Глава 12
В гостях

Обережники после торжественного прощания с последующей попойкой стали на время свободными, но разлучаться не собирались. Кто-то, например Ломята, заключил новый договор с Путятой, пока тот будет торговать на Руси. Воислав так и вовсе поплыл на «Лебёдушке» до Вышгорода, а оттуда в Бродов, где у него имелись финансовые дела. Ну и Данила, не без умысла, напросился с ним за компанию, ведь где-то в тамошних лесах была его заветная полянка. А ещё в Бродове жил его друг – кузнец Вакула, которому Молодцов был очень многим обязан. Уладу он, разумеется, тоже взял с собой, не только чтобы не оставлять девушку в шумном Киеве, но и чтоб похвастаться перед Вакулой. Мол, видишь: твой друг не промах, какую женщину отхватил! Улада действительно могла стать объектом зависти, а вот что касается её статуса, Данила не решался называть её невестой или суженой, пока сам не определился со своим будущим. К счастью, волшебные слова «моя женщина» снимали все вопросы у любопытствующих и позволяли Уладе сохранить лицо.

Чтобы попасть в Вышгород, надо было подняться вверх по Днепру километров на десять и пройти где-то километр по одному из его рукавов. Там, на высоком холме, стоял любимый город княгини Ольги, насколько помнил Данила из истории. Вот уж действительно – высокая гора. Сейчас там заправлял боярин Блуд, но под присмотром людей Владимира, о нём тоже Молодцов читал много чего. Если вкратце, то был он редкой скотиной и предателем. Путята, который тоже имел дело с этим боярином, был полностью солидарен в этой оценке.

В Вышгороде разгрузились, затем купец остался на пристани, а «Лебёдушку» одолжил Воиславу, чтобы тот мог беспрепятственно доплыть до Бродова.

Обережники на ладье спустились вниз по Днепру на пяток километров, а затем поднялись вверх по Десне. Река петляла, как пьяный сноубордист, но Данила всё-таки узнал знакомые места, именно отсюда началось его прошлогоднее путешествие на «Лебёдушке».

Пришлось поработать вёслами против течения, но ещё до заката обережники достигли Бродова, стоящего, как и все здешние города, на холме.

На причале Воислав нанял повозку, нагрузил её несколькими мешками и отправился в путь, а с ним Вуефаст, братья-варяги и Данила с Уладой. «Лебёдушка» отправилась обратно, людей на ней осталось мало, но по течению идти – не велика тяжесть, а места кругом были спокойные.

Улада ехала на телеге, воины шли рядом – всё равно повозка тащилась со скоростью неторопливо идущего человека.

– А что в мешках? – решил поинтересоваться Данила; когда их складывали, звук раздавался нехарактерный. – Как будто камнями их набили?

– А сам как думаешь? – спросил старший брат-варяг.

– Не знаю, знал бы, не спрашивал.

– Руда, да не абы какая, а самая лучшая, из Вестфолда, – гордо ответил Шибрида.

Что такое Вестфолд, Данила уточнять не стал, наверное, город какой-нибудь.

– Для Вакулы, наверное?

– Ещё бы! Каждый кузнец будет рад нашей северной руде.

– Давно, выходит, Вакула с нашим батькой торгует?

– Давно? Не знаю, на моей памяти мы первый раз руду привозим.

– А где же тогда он до этого железо брал?

– У кого покупал, не знаю, а обычно как все – собирал на болоте.

Про такой способ Данила слышал, но его сейчас интересовало другое:

– Не, я имею в виду, чтобы совсем настоящую руду, какую из гор добывают.

– Ну ты скажешь, братец, – усмехнулся варяг. – Где ты на Руси или среди данников Владимира горы видел?

Молодцов едва с шага не сбился. Вот это поворот, путешественник во времени, блин, простейших вещей не знает. Выходит, на Руси своих месторождений железа не было. Ближайшие горы, если не считать тех, что уже заняли соседи, только Уральские, но до них далеко во всех смыслах слова. Когда их ещё освоят!

– Шибрида, а объясни мне неумному, насколько лучше ваша руда той, что Вакула в болоте добывал?

– Ты себя помнишь, когда к Воиславу пришёл?

– Ну.

– Вот разница как между тобой сейчас и тобой тогда.

– Ничего себе! Настолько лучше?

– Ну, не лучше – чище, – вдруг поправил Клек.

– Верно брат говорит! Мне дед рассказал, что железо – это кровь земли. Зачем его перековывают? Чтобы из него негодь и труха вышла. Так же и воины ещё с отрочества перековывают себя, чтобы из тела и духа вся слабость вышла. В ком останется – тот в первом же бою сломается. Каждый, если хватит духу, может захотеть стать воином. Но руда, как и кровь, бывает разная. Чем чище она, тем легче кузнецу из неё выковать клинок. Чем крепче кровь и лучше род, из которого вышел отрок, тем легче ему избавиться от своей гнили и стать настоящим воином. Только клинок один раз выковать нужно, а человек каждый день сам себя ковать должен, иначе растеряет всю крепость свою и силу и проржавеет, что железяка в воде.

– Вот оно что, – заворожённо проговорил Данила.

– Да, вот ты, Молодец, в тебе видна хорошая кровь, но уж больно ты грязным куском руды нам встретился. Сейчас ты уже не такой.

– А какой?

– Ты как крица. Знаешь, что это такое?

– Слышал как-то.

– Это когда болотный самородок уже перековали и сделали железную заготовку, из которой добрый клинок может получиться.

– Спасибо! – ответил польщённый Данила и даже зарумянился не хуже девки.

Тем временем их путешествие уже близилось к концу. Вакула жил на отшибе за стенами города, поскольку вид его деятельности создавал немалую опасность пожаров. И кроме того – многие кузнецы слыли в народе колдунами или как минимум знакомыми с ведовством, а колдунов уважают, если они свои, но предпочитают держаться от них подальше.

Вакула встретил обережников у калитки своего подворья, со всей семьёй: двумя жёнами и четырьмя ребятишками – все пацаны, только один был заметно старше, считай, подросток, остальным было лет по семь-восемь. А ещё стояла одна девчушка лет тринадцати, смутно знакомая, но которую Данила не видел в прошлую встречу. Одета она была заметно беднее остального семейства, в дерюжное платьице, на голове – повязка зелёного цвета, только расшитая простыми нитками, а не бисером, и без серебряных колец. Прочие домочадцы Вакулы тоже не расхаживали в шелках и атласе, но носили одёжу из хорошо выделанного крашеного льна.

В остальном его семья за прошедший год не изменилась. Обе жены были крепкие, телистые, в замужних головных уборах – платках с «рожками», под которые были собраны все волосы. Одной уже далеко за тридцать, второй – хорошо если девятнадцать. Детишки шебутные, здоровые. Ну и сам кузнец – мохнобровый жгучий брюнет с курчавой бородой и ручищами толщиной с весло «Лебёдушки», облачённый в красную рубаху и просторные штаны. При виде обережников он сделал шаг и пробасил:

– Здрав будь, воин удалой Воислав Игоревич! – с достоинством отвесил поклон Вакула.

– И тебе здравия, мастер почтенный, – варяг ответил малозаметным, но всё-таки кивком.

– Здравия и вам, вои сильные, отведайте угощения в знак почтения моего и проходите в дом, гостями будете дорогими.

Старшая жена Вакулы поднесла обережникам блюдо с яством желтоватого цвета, скорее напоминавшим пюре, чем напиток. На деле это оказался кисель, щедро сдобренный мёдом, с кусочками хлеба. Его можно было руками есть, что и сделал Клек – собрал пятернёй желтоватый комок с хлебным мякишем и запихнул в рот. И ничё, Данила после него отведал угощение (отказаться – значит обидеть) – не отравился. Наоборот, показалось весьма вкусно: пряно и сладко.

– Ну, проходите быстрее, други, во двор, остальная снедь стынет, – захохотал Вакула, когда жена вернула ему пустое блюдо, уступая дорогу.

За тын, громыхая грузом, проехала телега, за ней вошли обережники. Застолье у кузнеца, конечно, было не столь роскошным и разнообразным, как в домах купцов, – из мяса, к примеру, была одна только зайчатина, – но зато куда более тёплым и уютным, будто с другими обережниками у костра сидишь, только ещё ребятишки рядом кружатся, норовят ножны меча потрогать.

И тем не менее Вакула накормил и напоил всю компанию от пуза. Поднимал тосты, восхваляя силы и славу удачливых обережников, произносил здравицы на будущий удачный поход – Воислав рассказал ему, что он теперь человек, считай, самого киевского князя. Словом, вёл себя как настоящий радушный хозяин.

Когда здравицы в честь удалых гостей и щедрого хозяина, а также мудрого и сильного Владимира Святославича были произнесены, высокий тон застолья быстро сошёл на нет и атмосфера стала непринуждённая. Вуефаст с Шибридой отошли облегчиться, Данила решил, что настал удобный момент задать интересующий его вопрос:

– Вакула, ты человек уважаемый, многих знаешь в округе?

– Что есть, то есть, – согласился кузнец, жуя лепёшку.

– Не слышал ли ты о таком человеке: он охотник вроде, зовут Кумарь? Такой русоволосый, с короткой бородой, на лицо красив, из полян, кажется.

«Точные приметы, конечно, ничего не скажешь!»

– Я нескольких знаю по имени Кумарь. Тебе какой нужен?

– Тот, что в деревне где-то в вашей округе живёт.

– В деревне? – Вакула задумчиво поскрёб бороду.

Данила ещё сильнее напряг память:

– О, вспомнил, он с купцом Жорохом дела ведёт, а тот челядью торгует в Киеве.

– Хм… Вроде слышал о таких, но насчёт купца тебе лучше у него самого спросить. Есть у нас в городе такой торговый гость Жорох, что челядинами торгует, он мне обод для колеса заказал. Спроси его, может, это он и есть.

– А где живёт?

– Да не торопись ты, он до Праздника у нас собирался остаться, а до него ещё три дня.

– Молодец у нас шибко купцами интересуется, что живым товаром торгуют, – хитро сказал Клек, с подтекстом.

– Жорох продал меня тому, кто продал меня на Перунов остров в жертву, – честно ответил Данила. – Братья, но я не хочу им мстить: ни купцу, ни Кумарю, хотя бы потому, что благодаря им я встретил вас. Но Кумарь знает одну вещь, которая очень важна для меня, и я её из него вытяну, – Данила несильно ударил кулаком по столу.

– Слова достойного мужа, – вдруг провозгласил Воислав, воздевая кружку к потолку. – За нашего друга, Даниила Молодца!

– За Молодца! – прокричали остальные.

Данила с удовольствием выпил за себя любимого. И тут же его кружку наполнила слабоватой бражкой та самая смутно знакомая девчушка. Молодцов, от неожиданности и удивления, ну и от выпитой бражки ещё, даже умудрился ложку смахнуть со стола. Девочка хихикнула, быстро наклонилась, подняла её и ушла на женскую половину комнаты.

– Что, не узнал? – с издёвкой спросил Вакула.

– Неа… Кто это такая?

– Это-то? Наська, внучка Житко. После его гибели она с нами стала жить.

Житко был деревенским старостой, приютившим Данилу после побега с Перунова острова, местный сельскохозяйственный гений, за что и получил прозвище: «жито» – по-здешнему «хлеб».

– Наська, Наська… Это та самая девчонка, которую я в лесу встретил?

– Ага, она первая увидела, как ты из реки выбирался, где тебя русалки за пятки дёргали.

– А что за русалки? – спросил Клек.

– Это я потом расскажу. Да, помню, а ещё она дорогу к вашей деревне указала, иначе бы я полдня по лесу плутал.

– Да, хорошая девка, умная. Правда, больно упрямая и с норовом, но хорошая. Подросла, уже скоро замуж выдавать будем.

– Сколько же ей лет-то?

– Да уж четырнадцать годков, через годик на выданье, как раз дозреет всё, что надо.

Вакула приложился к кружке, а Данила глянул на юную, совсем невинную девочку. Скоро её детство кончится, если оно у неё вообще было, ей предстоит рожать детей каждый год, впахивать по двенадцать часов в сутки и к тридцати годам превратиться в скрюченную старуху. Почему-то Молодцову захотелось, чтобы этой девочке, помогшей ему просто так, по доброте душевной, досталась лучшая судьба. Он так внимательно рассматривал Наську, что не заметил взгляда Улады, тоже направленного на девочку, но неодобрительного.

В дом вошли Шибрида и Вуефаст.

– Вовремя вы вернулись! – воскликнул Клек. – Сейчас Даниил нам поведает историю о том, как его русалки за мужество дёргали!

Его обращение было встречено дружным хохотом. Пока все драли глотки, младшая жена Вакулы налила Клеку мёд из кувшина и невзначай потёрлась о его руку грудью. Варяг этот знак внимания принял как должное, а Данила заметил, поскольку не слишком смеялся произнесённой шутке. Но, естественно, никак не стал на это обращать внимания, а вместо этого с улыбкой поведал историю о своих приключениях в Днепре-реке после того, как его едва не принесли в жертву Перуну.

К вечеру веселье стало идти на убыль, всё чаще приходилось выходить из дома по естественной надобности. Минус слабоалкогольных напитков – очень уж много их надо выпить, чтобы опьянеть.

Данила изрядно окосел, когда почувствовал увесистый шлепок по спине, – Вакула. Молодцов ожидал разговора в стиле «Ты меня уважаешь?», но тут заметил, что взгляд у кузнеца вполне осмысленный:

– Пойдём, Даниил, у меня есть что тебе показать, – сказал он.

Вдвоём они вышли из дома и направились к приземистому сооружению, в котором Данила в прошлом году так и не побывал. По пути Вакула взял мешок с рудой, легко закинув его на плечо. У кузницы он остановился, опять-таки без особого труда отодвинул многопудовый камень от двери, вошёл внутрь, обережник следом. Кузнец что-то проговорил, переступая порог, а Данила вошёл молча. Вакула обернулся и вдруг сказал:

– Смелый и сильный. Видно, и вправду мне боги знак дали.

– Вакула, ты о чём?

– Увидишь.

Кузнец запалил лучину, от неё зажёг сальную свечу. Молодцов огляделся: четверть небольшого помещения занимал каменный горн, стоявший в глубокой яме, вырытой в земле, по стенам были развешаны непонятные приспособления, больше напоминавшие инструменты пыток.

Вакула, всё такой же таинственно молчаливый, разжёг огонь в горне. Пламя грозно заурчало, поднимаясь высоко вверх. Кузнец порылся в мешке, бросил руду в горн, затем что-то взял со стены и долго стоял лицом к пламени, бурча себе под нос, неожиданно развернулся:

– Ты мне должен за него что-то дать. Немного, серебряный грош какой.

Данила послушно развязал кошелёк, вынул оттуда маленький комочек серебра, отдал Вакуле.

– На, бери, теперь он твой.

Молодцов не сразу разглядел, что ему протягивает кузнец. Только у себя в руках он понял – это ножны, деревянные, короткие, сантиметров тридцать, для ножа, скорее всего.

– Носи его, на нём моё клеймо. Слава, которую добудешь с ним, станет и моей!

Данила запоздало сообразил и ответил велеречивой благодарностью. Хороший нож всегда пригодится, тем более стоил он гораздо меньше, чем за него отдали.

– Ну а теперь пошли, горло промочим, живот набьём, – кузнец приобнял обережника за плечо и вывел наружу.

– Ой, живот я уже набил твоими угощениями, спасибо тебе. Можно я ещё немного погуляю, отдышусь?

– Понимаю, – многозначительно подмигнул Вакула, водрузил камень обратно на место и отправился в дом.

А Данила с наслаждением вдохнул прохладный ночной воздух. Лето действительно наступало отличное. «Будто приближается что-то», – осознал внутри себя странное предчувствие Молодцов. Но вот что именно, он не мог объяснить, наверное, что-то хорошее.

Данила развязал пояс, чтобы облегчиться, и внезапно услышал рядом хихиканье.

– Да что такое, – пробурчал он, завязывая штаны.

Некто прятался за собачьей будкой, впрочем, нетрудно было догадаться, кто именно, раз пёс размером с телёнка на неё никак не реагировал.

– Ты чего там прячешься? А ну выходи!

Снова хихиканье:

– А ты чего испугался? Делай, что хотел… Или меня застеснялся?

– Ты как со старшими разговариваешь? А ну, быстро иди сюда, а то выпорю, и Вакуле отдам – пусть он тебя поучит, как вести себя надо с гостями.

Из-за будки появилась щуплая фигурка, обиженно фыркнула:

– Сразу ругаться… Чего я тебе сделала? Как будто не знаю, чего там у вас есть, – с ходу заявила Наська.

– Не о том речь, – оборвал её Данила. – Я помню тебя, ты та, что помогла мне тогда у речки, не испугалась.

– Вспомнил, значит?

– Да. Помогла-то почему?

– Не знаю. Показалось, ты человек. Пропасть ведь мог. Жалко.

Какие слова! Редко их тут Молодцов слышал.

– И не испугалась?

– Неа, а чего тебя бояться, ты слабый. На четвереньках едва стоял, а потом и вовсе на бревно повалился.

– Ну, я-то потом поднялся, дети разбежались, а ты вернулась и указала путь. За что тебе спасибо.

Данила взял девичью ладошку и вложил в неё комочек серебра, существенно больший, чем тот, который отдал Вакуле за нож.

– Спасибо, – отблагодарила Наська, смутившись, чего и не думала делать, подглядывая за мужчиной.

– Так ответь, почему ты мне помогла?

– Я же сказала – не знаю. Увидела тебя, ты слабый был, ну и… понравился ты мне. Ты ликом красен, – Наська опять смутилась. – А женщина, с которой ты приехал, она тебе кто? Наложница?

– Нет, в общем, – теперь уже растерялся Молодцов, – она, как тебе сказать…

– Невеста? Не жена же, с непокрытыми-то волосами…

– Ну… короче да, почти жена.

– Как это?

– Мы с ней разной веры, сразу всё не объяснишь, – нашёлся Данила.

– А, я слышала, ты ромейскому белому Богу кланяешься. Мне вот тоже скоро замуж.

– Не боишься?

– А чего там бояться, всё как у всех будет, – напустила на себя бравады девица.

– Есть кто на примете?

– За кого дядька скажет, за того и пойду.

– А тебе хорошо с дядькой живётся?

– Жаловаться не на что. Кормит, поит, работы тут не так много, как в деревне. Вакула меня сразу к себе забрал, как приехал обратно с серебром. Сказал: «Пропадёт девка тут у вас, а мне будет уплата за то, что я Житко не уберёг». У меня мамки нет, слегла от горячки после того, как третьего родила, а папка в лёс ушёл за мёдом и не вернулся.

– Прости, Наська, – сокрушённо проговорил Данила, – это я твоего деда не уберёг.

– Это воля богов, – девочка теребила свою косичку и смотрела по сторонам, куда угодно, но только не на собеседника. – Мне Вакула всё рассказал, как ты бился. Вот, большим человеком стал. Видно, сильный твой Бог.

– Не о том речь, а… Впрочем, как хочешь. Значит, не обижают тебя здесь?

– Неа, только Лушка, это младшая жена Вакулы, иногда говорит, скорее бы меня выдать за кого-нибудь, дескать, детей я её объедаю. Ну и так, работу может какую ненужную заставить делать.

– Хм, а я…

Договорить Данила не успел, из сарая рядом раздались странные приглушённые звуки, как будто кто-то кого-то душил. Внутри обережника сразу проснулся опытный воин, проскользнула мысль: «Неплохой повод опробовать подарок Вакулы».

А что? В темноте да в узком пространстве ножом работать сподручнее.

– Ты брысь в дом и скажи… Ничего, в общем, не говори, брысь отсюда, – шёпотом приказал Молодцов.

– Да как же мне ничего не говорить? – возмутилась Наська. – Вдруг там вороги? А в доме и спрятаться негде, одни пьяные мужи. А ты что-то услышал, да? – жадно спросила девочка. – Давай я тебя к сараю проведу, а то ты в темноте заблудишься.

Данила так привык к безмолвной покорности Улады, что даже растерялся от такой наглости, а потом решил:

– Ладно, никуда провожать не надо, скажу «беги» – бежишь в дом с криками, всех будишь. Станешь спорить – мигом по заднице получишь. Поняла?

На этот раз Наська молча кивнула. Данила вытащил как можно тише меч из ножен, снял с пояса дарёный нож. Не спеша, но уверенно двинулся к хлеву, глаза уже привыкли к темноте. Вход внутрь загораживала дубовая дверь с двумя длинными, прибитыми поперёк петлями. Молодцов приготовился резко распахнуть её, швырнуть нож и отпрыгнуть в сторону, чтобы не торчать на светлом фоне дверного проёма. Звуки стали чаще, громче. «Так, насчёт три: раз, два…»

Данила ногой открыл дверь, замахнулся… и матюкнулся про себя: в темноте белели раскинутые врозь женские ножки, а между ними ритмично двигались такие же белые ягодицы Клека.

– Что, Молодец, пришёл? Решил… ха… присоединиться? – спросил друг.

– Да ну тебя, – ответил Молодцов.

– Что, кто там? Это Лушка? – Наська шустро поднырнула под его локоть.

– Ой, кто там, любый, кто там?

Клек зажал своей партнёрше рот и непринуждённо продолжил дело.

– Всё, пошли отсюда, пошли, кому сказал, – Данила отвёл подальше от хлева любопытную девчушку.

По здешним обычаям изменить мужу и родить от другого преступлением не считалось, если тот, с кем гуляла жена, был достаточно знатен, уважаем и богат и тем более был воином. Лишь бы роду прибыток. Но Вакула итак род свой содержал как надо и в чужой помощи точно не нуждался. Тем более Данила ещё год назад, по косвенным признакам, понял, что кузнец не одобряет, когда кто-то чужой вместо мужа род укрепляет. Нет, в схватке Клека и Вакулы Данила однозначно бы поставил на варяга, но до этого доводить не хотелось. Не по-людски как-то.

– Что ты видела, не говори, понятно? – сказал Наське Молодцов. – Только хуже от этого станет.

– Ой, да ладно, Вакула мне всё равно не поверит, а Лушка – она такая…

– Вот я ей намекну, чтобы кормила тебя получше, не то всё мужу расскажу.

– Вот за это спасибо! – обрадовалась девочка.

– А теперь всё, беги спать и не смей больше подглядывать ни за кем. Не то найдёшь себе приключений. Варяг в хлеву не такой добрый, как я!

– Да я там тоже всё уж видела, – пискнула напоследок Наська, но убежала.

Наутро Воислав и Вуефаст опорожнили ещё пару кружек медовухи и тепло попрощались с обережниками. В Бродове они купили лодку и отправились уже по своим делам, личным, как понял Данила, и вызнавать подробности не стал. Опасность двоим варягам, конечно, не грозила. А предоставленных самим себе Клека и Шибриду Молодцов попросил помочь найти купца, о котором говорил Вакула, и вызнать у него всё, что требуется. Варяги без лишних вопросов согласились.

Да, это был тот самый купец, что приобрёл Данилу у Кумаря. Рыжебородый Жорох выглядел толстым даже на фоне других, не менее упитанных торговцев. Своего бывшего раба купец тоже узнал. К встрече отнёсся стоически, несмотря на моральную поддержку Молодцова в виде двух варягов за спиной, однако запираться не стал, на вопросы отвечал чётко, по делу. Оказывается, Кумарь жил совсем неподалёку, меньше чем в одном дне пути по шляху на север. Сам охотник, староста, да и вся деревня в полном составе готовились к Празднику, так что, если угодно Молодцову пообщаться с ним, то самое время.

– Спасибо, – бросил Данила через плечо и вышел из корчмы, где купцы разогревались перед грядущими торжествами.

– Ну что, друзья, спасибо вам за помощь, – от всего сердца поблагодарил Молодцов братьев-варягов. – Знаете вы, говорить красиво я не умею, примите уж благодарность, как есть. За мной должок. А дальше я сам.

– Ты что ж, думаешь, что мы тебя так и оставим одного со всей этой историей разбираться? – насмешливо бросил Шибрида.

– Друзья, вы мне и так помогли. А уж с Кумарем и теми деревенскими я как-нибудь один справлюсь.

– Ага, как-нибудь… Ну-ка, сначала отойдём, куда потише, друг.

– Давай, братко, рассказывай нам всё. Чего ты про боярина всё выискиваешь? И зачем тебе сдался тот охотник? – спросил Клек, когда они вдвоём с братом завели Данилу в воняющий мочой переулок. – Я же видел, как у тебя глаза сверкали, когда ты про него узнал.

Молодцов склонил голову. Самое интересное, что в словах варяга не было «наезда»: мол, чего ты там у нас за спиной чудишь, опять в переделку какую-нибудь хочешь втянуть? Без малого за год плавания Данила очень тонко научился чувствовать своих собратьев по гребной палубе. В словах Клека сквозило явное участие и заинтересованность, желание узнать проблемы друга и беспокойство за него. Это было приятно.

Данила глубоко вздохнул. Он решил, что настал момент – сейчас или никогда:

– Есть одно место, оно много значит для меня. Там я впервые ступил на вашу землю, под Киевом, в смысле. Кумарь может помочь мне найти это место, и тогда… тогда, быть может, я смогу вернуться домой. И даже, если вы захотите, взять вас с собой.

Молодцов вскинул голову (пока говорил, он старательно отводил взгляд), посмотрел прямо в зеркально похожие ясно-синие глаза варягов. Шибрида, ни слова не говоря, сделал шаг, достал из-за пояса какую-то штуковину непонятной формы, прижал её ко лбу Данилы – больно, блин! – заговорил на своём родном языке.

– Я бы решил, что ты из ванов, но боги молчат, – заключил он, окончив процедуру. – Откуда ты? Может, ты сын альвов?

– Да человек я, обычный человек, меня просто занесло к вам… не знаю как.

– Брось ты, братец, – сказал Клек, – боги тебе ясно сказали, что он человек, а значит, из Мидгарда. Только откуда? Расскажи о мире, из которого ты прибыл, Даниил.

«Мидград – срединный мир, древо Игдрассиль», – вспомнилось Даниле.

– Ну, я не знаю, что рассказывать.

– Расскажи, какая у вас погода, кто вами правит. У вас там жарко или холодно?

– У нас бывает и жара, и холод, везде по-разному. Правят нами подлецы и скоты. И в нашем мире почти нет никакой магии, вернее, в неё никто не верит.

– А у вас живут там великаны?

– Великаны? Ну, можно сказать и так, только они, как бы это объяснить, не живые, сделанные человеком, ну как вот этот меч, – Молодцов щёлкнул по своим ножнам.

– А христиан у вас много?

– Да почти все, – честно признался обережник.

– Странно, очень странно, – проговорил Клек, теребя длинный ус. – Я бы сказал, что ты, Даниил, пришёл из Йотунхейма, но, возможно, твоя Родина – Муспельхейм.

– Хватит гадать, братец, – оборвал речь теперь уже Шибрида. – Нам всё равно об этом не узнать. Видимо, какой-то бог решил над тобой подшутить, Даниил. Может, Христос?

– Нет, это вряд ли.

– Надо узнать точно, какой бог тебя вырвал из дома и как следует ублажить жертвой, – авторитетно заявил Шибрида. – И тогда, возможно, всё станет, как было. Что ты делал до того, как попал к нам, Даниил?

– Я не помню точно, – промямлил обережник. – Я с друзьями отдыхал.

– Может, ты оскорбил кого-то из богов, алтарь чей-нибудь разорил или плохо праздновал, не танцевал, обряды не соблюдал?

– Да нет вроде.

– Хм… Тогда выходит, что ты был прав, Молодец, – согласился Шибрида. – Сначала надо то место разыскать, а потом уж думать, что и как. Может, правда, тут альвы балуют.

– Тогда надо от альвов оберег специальный взять. Если в их круг попадёшь, живым можно не выйти, – напомнил Клек.

– Не торопись, слышал я, тут неподалёку ведьма одна живёт. Сводим к ней Даниила, пусть она узнает, кого он обидел. А потом найдём охотника, что стрелял в него, и там решим, что делать.

Молодцов слушал их, мягко говоря, оторопев. Варяги не просто поверили его рассказу, они восприняли его как должное! И сейчас собирались делать что-то, чтобы исправить произошедшее, хотя Данила их больше ни о чём не просил. Настоящие друзья!

Время ещё не подошло к полудню, как братья вернулись и радостно сообщили:

– Нашли ведьму, она берётся тебе помочь. Заплатить, само собой, ей придётся, но люди о ней хорошо говорят. Идём!

Ведунья жила на отшибе за стеной, как и Вакула, только на северной стороне. Добраться до неё не составило труда, тропинка была нахожена. Варяги остались снаружи, а Данила, не без волнения, вошёл в избу. Возможно, внутри обстановка была призвана внушать страх и трепет простому землепашцу, но для Молодцова все эти вязанки трав, шкуры на стенах и непонятного рода талисманы ровным счётом ничего не значили. В каждом доме, где он бывал, имелось точно такое же «убранство»: шкурки, сухая трава по стенам, очаг в углу и какой-то домашний алтарь. Словом, жилище не было похоже на избушку Бабы-Яги, во всяком случае, как Данила её себе представлял, и сама ведунья не была похожа на выше означенного фольклорного персонажа. Одета она была, правда, в лохмотья, увешанные непонятными фигурками, на голове – хоть в доме было довольно жарко – носила шапку с небольшими рожками, из-под неё торчали в стороны немытые вихры бурого цвета. Возраст… Вот возраст её Данила затруднялся определить: вроде не старуха, коль без морщин, но и не молодая девка уж точно.

– Пришёл? – каким-то странным голосом, с хрипотцой, но звонким в то же время, поприветствовала его ведунья.

– Пришёл, – кивнул обережник, развязал кошель, высыпал на столик перед ней серебро.

– С этим погоди пока.

Хозяйка поднялась – роста она была небольшого, Даниле по шею, – обошла несколько раз обережника, причмокнула.

– Да, странен ты, необычен. Понятно, почему ведун о тебе всё хотел разузнать.

Молодцов фыркнул: если колдунья рассчитывала этим произвести впечатление на него, то ошиблась. Мало ли, откуда ей стало известно о его приключениях на волоках, может, кто из варягов проболтался или вести дошли. А если она и правда что-то там углядела – в астрале или где ещё, то тоже ни о чём не говорит пока.

– Я к тебе пришёл не за тем, чтобы лесть слушать, – холодно ответил Данила.

– Ой, груб ты да неучтив. Кто же так с женщиной говорит у неё дома, да ещё с ведуньей? Не боишься меня?

– Тебя? Не боюсь, иначе бы не заявился сюда. А что до учтивости, ты сама ко мне обратилась: ни здрасьте, ни пожалуйста.

– Где это видано, чтобы хозяйка первой здоровалась!

Колдунья подпёрла бока кулаками. Даниле начала надоедать эта игра:

– Ну, здравствуй, черноокая, солнцеликая красавица, рад в твой дом прийти, прости, имени твоего не знаю.

Молодцов как-то сам собой выделил интонацией слово «имени», отчего вышла какая-то двусмысленность, но он суть этой двусмысленности уловить сам не смог.

Ведьма помолчала, загадочно улыбнулась и неожиданно серьёзно продолжила:

– И тебе здравствуй, богатырь сильномогучий, странник далёкий, – и вдруг другим тоном, насмешливым: – Ладонь дай мне свою посмотреть.

Данила протянул руку. Ведьма смотреть на неё не стала, а закатила глаза к потолку и принялась водить по ладони пальцем, что-то нашёптывая. Внезапно замолкла, отступила на шаг.

– Ох, странен ты, ох и странен. Вроде не кромешник, а путь твой лежит не отсюда.

– Я не здешний, это ты верно заметила. Мне бы узнать, как обратно вернуться.

– Хм… Я могу поглядеть, откуда и куда за тобой путь-поводок тянется, время как раз подходящее. Снимай крест и садись, а я пока воды принесу.

– Нет.

– Что нет?

– Нательный крест свой я не сниму.

– Если не снимешь его, я ничего увидеть не смогу, – заявила колдунья.

Данила пожал плечами:

– Нет, значит нет, прощай тогда.

– Погоди, меня, что ли, боишься или Веры своей стережёшься? А сам нож на поясе с наговором носишь.

Нож? Данила глянул на пояс. Подарок Вакулы! Ничего себе, так кузнец, оказывается, ещё и настоящий колдун, вот это новости.

– Наговор там или нет – это подарок друга. А крест свой. Я. Не. Сниму, – отчеканил он. – Другого способа нет?

– Нет.

– Тогда – прощай. Серебро себе оставь: может, пригодится или доброе дело какое задаром сделай.

Данила уже собрался уходить.

– Постой, – окликнула его ведьма, – не годится. Ты пришёл ко мне, значит, я тебе помогу. Я ж как лучше хотела, а ты свой выбор теперь сделал сам, – прозвучало это как угроза, но Молодцов не отреагировал, ждал продолжения. – Кто уйти хочет, тот в канун Праздника должен прийти на то место, из которого в наш Мир попал, и очень-очень сильно захотеть вернуться обратно. В эту ночь все двери между мирами открываются. Только как ты будешь в одиночку, без поводыря, без проводника, за Кромкой блуждать, я не знаю, – сокрушённо покачала головой ведунья. – Тут всё от твоей воли зависеть будет: может, и попадёшь домой. Может, Бог твой тебе поможет.

– А я кого-нибудь могу взять… ну, с собой?

– С собой?! – ведунья изумилась, наверное, как гридень, у которого попросился в бой несмышлёный отрок. – А что, можешь попробовать. Только и он очень сильно хотеть должен уйти с тобой. Но если заплутаете там… Пожалеешь, что в рабах не остался.

Хозяйка избушки захохотала, громко, раскатисто. Данила не стал ждать, пока она отсмеётся, коротко бросил:

– Прощай, – и собрался уходить, но его опять остановили.

– Постой, друзья просили тебе амулет какой-нибудь вручить. Так вот держи, – ведунья протянула фигурку, вырезанную из дерева, по форме напоминающую птичку.

– Для чего он?

– Не знаю, может, пригодится. И ещё нож твой на поясе против зверя помочь способен.

– Против какого?

– А того, что вам на пути встретится.

Вот ведь… Нострадамус без яиц.

– Ладно, бывай, если твои советы и в самом деле помогут, вернусь…

«А куда же тогда я вернусь?» – подумал Данила.

– Ну, тогда просто, бывай.

– Ага, как скажешь. Ты уж не оплошай, выбери ту, какую надо, – насмешливо бросила в спину ведьма, Молодцов совсем не понял, о чём она.

Путь предстоял недалёкий, следовало выбрать: либо нанять лошадей, либо проделать оставшееся расстояние до нужной деревеньки на своих двоих. Данила честно признался, что по части верховой езды он ещё больший неумеха, чем во владении мечом, когда только пришёл наниматься охранником к Воиславу. Варяги спокойно восприняли это заявление, должно быть, привыкли к странному товарищу, а уж после его признания о том, что он пришёл из другого мира, вряд ли что-то ещё их могло удивить. Все знают, что в Йотунхейме или Нифльхейме всё не как у людей.

К предстоящей пешей прогулке в двадцать с лишним километров, то есть около полупоприща, Клек и Шибрида тоже отнеслись без предубеждения. Несколько часов работы ногами по лесному тракту – и к вечеру можно прибыть к цели. Данилу это полностью устраивало, ведьма сказала, что вернуться можно будет в Праздник, до него оставалось где-то два с половиной дня. Как раз хватит времени, чтобы договориться с Кумарем, найти полянку (она наверняка находилась недалеко от деревеньки), послать за Уладой и в нужное время попробовать переместиться обратно.

Клеку и Шибриде Данила не предлагал уйти с ним. Пока. Да и неизвестно, как они к этому предложению отнесутся. Улада, скорее всего, согласится, но получится ли задуманное? Хватит ли твёрдости у Молодцова рискнуть любимой девушкой? Но эти рассуждения могли подождать. Сейчас следовало собрать всё необходимое и отправиться в дорогу с варягами.

– Уходишь? – спросила Улада, когда Данила собирал котомку в доме кузнеца.

– Да, я ненадолго. Побудешь пока здесь, я с Вакулой договорился.

– Тут у Вакулы много женщин.

– Ага, – согласился Молодцов, раздумывая: у него уже имелось три добротных ножа, может, один стоит оставить для лёгкости или ножей много не бывает?

– Все красивые.

– Угу… – «О чём это она?»

– Ты бы хотел взять какую-нибудь себе в наложницы?

– Нам, христианам, больше одной жены иметь нельзя, – всё так же отвлечённо ответил Данила.

– Значит, меня оставишь наложницей? – вдруг выпалила Улада.

– Чего?! – Данила приник к ней. – Уладочка, ты про что?

– Про то. Я видела, как ты на неё смотрел! – выкрикнула девушка, в глазах стояли слёзы.

– На кого?

– На мерзавку эту, Наську! А потом вы ещё разговаривали во дворе… или что ещё делали?

– Уладушка, ну ты что?

Данила хотел сказать, что Наська ещё ребёнок, но вовремя осёкся. Какой ребёнок, если через год замуж?

– Ну ты подумай: как её можно сравнивать с тобой? Самой-то не смешно? Моя лада, чаровница моя.

– А о чём вы тогда разговаривали?

– О том, почему она мне помогла, я ей за это серебро подарил. А как же, если бы не она, может, мы и не встретились бы, Уладушка, моя милая.

Данила поцеловал её в нежные губы, провёл языком по мокрым от слёз щекам.

– Всё, больше не ревнуешь?

– Я и не ревновала, – ответила Улада, крепче прижимаясь к обережнику. – Ты мужчина, будет, как ты скажешь. Скажешь быть при тебе наложницей – буду! Ты ведь мой любый.

– Хватит тебе небылицы рассказывать, – усмехнулся Данила. – Улада, помнишь, я спрашивал тебя, куда ты готова пойти за мной?

– Куда угодно, мой милый, – девушка вцепилась в него кулачками.

– Ладно, постой… Я рассказывал тебе, что должен решить одно очень важное дело? Так вот я почти приблизился к решению. Сейчас наступило очень важное время. И я хочу, чтобы ты помогла мне, пусть ты не будешь рядом со мной, но… думай обо мне, пожалуйста.

– Я буду всех богов просить, чтобы ты вернулся. Ладный мой, любый. Ненаглядный.

– Как скажешь. Ну всё, родная, отпусти – время не ждёт. Я вернусь за тобой в любом случае, – сказал напоследок Данила.