Помолчав некоторое время, я продолжил путано и уклончиво отвечать на прямо поставленный генерал-майором Панцыревым вопрос:

– Действительно, во время празднования своего дня рождения теща была какая-то не такая, как обычно.

– А какая, конкретно, она была?

– Грустная и задумчивая, а раньше я вовсе не замечал, чтобы она когда-нибудь чем-либо грустила и думала.

– Вообще не думала? Она что – была круглой дурой?

– Да нет, конечно, я – ухмыльнулся, – Просто женщины её склада никогда ни о чем не думают, потому что про все, как им кажется, знают наперед и до мельчайших деталей. Когда человек всё знает, ему ни о чем не нужно думать – логично?

– Логично, – согласился Сергей Семенович и поспешил задать следующий вопрос:

– У вашей тёщи были враги? Ведь она все же, как никак является директором крупного городского ресторана. А это, сами понимаете, всегда – большие деньги, интриги, конфликты на финансово-экономической почве, завистники, анонимки, сплетники, внезапные ревизии и так далее.

– Да нет, – я пожал плечами, – явных врагов вроде не было, тайные, наверняка, были.

– А вот вы говорите, во время юбилейного застолья Антонина Кирилловна выглядела, на ваш взгляд, не так, как обычно – подавленно там, тоскливо, бледно, грустно. Может, она недомогала? По заключению паталогоанатома, доктора медицинских наук Абаркагана ваша теща, по всей видимости, была отравлена неизвестным ядом, вызывающим специфические необратимые изменения основных жизненных систем организма. Может кто-то из гостей влил ей чего-нибудь в бокал с вином, воспользовавшись всеобщей пьяной суматохой?

Сначала меня просто смутно насторожило последнее предположение генерала Панцырева, а затем с ужасающей ясностью мне представилось, что цыганкина шаль оказалась пропитанной каким-нибудь смертельно ядовитым химикатом, и я явился невольным соучастником убийства тещи! Откуда и какими путями, и что могли доставать цыгане, об этом в городе создавалось немало мрачных легенд. Черт возьми! Я начинал чувствовать себя просто прескверно.

– Никто ей ничего не вливал – баба она была слишком добрая, чтобы у кого-то рука на нее могла подняться, – только и ответил я, – сама она, наверное, отравилась, случайно. Не знаю я… ничего не могу сказать…

Я едва не съёжился от охватившего меня сильнейшего, совершенно неожиданного страха и твердо решил ничего не говорить про Чёрную Шаль – мне не нужны были неизбежные лишние неприятности. Я пришёл к единственно правильному выводу – во всем разобраться самостоятельно, без навязчиво предлагаемой помощи сотрудников ФСБ. Во всяком случае, нужно было попытаться найти на базаре цыганку, сносить шаль к одному своему бывшему однокласснику, талантливому химику, у которого наверняка могло найтись необходимое оборудование, чтобы провести анализ вещества, слагавшего мой подарок покойнице-теще. И если анализ покажет резко нежелательный результат, шаль необходимо будет уничтожить – лучше всего сжечь. Других более или менее вероятных причин скоропостижной смерти тёщи я не видел.

– Понятно, – прервал мои размышления Сергей Семенович, – все понятно, – еще раз повторил он и, тяжело вздохнув, пружинисто поднялся на ноги, посмотрел в окно на зеленую листву, покрывающую ветви тополей и кленов.

– Сергей Семенович? – почтительно обратился к нему я.

– Да? – он нехотя оторвался от созерцания майских тополей и медленно повернул голову ко мне.

– Я перед вами был честен, а вы теперь в свою очередь не можете не ответить мне также честно – что все-таки привело вас к нам в квартиру?

– Служба, – не задумываясь ответил Сергей Семенович и устало улыбнулся, – наша проклятая служба, Валентин Валентинович, и только она, – он покачался с пяток на носки, глядя себе под ноги, затем резко вскинул голову, строго и требовательно посмотрел на Стрельцова и сказал:

– Пойдем, Эдуард. Все что мы могли здесь сделать – сделали, что хотели узнать – то узнали. Телефон наш у Валентина Валентиновича имеется, и если он вдруг все-таки вспомнит что-нибудь важное, всегда сумеет позвонить нам.

Я поразился: куда могла подеваться его, несомненно, высочайшая профессиональная наблюдательность?! Или на мне просто испытывали какой-то стандартный оперативный прием в ходе ведущегося следствия. Но, во всяком случае, про Чёрную Шаль я твёрдо решил в дальнейшем разговор не возобновлять. Я заговорил о другом – уже после того, как мне на прощание крепко пожали руку Панцырев и Стрельцов.

– А вино с закуской что же не берете с собой? – я кивнул на наш импровизированный поминальный стол.

– Ну что вы, Валентин Валентинович! – укоризненно развел руками Сергей Семенович, – Так-то уж совсем плохо не думайте о сотрудниках ФСБ. Мы всё-таки вас защищаем.

Расстались, короче, мы тепло – почти по-родственному, чему в немалой степени способствовал портвейн, оставленный на кухне моими гостями.