Глава 13
Комиссар Бурлен разбудил Адамберга в шесть часов утра.
– Коллега, у меня тут еще один самоубийца. Тебе есть чем записать? Это, само собой, в пятнадцатом округе, иначе мне бы дело не досталось.
– Бурлен, ты мне теперь из-за каждого трупа звонить будешь?
– Улица Вожирар, дом 417, третий этаж, код 1789B.
– Революция, опять Революция.
– Что ты там бормочешь?
– Ничего. Пытаюсь одеваться одной рукой.
– Но код не работает, так что все равно.
– На входной двери есть следы взлома?
– Ни единого. Идеальное самоубийство. Ну, вообще-то оно жутковатое скорее, в японском стиле, мужик всадил себе нож прямо в живот. Возможные причины: он издавал книги по искусству, обанкротился, влез в долги, разорился.
– На ноже есть опечатки?
– Только его.
– И почему я одеваюсь, Бурлен?
– Потому что в его библиотеке обнаружились три книги об Исландии. А путешественником он не был. Там есть что-то про Рим, карта Лондона, путеводитель по Камаргу, и все. И при этом целых три альбома об Исландии. Тогда я попросил поискать знак. Мало мне не показалось, чтоб ты знал. Поди различи белое на белом. Но главное – воля к победе.
– Давай ближе к делу.
– И вот он тут как тут, вырезанный острием ножа у самого плинтуса. Совсем свежий, пол усыпан облупившейся краской.
– Повтори адрес, я не слушал.
Убийство произошло на кухне, над залившим ее морем крови пришлось даже проложить мостки, чтобы хоть как-то передвигаться. Экспертная группа уже побывала здесь, и теперь пришло время выносить тело, что оказалось нелегкой задачей. Покойный был небольшого роста, но толстый и тяжелый, и перчатки скользили по окровавленному халату.
– Во сколько? – спросил Адамберг.
– Ровно в два часа пять минут ночи. Сосед услышал жуткий вопль и шум падения. Он нам и позвонил. Вот знак, посмотри.
Адамберг встал на колени и открыл блокнот, чтобы перерисовать его.
– Да, это он. Но вроде бы поменьше и какой-то неуверенный.
– Да, я заметил. Думаешь, подделка?
– Лучше вообще поменьше думать. Пока что мы тычемся наугад, как слепые котята.
– Как скажешь.
– Ты уже загрузил фотографии жертвы?
– В “считающую ведьму”? Да. Виктор сможет опознать его. Некто Жан Брегель. Не как Брейгель Старший, сказал бы Данглар, а просто Брегель.
– Ясно, – отозвался Адамберг, не понимая, что, собственно, имеет в виду Бурлен. – Отправь их Виктору. Введи его в курс дела в двух словах. Вот его мейл. – Адамберг протянул ему блокнот.
Полно рисунков на полях и во всю страницу, отметил про себя Бурлен, отсылая в Брешь мейл с фотографиями.
– Это твои? Рисунки?
Адамберг смотрел, как пластмассовые мостки, перекинутые через лужу крови, прогибаются под весом Бурлена.
– Да. – Он пожал плечами.
– Это портрет Виктора, вот тут, под его адресом?
– Да.
– А это Амадей, Селеста, Пеллетье, – комментировал Бурлен, листая блокнот.
– Кстати, Мафоре вычеркнул его из завещания. Из-за подозрения в мошенничестве при покупке лошадей и спермы.
Поглощенный рисунками Бурлен не слушал его, зависнув в двадцати сантиметрах над застывшей кровью. Наконец он записал электронный адрес Виктора и, с подозрением взглянув на комиссара, отдал ему блокнот.
– Меня ты тоже нарисовал?
Улыбнувшись, Адамберг вернулся к началу блокнота.
– По памяти, после нашей первой поездкив Брешь.
– Ну что, меня ты, пожалуй, пощадил, – сказал Бурлен, в восторге от своего образа в исполнении комиссара.
– Держи. – Адамберг вырвал листок и протянул его Бурлену. – Если хочешь, конечно.
– А детей моих нарисуешь?
– Не сейчас, Бурлен.
– Понятно, но как-нибудь?
– Как-нибудь да, когда вернемся ужинать в “Трактир Брешь”.
– Снимки ушли. – Бурлен закрыл компьютер. – Пойдем, посмотришь книги об Исландии. Сюда, – сказал он, проходя в гостиную. – Я положил их на журнальный столик. Давай, не стесняйся, отпечатков на них все равно нет.
Адамберг кивнул:
– Разумеется, нет, книги ведь совсем новые. Все три. Ни пыли, ни загнутых страниц. Они в отличном состоянии.
Адамберг открыл первую книгу и сунул в нее нос.
– Она даже пахнет новой книгой.
– Минутку, – сказал Бурлен, усаживаясь рядом с Адамбергом на серый продавленный диван. – Минутку. Ты хочешь сказать, что нам специально подсунули эти альбомы, чтобы намекнуть на Исландию? Но поскольку они новые, то след ложный?
– Именно. Мы ошиблись, Бурлен.
– А он допустил промах. Мог бы подержанные книги купить.
– Наверняка времени не хватило. Три убийства в неделю, сам подумай. Он спешит. Но книги, по крайней мере, надоумили нас поискать знак.
– Зачем этот поганый знак, если он пытается инсценировать самоубийство?
– Он знает, что в самоубийства мы уже не верим. Или не очень этого и хочет. Убийцу, оставляющего подпись, снедает гордость, так уж повелось, как сказала бы Ретанкур. Если бы мы закрыли дело, он рано или поздно дал бы нам знать, что это были именно убийства, его убийства, его работа. Чтобы мы, чего доброго, не выкинули покойников в каменный мешок башни.
– Либо знак не нам предназначен. А тем, кто уцелел из исландской группы. Чтобы им неповадно было.
– Брегель не был в Исландии.
– Черт, я и забыл! – Бурлен покачал головой. – И знак на этот раз немного иной. Кто еще знает, что два первых убийства сопровождались этим знаком? Только Виктор и Амадей, и всё. Ты показывал им рисунок.
Они задумчиво помолчали. То есть Адамберг скорее витал в эмпиреях, тогда как Бурлен раздумывал и даже перебирал что-то в уме, отмеряя двадцать раз свою мысль и хлюпая носом, потому что весенний насморк никак не отпускал его.
– Разве что это разные убийцы, – сказал Адамберг. – И кто-то, зная о двух первых убийствах и знаке, использует их, чтобы совершить следующее. Подсовывает нам книги об Исландии. А что касается знака, то он еще не успел набить руку.
– Ты имеешь в виду Виктора.
– Да, ему хочется отвести подозрения от Амадея. У того должно быть железное алиби на эту ночь. А кто может отследить перемещения Виктора? По вечерам Селеста сидит у себя в лесу, а Пеллетье далеко, на конезаводе.
Бурлен обхватил лоб своими ручищами.
– Я, конечно, не отлыниваю, но рад, что дело перешло к тебе. Лично я теряюсь.
– Ты просто не выспался.
– А ты не теряешься?
– Я привык, это разные вещи.
– Пойду принесу термос.
Бурлен налил кофе в бокалы на резной ножке – единственные емкости, обнаруженные им за пределами кухни.
– К чему привык? – спросил Бурлен.
– Теряться. Представь себе, что ты идешь по каменистому пляжу.
– Допустим.
– И видишь сухие водоросли, которые, перепутываясь и цепляясь друг за друга, образуют нечто вроде заковыристого клубка. И постепенно скатываются в большой, иногда даже огромный шар.
– Понимаю.
– Вот с чем мы имеем дело.
– С кучей дерьма.
– Увы, нет. Ты сахар принес?
– Нет, он на кухне. Я не рискну стащить его. Из этических соображений, Адамберг.
– Я сказал “увы”, потому что дерьмо – это однородная материя. Тогда как комок водорослей состоит из множества переплетенных между собой обрывков, которые, в свою очередь, являются частью десятков разных водорослей.
Они устало выпили горький кофе. На рассвете тесная гостиная представляла собой печальное зрелище – ремонта здесь не делали по меньшей мере лет двадцать, и в тусклом утреннем свете бледного солнца от нее веяло бедой и запустением. И как-то неуместно было распивать тут кофе из бокалов на резной ножке.
– Посмотри в своей тёльве, не ответил ли Виктор, – попросил Адамберг, безвольно утопая в старом сером диване с прожженной сигаретами обивкой.
Бурлен трижды набирал пароль, не попадая по клавишам, слишком мелким для его толстых пальцев.
– Можешь добавить в свой комок еще одну водоросль, – наконец сказал он. – Виктор уверяет, что никогда не видел этого человека. Притом что у него… гипермназия, по словам Данглара.
– Гипермнезия, по-моему. Но я не уверен.
– Тогда ты прав. Брегель не входил в состав исландской группы. Но нас пытаются уверить в обратном.
– Ты сумел определить, как сюда проник убийца?
– Кухонная дверь ведет на черную лестницу, а главное, к мусоропроводу, установленному на всех лестничных площадках. Каждый вечер, как сообщил сосед снизу, Брегель выносил перед сном мешок с мусором. Так что достаточно было подкараулить его на лестнице и напасть, когда он возвращался назад.
– Зная его привычки.
– Или понаблюдав за ним некоторое время, чтобы узнать их. Этот человек тоже мог проболтаться. Сочетание разных факторов, таких как разорение и депрессия, способствует признанию.
– Признанию в чем?
– Ну, в том, что произошло в Исландии.
– Он же не ездил в Исландию, – сказал Адамберг.
– Черт, – сказал Бурлен, снова обхватив голову руками.
– О том и речь. Эффект клубка водорослей. Никуда от него не деться. Сколько сейчас?
– У тебя часы на руке, и даже не одни. Почему бы тебе самому не посмотреть?
– Потому что они сломаны.
– А зачем тогда их носить? И кстати, почему двое часов?
– Не помню, это давно было. Так что, который час?
– Восемь пятнадцать.
Бурлен подлил кофе в резные бокалы.
– А сахара нет как нет, – огорчился он, словно этот дефицит отражал плачевные результаты следствия. – И я хочу есть.
– Нехорошо воровать еду на кухне, Бурлен. Ты сам сказал. Нельзя обирать покойников, скользя по кровавой луже.
– А мне плевать.
Выкарабкавшись из старого дивана, Адамберг прошелся по маленькой обшарпанной гостиной. Бурлен вернулся с сахарным песком и пачкой равиоли из холодильника, которые он заглатывал прямо так, подцепляя перочинным ножиком.
– Отпустило немного? – спросил Адамберг.
– Да, но какая же это гадость.
– Надо быть готовым к тому, – медленно проговорил Адамберг, словно делал научный доклад, – что клубок, о котором мы говорили, – он широко развел руки, – может оказаться еще толще, чем мы думали.
– Насколько толще?
– С тебя.
Они замолчали, прикидывая, как это будет выглядеть. После чего Бурлен снова занялся равиоли.
– Тогда нам конец, – сказал он. – Мы в жизни не найдем убийцу.
– Не исключено. Если под ноги кидают тридцать бильярдных шаров, найти нужный почти нереально. Я имею в виду изначальный.
Адамберг сдернул одну штучку с ножика Бурлена.
– Как тебе? – спросил Бурлен.
– Гадость.
– Ну, хоть с этим все ясно.
– Плюс птицы из башни, оказавшиеся серыми воронами.
– Значит, два очка в нашу пользу.
– В связи с чем, – продолжал Адамберг, останавливаясь, – нам надо кинуть свой собственный шар. Каким бы он ни был ничтожным. Мы пойдем архаическим путем.
– Подготовим информацию для прессы?
– Для прессы и социальных сетей. Не пройдет и шести часов, как об этом узнает весь мир.
– Сообщим преступнику, что мы не верим в самоубийства?
– Вот он обрадуется. Только с психом, помешанном на гильотине, шутки плохи.
– Если это гильотина.
– Да, если это она. Я помню, Бурлен. Мы должны оберегать других участников исландской группы. Он уже вошел в раж, и кто знает, может, он задумал убрать их всех одного за другим и потом уже спать спокойно.
– Ты издеваешься? Сам сказал, Исландия тут ни при чем. Из-за него самого и новых книг.
– А если Виктор соврал? Если он его знает?
– Возвращаемся в исходную точку?
– Как, по-твоему, можно отдалиться от чего-то, не зная, где находишься?
– О знаке будем упоминать?
– Нет, – подумав, решил Адамберг. – Оставим его пока себе. Напишем что-то вроде – Данглар составит нам текст – “Три убийства за неделю”. И опубликуем имена и снимки.
– Три? – перебил его Бурлен. – Но ведь Брегель не ездил в Исландию?
– Ну и пусть. А дальше так: “Полиция имеет все основания предполагать, что лицам, принявшим участие в поездке в Исландию и т. д. и т. п., обернувшейся трагедией и т. д., может угрожать убийца. Просим всех тех, кто имеет отношение к… и т. д., в кратчайшие сроки явиться в районную жандармерию или комиссариат полиции с целью обеспечения их безопасности и т. д.”. Электронный адрес и телефоны уголовного розыска.
Завершив завтрак, Бурлен ударом кулака расплющил пустую пачку от равиоли, закрыл компьютер и, опершись о подлокотник, выбрался из серого дивана.
– Бросай шар, – сказал он.
