Глава 44

Когда я наконец выбираюсь из «трубы» на станции «Оксфорд Сёркас», то чувствую себя в полнейшем трансе. Домой меня не тянет, к тому же я пребываю в таком шоке, что, как только ноги в состоянии меня держать, выскакиваю на первой же станции. К счастью, внизу у эскалатора я вижу нашего с Карлом знакомого, который промышляет песнями на одной из наших излюбленных площадок в подземке. Немного с ним потрепавшись, я улучаю момент выцыганить у него пятерку, так что теперь могу спокойно оплатить себе поездку на метро и не бояться, что к перечню проделанных на сегодня глупостей у меня добавится еще и задержание за безбилетный проезд. Разумеется, мне хватает адекватности, чтобы подольститься к контролеру и без лишней головной боли внести законную плату за проезд от «Уайт-сити». Хотя, если честно, это короткое общение высасывает последние мои силы, и меня уже едва хватает на то, чтобы вообще выйти из метро наружу.

На Оксфорд-стрит в этот поздний час уже практически пустынно. Толпы покупателей, равно как и стайки карманников, давно разбрелись. Неторопливо катаются туда-сюда красные двухэтажные автобусы, большей частью свободные. Обычно бурлящие людской суматохой магазины сейчас закрыты на ночь.

В этот момент яркие уличные огни у меня перед глазами размываются, явно начинается отходняк – и первым делом после стресса подступает головная боль. Я сажусь на скамейку рядом с очень вонючим бомжом и звоню с мобильника Карлу.

– Что стряслось? – тревожно спрашивает он, сразу сняв трубку.

Ясно, что мое отсутствие на телешоу не осталось незамеченным.

– Я все просрала, – говорю сквозь слезы. – Просрала свой звездный шанс.

– Где ты?

– На Оксфорд-стрит. Сижу на скамейке перед большой витриной H&M. – Не сдержавшись, начинаю реветь. – Я не знаю, что мне теперь делать.

– Не двигайся с места, – велит он. – Я сейчас буду.

На этом Карл отключается, я же, не сходя со скамейки, плачу еще сильнее, уже не сдерживая огромные слезы жалости к себе. В итоге мне удается настолько разжалобить сидящего рядом бродяжку, что он, дабы хоть как-то меня взбодрить, предлагает глотнуть его сидра. Я принимаю предложение – это к тому, сколь низко я опустилась! – и на одном дыхании опорожняю полбутылки, отчего в глазах у него появляется тень тревоги. Возможно, он уже сожалеет, что так расчувствовался к какой-то ненормальной. Чтобы как-то компенсировать убыток, я отдаю бомжу ту мелочь, что мне дали в метро на сдачу с пятерки.

Спустя то ли несколько минут, то ли целую вечность Карл оказывается рядом со мной, подхватывает меня в объятия и пытается унять мои слезы, раскачивая меня туда-сюда и ласково гладя ладонью мою чудесную поп-звездную прическу. Я же все это время вою, как банши.

– Да что ж такое стряслось-то? – хочет он все-таки узнать, когда мне наконец удается немного взять себя в руки и хотя бы перестать рыдать.

– Я просто не смогла выйти и выступить, – бурчу я, всхлипывая, в ответ. – Увидела в самом первом ряду Эвана Дейвида собственной персоной – и струхнула.

По правде, я в тот момент припомнила все то вранье, что я ему наговорила, все мои уходы с работы по неотложным делам – и, если честно, я поняла тогда, что просто не смогу посмотреть ему в глаза. Решила, что, может, как-нибудь наедине выложу ему все как есть, начистоту.

– Ох, Ферн, – только и может мне ответить Карл.

– Мне надо напиться, – говорю я приятелю. – В полный хлам. Отведи меня в какой-нибудь ужасный паб и напои чем-нибудь покрепче до отключки.

– Могли бы двинуть в «Голову», – предлагает Карл. – Там все за тебя переживали.

– Мне хочется побыть среди незнакомых людей. Я не выдержу, если мне станут задавать какие-то бестактные вопросы.

Или вообще какие бы то ни было вопросы.

– Звякни Джо, – советует Карл. – Они там все уже переволновались.

– Позвони ему ты, – умоляю я друга. – Я не хочу ни с кем разговаривать.

– Даже со своим братом?

Я энергично киваю в ответ.

Вздохнув, Карл отыскивает на своем мобильнике номер Джо, дальше следует короткий разговор между моим родным и моим близким, где в двух словах объясняется, что я облажалась и что Карл собирается меня куда-то отвести, чтоб я могла напиться в дым.

– Ему ужасно жаль, – передает мне Карл, повесив трубку. – Никто тебя, Ферн, за это не казнит.

– Я сама себя казню.

Не имею понятия, куда Карл меня приводит, но это точно самый что ни на есть ужасный паб. Мы забиваемся в самый угол заведения, в котором тесно от шумной публики и дым стоит коромыслом. Всякий раз, как я несу стакан ко рту, я рискую, что мне поддадут под локоть, однако это не слишком сдерживает мое заметно прогрессирующее состояние. Не знаю, насколько сильно мне надобно набраться – знаю только, что принять надо много. Причем очень много.

Однако забытье все не приходит, а реальность между тем настойчиво стучится. Я снова и снова переживаю свое презренное бегство от славы и все никак не могу выкинуть из головы образ Эвана Дейвида. И всякий раз, как я все это представляю, мне делается только хуже и хуже.

– Хочу водки, – требую я. – Налей мне лучше водки.

– Да вроде как тебе уже достаточно, – говорит мне Карл, и печаль в его голосе даже горше моей.

– Не-е-ет, – возражаю я, уже еле ворочая языком. – Надо добавить.

– Да, кажется, не надо.

И, уже сползая вниз по стене, я успеваю подумать, что Карл, пожалуй, все же прав.

Крепко обхватив руками, он в очередной раз поднимает меня на ноги и ведет на выход. На улице, на свежем воздухе, в голове у меня малость проясняется. Рискованно держа меня одной рукой, Карл «голосует», ловя такси. Несколько машин нас объезжают на безопасном расстоянии – что со стороны водителей, на мой взгляд, вполне разумно, – однако находится один идиот, который все же возле нас останавливается. Приятель грузит меня в салон, на заднее сиденье, с которого я почти сразу скатываюсь на днище машины.

– Будем надеяться, ее не вырвет, – говорит Карлу таксист.

– Все будет отлично, – уверяет тот водителя, что, мне кажется, довольно опрометчиво, и называет адрес своего дома, который отсюда всего в нескольких минутах.

Мой милый, дорогой, любимый друг поднимает меня со дна – и в прямом, и в переносном смысле – и вновь усаживает на сиденье, затем устало плюхается со мной рядом.

Я опять начинаю лить слезы. Какая же бестолочь! Какая же я жалкая никчемная бестолочь! Я же всех подвела. И себя, и – что главное – Карла. А он этого совершенно не заслуживает, он же столько сделал для меня! Я чувствую себя ужасно. Так ужасно, что и представить невозможно. Глотая слезы, беру Карла за руку:

– Ты меня ненавидишь?

– Нет, Ферн. – Он испускает долгий прерывистый вздох, потом разворачивается ко мне, уставясь мне в глаза пристальным, немигающим взглядом: – Я люблю тебя.