Снайпер
Дикая, разламывающая череп боль – вот что я осознал, вынырнув из черного и вязкого болота в объективную реальность. Тусклый солнечный свет едва проникал сквозь гребенку ресниц, но и от него глаза ломило так, словно по ним прошлись лазерным лучом.
– Ну хорош притворяться, сука, – произнес над моей головой ласковый голос. – Задолбал в натуре.
Сделав над собой усилие, я всё же открыл глаза.
Надо мной навис силуэт с нереально широкими плечами и толстенной шеей, на которой маячила относительно небольшая голова. Ну прям Халк из мультика. Я попытался шевельнуться – и захрипел.
– Не дергайся, – посоветовал силуэт. – Боснийский галстук затянешь – и, считай, отбегался. И по Зоне, и вообще.
Боснийский галстук… Так называли во Французском легионе петлю на шее, свободный конец которой крепился внатяг на руках, связанных сзади. Любая попытка освободиться приводила к удушению пленного.
Я внял совету. Тем более что каждое движение приводило к взрыву боли под черепной коробкой. Оно и понятно. За плечом «Халка» я успел разглядеть куцый ствол FN 303, американского травматического ружья, стреляющего специальными пулями с химическим наполнителем, чаще всего хитрой смесью из снотворного и миорелаксантов. Значит, хозяин ружья – охотник за головами, поставляющий в особо зараженные области Зоны рабов для поисков артефактов. Причем с высокой вероятностью легионер в прошлом, судя по знанию специфической терминологии. И то, и другое весьма погано.
Нежность в голосе охотника стала понятной, когда он немного сместился в сторону и я смог рассмотреть его получше. Ясное дело, что сейчас он испытывает к трофею глубочайшую признательность, граничащую с обожанием. Смотри-ка, от полноты чувств даже ногу мне перевязал, чтоб товар сам доковылял куда надо! Помимо FN 303 под мышкой у него болтался мой ВСК-94, ремень справа оттягивали ножны с моей «Бритвой», а слева болтались два подозрительно тяжелых контейнера для артефактов. Неплохой улов с одного жилистого тела, за которое помимо всего прочего работорговцы должны отвалить очень и очень неслабо.
– Давай помогу, – сказал «Халк», видя мои безуспешные попытки подняться. – Морфин, плюс снотворные, плюс анальгетики, плюс стимулятор, который я тебе вкатил… И как ты еще не подох? Удивляюсь.
Рванув меня за плечи, он одним движением поставил на ноги мое непослушное тело и тут же отошел назад на пару шагов. Я качнулся, но усилием воли сфокусировав расплывающуюся картину мира, устоял на ногах.
– Аналогично, – прохрипел я, скользнув взглядом по татуировке на тыльной стороне ладони «Халка», на которой была изображена граната с семью языками пламени в обрамлении надписи на французском «Legio Patria Nostra». Обычно такие наколки с гербом и старинным девизом «Легион – наше отечество» делали те, кто собирался остаться в Легионе навсегда. – Дезертиры обычно долго не живут.
Похоже, я попал в точку. На квадратном лице легионера катнулись желваки, пудовые кулаки сжались в мясные кувалды. Зря он так напрягается перед ударом. Ноги-то у меня свободные, и сколько ни накачивайся стероидами и гормоном роста, мышечная броня яйца с коленями не прикрывает. Главное, не промахнуться, поэтому в моем состоянии бить надо серией, чтоб наверняка.
Но усмирять говорливого пленника «Халк» передумал. То ли решил не портить товар, то ли опыт подсказал, что раб, настолько хорошо знающий, что такое Легион, не просто раб, а потенциальный Спартак с вытекающими отсюда последствиями. Поэтому вместо того, чтобы приблизиться ко мне на расстояние удара, охотник за головами направил на меня ствол моего ВСК-94 и скомандовал:
– Кру-гом. И шагом марш куда скажу. А еще вякнешь или дернешься, получишь пулю в череп. И хрен с ними, с бабками, переживу.
Череп у меня и без пули раскалывался, и я решил, что обойдусь без свинцовой добавки к ощущениям. К тому же легионеров бывших не бывает, даже если они и дезертировали из Легиона. Если сказал – сделает.
Ну, я и пошел меж холмов, напоминающих горбы дромадеров в Джибути или барханы Кувейта – на выбор. Это меня воспоминания о службе в Легионе накрыли. Плохо, когда теряешь память, но у любого человека есть некоторые моменты биографии, которые лучше вообще не вспоминать…
Пейзаж вокруг особым разнообразием не отличался. Вышеупомянутые холмы, редкие лысые деревья, скрюченные радиацией, скелеты мутантов и людей, обглоданные дочиста, с проросшими меж ребер колючими кустами, напоминающими сваленные в кучу миниатюрные противотанковые ежи… Нормальная картина бытия для Зоны.
Судя по едва заметным тропкам, сейчас шли местами нехожеными, неизведанными. Во всяком случае для меня. Охотник за головами в обстановке ориентировался как в собственном доме и любезно предупреждал меня о встречающихся на пути ловушках – как природных, так и искусственных.
Мы без всяких болтов и детекторов аномалий обогнули семейство «гравиконцентратов», благополучно миновали обширные полотнища «жгучего пуха», свешивающиеся с елок миниатюрной рощицы, словно специально выращенной между двумя обширными полями аномалий, после чего преодолели минное поле, словно огород морковкой густо утыканное датчиками цели. После чего намертво уткнулись в холм, густо заросший кустами мутировавшего собачьего шиповника. С розами у тех кустов было неважно. Не розы, а так, какие-то скомканные несвежие носовые платки вместо цветов. Зато шипы выросли – никакой «егозы» с колючкой не надо, словно стилеты из побегов торчат, аж сталью отливают.
– И куда теперь? – осведомился я, поводя онемевшими плечами – чтобы «боснийский галстук» меня окончательно не задушил, приходилось все время путешествия держать их приподнятыми.
Вместо ответа «Халк» извлек из нагрудного кармана КПК и набрал на нем комбинацию цифр.
– Кто? – раздалось из динамика.
– Халк, – отозвался охотник. И почему я не удивился? Камуфла с преобладанием болотного цвета, разросшиеся от инъекций гормона роста лицевые хрящи, зеленоватый оттенок кожи, характерный для начальной стадии онкологии, вызванной передозом стероидов и радиационного облучения, – точно Халк, и никак иначе.
– Проходи.
Внутри холма что-то загудело, и солидный кусок почвы, поросший травой, провалился внутрь сантиметров на пятнадцать, а после величаво отъехал в сторону.
Вот оно как… Стало быть, не холм, а подземный бункер типа норы Жмотпетровича, только больше в несколько раз.
Насколько подземелье было больше, я смог оценить, лишь когда, подталкиваемый сзади глушителем моего же ВСК-94, спустился вниз по крутым ступеням. Коридор слабо подсвечивался тусклыми лампами под потолком, изрядно засиженными жирными квазимухами, потому мне пришлось сильно постараться, чтобы со связанными сзади руками не грохнуться и не скатиться вниз с ускорением. Ступени были осклизлыми от сырости и какого-то жира, пролитого на них совсем недавно, что позволило мне заранее сделать выводы о соблюдении жителями подземелья элементарных санитарных норм.
Наконец спуск закончился, и я невольно подивился открывшейся передо мной картине.
Это был город. Или, скорее, небольшой поселок, который местные жители нагородили из-подручных материалов на месте заброшенной подземной лаборатории. Подземелье впечатляло размерами – его потолок терялся в непроглядной черноте, из которой свисали какие-то ржавые конструкции, грозя рухнуть на головы аборигенам.
Но аборигенов это нисколько не волновало. Они сновали между зданиями, которыми хаотично была застроена огромная территория подземного города. Изначально лаборатория строилась более-менее упорядоченно – середину подземелья площадью с пару футбольных полей занимали два солидных трехэтажных блока производственных зданий, возле которых строились остальные, менее габаритные бетонные коробки, о предназначении которых можно было только гадать. Однако вокруг этих неплохо сохранившихся строений ютились разнокалиберные хибары, собранные из-подручных материалов, вследствие чего подземелье больше напоминало рассадник бомжей, нежели заброшенный храм науки и технического прогресса.
Хибары собирались из того, что попадалось под руку: борта самосвалов, двери от кабин грузовиков, куски фанеры, листы шифера, а также иной трудноопознаваемый мусор, скрепленный кое-как, лишь бы не сразу развалилось. Скорее всего, эти изыски архитектурной мысли строились лишь для того, чтобы обозначить свою территорию. Нормальное поведение для людей, лишенных дома, семьи и будущего. И поскольку я уже понял, куда попал, для меня это было неудивительно.
Халк вел меня по «улице» – если так можно было назвать узкий проход между строениями. По пути нам попадались вооруженные люди в дешевой, замызганной одежде, скорее всего, оптом закупленной в Китае по бросовой цене и доставленной сюда контрабандой. Теперь понятно, почему бандюки в Зоне поголовно шастают в одинаковых кроссовках, спортивных костюмах, толстовках и кожанках, которым цена двадцать баксов в базарный день. А еще понятно, откуда те бандиты берутся в таких количествах на Свалке и прилегающих окрестностях, – сколько их ни отстреливают организованные и хорошо вооруженные группировки, а они всё равно не переводятся, продолжая из года в год трепать нервы и карманы сталкеров всех мастей.
Вонь в городе бандитов стояла жуткая – похоже, вентиляция в подземелье давно накрылась, и всё здесь пропиталось тяжелым камерным духом, замешанным на дыму дешевых сигарет, ароматах нестираной одежды, миазмах гниющих испражнений и запахом давно не мытых человеческих тел.
– Чуханы, мля, задолбали шланговать, – негромко проворчал Халк за моей спиной. – Параши за собой не вынесут. Кде клопов давят, там и хезают.
Привычка разговаривать самому с собой, свойственная многим сталкерам-одиночкам, когда-нибудь могла стоить жизни охотнику за головами. Может, он и принадлежал к какой-то местной крутой братве, но Зона есть Зона. За базар на ее территории ответить можно и не по понятиям, а просто поймав пулю в затылок не пойми от кого. За язык что среди бандитов, что среди сталкеров обычно отвечает вся голова целиком…
Но Халк класть хотел на то, что думают о нем представители низших слоев группировки.
– Тут в норах этих голимые торпеды кучкуются, – доверительно пояснил он мне, когда мы подошли к бетонным строениям. – От них и вонизм, и непонятки, и весь хипеж беспонтовый. Я б на месте большака давно эту шайку разогнал и нормальных пацанов к делу подтянул.
«Угу, – подумал я. – Так прям нормальные пацаны и кинулись в китайских кроссовках по «ведьминым студням» носиться, с обрезами да с ПМами против «калашей». Но промолчал. Понятно, что охотнику-одиночке особо потрепаться не с кем, вот он и разоткровенничался с пленником, пока никого больше рядом нет. А на людях, небось, другой расклад будет. Совсем другой.
Над единственным подъездом ближайшего трехэтажного здания была приколочена вывеска «Шалман «Веселый Кандёха» с неплохо прорисованной под ней комбинацией из простреленной черепушки и перекрещенных костей. Ну что ж, тот, кто придумывал название притону, был парень с фантазией. Аллюзии в сторону «Веселого Роджера» плюс имя собственное, производное от блатного глагола «кандёхать», тонко намекали на то, что член группировки, рискнувший ее покинуть, имеет все шансы заиметь в черепе аккуратное пулевое отверстие с расходящимися от него ломаными ниточками трещин.
Из незастекленных окон «Веселого Кандёхи» вместе с клубами сигаретного дыма, рассекаемыми смачными плевками, неслась залихватская музыка. Из одного окна вылетела бутылка и, совершив в воздухе пару оборотов, разбилась о бетонный пол.
– Братва гуляет, – пояснил Халк. – Бизон с царевой дачи лапти сплел и обратно в «Кандёху» прикандёхал.
Мне было как-то все равно, кто именно из местной шайки сбежал из зоны на Большой земле, чтобы вернуться в Зону. Просто охотнику за головами срочно требовалось присесть кому-то на уши, так пусть чешет, мне не жалко.
Хммм… Среда, что ли, действует? Мозг, уловив знакомые слова, автоматически переключился на «блатную музыку». Правду, что ли, говорят, мол, из зоны можно «откинуться», можно «сорваться», но уйти – никогда. Причем неважно, с какой буквы та «зона» пишется, с заглавной или со строчной. Вот и курсируют большинство сталкеров меж двумя зонами, даже не помышляя о том, чтобы осесть на свободе и зажить нормальной жизнью. Не отпускают ни «зона», ни «Зона». Кто хоть раз побывал в одной из них, по-любому оставит за колючей проволокой частичку своей души…
Повинуясь тычку глушителем в область поясницы, я перешагнул порог «шалмана». Надо бы сказать, чтобы охотник за головами понежнее обращался с высокоточным оружием. Хотя оружие теперь не моё, и может, даже и к лучшему, если бандит по дурке свернет глушак об мою спину. Глядишь, быстрее его пристрелят другие охотники за малогабаритными снайперскими комплексами.
– Дуры сдал, – прозвучал равнодушный голос справа.
– Без проблем, Припас, – осклабился Халк. – Правила знаю.
За дверью имелся предбанник приличных размеров с длинным двухтумбовым столом, за которым сидел крупный небритый мужик с посеченной шрамами рожей, который неторопливо снаряжал патронами магазин «Пустынного орла», лежащего перед ним, – судя по грязным тряпкам и паре масленок, габаритный бандит по прозвищу Припас только что закончил чистку пистолета.
Вдоль стен за столом тянулись пирамиды и стеллажи, заполненные всяким-разным оружием, начиная от СВД и заканчивая ПМами и ножами, небрежно сваленными в кучу позади небритого мужика. К слову сказать, СВД была в единственном экземпляре, в основном в пирамидах стояли крупнокалиберные ружья и сильно потертые «калаши».
Охотник за головами выложил на стол мой ВСК-94, «стечкин», свою американскую пневматику, а также вытащил из-за пазухи обрез ружья ИЖ-81 с пистолетной рукоятью – оптимальный выбор для тех, кто хочет заиметь себе пятизарядный двенадцатый калибр размером со старинный кремневый пистолет.
– Приблуды тоже, – сказал мужик, вгоняя снаряженный магазин в рукоять огромного пистолета, из которого впору слонов валить.
– Припас, хватит беспредельничать! – возмутился Халк.
– Новый прогон большака, уж не обессудь, – пожал плечами Припас, засовывая в кобуру на поясе «Пустынного орла» и доставая из кармана большой никелированный кастет, которому, наверно, и был обязан своим прозвищем. На его волосатых пальцах блестящий «припас» смотрелся более чем убедительно.
– Блин, в натуре голимый беспредел творится, – проворчал охотник за головами, отстегивая и выкладывая на стол большой нож в кожаных ножнах. Я не удержался от ухмылки – в Зоне вешать себе на пояс лицензированную копию тесака главного героя «Первой крови» было по меньшей мере претенциозно. Хотя уже и так ясно, что Халку сто процентов по барабану то, что о нем думают другие. Не иначе, снял с какого-нибудь новичка, вообразившего себя Рэмбо и по этому поводу рванувшего покорять Зону. Что ж, бывает. Первая кровь здесь частенько становится и последней. При этом я обратил внимание, что моей «Бритвы» на поясе охотника за головами не наблюдается и сдавать ее он не торопится. Стало быть, припрятал. Что ж, оно и к лучшему. Всегда лучше, когда твое оружие находится рядом, даже если оно уже не твое.
– Всё сдал? – уточнил хранитель оружия, любуясь кастетом.
– Всё, – кивнул Халк.
– Тогда заезжай, – зевнул Припас, теряя интерес к посетителю. Кстати, ко мне он вообще никакого интереса не проявил. Оно и понятно – его дело оружие, а не товар, доставленный на продажу.
– Вперед, – чувствительно ткнул меня в плечо Халк. Зря он так, не люблю я фамильярностей. Но об этом мы с ним потом поговорим предметно – если, конечно, представится такая возможность…
Что ж, размаху бандитского притона могли бы позавидовать и Жмотпетрович, и любой другой бармен Зоны. На площади размером с самолетный ангар свободно разместились длиннющая барная стойка, столики для посетителей, игорная зона с бильярдом, рулеткой и карточными столами, сцена с парой шестов, на которых лениво крутились две полуголые девчонки, черное пианино с тощим пианистом при нем, над головой которого висел плакат «Братва, не шмаляйте в лабуха, он бацает как может», а также стандартный для Зоны магазин местного барыги, отгороженный от остального зала толстой сварной решеткой, уходящей под потолок. В решетке имелось маленькое окошко, напоминающее «кормушку» в тюремной двери, через которое шла бойкая торговля рулеточными фишками, жетонами для бильярда, сигаретами и маленькими пакетиками с подозрительным содержимым.
– Цивилизация, – с гордостью сказал Халк, кивая на решетку. – Помимо добровольных подгонов с любого товара процент в общак идет.
После чего подвел меня к решетке.
– Слышь, барыга, отвлекись малёхо, – гаркнул охотник.
Невзрачного вида бандит, отоваривающийся у «кормушки», вздрогнул и уронил на пол прозрачный пакетик с белым порошком. Халк хмыкнул, подтолкнул меня поближе к решетке и принялся развязывать петлю на моей шее – не иначе хотел продемонстрировать торговцу товар во всей красе. Экономный хозяин у меня, однако, даже ремешок перерезать пожалел. Снял с вязки, сложил втрое и аккуратно убрал в нагрудный карман камуфляжа.
– Зацени, какого я крутого фраера надыбал, – сказал он, растягивая в улыбке безгубый рот. – Не смотри, что плечи не особо широкие, зато мышцы прям каменные.
За базаром охотник за головами точно не следил. И, пожалуй, на свою голову он так рано освободил меня от петли. Потому что именно по этой голове я, развернувшись, засадил носком ботинка, словно по футбольному мячу. Терять мне все равно было нечего, на участках с повышенным радиационным фоном рабы больше месяца не живут. Так что лучше уж умереть по-быстрому и в бою. Так оно всегда приятнее, чем медленно и в дерьме.
Удар шел снизу вверх по кривой дуге с доворотом таза в момент контакта с целью. Оно и для врага незаметно – почти как удар в пах, – и при нанесении с должной силой, особенно в ботинке, гарантированно ломаются ребра и просаживается печень. Либо селезенка, в зависимости от того, с какой ноги бить. Но сейчас момент был скорее воспитательный, потому я и провел удар выше, чем обычно. И провел как надо – болью рвануло прокусанное собакой и обожженное порохом бедро. Похоже, действие анестетика и снятой с меня Халком «живой воды» подходило к концу…
Берцы я ношу тяжелые, с обточенным рантом, усиленным стальной оберткой и покрашенным черной краской. И незаметно на общем фоне ботинка, и в драке вещь незаменимая. Вот тем рантом и тюкнул я Халка чуть пониже скулы.
Охотник покачнулся от неожиданности, но на ногах устоял. Крепкий парень. Другого бы такой удар точно сбил с ног.
Из разорванной щеки Халка хлынула кровь, выбитый зуб стукнул об пол, подпрыгнул и закатился под решетку торговца. Что ж, может быть, в следующий раз его хозяин будет следить за тем, кого называет фраером в «малине». Ибо если тебя так обозначили и ты на это не отреагировал, значит, быть тебе фраером до скончания века. И не только среди бандитов. Цыганскую почту никто не отменял, и не сегодня, так завтра вся Зона будет знать, что Снайпер не просто в плен попал – это с каждым может случиться, – но и новую «масть» принял безропотно.
Если с первого раза не получилось, не нужно ждать последствий. Надо развивать успех. Второй удар я послал в колено противника – каблуки у меня тоже обработаны соответствующим образом.
Но, видать, не забыл Халк, чему его учили в Легионе.
Не обращая внимания на кровь и боль, охотник за головами рванул назад ногу, в которую я метил, одновременно приседая и перехватывая мою ступню. Не будь у меня кисти связаны за спиной, я бы успел выдернуть ногу из его граблей за счет резкого рывка рук и туловища. Но, как говорится, история не терпит сослагательного наклонения.
Капкан захлопнулся. И, судя по тому, как начал поворачиваться корпус Халка, я уже понял, что сейчас будет. Поймав ногу противника, не надо проводить сложных и энергозатратных приемов. Достаточно просто крутануть стопу в любую сторону так, словно хочешь резко сорвать гайку с резьбы. И всё. Если рывок силен и в движение включен весь корпус, связки голеностопа рвутся как нитки, а сам сустав травмируется страшно и надолго. Во всяком случае, полноценно ходить враг сможет не раньше чем через полгода – и то, если операция проведена своевременно.
Полгода в запасе у меня не было, потому мне ничего не оставалось, как оттолкнуться от пола другой ногой и, крутанувшись в воздухе в направлении вращения, со всего маху грохнуться на пол. Ногу я спас, но с остальными частями тела назревали проблемы.
Отпустив мою конечность, охотник за головами всем телом бросился вперед. Тяжелая туша грохнулась на меня сверху, впечатывая в пол, сгусток крови, вылетевший изо рта Халка, шлепнулся мне на лицо.
– Убью!!! – взревел гигант, занося над моей головой сжатую в кулак мясную кувалду.
Зря это он. В смысле, что орать в драке – последнее дело. Силы расходуются понапрасну, к тому же можно пропустить что-то важное. Например то, что противник не ждет покорно, пока твой кулак опускается ему на переносицу, а пытается встать на мостик, чтобы сбросить с себя не в меру крикливого оппонента.
На этот раз подвела Халка именно привычка мести языком где надо и где не надо. В драке оно не надо особенно. Похоже, за всплеском эмоций охотник за головами так и не понял, каким образом слетел с меня и с какой это радости на него так стремительно надвигается решетка бандитского магазина.
Тот, кто собрался убивать беспомощную жертву, обычно не готов к тому, чтобы защищаться. Просто мозг не успевает переключиться с одной установки на диаметрально противоположную. Наверно, потому Халк даже руки выставить вперед не успел, чтобы смягчить удар…
Противный хруст услышали все. Только сейчас я заметил, что в баре абсолютно тихо. Нормальная реакция людей на одно из древнейших развлечений человечества – затаив дыхание следить, как дерутся другие.
Но смотреть было пока особо не на что. Халк, неслабо приложившийся макушкой об металл, зацепился пальцами за решетку и мотал башкой, пытаясь восстановить привычную картину мира. Я же, выйдя на лопатки, прыжком поднялся на ноги и просто ждал. Чего? А кто его знает. Будущего, наверно. Светлого ли, не очень ли – большой вопрос в такой ситуации.
– Убью на хер, – сказал Халк, продолжая мотать головой, словно контуженный пулей кабан-мутант. – Теперь точно убью.
С учетом его положения фраза прозвучала не очень убедительно. Но при этом охотник за головами оставался более чем серьезным противником. Особенно в моем случае. Руки связаны, раненая нога разболелась не на шутку. К тому же теперь Халк, понятное дело, прежних ошибок не допустит и постарается расправиться со мной с наименьшим ущербом для себя.
Гигант медленно поднялся на ноги, сплюнул на пол набежавшую кровавую слюну, нехорошо усмехнулся разорванным ртом и пошел на меня. При этом его рука скользнула под куртку, и я уже знал, что он сейчас оттуда вытащит.
– Не попятнай центр-ровой товар, – раздался за моей спиной хриплый голос. – Фарш нынче не в цене, а за пацана, котор-рый так ластами буцкать гор-разд, барыги реальные лавэ отвалят.
Голос я узнал. Не узнать его было трудно – тот, кто слышал хоть раз эти львиные раскаты, с другим вряд ли спутает. Только у великого барда прошлого слышал я похожее раскатистое «ррр» и слегка растягиваемые согласные.
– А часто ты, Индус, вечных кентов в товар записываешь? – поинтересовался я не оборачиваясь. – Хороший бизнес?
На мгновение вокруг повисла мертвая тишина, в которой отчетливо, словно удары сердца, раздались два удара подкованных ботинок Халка, наконец поднявшегося на ноги. Охотник за головами не спешил – его жертве все равно некуда было деться, а за стуком адреналина в виски чужих слов не слышно. Но то, что ударило в стены и потолок огромного зала, не услышать было сложно.
– Стоять, бычар-р-ра!!!..
Халк аж присел на месте. Как и те, на пересыльной тюрьме, четыре года назад…
… – Стоять, бычар-р-ры!!!
В руке раскатисто рыкнувшего парня что-то блеснуло. Но этого явно было мало против троих качков, которые медленно окружали худого, но духовитого пацана в дорогой джинсовке.
– На пять-шесть решил нас взять, сявка помойная? – прошипел один из амбалов, разминая кисти и пытаясь скрыть замешательство.
Рев у потенциальной жертвы был и вправду жуткий, но один голос мало что решает, когда есть конкретная задача от «кума» – опустить арестанта, стремящегося в «воры». А лезвие, выломанное из бритвенного станка, неважное оружие против троих беспредельщиков, уверенных в своей силе и безнаказанности.
– Мойкой своей в обиженке по вене себе распишешься, козырь недоделанный, – хохотнул второй амбал, достав из кармана опасную бритву и выписав ею в воздухе замысловатую восьмерку.
– Тормози, актив.
Тихий голос, раздавшийся с угловых нар у окна, оказал на качков большее впечатление, чем рев обреченного парня.
– Алё, ты кого активом обозначил?
Самый крупный из троицы повернулся к говорившему. Ясно было, что связываться ему не хотелось, но в то же время обвинение в сотрудничестве с администрацией тюрьмы смыть можно только кровью. Потому своим вопросом он давал возможность человеку у окна «съехать с темы». Хотя сделать это после сказанного было довольно сложно.
Но говоривший «съезжать» не собирался…
– В свайку себе алёкни, когда отливать пойдешь. Может, ответят, – посоветовал он качку. Вообще-то впрягаться в чужие разборы было не в его правилах, но порой, когда люди по беспределу ломали судьбы других людей, случалось, что он совершал необдуманные поступки. Правила-то его, как захотел, так и поменял…
Амбал двинул вперед буром, широко размахнувшись для сокрушающего удара.
– Получи, козлина! – выдохнул он, опуская кулак на то место, где говоривший лежал мгновение назад. Но мгновение – это в драке очень много. За это время можно, например, успеть ответить за «козлину» – и по правилам тюрьмы ответка за такие слова суровая. А человек на нарах по мере возможности жил по правилам того места, в котором находился, – если эти правила, конечно, совпадали с его правилами и их не надо было срочно менять.
Качок взвыл от боли – удар его кулака пришелся в прикрытую изношенным шерстяным одеялом стальную полосу, из которых были сварены нары. Но почти сразу вой перешел в сдавленный хрип. Беспредельщик согнулся, ухватился за промежность и в позе эмбриона сполз на пол. Оно и не может быть иначе после удара ногой, нанесенного насквозь, «с проносом», когда носок ботинка разрывает не только нежные оболочки тестикул, но и нижние отделы кишечника.
Но человек, нанесший удар, был милосерден. Наказанный не должен страдать больше, чем отмерил ему наказующий. Разрывы кишечника требуют немедленной операции, иначе пострадавшему придется умирать от перитонита долго и мучительно.
В средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом – мизерикордией, что в переводе и значит «милосердие». В наше время справедливый человек, лишенный кинжала или ножа, дарит поверженному врагу удар в горло.
Жесткая ладонь легла на бритый череп, скользнула вниз по лбу. Пальцы, согнутые в форме когтей, на две фаланги проникли во впадину между бровью и глазным яблоком. Есть боль, которую можно терпеть, гасить в себе, сжавшись на полу в комок. А есть боль нестерпимая…
Повинуясь движению чужой руки, беспредельщик запрокинул голову. Ребро кулака резко опустилось на его горло, остановив дыхание, – следствием такого удара является закупорка трахеи ее же оторвавшимися фрагментами. Амбал дернул ногами, пытаясь протолкнуть в легкие порцию воздуха – и умер. Правы были древние, милость к побежденным имеет разные формы…
Все произошедшее заняло две, может, три секунды. Остальные нападавшие, стоя лицом к «стремящемуся», слышали лишь рев своего товарища, звук мощного удара и хрип умирающей жертвы. Они, в отличие от только что умершего подельника, ничего не знали о человеке, который лежал на нарах и призывал активистов одуматься. И потому даже не обернулись, уверенные, что дёрнувшийся на них недоумок либо уже «склеил ласты», либо серьезно покалечен.
Тот, у кого была бритва, завершив очередной финт, зафиксировал в пальцах лезвие и сказал:
– Зря ты, чухан, зубы сушишь. Лучше сам шкары сымай да подставляй очко, так оно будет…
Но что именно «будет», владелец бритвы не договорил. Точный удар по локтевому нерву парализовал его руку. Выпустить бритву он тоже не успел – чья-то рука перехватила безвольный кулак и резко подняла его вверх. Одно короткое движение – и из глубокого пореза под ухом на пол камеры хлынула струя артериальной крови.
– Спаси… те, – прошептал амбал, мешком оседая на пол и безуспешно пытаясь левой ладонью остановить алый поток. Его правая рука, лежащая на полу, продолжала судорожно сжимать бритву.
«Стремящийся», продолжая улыбаться, сделал шаг. Оставшийся невредимым беспредельщик отпрыгнул от него назад, прижался спиной к стене и, выставив вперед обе руки, заверещал:
– Пацаны, в натуре непонятка вышла! Старшаку по ходу кто-то фуфло прогнал, а я вообще не при делах, чисто по-братски впрягся…
– Глохни, падло, – цыкнул сквозь зубы «стремящийся». – Короче, симань сказку для ментов – был разбор, один босяк другого вглухую забуцкал, а после, осознав, сам вскрылся. Вопросы?
– Братело, всё ништяк, заметано! – заюлил «активист», сообразив, что его оставляют в живых.
– Не братело ты мне, гнида кумовская, – сплюнул на пол парень, после чего подошел к железным нарам, на которых уже снова с удобствами расположился его спаситель.
– Разреши на шконку присесть?
– Присаживайся, – пожал плечами тот, внимательно рассматривая свои руки на предмет, не осталось ли на них пятен чужой крови.
– Индус, – представился «стремящийся», опускаясь на краешек сварной шконки. Недолюбливал он своё погоняло, которое ему дали за увлечение индуистскими духовно-физическими практиками и, как следствие, за невероятную гибкость, позволяющую пролезть в любую форточку. Но в его мире имя не выбирают, оно само находит человека. В этом зона и Зона тоже схожи, словно родные сестры.
– Неважно, – улыбнулся его спаситель вместо того, чтобы представиться в ответ. – Не люблю я это обозначалово.
Индус нахмурился – сказанное только что было не по правилам. Хотя сейчас этот человек имел право на свои правила.
– Короче, кем бы ты ни был, теперь ты мне вечный кент, – произнес он несколько напыщенно. Наверно, таким тоном много лет назад юные герцоги посвящали верных вассалов в рыцари.
– Принято, – хмыкнул спаситель тюремного «герцога». – А теперь давай покемарим маленько, пока ночь на дворе. Сам понимаешь, скоро вертухаи набегут, хипеж подымут, тогда точно не до сна будет.
«Герцог» тюремного мира ничего не ответил, встал с нар новоиспеченного «кента» и направился к своей шконке. Его слово было сказано, и здесь оно имело особую цену. Даже если тот, кто его произнес, сейчас сожалел о том, что немного поторопился…
… – Стоять, бычар-р-ра!!!..
Халк вздрогнул, остановился и перевел на «большака» удивленный взгляд.
– Я сказал, стоять, – повторил Индус, подходя к пленнику.
Узнать его сейчас можно было только по голосу. Высокий, серьезно раздавшийся в плечах бандит с бесцветными змеиными глазами вряд ли пролез бы сейчас в форточку – да ему это теперь и не нужно. Люди с такой антропометрией двери выносят ударом ноги в замок, а не по форточкам лазают. Или – что вероятнее – своим быкам приказывают те двери выламывать.
Он подошел и внимательно посмотрел мне в глаза.
Понимаю, узнать меня сейчас тоже была задачка не из простых. Все лицо в грязи и засохшей собачьей крови, стянувшей кожу в гармошку.
– Так ты и есть Снайпер, – сказал Индус. Не спрашивая – уточняя.
– Можно и так, – сказал я. – Хотя ты же знаешь, не люблю я это обозначалово.
Индус не ответил. Он смотрел на меня и думал. Жирная квазимуха, покружив над моею больной головой, еще не отошедшей от химического коктейля, улетела, раздумав обедать соблазнительно пахнущей, но почему-то шевелящейся мертвечиной.
У меня же серьезно разболелась нога, потому я и перенес вес тела на здоровую, стараясь найти более-менее подходящее положение. Это шевеление посреди всеобщей почтительной тишины, наверно, и вывело Индуса из задумчивости.
Показалось, он лишь слегка шевельнул рукой, но от этого шевеления плотная ременная вязка за моей спиной распалась на кожаные обрезки, посыпавшиеся на пол, словно маленькие обезглавленные змейки.
– Беспредел, – негромко сказал кто-то в толпе.
– Беспредел, Хряк, это когда халдей типа тебя в воры метит, – не оборачиваясь бросил Индус. – Это же мой кент вечный, которому я на пересылке жизнь задолжал. Так поясни теперь, ты что-то против закона Зоны имеешь? Или помимо тебя еще кто-то считает, что мой кент в нашем общем доме должен быть в браслеты закоцан?
Тишина была ему ответом.
– Так, непонятки разрулили, – произнес Индус. – Но по тому же закону мой вечный кент – хабар Халка. И по ходу все видели, что Халк сейчас хочет спросить со своего хабара как с конкретного бродяги. Так?
И снова ни звука.
– Значит, не хабар это, а правильный пацан.
– Ништяк, – ощерился Халк, рукавом вытирая кровь с лица. – Значит, если на хабаре не написано, что он твой кент, получается, я рамсы попутал и теперь крайний?
Толпа заворчала. Я примерно догадывался, куда клонит мой «вечный кент» и потихоньку, держа руки за спиной, разминал затекшие кисти.
– Не канают твои расклады, – покачал головой Индус. – Если хочешь получить с бродяги, получай, а не порожняки гоняй.
– Ништяк, – повторил Халк, вытаскивая из-за пазухи мою «Бритву». – Вызываю Снайпера по закону Зоны.
Знакомо. Похоже, за время моего отсутствия закон свободы по поводу боев без правил шагнул за огороженный периметр группировки «зеленых» и стал общей нормой для всей Зоны Отчуждения. И даже внутренние правила бандитского шалмана насчет запрета на пронос оружия ему не помеха.
Что ж, Индус сделал для меня всё что мог в расчете на мои навыки рукопашного боя, которым он был очевидцем в пересыльной тюрьме. Правда, там были обычные «быки» с реакцией брахиозавров, которые для бывшего капрала Французского легиона не более чем тренировочные груши. Сейчас же передо мной стоял противник с аналогичной подготовкой, причем, в отличие от меня, с абсолютно целыми ногами и ясной головой – ну, может, слегка помятой, что для такого монстра несущественно. И на том спасибо, «вечный кент».
Халк пошел на меня, нехорошо скалясь. Впрочем, от него в данном случае ничего не зависело – разорванная щека, через которую видны окровавленные осколки зубов, даже при вмешательстве хорошего хирурга в будущем гарантирует охотнику за головами пожизненную кривую ухмылку.
О том, чем закончится этот бой, я не думал. Когда идешь на боевой нож с голыми руками, глупо думать о будущем. Настоящее гораздо важнее. И сейчас это настоящее сосредоточилось на кончике клинка, направленного в мою печень.
Халк всё делал правильно, отжимая меня в угол между клеткой барыги и стеной, ограничивая мне место для маневра. Но, с другой стороны, древние китайцы не советовали загонять врага в местность смерти, откуда ему некуда бежать и где выход у него только один – победа или смерть. Вот и я, не дожидаясь, пока меня пришпилят к стене, словно бабочку, моим же ножом, прыгнул вперед, одновременно нанося по вооруженной руке охотника за головами круговой удар ногой.
Реально ли выбить таким ударом нож у подготовленного бойца? Почему нет, всегда остается процентов двадцать на чудо. Именно так, один шанс к пяти, что ты обезоружишь и победишь опытного ножевика голыми руками…
Правда, сейчас это был не мой случай. Раненая нога отозвалась резкой болью, и я понял, что удар помимо моей воли проходит ниже намеченной цели, а ботинок лишь эффектно рассекает воздух. На месте Халка, не дожидаясь, пока сработавшая вхолостую нога коснется пола, я бы просто сделал шаг вперед и нанес один удар. Хотя в его случае возможны варианты – некоторым нравится смотреть, как их противники умирают долго и мучительно…
Но есть место на земле, где чудеса случаются чаще, чем где бы то ни было. И люди им почти не удивляются, так как тем чудесам есть простое и понятное объяснение – «это ж Зона».
Пояс Халка вдруг озарился неземным бледно-синим светом. Следом за ним сияние цвета предрассветного неба мгновенно разлилось по всему телу охотника за головами. И вдруг нож в его руке сверкнул, словно только что народившаяся звезда, ярко, нестерпимо, так, что я на мгновение ослеп – лишь клинок «Бритвы» отпечатался сверкающей полосой на черном фоне переоблученной сетчатки.
Первой мыслью было, что охотник за головами применил какой-то фокус и сейчас у меня в животе торчат полтора дециметра неизвестного науке металла, откованного в форме острейшего в мире ножа. Боли от удара ножом человек обычно не чувствует, и потому я даже не пытался уйти от второго гипотетического удара – если Халк уже пропорол мне брюхо, дергаться бессмысленно. Уж лучше пусть добивает.
Но ударов не было. А потом я осознал, что в шалмане, эхом отражаясь от стен, стоит многоголосый мат, из которого я понял, что временная слепота поразила не одного меня, а и всех присутствующих тоже.
Но постепенно зрение возвращалось – и ко мне, и к остальным пострадавшим. И по мере его возвращения затихали человеческие голоса, уступая место могильной тишине.
Наконец и я проморгался. И, утерев рукавом невольные слезы, смог рассмотреть расплывчатую фигуру Халка, застывшего на одном месте в странной, неестественной позе. Непонятно, что это он делает? Нож, что ли, мне протягивает?
Наконец я смог сфокусировать зрение… и вдруг понял, почему молчали вокруг бандиты, неоднократно битые жизнью, ножами и пулями.
Передо мной стояла полностью высушенная мумия. Наверно, так и должен выглядеть человек, из тела которого мгновенно исчезла вся вода – растрескавшаяся пергаментная кожа на лице, ровно вдвое потерявшее в объемах тело под одеждой, которая свешивалась с охотника за головами, словно рубище с пугала. И протянутая ко мне высохшая рука с обрывком вяленой мышцы, свисавшей с ладони, на которой лежала моя «Бритва» – обычная, не сверкающая, такая же, как всегда… Видимо, в последний момент Халк осознал, что с ним происходит, и попытался вернуть мне моё имущество. Но не успел…
Но самым страшным во всем этом кошмаре были его глаза. Живые, смотрящие на меня с немой мольбой.
«Бритву» можно продать, – зазвучали у меня в голове слова покойного Копии. – Или подарить. Или в крайнем случае снять со случайно найденного тела, убитого не тобой. Тогда от нее новому хозяину будет одно сплошное уважение и подспорье. А вот отнять никак нельзя. Потому как отомстит».
Клянусь, если бы я знал, что месть будет такой страшной, я б предупредил Халка. Хотя, наверно, вряд ли бы он меня послушал.
Я протянул руку и взял свой нож с высохшей ладони. Может быть, я был недостаточно осторожен – от кисти руки отвалился мизинец, упал на пол и рассыпался в пыль.
В средние века рыцари дарили побежденным укол в сердце, нанося его специальным кинжалом. В наше время милосердный человек, у которого есть нож, дарит поверженному врагу то же самое. Потому как оставить любое живое существо умирать в мучениях может только самая распоследняя сволочь. К тому же, думаю, я правильно понял немую просьбу Халка – в его положении я бы просил о том же.
Я ударил точно под левый карман его куртки – и невольно отшатнулся. Тело Халка мгновенно рассыпалось и рухнуло вниз пыльным облаком, поверх которого упала смятая одежда и тяжелый сталкерский пояс с двумя контейнерами. При этом один из них светился нежным светом, словно в него неведомым образом кто-то смог поместить кусочек утреннего, нереально чистого неба.
От толпы бандитов, с опаской косящихся на фосфоресцирующий контейнер, отделилась высокая фигура.
– По закону Зоны все вещи побежденного в бою переходят к победителю, – торжественно произнес Индус, видимо, в силу значительности момента не примешивая к высоким словам «блатную музыку». – Это был хороший бой, Снайпер, в котором Зона сама рассудила, кто прав, а кто виноват. И мы были бы рады принять в бригаду бойца, которому покровительствует Зона.
Это было предложением, от которого не отказываются.
– Благодарю, Индус, – сказал я. – Но не обессудь, ты же знаешь – одиночкам никогда не стать стаей.
– Ты свободен. Малява тебя проводит, – сухо бросил Индус. После чего повернулся и пошел по направлению к стойке. Его слово было сказано, и, возможно, сейчас во второй раз в жизни «герцог» преступного мира сожалел о том, что немного поторопился…
За его спиной, словно черная вода за кормой эсминца, сомкнулись куртки бандитов.
Интерес к моей персоне был потерян мгновенно. Я снова был чужаком в их доме, и лишь слово «большака» и страх перед непонятным оружием, зажатым в моей руке, удерживали их от расправы…
* * *
…Если кто-то там, на Большой земле, думает, что Зона – это явление типа киношного вестерна про Дикий Запад с белозубыми ковбоями и загорелыми красотками, он сильно ошибается.
Зона – это грязь и кровь.
Своя и чужая.
Своя грязь, чужая грязь, своя кровь, чужая кровь… Здесь они то и дело смешиваются между собой, причем в равных пропорциях, и в результате получается однородная серая масса, в которой теряются понятия «добро» и «зло», «плохо» и «хорошо». Есть ты. И есть Зона, в которой нужно выжить. Здесь не считается предосудительным убить человека ради фляги воды или пачки патронов, продать в рабство того, с кем вчера делил батон хлеба у костра, послать в аномалию новичка-«отмычку», у которого едва пух на подбородке пробился. Тебе было нужно – ты взял. Тебе было нужно – ты выстрелил. И только тебе решать, брать или стрелять. Лишь твоя воля – закон. Кстати, думаю, на Диком Западе было то же самое. Однородная масса. Серая, как прах Халка у моих ног…
Но это всё лирика. А когда на тебе драная во многих местах куртка и располосованные старые джинсы, особенно выбирать не приходится. Не до лирики, одним словом.
Я прямо не сходя с места сбросил с себя драные, пропитанные кровью лохмотья и поднял сталкерский пояс охотника за головами. Теплый свет от контейнера с «Чистым небом» тут же разлился по моему телу.
Но этого было мало. Я вынул из второго контейнера «Живую воду», а из кармана камуфляжа Халка перевязочный пакет, после чего вернул целебный артефакт на старое место. Возможно, правы были древние китайцы, считая живот человека средоточием жизни. Во всяком случае «Живая вода» лучше всего залечивает любые раны, если ее разместить в районе точки «ци-хай», что в переводе означает «море жизненной энергии».
Закрепив артефакт пластырем на животе, я вытряс прах охотника за головами из его камуфляжа и стал переодеваться. Нормальная тема как в Зоне, так и на любой другой войне. Собственная одежда быстро приходит в негодность, а новую взять обычно негде. Потому быстро привыкаешь ходить в том, что снято с трупов. Когда одежды мало, а трупов много, особенно выбирать не приходится.
Камуфляж Халка оказался мне немного великоват, но это было даже и к лучшему. Пусть франты типа бывшего хозяина пятнистой одежды ушивают ее точно по фигуре. Нам эти изыски ни к чему – когда штаны и куртка нигде не жмут, и махаться удобнее, и тело дышит. Главное, чтобы разгрузка, броник, рюкзак и ремень автомата были точно подогнаны, да обувь соответствовала размеру ноги. Остальное не особенно важно.
Из толпы бандитов, занятых культурным отдыхом – распитием горячительного, хлопаньем по ляжкам официанток и стриптизерок, азартными играми и переживаниями за проигравших товарищей – вынырнул подросток лет пятнадцати в классической для этих мест китайской толстовке, надетой поверх спортивного костюма.
– Индус сказал тебя вывести, – пробасил он, явно подражая «большаку». – Почапали, что ль.
Я не стал спорить и пошел следом за своим проводником. В шалмане, как и во всем подземелье, отсутствовала вентиляция, и я все острее ощущал, насколько мне здесь душно. Причем во всех смыслах.
В длинном предбаннике за время моего отсутствия ничего не поменялось. Разве что мордатый Припас теперь вертел на пальцах древний траншейный нож с кастетной накладкой на рукояти. Классная штука для драки, если имеешь к ней привычку и успеешь пальцы в отверстия продеть. Но, на мой взгляд, слишком громоздка и узкоспециализирована – сейчас, когда у каждого пара-тройка стволов под рукой, любой нож гораздо чаще используется как инструмент, нежели как оружие. Хотя человеку с погонялом Припас без такой штуки никак нельзя.
– Приблуды Халка гони, – сказал я, подойдя к столу. – Оно моё теперь.
– Хе, – вскинул густые брови хранитель оружия. – В Азовском банке всё твоё лежит. Вали отсюда, фра…
– Тормози, Припас, – пробасил Малява. И, обогнув стол, что-то зашептал в волосатое ухо.
– О как! – выслушав доклад, произнесла местная реинкарнация феи Вивиан, почесав клинком траншейного ножа волосатую грудь, выглядывавшую из-под отворота рубашки. – Стало быть, спекся наш автоматчик. Еще то базарило был, упокой его Зона. Ладно, коли так, держи.
На стол лег мой ВСК-94, трофейный «стечкин», два рюкзака – мой и Халка, а также его ИЖ-81, FN 303 и нож Рэмбо, мечта любого мальчишки. И Малява был не исключением, судя по его горящим глазам. В его возрасте многие мечтают быть похожими на кого-то другого, только не на себя самого. А в Зоне тем более сложно оставаться просто хорошим сталкером, каким наверняка рассчитывал быть перед тем, как попасть сюда, – слишком много соблазнов.
Я протянул ему нож.
– Держи.
– Я… у меня столько бабла нет, – насупился парень.
– Подгон, – сказал я.
– За что? – недоверчиво уставился на меня Малява. Нормальная реакция звереныша, воспитанного в любой из двух возможных зон на этой планете.
– За босяцкое слово, что не станешь пытаться шмальнуть мне в спину, когда проведешь через минные поля.
Мне и правда этого не хотелось.
А еще я подумал, что если бы пятнадцать лет назад в гримерке одной симпатичной дрессировщицы тигров у нас с ней дело зашло несколько дальше поцелуев, то сейчас у меня мог бы быть сын с такими же непослушными вихрами и дерзким взглядом, как у этого пацаненка.
– Заметано, – басом сказал Малява, забирая «Первую кровь». – Век воли не видать.
Но все равно вместе с наследством Халка у меня еще оставалось прилично и припасов в рюкзаках, и оружия. И того и другого много не бывает, особенно в Зоне. Но с другой стороны, я ведь тоже не тягловая лошадь, да еще с раненой ногой.
Обратно в шалман возвращаться мне не хотелось, потому я поинтересовался у Припаса:
– За «ижак» пару пачек СП-шестых дашь?
Вместо ответа хранитель оружия выдвинул один из ящиков стола, черпанул оттуда горстью, больше похожей на совковую лопату, подумал, отсыпал обратно глухо звякнувшего товара и выложил на стол десяток патронов СП-5.
– Не хошь – не бери, – сказал он, предупреждая возможный торг.
– Я тут подумал – тебе часом Жмотпетрович родственником не приходится? – поинтересовался я, забирая патроны.
– Думать вредно, – лаконично ответил Припас, выщелкивая из «ижака» тупорылые охотничьи патроны. – Могу еще пяток за рюкзак и лишние консервы с концентратами набросить – тебе столько все равно на фиг не надо.
– Давай, живодер, – усмехнулся я. Во дает, уже успел все посмотреть и подсчитать! Похоже, Припасом его обозвали не только за любовь к кастетам.
– Может, еще что загнать надумал? – спросил хранитель, отсчитывая патроны.
– Не, загнать вряд ли, – сказал я, поудобнее берясь за приклад FN 303. После чего с размаху жахнул стволом травматического ружья о бетонную колонну, подпирающую потолок. На пол брызнули мелкие металлические детальки.
– Ну и зря, – флегматично произнес Припас. – Это ж, если снять приклад, считай, подствольник M303… Был.
– И хорошо, что был, – сказал я, выбрасывая искореженную американскую пневматику в стоящий у стены объемистый мусорный бак. – А патроны к нему я заберу.
– В болоте утопишь? – хмыкнул Припас. – Будто от этого охотники за головами переведутся.
– Надо ж с чего-то начинать, – сказал я…
* * *
…Малява уверенно вел меня через проходы в минных полях. Глядя ему в затылок, прикрытый наброшенным капюшоном толстовки, я думал о том, случайно ли четыре года назад Индус оказался со мной в одной «хате»? А еще мне пришло в голову, что не в меру самоуверенный охотник за головами наверняка достал не только меня. Что ж, герцогами что преступного, что обычного мира, как правило, становятся личности исключительные, умеющие чужими руками решать свои проблемы.
– Слышь, Снайпер, – бросил через плечо Малява, прервав ход моих мыслей. – Проходы в полях меняются каждый день. Так что обратно этой дорогой кандёхать не вздумай.
– Угу, – отозвался я, про себя отметив, что, пожалуй, и без малолетнего бандита нашел бы утоптанную тропинку среди мин, расположение которых не меняли со дня установки…
Вдали показались мрачные бетонные коробки промзоны с вентиляционными трубами цехов, направленными в свинцовое небо Зоны, словно обвиняющие персты давно окаменевших мертвецов.
– Вон там начинается Земля наймитов, – сказал Малява. – Я через границу не пойду. Бывай.
И пошел обратно.
Особой границы я не заметил – разве что знак радиационной опасности мог сойти за пограничный столб. Кто-то при помощи баллончика с краской довольно искусно доработал всем известный «пропеллер смерти» до оскаленного черепа, а после аккуратно прострелил обе глазницы.
– Бывай, – так же лаконично попрощался я, поворачиваясь спиной к бандиту и очень надеясь, что он сдержит данное слово.
Малява действительно не стал стрелять мне в спину. Ну и хорошо. Будь милосердной к нему, Зона, и отпусти, если когда-нибудь он захочет покинуть тебя…
Струя горячего воздуха опалила мне щеку. Следом за ней прилетело эхо далекого выстрела. Что ж, в очередной раз спасибо, «Чистое небо», за твою способность отклонять посланные в меня пули!
Всё это я додумывал уже в перекате, выставив перед собой ствол ВСК-94 и очень надеясь, что Халк не успел сбить на нем прицел. Хотя откуда именно стреляли, я пока не успел сообразить – мест, где снайпер мог оборудовать свою лежку, было предостаточно.
– Он с крана шмаляет! – раздался крик у меня за спиной. – Беги направо, там…
Что именно находилось справа, я так и не узнал. В районе кабины подъемного крана, возвышавшегося над крышами заводских зданий, мигнула светлая точка. А потом я услышал сзади сдвоенный взрыв, и об мою шею чуть пониже уха разбилась теплая капля.
Мне не нужно было оборачиваться, чтобы понять, что случилось. Снайпер выстрелил в Маляву, и его пуля бросила легкое тело на мины… Правда, он забыл сразу оба правила снайпера – дважды не стрелять с одной и той же позиции и не убивать детей. Хотя, наверно, он чувствовал себя в безопасности на таком расстоянии от цели – ведь до крана было примерно с полкилометра. Также он мог ошибиться и по поводу второй заповеди, ведь Малява для своего возраста выглядел достаточно взрослым, к тому же, думаю, стрелок был уверен, что подстрелил и меня тоже. Всё это, несомненно, было достаточными причинами для второго выстрела.
Который оказался для снайпера последним.
Я взял чуть выше вспышки, расположение которой на черном фоне кабины крана отпечаталось в моей памяти, словно в мой череп вколотили огненный гвоздь. После чего плавно нажал на спуск, точно зная, что не промахнусь, даже если Халк всё-таки сбил прицел. Я просто не мог промахнуться. Не имел права.
Через оптику ПСО-1 я отлично видел, как с крана медленно, словно нехотя свалилась СВД. И вслед за ней, нелепо раскинув руки, упало человеческое тело, будто пытаясь в полете поймать свое непослушное оружие.
– Упокой тебя Зона, Малява, – прошептал я. – Ты был хорошим сталкером.
За его убийцу я не стал просить, как это принято здесь, когда отправляешь человека на тот свет. И плевать, что мертвый может посвятить всю свою загробную жизнь поискам стрелка, который всадил в него пулю. Если чертов зомби в униформе наемника встретится мне на пути, я с удовольствием убью его еще раз…
В кармане куртки, куда я переложил дареный Меченым КПК, запищало. Я открыл клапан, достал наладонник и нажал кнопку связи, уже догадываясь, от кого мог прийти вызов.
– Твоя работа, Снайпер? – раздался из динамика знакомый голос.
– Угу, – сказал я. – Рад слышать тебя, стрелок.
– Блин, сколько раз тебе говорить, что я ненавижу, когда меня так называют, – проворчал голос из динамика. – А еще ненавижу тех, кто стреляет лучше меня, особенно когда они делают это не вовремя.
– Не прибедняйся, – произнес я. – Сильный хипеж в промзоне из-за этого наемника?
– Да не, нормально, – отозвался Меченый. – Я уже разрулил. Никто не думал, что ты с этой стороны пойдешь, вот и промашка небольшая вышла. К тому же сам посуди, на хрена Волкопсу снайпер, который с четырехсот метров из СВД по ростовой мишени отработать не может? Так что иди спокойно, ждем тебя около паровозного депо.
Судя по информации из КПК Меченого, Волкопёс в группировке наемников был кем-то вроде командира снайперских групп, охранявших подходы к Земле наймитов. Он же являлся контактным лицом, к которому меня должны были проводить в случае, если Меченый не выйдет на связь раньше. Больше о наемниках в наладоннике не было ни слова, кроме того, что Земля наймитов – их охраняемая база. Но это и так знал каждый в Зоне. А вот насчет того, что происходило внутри этой базы, конкретно никто ничего не мог рассказать, хотя слухов среди сталкерской братии ходило много. Но слухи – это далеко не достоверная информация…
На карте из того же КПК было обозначено, что депо находилось недалеко от того крана, с которого я снял снайпера. Кстати, теория Меченого насчет неважной подготовки убитого мною стрелка была хороша лишь для того, чтобы разрулить вопрос с группировкой, лишившейся одного из своих членов. Специалистом он был отменным, и если б не «Чистое небо», в моем черепе появилось бы одно лишнее отверстие.
Периметр территории, находящейся под контролем наемников, был обнесен лишь невысокой металлической сетчатой оградой. Судя по обугленным трупикам крыс, прикипевших к сетке, ограда находилась под напряжением, но предназначалась лишь для защиты от мелких мутантов не крупнее безглазых собак. Получается, более габаритные объекты отстреливались снайперами? Вряд ли. Скорее, истинная база таинственной группировки находилась под землей, а сверху располагались лишь декорации в виде полуразрушенных зданий заброшенной промзоны. Но в хорошем театре декорации тоже холят и лелеют, вот и здесь за их сохранностью наблюдали стрелки под началом некоего Волкопса, о котором кроме его сурового погоняла в КПК Меченого никакой другой информации не имелось.
Через забор высотой чуть более метра я просто перепрыгнул с разбегу – хорошо, что у меня толчковая левая, как в известной песне, а не покусанная и обожженная правая. Приземлившись, ушел в перекат и порадовался про себя – нога уже почти не болела, все-таки «Чистое небо» плюс «Живая вода» – лекарство что надо. Жаль только, что после окончательного заживления раны такого объема «Живая вода», скорее всего, станет просто тусклым камнем, да и сияние «Чистого неба» поблекнет изрядно…
Хотя в этом секторе наемникам вряд ли стоило вообще городить защиту – естественных препятствий для желающих проникнуть в их владения имелось предостаточно. Шаг влево – и встроенные в КПК счетчик Гейгера вместе с детектором аномалий заверещали из моего кармана в два голоса, заглушая друг друга.
– Тихо, тихо, понял, не дурак, – сказал я наладоннику, возвращаясь на исходную. Идти вперед решительно не хотелось, но иного пути не было. Предстояло пройти под мостом, между опорами которого плавало устойчивое марево. Такое постоянно можно наблюдать в пустыне в горячий полдень, когда куриные яйца аборигены варят без воды и кастрюль, закапывая их прямо в песок.
Но Зона не иракская пустыня, и я очень хорошо знал, что в этих местах значит подобное марево. Под мостом, прячась от частых дождей, поселилось семейство аномалий, которые сталкеры назвали коротко и емко – «жара». Обжилось, расплодилось, и теперь любая живая тварь, решившая погреться возле теплого места или укрыться от ненастья, служит для них пищей. И, судя по обугленным костям и закопченному защитному шлему, валяющемуся возле первой опоры, недостатка в корме аномальная семья не испытывала.
Да, я чувствовал многие аномалии, этим в Зоне никого не удивишь. Каждый второй сталкер, которому посчастливилось не сдохнуть здесь в первые пару-тройку месяцев, приобретает такие способности в той или иной мере. Инстинкты первобытных предков просыпаются, что ли?
Не знаю, я не ученый, мне самокопание удовольствия не доставляет. Есть такая способность – и спасибо Зоне. Но идти через сплошное марево – это совсем не то, что чувствовать одиночный, пусть даже невидимый столб нагретого воздуха. Когда многочисленные аномалии сливаются в сплошную стену, порой переплетаясь между собой, словно змеи в период спаривания, никакие суперспособности не сработают. Даже с килограммом болтов в карманах так или иначе ты неизбежно переступишь опасную черту, после чего едва видимая колонна колеблющегося воздуха в мгновение ока превратится в столб неистового пламени, испепеляющий любую органику не хуже танкового огнемета…
И вдруг я понял, что знаю дорогу. Понял – и всё тут, словно не раз уже ходил невидимой тропинкой меж огненных смерчей, бьющих из раскрошенного асфальта.
Доверять или не доверять такой уверенности – личное дело каждого. Обычно она не подводит. А тех, кого подвела, уже не спросишь, с какой это радости они полезли в лес аномалий, как, например, владельца защитного шлема, чей обугленный череп навсегда остался внутри оплавленной с краев «Сферы».
Но я привык доверять внутреннему голосу еще с тех пор, как вылез из норы Жмотпетровича и попытался произнести первое слово. Тогда я не помнил ни черта о своем прошлом, и кроме интуиции мне не на что было полагаться.
Вот и сейчас я, не раздумывая особо, двинул вперед. Потому что если начать прикидывать за и против, то проще развернуться на сто восемьдесят градусов и отправиться на озеро Куписта, в гости к Захарову. Если его секьюрити вспомнят сталкера, который пригнал им экспериментальный танк, то, глядишь, не пристрелят с ходу. А там, может, и чаем угостят. Чай у научников вкусный на редкость, бодрящий. Не иначе подмешивают туда какие-нибудь травки типа женьшеня или листьев коки. А что, вполне может быть. На Руси предки сто лет назад, например, на этих листьях водку настаивали. Потом с той водки вон какое разудалое у них получилось начало века…
Принцип один и тот же – что в перестрелке, что в путешествии между аномалиями думать не надо. Думать надо было раньше, когда тренировал навыки или решал, в каком направлении двигаться. Ведь если начнешь думать – то всё, инстинкт самосохранения тут же заорет что твоя сирена: «Куда тебя черти несут, хозяин?!!»
Вот тут-то и случаются у думающих индивидов промашки ужасные. Может, поэтому научники с тренированными мозгами при одиночных вояжах по Зоне чаще всего остаются в ней в виде медленно разлагающегося содержимого своих навороченных защитных костюмов?
Вот так, валяя в голове посторонние мысли о чае Захарова и зловредных инстинктах, я шел через зыбкое марево, обливаясь по́том от нестерпимой жары – аномалии, даже будучи невидимыми, неслабо разогрели воздух под мостом. А качнись немного влево-вправо – разогреют еще больше, они до живого мяса сильно охочие… Так, не думать о белой обезьяне. То есть о ней как раз думать можно, а вот…
А вот такого я еще не видел.
Я был как раз на середине пути. Еще миновать пару колонн, подпирающих мост, – и можно считать, что выбрался, спасибо инстинктам. Но вдруг в паре метров от меня вверх взметнулся столб неистового огня… и медленно поплыл ко мне. Живая «жара», раза в три объемнее обычной аномалии! Аномалия-охотник, реагирующая… на что? На движение? На тепло?
Мысли штука медленная. Пока я решал, на что же именно реагирует нетипичная аномалия, мое тело само предложило вариант спасения.
Выдернув «стечкин» из-за пояса, я выпустил весь магазин в стену справа. Две стационарных «жары» вспыхнули, приняв в себя горячий свинец и выбитые из стены осколки бетона. Но моя стрельба никоим образом не впечатлила живую аномалию, которая продолжало величаво и неспешно плыть ко мне. Мол, никуда ты не денешься, родной, мне твоя стрельба глубоко безразлична.
Движение и тепло… А что, если и то и другое?
Я резко присел, пустил юзом по асфальту в направлении сработавших аномалий горячий «стечкин» – и замер, прижавшись спиной к горячей, хорошо прогретой колонне.
Движущаяся ко мне «жара» притормозила, качнулась неуверенно – и бросилась за пистолетом. Я же, оттолкнувшись от колонны, уже несся по черной, прокопченной дороге, оставленной живой аномалией – там, где ходят королевы, страдающим кататонией слугам делать нечего. Во всяком случае, я очень в это верил.
И, к счастью, не ошибся.
Пробегая мимо, я краем глаза видел, как мой пистолет при контакте с аномалией растекся по асфальту, словно был пластилиновым. Но я поспешил отвести взгляд, чтобы не ослепнуть – настолько ярким было пламя, испускаемое «королевой».
Я вылетел из-под моста словно пуля, отскочившая рикошетом от бетонной стены, и явственно услышал за спиной яростный рев неистового огня, похожий на рычание хищного животного, промахнувшегося на охоте. Да уж, после сегодняшних приключений я вполне обоснованно плюну в глаза тому, кто скажет, что аномалии не живые существа…
Отбежав на пару десятков метров от моста, я обернулся. «Жара» не гналась за мной. Она величественно покачивалась под на удивление хорошо сохранившимся дорожным знаком «Ограничение высоты 6 метров», на невидимой границе своей территории, ограниченной пространством под мостом. При этом у меня возникло стойкое ощущение, что аномалия смотрит мне вслед…
– Вот черт, так ведь и свихнуться недолго, – пробормотал я, утирая рукавом куртки со лба холодный пот, успевший остыть на бегу. После чего, посетовав на себя за то, что поторопился продать обрез «ижака», направился к ангарам, верблюжьи горбы которых возвышались неподалеку…
Точка сбора на карте в КПК мигала сразу за ангарами, обозначенными унылыми серыми прямоугольниками. Они и в реальности сильно смахивали на облезлые склепы какого-нибудь заброшенного кладбища. Правда, интерьер оживлял строительный вагончик, открывшийся сразу за ангарами. Веселенький такой, крашенный зеленой краской, со светящимися окошками. Если в этом вагоне расположился Меченый со своей бандой, то невысокого я о них мнения. Один подарок с чугунной «рубашкой» в окно их мирного пристанища – и конец сразу целой пачке Легенд Зоны.
Нравится мне развлекать себя такими мыслями после того, как вытащу свою драгоценную пятую точку из очередной передряги. Уровень адреналина падает, а вредность начинает зашкаливать. Понятно дело, что этот простой парень с не по возрасту глубокими залысинами сам кому хочешь подарков в окно насуёт по самые «не хочу». Но кто его знает, вдруг расслабились волчары, решили, что если их главари группировок на заказ подтянули и вокруг наемники с СВДэшками бдят, то можно забить на безопасность…
– Не расслабились, не мечтай, – сказал голос из КПК. – И гранату с кольцом в окно кидать не надо. А без кольца – тем более.
– Понятно, – вздохнул я. – Ты что, мысли читаешь?
– Да нет, – произнес Меченый, и я прям увидел, как он ухмыляется одними губами. – Просто активность аномалий под мостом обозначилась, аж зарево на севере полыхнуло. А ты с КПК не пропал. Значит, живой и на подходе. И вагон увидел. А мысли, когда на него смотришь, у всех одинаковые. Кстати, мы прямо за ним расположились. Выдра, пропусти его.
Надо сказать, что к вагону примыкал полуразвалившийся дощатый забор. Так вот от темной ниши между вагоном и забором отделилась длинная тень и махнула мне рукой – проходи, мол. Нормально так мужик спрятался, с двух шагов не разглядеть. А разглядеть он себя и не дал – снова в нише скрылся. Под вагоном валялась огромная пустая катушка из-под кабеля, за которой мужик и прятался, выставив ствол «Вала» в щель между днищем вагона и поверхностью катушки.
«Хорошая позиция, – отметил я про себя. – Как в ДОТе засел. И хрен его там разглядишь без прожектора».
– Сейчас, один секунд, – сказал я, слегка пригибаясь чтоб мужик под катушкой расслышал. Просто справа метрах в двадцати возвышался кран, с которого я снял снайпера, и я хотел посмотреть, что стало с его винтовкой.
Место было открытое, поблизости никого, но почему-то мне не хотелось идти по участку ровной асфальтовой дороги – редкому явлению в Зоне, – и я предпочел свернуть налево, под укрытие стопки бетонных плит, в незапамятные времена так и не перенесенных краном к месту недалекого недостроя.
Винтовке повезло больше, чем ее хозяину. Она просто воткнулась стволом в мягкий грунт как раз между двумя бетонными плитами.
Я вытащил оружие и бегло осмотрел. Надо же, даже прицел не разбился, хотя СВД после такого полета несомненно нуждалась в хорошей чистке и новой пристрелке. Умели же делать раньше, а?
Бывший хозяин винтовки спланировал на бетон головой, и от нее осталась лишь большая мокрая клякса, осколки черепа и немного мозгов, незадачливому снайперу уже не нужных. Впрочем, он и при жизни не особенно ими пользовался – стрелять в подростка может либо конченый псих, либо безмозглая и бездушная тварь. Подсумки с патронами к винтовке и «беретта» на поясе тоже вряд ли могли ему понадобиться в ближайшем будущем, поэтому я забрал себе и то, и другое. По неписаным законам войны оружие и патроны убитого врага – это не мародерство, а лишь военный трофей.
Я вернулся тем же путем, вытаскивая берцы из грязи и проклиная «шестое чувство», которое настоятельно советовало мне идти волкособачьими тропами вместо того, чтобы по-человечески идти по ровной дороге. У забора я на всякий случай громко сказал:
– Слышь, караул, эт я!
И, получив в ответ равнодушное: «Надо же, какое счастье», прошел в калитку.
Группа Меченого расположилась возле костра, сложенного в старой железной бочке, обрезанной на четверть. Четверо обычных с виду мужиков, большинство которых были мне хорошо знакомы – мы с ними пробивались из центра Зоны после того, как я вытащил их из автоклавов Директора.
– Знакомься, – сказал Меченый. – Это Следопыт. Зону знает как свои пять пальцев, может в любую точку провести за большой мешок бабла. А может и за мешок не провести, если кто ему не понравится.
Лысый мордатый дядька с солидным брюшком в сталкерском костюме кивнул в мою сторону, при этом демонстративно поправив заброшенный за спину автомат. Мол, рады знакомству, но наш МП-пятый висит за плечом завсегда.
– Ну, Клыка с Призраком ты знаешь. Выдру видел, он типа в дозоре. Большой любитель волейбола и метания гранат в тех, кто ему не понравится. Ну а это Снайпер, если кто не в курсе. Ты к костру-то присаживайся, чай, не чужой, приглашения не требуется.
– Да кто тебя знает, – сказал я, опускаясь на корточки и протягивая к огню ладони, успевшие озябнуть на осеннем ветру. – Не мог предупредить, что под мостом «жара» на «жаре» сидит и «жарой» погоняет?
– Мог, – сказал Меченый. – А зачем? Ты ж, типа, насколько я знаю, аномалии чуешь.
Я молчал.
– Ну ладно, – вздохнул он. – Проверить хотел теорию Болотника. Он как-то обмолвился, что у нас с тобой одна судьба на двоих. И сны эти… Лучше ты мне скажи, как там было, под мостом?
– Тепло, мля, – сказал я.
– Да ладно тебе, хорош дуться на самом деле, – хмыкнул Меченый. – Прошел же.
– Ага, – кивнул я. – Еще б немного, и вместо меня цыпленок табака из-под моста вылез. Там «жара» какая-то странная, на людей бросается.
– Про такую не слышал, – покачал головой Меченый. – Но видел.
– Где? – поднял голову Клык.
– Пару минут назад…
– Это когда сидел и в огонь смотрел, будто там кино показывали? – осведомился Призрак. – Прикинь, – толкнул он меня в бок, – сидит и на костер смотрит не мигая. Я его: «Меченый, ты чего?» А он молчит, будто окаменел.
Я внимательно посмотрел на Меченого. Одна судьба на двоих… И ощущение, будто я знаю дорогу между пылающими аномалиями, словно ходил там не раз…
– Ты меня вел? – спросил я.
– Не знаю, – покачал головой Меченый. – Но четко видел, будто это я под мостом иду.
– А пистолет?
– Пистолет – это твоё, – сказал он. – Это ты его бросил. Я не раз ходил под тем мостом в реале, и когда полыхнули стационарные аномалии, думал прорваться между ними. Но ты уже бросил «стечкина». И как все это объяснить, я ни хрена понять не могу.
– Зона, – коротко бросил Следопыт. – Вот и все объяснение. Чем голову морочить, давайте лучше погрызем чего-нибудь – и на боковую. А то утром заказчики поспать точно не дадут за такие-то деньги.
– С этого места можно поподробнее? – сказал я. – Какова наша задача?
– Без понятия, – пожал плечами Меченый. – Пришел человек от Жмотпетровича, принес шестьдесят тысяч. И сказал то, что я уже и так до вас довел. После завершения Сходки обещали еще столько же. Так что завтра всё узнаем. Кстати, держите бабки.
Он полез в карман и раздал пачки, перехваченные банковской ленточкой.
– Держи, Выдра.
Одна пачка улетела в темноту. Послышался еле слышный хлопок, который получается, если поймать пачку купюр в воздухе.
– Ну и глаз у человека, – покачал головой Следопыт. – В темноте как кот видит. Не Выдрой надо было его прозвать, а Кысью.
– Он плавать мастак, – сказал Призрак. – И ценный зверь к тому же – за него в свое время «Борг» сто тысяч награду назначил. Потому и Выдра.
– Это кому ж он в «Борге» так на хвост наступил? – округлил глаза Следопыт. – Может, это он полковнику Павленко ноги отгрыз?
– Ну вот его завтра увидишь – и поинтересуйся, – сказал Призрак, нюхая денежную пачку. – Хотя вряд ли он приедет, скорее сам генерал Грачев заявится. Большая Сходка ж как-никак. Не, вы видели? С советских времен пачку не вскрывали! «Государственный банк СССР» на ленте проштамповано. Обалдеть! Интересно, где Жмотпетрович такие раритеты берет?
– А вы не думали, что это может быть ловушкой? – поинтересовался я, проигнорировав риторический вопрос Призрака. – Может, тот киллер, что на нас охотится, Жмотпетровичу бабки отстегнул, чтоб он всех заказанных лиц в одном месте собрал. Одна граната – и будьте любезны, решение всех киллерских проблем, посеченное в бастурму.
– Думали, – усмехнулся Меченый. – Потому и сидим именно здесь, а не где-нибудь еще.
– А… чем это место примечательное? – осведомился я.
– Место так себе, средней поганости, как и вся Земля наймитов в целом, – сказал Меченый. – Вагончик вон тот примечательный. Гранатоустойчивый. И пули его не берут. Сколько народу в него стреляли, дырки от пуль снаружи обозначаются, а внутрь ни одна не залетает, хотя стенки – обычная доска. В нем и переночуем. А завтра уж как кривая вывезет. Только сильно я сомневаюсь, что тот киллер сюда полезет – с утра все свободные наемники Зоны тут соберутся охрану нести.
– Ладно, братва, – хлопнул себя по коленям Следопыт. – Мы так до утра тереть можем. Давайте ужинать, а то кишки уже к позвоночнику прилипли.
– Это дело, – Клык растянул в улыбке толстые губы. С виду добрый, простецкий парень, по тому, как двигается и говорит, можно даже подумать, что тормознутый слегка. Интересно, зачем такой кадр в группе? С другой стороны, если есть, значит, нужен. Вряд ли Меченый возьмет к себе бесполезного человека.
Народ выложил из рюкзаков кто чем богат – колбасу, хлеб, лук, соль. Понятное дело, откуда-то появилась бутылка и раскладные стаканы. Я порылся в рюкзаке и извлек оттуда наследство Халка – натовский сухпай, поставляемый российскому спецназу. Ничего особенного, небольшая картонная коробка с саморазогревающимися пакетиками. Налил воды – дальше все само доходит до кондиции, главное, не обжечься с непривычки.
– Фигня, – сказал Призрак, разливая по стаканам прозрачную жидкость. – Наши ИРП-Б хоть и громоздкие, и греть жратву приходится на спиртовке, когда открытого огня нет, но все ж каша с настоящим мясом – это не химия со вкусом куриных окорочков, замороженных во времена аварии на ЧАЭС. Ну что, вздрогнули. За встречу.
Под такой тост грех было не вздрогнуть.
– А по мне этот пиндосский концентрат то, что надо, – сказал Следопыт, прикладываясь к стаканчику с дымящимся американским бульоном. – Как запивка радиопротектора так вообще замечательно.
– Брехня это все про радиопротектор, если ты, конечно, имеешь в виду вывод радионуклидов водкой, – сказал Меченый в перерыве между двумя кусками бутерброда с колбасой. – Если ты полбутылки водяры за час до облучения опрокинул, тогда да, последствия серьезно меньше будут. Ну а после можно даже не дёргаться. Думаю, эту байку придумали, чтоб тем, кто серьезную дозу хватанул, помирать веселее было.
– Так что ж, теперь по жизни в Зоне поддатым ходить? – хлопнул длинными ресницами Клык.
– Луфше по ней фообще не фодить, – прошамкал Следопыт с набитым ртом. – А поддафым фсегда жить проще.
– Это точно. Кстати, все забываю спросить у вас, други мои, за каким бесом вы мне пару месяцев назад упорно лапшу на уши вешали в сообщениях, будто погибли смертью храбрых? – прищурился Меченый, переводя взгляд с Призрака на Клыка и обратно.
– Так это… не за одного ж Выдру «Борг» такую премию выписал, – произнес Клык, глядя на старшего группы невинными глазами.
– Ага, понятно, – кивнул Меченый. – Значит, накосячили и шифровались по полной. Но я сам видел труп Призрака в заброшенной лаборатории!
– И поверил, что паршивый псионик мог меня так запросто уделать? – прищурился Призрак. – Я знал, что Захаров непременно после нас пошлет еще кого-нибудь отключить тот чертов излучатель – и, как видишь, не ошибся. Значит, хорошо мы тогда провели операцию, коль даже ты повелся. Если ложь кажется настолько правдивой, что правда кажется ложью, хитрость удалась.
– Ну тогда рассказывай, на чей труп ты тогда напялил такую навороченную снарягу. И, главное, зачем?
– Чтоб тот, кто найдет, поверил, что это я, – невозмутимо произнес Призрак, флегматично пережевывая шпротину, хвост которой торчал у него изо рта и равномерно двигался в такт движению челюстей. – Просто в сложные походы всегда полезно брать с собой «отмычку», похожую на тебя, и наблюдать за пожаром с противоположного берега.
– Он у нас любитель восточных мудростей, – пояснил Меченый. – Правда, до сих пор не пойму, как они ему помогают тихо и незаметно пролезать в любую щель, где люди не ходят, и, что самое главное, вылезать обратно.
Призрак выплюнул в костер рыбий хвост и загадочно улыбнулся масляными губами…
Они сидели у костра и говорили о каких-то давних и неинтересных мне делах как самые обычные люди. Никакие не «Легенды Зоны», а обычные люди, которые просто очень хорошо умеют убивать других людей. И я сижу среди них лишь потому, что тоже умею убивать лучше, чем делают это другие…
– Ладно, братва, – сказал Меченый. – Давайте по последней. За тех сталкеров, кто не вернулся из похода, упокой их Зона. И за то, чтобы мы завтра вернулись.
– Два тоста за раз, – покачал головой Клык. – Плохая примета.
– Под мои тосты в Зоне приметы не работают, – хмыкнул Меченый. – А нажираться сегодня не стоит – завтра работать.
– Тоже верно, – вздохнул Следопыт, опрокидывая свой стакан. После чего шумно выдохнул: «Хорошо пошла!» – и аппетитно захрустел пучком лука. Его примеру последовали остальные.
– Так, темнеет, я Выдру менять, – сказал Меченый. – Остальным отбой. Через два часа Следопыт дежурит, за ним Клык, потом Призрак, Снайпер последним. Подъем с рассветом, так что времени не теряем.
– Ну да, как «собачья вахта», так сразу я, – проворчал Клык, сваливая в костер остатки ужина. – Никакой жизни.
– Да ладно тебе, – зевнул Призрак. – Забыл, как ночами не спали, когда по весне нас наемники гоняли? Зато сейчас тишь да гладь, даже заказы вон раздают с предоплатой.
– Это мне и не нравится, – буркнул Клык.
– Что именно – заказ или предоплата? – поинтересовался Призрак.
– Всё не нравится. И заказ, и то, что снова с наемниками связались.
– Заказ не от наемников, – сказал Меченый, поднимаясь со своего места и проверяя автомат. – Они за такие бабки удушатся.
– А от кого тогда? – удивился Следопыт. – Это же их территория.
– От того, кто созвал внеплановую Большую Сходку. И кто из главарей группировок ее инициатор, я не знаю.
– Вот те раз, – сплюнул в огонь Призрак. – Куда идем, не знаем, зачем идем – тоже… Как бы снова в автоклав не нырнуть. Или в «ведьмин студень», который около него. Он там что твоё болото, все поместимся.
– Кому что не нравится, может прямо сейчас вернуть задаток и топать на все четыре стороны, – холодно произнес Меченый. Его глаза нехорошо сверкнули в свете костра, и я почувствовал, как от того места, где он стоял с автоматом наперевес, ощутимо потянуло холодом. Призрак даже поежился слегка.
– Да ладно, хорош тебе, Меченый, – примирительно произнес Следопыт. – Ты что, Клыка с Призраком не знаешь? Им лишь бы поворчать.
– Знаю, – сказал Меченый. – Потому и распинаюсь здесь вместо того, чтоб давно уже Выдру сменить.
– Ладно, проехали, – широко улыбнулся Клык. – Пошли дрыхнуть, что ли.
Сталкеры вставали со своих мест, привычно проверяли оружие. Я тоже поднялся и пошел к вагончику. Мыслей не было. Перед миссией их и не должно быть – когда уже принял решение, лишние мысли обычно только мешают.
