Глава 8
«Зеленый шум»
Украина, Ровенщина. 15 мая 1942 года
После налета на Плоешти Судоплатов ожидал резкой активизации оккупационных войск, но так и не дождался. Единственной видимой реакцией стало появление в небе над Цуманскими и Сарненскими лесами парочки «Фокке-Вульф-189», прозванных «рамами» за двухбалочные фюзеляжи.
Покрутившись, они улетели, и тут же явились «лапотники» – кривокрылые пикировщики «Юнкерс-87». Завывая противными ревунами, они ложились на крыло и неслись вниз, словно желая разбиться, но выкручивались, сбрасывая бомбы.
Чего уж там разглядели пилоты с «рам», а только от бомбежки сильно пострадали две белки, лишившись уютного дупла – сосну расщепило взрывом.
Павел тут же решил сыграть на немецких страхах – выслал в разные стороны три расчета зениток «ахт-ахт». Как только в небе замаячили «рамы», зенитчики тотчас открыли огонь, сбив один из «фоккеров». Другой, хоть и подбитый, дотянул до аэродрома.
Вскоре опять возникли «лаптежники». Отбомбившись по пустынной чаще, далеко в стороне от партизанского становища, «Юнкерсы» решили удалиться с чувством исполненного долга.
Как бы не так – из-за леса вынырнули «Мессершмитты» с красными звездами на крыльях и задали «лаптежникам» трепку. Немецкие пилоты орали в эфире, призывая «камарадов» опомниться, – «свои» же! А им в ответ звучал отборный русский мат…
Из шести «Юнкерсов» смог уйти лишь один, да и тот не долетел до аэродрома – рухнул в лес. Летчик успел выпрыгнуть с парашютом, всю ночь пробирался по дебрям, сумев доложить о «продажных оборотнях» из люфтваффе, вылетавших на охоту с наклеенными звездами.
И вот уже девятка «Юнкерсов-88», в сопровождении группы истребителей, отправилась бомбить ни в чем не повинный лес почти в сотне километров от урочища Лопатень. Тяжелые бомбы ухали, валя и ломая деревья, вырывая глубокие воронки, перепахивая буераки и разбрызгивая тину на болотах.
«Юнкерсы» тут ждали – раз уж немцы уверились, будто они бомбят партизанское «логово», то почему бы им не подыграть? И все те же зенитчики открыли огонь из 88-миллиметровых немецких орудий, замечательных пушек, которые так здорово дырявили фюзеляжи и отрывали крылья «Юнкерсам-88».
Нумерология отдыхает.
Потеряв четыре бомбардировщика и пару «мессеров», гитлеровцы улетели, оставив в покое «партизанскую базу» – изрытое поле, где вповалку лежали ломаные деревья, и лишь считаные елки цеплялись кое-где за землю, словно вспаханную безумными трактористами.
Удушливый дым стелился над изувеченным лесом, а из взбаламученного болота торчали хвосты двух «Юнкерсов».
Больше фрицы налетов не устраивали, не травмировали белок. И дело было не только в том, что местное командование бодро отрапортовало в Берлин о разгроме партизан. Все обстояло куда хуже – ситуация на Донбассе являлась уже не просто тревожной, а угрожающей.
В Лозовой, Балаклее, Славянске шли ожесточенные бои. Еще никогда за всю войну не случалось столь массовых танковых сражений, да и господство люфтваффе в воздухе частенько оставалось под вопросом.
Порой случались дичайшие для прусских умов случаи. Так, 14 мая танковая бригада РККА ворвалась на немецкий аэродром. Пушками и гусеницами танкистам удалось уничтожить более сотни «Мессершмиттов», «Хейнкелей» и прочих «Фокке-Вульфов».
В то же самое время на полях сражений бесчинствовали штурмовики «Ил-2», прозванные пилотами люфтваффе «бетонными самолетами», – ничего их не брало, ни пули, ни снаряды. Тяжелые, бронированные «Ильюшины» проносились, как ангелы смерти, подвергая живую силу и технику расстрелу и бомбежке. И «горбатым», как прозвали штурмовики в ВВС РККА, вернули, наконец, стрелка, чтобы тот держал под прицелом заднюю полусферу. Теперь немцам уже нельзя было зайти малость неуклюжему «илу» в хвост. Нет, зайти-то можно было, а вот выйти – увы.
Истребители «Ла-5» сводили на нет все былые преимущества «Ме-109», а бомбардировщики «Ту-2» налетали тенями валькирий, перелопачивая окопы и дзоты.
В полной красе показали себя и без того прославленные «тридцатьчетверки». Их новые 76-миллиметровые пушки гвоздили «Т-III» и «Т-IV», а тяжелые «КВ» и вовсе казались непробиваемыми.
Рассылая убойные 107-миллиметровые снаряды, «КВ» буквально разрывали немецкие танки, сами при этом оставаясь неуязвимыми.
Русские упорно продвигались, охватывая группировку немцев под Харьковом, невзирая на потери. Так ведь и 6-я армия Паулюса таяла, как вонючий снег по весне, удобряя украинские черноземы арийской кровью.
44-я, 76-я, 113-я пехотные дивизии перестали существовать в первые дни Харьковской операции. 16-я танковая дивизия, входившая ранее в состав 1-й танковой армии Клейста, укрепила собой 6-ю армию.
В 16-й дивизии служило так много аристократов, что вместо обращений «герр гауптман» или «герр лейтенант», звучало «ваша светлость» или «ваше сиятельство».
И вот этот цвет нации был уничтожен огнем русской артиллерии, русских танков, русских штурмовиков.
Граф Фридрих-Август фон Брюль оказался единственным, кто выжил в 8-й роте 2-го танкового полка.
Немцы погибали, немцы сходили с ума, разбегались, как тараканы, когда «сталинские органы» лишь поднимали чудовищный, ревущий вой, предваряя падение реактивных снарядов, выжигавших все живое, рвущих металл, обращавших блиндажи в труху.
А кольцо окружения вокруг Харькова все сжималось, туже и туже, словно гаррота, перехватывая коммуникации, отрезая пути к отступлению…
В этих условиях было не до партизан. Все силы, все резервы направлялись на восток. Гитлеровское командование спешно снимало с других участков фронта батальоны и полки и кидало их в топку Донбасса.
Это было ошибкой немцев. Нельзя было разделять врага и вести борьбу по очереди – сперва разобьем русских под Харьковом, перейдем в контрнаступление, а уже потом займемся партизанами.
В задачу Судоплатова как раз и входила организация, так сказать, второго фронта. Следовало развить в тылу такую активность, чтобы тут стало жарко, как на передовой.
Утром 16 мая разведка донесла о продвижении немецкого эшелона с танками по магистрали Львов – Киев.
Двенадцать «четверок», плюс боеприпасы, горючее и несколько вагонов с запчастями.
«В хозяйстве пригодится!» – хищно улыбнулся Павел.
* * *
Вдоль трассы деревья были вырублены, так что близко подобраться к путям не получалось. Ну и не надо, решил Судоплатов.
Главное – задержать состав в удобном месте, удобном для выгрузки бронетехники. Такое нашлось – запасные пути, куда из здолбуновского депо отогнали немецкий паровоз BR-52, новенький, едва обкатанный. Никто не хватился локомотива, поскольку тот числился в ремонте. Бригада машинистов, по совместительству подпольщиков, закончила «ремонт» минут за десять, после чего покинула станцию, предъявив охране добротно выделанные документы.
Партизаны приблизились к путям с обеих сторон, распределившись так, чтобы на линии огня оказался весь состав. С невысокой насыпи было совершенно незаметно, что неподалеку, в лесу, оборудованы десятки пулеметных точек.
Защищенные мешками с песком и стволами поваленных деревьев, пулеметчики ждали команды.
В их распоряжении находились станковые пулеметы Горюнова и Дегтярева-Шпагина. Впрочем, СГ и ДШК было немного, в основном сказывался упор на автономность. Поэтому девять из десяти пулеметов представляли семейства немецких MG-34 и MG-42.
Командирский «Ганомаг» вломился в ельничек, взревел мотором и замер.
– Дальше могут заметить, товарищ комиссар, – обратился водила.
Судоплатов кивнул.
– Дойду как-нибудь. Жди здесь.
– Есть!
Павел выбрался на самый край леса, где за мешками с песком устроилось двое пулеметчиков. Одного из них Судоплатов знал давно – это был Данила Муха, пройдошливый товарищ.
Муха деловито осматривал ДШК. Видимо, волновался. Иначе зачем то тут, то там протирать пулемет промасленной тряпочкой?
– Здорово, бойцы!
– Здравия желаем, товарищ командарм!
– Ишь, строевые какие…
Павел глянул в сторону путей. Позиция идеальная.
По линии из Минска на Ковель то и дело шли под откос немецкие эшелоны, поэтому фрицы озаботились усиленной охраной составов. Частенько и на платформах устраивали пулеметные гнезда.
Тому же Мухе их не достать, но прикрыть гранатометчиков он сможет. Конечно, настоящих гранатометов пока не видать, оружейники все еще мудрят над ними, но подобраться к путям и закидать врага гранатами партизаны смогут.
Лишь бы состав замер на рельсах. Замрет…
– Марина!
– Я здесь, товарищ командир!
– Как там разведка?
– Молчит, товарищ командир. А, нет! Ответили! Движется состав! Если не изменит скорость хода, через десять минут окажется здесь.
– Понял. Вызывай Лопатина!
Бригада машинистов отозвалась сразу. Лопатин уверил Судоплатова, что пары разведены, что все готово.
– Выдвигайтесь!
Потекли недолгие минуты ожидания. Вскоре шум приближавшегося поезда послышался с запада, будто пряча за лязгом и шипением паровозные гудки, доносившиеся с востока.
Пути лежали на прямой, и машинист, ведущий эшелон, первым заметил одинокий BR-52, поспешавший навстречу.
Серия отрывистых гудков огласила окрестности, но паровоз, пыхтевший навстречу составу, словно и не замечал их, лишь однажды радостно ответив собрату.
Слышу, слышу, мол, я уже близко!
Не переставая гудеть, паровоз, влекущий состав, начал стравливать пар. Это был советский ФД, приспособленный хозяйственной немчурой.
Завизжали, заскрежетали тормоза, из-под колес ударили метелочки искр, волна металлического грохота прокатилась по эшелону, словно встряхивая вагоны и платформы, на которых громоздились танки, укрытые брезентом.
Крики охранников расслышать было совершенно невозможно, но Судоплатов хорошо различал немцев, выглядывавших из тамбуров, поднимавших головы над мешками с песком, над шпалами, которыми на платформах ограждали пулеметные гнезда.
Состав дернулся в последний раз и замер. Спереди, то есть с востока, приблизился BR-52, и Судоплатов скомандовал:
– Митя, давай!
На путях за эшелоном грохнул взрыв, загибая стальные рельсы этакими бивнями мамонта, – все, назад ходу нет. Грохот, после чудовищного скрежета колесных пар, показался Павлу несерьезным.
– Огонь!
Команда разошлась по цепочке, и десятки стволов ударили почти одновременно. Длинные и короткие очереди вычищали тамбуры и тормозные площадки, обметали крупнокалиберными пулями мешки с песком и шпалы – песок струился, щепки во все стороны…
На секунду грохот стих, и Судоплатов узнал голос Медведева, крикнувшего: «Вперед!»
Из-за деревьев выскользнули партизаны. Пригнувшись, они бежали к путям, отягощенные гранатами. Пулеметчики надежно их прикрывали, ни один охранник и головы поднять не смел.
С насыпи штурмующие забросали платформы «лимонками», тут же падая, уберегаясь от осколков. Спецгруппа в это время пробралась в паровозную будку. Пара минут, и все было кончено.
Ребята Лопатина мигом освоились на ФД, и снова лязгнули сцепки. Железнодорожники занялись привычной работой – потянули состав на запасной путь, провернув ржавую стрелку.
Там, рядом с рельсами, тянулась погрузочная площадка, сколоченная из старых шпал, – хлипковато для танков, но один разок должна выдержать.
– Кричевцовы!
– Здеся мы!
Крепко сбитые братья Минай, Елисей и Константин встали во фрунт.
– Ваш черед!
– Есть!
Минай Кричевцов, командующий 1-й партизанской танковой ротой, погнал к платформам «безлошадные» экипажи. Работали бегом – время поджимало.
Вот зарычал первый мотор – султан белого дыма рассеялся в воздухе. «T-IV» вздрогнул, качнулся на гусеницах.
– Нежней! Не рви мотор! Давай!
Скрипя гусеницами, танк подвернул, осторожно тронулся вперед, съезжая с платформы, – погрузочная площадка осела, но выдержала.
Лязгая и рыча, бронемашина подалась вперед, продавливая кусты и деревца.
– Готово!
Впрочем, спуск на землю танков был самой простой операцией. Куда больше трудов потребовала перегрузка боеприпасов и запчастей. Надо было вытаскивать ящики, грузить их в подъезжавшие «Опели», и все это руками. Тут штангист Шатов и тяжеловес Королев показали себя знатными грузчиками.
– Взяли!
– Перехвачусь!
– Давай… О-па!
– Осторожно, это тебе не штанга!
– Бронебойные?
– Они.
– Кладем! Раз… Два… Оп!
Зачуфыкали два бензонасоса, перекачивая топливо из железнодорожных цистерн в «наливняки». Емкостей заправщиков не хватило, стали сливать бензин в бочки и кантовать в грузовики.
Судоплатов поучаствовал в авральных работах, таская тяжеленные ящики ЗИП, и порядком запыхался.
– Товарищ командир! – крикнула Марина на бегу. – Творогов сообщает – сюда идет бронедрезина!
– Откуда?
– Со Здолбунова!
– А, ч-черт… Минай! Давай на позицию. Во-он там!
– Есть!
Четыре новеньких танка взревели моторами, покатили напрямик через кусты и подлесок. Бронедрезина появилась неожиданно.
Размером с вагон, обшитая стальными листами, она была приземиста, спереди и сзади у нее торчали стволы орудий, а по бокам высовывались стволы пулеметов.
Бронедрезина успела выстрелить всего раз, после чего свое веское слово сказали танковые пушки. Залп бронебойными снес левый борт, разворотил все внутри.
Бронедрезина очень удачно подскочила на путях, сходя с рельсов, и опрокинулась, переворачиваясь, сминая крышу, замирая колесами кверху.
Один из танков пальнул из пушки, словно делая контрольный выстрел, и пробил днище. Вышло удачно – рванула боеукладка.
Теперь уж точно никого внутри в живых не осталось.
Судоплатов поймал себя на том, что испытывает некое болезненное нетерпение, мучительное чувство потери времени. Казалось, что вот-вот покажутся над лесом силуэты «Юнкерсов», увы, не краснозвездных, и распахнут бомболюки над обнаглевшими партизанами.
Павел глубоко вдохнул, выдохнул и подозвал Федю Пашуна:
– Долго еще?
– Да нет, товарищ комиссар, чуть-чуть осталось!
– Ладно, – вздохнул Судоплатов, – доделываем в темпе.
Лопатин уже отправил свой BR-52 к Здолбунову – молодой помощник машиниста должен был сообщить коменданту о безобразии, творившемся у запасных путей.
Железнодорожники должны были сохранять хотя бы видимость лояльного отношения к оккупантам, пригодятся еще.
– Товарищ команди-ир! Все!
– Отлично! Грузовикам – на базу! Кричевцов, начинаем акцию.
– Есть!
– Мариночка, радируй Кочеткову: по авиаполку готовность раз!
Вернувшись к «Ганомагу», Павел заглянул в кузов, где сидели запаренные бойцы – натаскались!
– Силы еще есть? – ухмыльнулся он.
– А то!
– Тогда выдвигаемся. Пошумим!
Из воспоминаний П. А. Судоплатова:
«Дзержинский заметил молодого чекиста и послал Эйтингона руководить ЧК в Башкирии для подавления бандитизма. Там в бою с местными бандитами Наум был ранен в ногу и частенько жаловался мне впоследствии на боли в ноге.
По завершении учебы в военной академии Эйтингона направили на работу в Иностранный отдел ОГПУ – послали в Китай в качестве резидента: сначала в Шанхай (там он работал совместно с сетью Разведупра Красной Армии, включавшей также как одного из агентов Рихарда Зорге), а затем в Пекин и Харбин.
Эйтингону удалось добиться освобождения группы советских военных советников, захваченных китайскими националистами в Маньчжурии. Столь же успешно провел он и другую операцию, сорвав попытку агентов Чан Кайши захватить советское консульство в Шанхае. После этого Эйтингон ездил из Китая в США (Калифорнию) для глубокого внедрения агентуры на объекты военно-стратегического характера и подготовки диверсионных операций в случае войны.
Когда мы впервые встретились с ним в Москве в 1933 году, я был новым инспектором в отделе кадров. В ту пору мы не были особенно близки, поскольку он занимал более высокое положение, чем я.
Красивое лицо Эйтингона и его живые карие глаза так и светились умом. Взгляд пронзительный, волосы густые и черные как смоль, шрам на подбородке, оставшийся после автомобильной аварии (большинство людей принимало его за след боевого ранения), – все это придавало ему вид бывалого человека. Он буквально очаровывал людей, наизусть цитируя стихи Пушкина, но главным его оружием были ирония и юмор. Пил он мало – рюмки коньяка хватало ему на целый вечер. Я сразу же обратил внимание на то, что этот человек нисколько не похож на высокопоставленного спесивого бюрократа. Полное отсутствие интереса к деньгам и комфорту в быту у Эйтингона было просто поразительным. У него никогда не было никаких сбережений, и даже скромная обстановка в квартире была казенной…»
