смертных.
* * *
Следуя за князем, Воислав оказался в менее роскошных палатах – небольшой комнате с низким потолком, зато ярко освещённой. Владимир уселся в высокое кресло, охранник остался возле него по правую руку:
– Знаешь, зачем ты мне нужен?
– Добрыня рассказывал.
– Хм, Добрыня… – князь пропустил сквозь пальцы длинный ус. – И что же он тебе поведал?
– Что нужно будет отправить весть булгарским боярам. Тайно.
– Отправить весть мало, нужно узнать, как обстоят там дела на самом деле. И вернуться как можно быстрее. Что до писем, вот!
Владимир махнул рукой, и его охранник вытащил из-за пазухи три свитка, скреплённые печатями.
– Это письма к главным боярам Булгарии, братьям, что правят там, осталось их только двое, раньше больше было, – Владимир внезапно замолчал, будто вспомнил что-то, потом продолжил: – Зовут их Аарон и Самуил. Дружбы меж ними нет, каждый держит свою вотчину на Востоке Булгарии, в землях, которыми раньше правил мой отец. Третье письмо царю Роману, он сейчас возле Самуила сидит, а тот при нём будто бы воеводой служит. Но понятно, что всем заправляет боярин, так что передать письмо царю и ответ от него нужно тайно, через стольника Гавриила, для этого возьми знак мой. Габдалла!
Охранник протянул Воиславу кусок дорогой материи с вышитым на нём гербом Рюриковичей.
– Отдашь письмо или самому стольнику, или человеку от него, который тебе покажется надёжным. Дело не простое. Справишься – одарю по-княжьи. Землёй и серебром. Нет – сам знаешь, помнят ещё хорошо моего отца в Булгарии, и многие Русь не любят. Не отступишься?
– Коли слово дал, теперь в службе тебе верен, княже, – Воислав коротко поклонился.
– Хорошие слова. Если нужно что, говори.
– Людей у меня всё-таки маловато. Мне ещё хотя бы двух опытных воинов.
– Да, видел я твою дружину, – Владимир усмехнулся, – для обережника она очень даже неплохая. Спросить хочу: видел у тебя двоих молодых варягов, откуда они родом?
– Матери их из Белоозера, а отцы нурманы. Так повелось, что обоих звали Сигарами. Они отличные воины и будут верно служить тебе.
– Сигаровичи значит, ну, пускай будет так. А мне вот про них другое сказывали!
– Я не знаю, что тебе про них говорили, княже. Шибрида и Клек мне не родичи. И про прошлое их я не расспрашивал. Одно могу сказать, что слову своему они верны и, если поклялись вместе со мной сражаться за тебя, значит, будут сражаться, пока голову не сложат или ты не велишь им уйти. Ещё могу сказать…
– Говори!
– Что многие бояре, которые в начале против тебя мечи держали, стали тебе верными людьми.
Владимир сразу не ответил, долго сверлил Воислава тяжёлым взглядом, пока вдруг не изрёк с неопределённой интонацией:
– Варяг…
И засмеялся. Охранник Габдалла от произнесённого слова дёрнулся, как ужаленный, но больше никак своё неудовольствие не посмел выразить, только смотрел, презрительно и с ненавистью, на Воислава.
Владимир, отсмеявшись, встал с кресла, ещё раз окинул взглядом своего нового человека, на этот раз благосклонно.
– Да будет так. Людей я тебе дам, но после того, как пройдёте пороги. Скажу сотнику каравана, он подберёт пару лучших воинов. А ещё денег на лошадей велю дать, не на ладьях же ко двору Самуила грести, – князь хохотнул.
– Ты щедр, княже, благодарю.
– Да, я щедрый. К своим людям я щедр, и ты ещё узнаешь насколько, – Владимир хлопнул Воислава по плечу. – А теперь пойдём, попируем в добрый путь, чтобы боги принесли нам удачу.
* * *
Обережников накормили, а потом ещё и на пир в детинце позвали. Усадили их, правда, в самом конце длиннющего стола, но всё равно это место считалось почётным. Гридней, бояр и воевод набилось в зал тьма-тьмущая. Данила себя не слышал от шума и хохота вокруг, и вдруг, среди проходивших мимо жёлтоволосых голов, он увидел…
– Завид! – первым прокричал Молодцов.
И остальные обережники обратили взор на друга, можно сказать, почти кровного брата, завидного охотника и достойного мужа Завида Вольшововича.
– Завид, как же ты здесь оказался? – Шибрида перегнулся через широкий стол и пожал руки охотнику. – Что же с нами сразу не поплыл?
– Да договор у меня один имелся, надо было все долги раздать. А после я с самим Добрыней поговорил – и вот… Теперь я тоже княжьей Руси человек.
Эту весть обережники встретили таким рыком, что даже возле княжьего кресла бояре обернулись.
– А мы тоже теперь Руси служим, – сказал Шибрида, – батька наш самому князю присягу принёс.
Тут как раз появился Воислав, весьма задумчивый, обережники тут же потеснились, освободили ему место на скамье.
– Здравствуй, Завид, вижу, позвали и тебя на стольный пир.
– Верно, Воислав Игоревич, теперь я человек Владимира, с вами в юг поплыву.
– Добрые слова, с такими воинами, как ты, всегда биться бок о бок любо.
Именно на охотничьей заимке Завида торговый караван Путяты держал оборону против Гуннара Скряги. Завид очень неплохо подготовил свою крепость, во многом благодаря этому обережникам удалось выстоять осаду. Но глава охотничьей партии потерял почти всех своих людей, выжили только двое, которые сейчас стояли за его спиной в пиршественной княжьего терема.
– Мой топор и мой лук всегда будут на твоей стороне, Воислав Игоревич!
– Да будет так!
Обережники и охотники ударили кружками, осушили их в честь радостной встречи. И начался пир, шумный и весёлый. Произносили здравицы, играла музыка, плясали скоморохи, а кушаний было столько разных, что всех и не перечесть.
Данила сбежал в самый разгар веселья. К Уладе. Что ему княжий пир, когда у него последняя ночь с любимой девушкой, теперь уже невестой. Друзья всё поняли и обижаться не стали.
