Меня зовут КЕРИТ СИНГТОН, и я родился на острове ЧЕОНЕР, в городе с тем же названием. Я мужчина, мне 27 лет. Я подхожу под описание «высокий, хорошо сложенный, темноволосый, голубоглазый, без растительности на лице». Я слегка хромаю при ходьбе, но других физических пороков у меня нет.

Допрос проходит в здании Сеньоральной полисии города Чеонер-Таун. Ведет допрос сержан А. Капорал Б. присутствует в качестве независимого полисейского свидетеля. Допрос записывается и будет расшифрован сержаном А.

У меня нет жалоб на то, как полисия обращалась со мной после ареста.

Мне предложили, чтобы меня представлял pro bono член Департамента прокураторов Чеонер-Тауна, от чего я отказался. Я здоров телом и духом и делаю это заявление добровольно, по собственному желанию и не находясь под принуждением.

Я понимаю, что мне предъявлено обвинение в убийстве и что мое заявление может быть рассмотрено в суде в качестве улики.

Меня попросили описать мою жизнь до ареста.

Я родился на острове ТЕНЬ ДОЖДЯ [Чеонер]. У меня два брата и сестра, но один из братьев умер, когда я был маленький. Я ходил в школу в большом городе на Тени Дождя [Чеонере]. Я действительно был очень счастлив в школе и, кажется, хорошо учился. Остальные мальчики со мной дружили. Все учителя хорошо обо мне отзывались, и они готовы прийти в суд, чтобы свидетельствовать в мою защиту.

У меня действительно были неприятности со старшими, задиристыми мальчиками. Я отрицаю то, что попадал в неприятности. Я отрицаю то, что меня обвинили в краже вещей у трех школьников и одного учителя. Я отрицаю то, что участвовал в происшествии, после которого один мальчик попал в больницу. Я отрицаю то, что мне пришлось досрочно уйти из школы.

Мои мама и папа любили меня, хотя после того, как папа уехал на КРАСНЫЕ ДЖУНГЛИ [Мьюриси], я редко его видел.

После школы я долго искал работу, но никто не хотел меня брать.

В конце концов я устроился матросом на один из паромов, который ходит между Тенью Дождя и Красными Джунглями. Работа мне нравилась, но не приносила много денег. Чтобы подработать, я выполнял разные поручения. Я отрицаю то, что участвовал в каких-либо преступлениях. Я признаю, что иногда передавал сообщения другим людям или переносил на паром вещи пассажиров, если они не хотели, чтобы их багаж досматривали. Я отрицаю то, что получал за это деньги. Я согласен, что порой подрабатывал способами, о которых не хочу говорить.

Я признаю, что у меня есть криминальное прошлое, однако готов поклясться в том, что все это незначительные правонарушения, которые совершали либо незнакомые мне люди, либо знакомые, но без моего участия. Это не были насильственные преступления, за исключением одного или двух. Я отрицаю то, что когда-либо нападал на офицеров полисии. Я не ношу с собой нож или другое оружие. Я согласен, что однажды меня обвинили в ношении автоматического пистолета, но для этого были причины, и меня отпустили. Я отрицаю, что пистолет был моим.

Я не утверждаю, что полисия пытается виктимизировать или шантажировать меня. Со мной обращались хорошо, мне дают пищу и питье три раза в день, позволяют упражняться во дворе, и офицеры полисии данного участка меня не наказывали.

Я согласен, что я был на МЕДЛЕННОМ ПРИЛИВЕ [Нелки] и на ЛЕДЯНОМ ВЕТРЕ [Гоорн]; на обоих островах я пробыл недолго. В любом случае я работал на пароме, а значит, заходил на множество островов, и всех их названий я не помню. Я отрицаю то, что подружился с кем-то на Медленном Приливе. Я согласен, что меня допрашивала полисия на Ледяном Ветре.

У меня действительно есть друзья-путешественники. У меня действительно есть друзья, которые известны полисии, как уличные пьяницы. Я никогда не был ни путешественником, ни уличным пьяницей. Мои друзья путешествуют по островам, и я согласен, что иногда меня видели вместе с ними. Я согласен, что эти друзья принимают наркотические вещества и что все они сидели в тюрьме. Я не могу назвать вам имена этих друзей, потому что либо их не знаю, либо уже забыл. Одного звали Мак. Я сам никогда в тюрьме не сидел.

Когда я отправился на остров под названием Ледяной Ветер [Гоорн – часть группы Хетта], который далеко от Красных Джунглей, хотя и на том маршруте, по которому ходит паром, где я работаю, я не собирался никого убивать. У меня кончились деньги, и мне их дал один мой друг. Я потратил деньги на еду и одежду, которая была на мне, когда меня арестовали. Я отрицаю, что украл эту одежду. Деньги, которые нашли при мне, – мои. Это не те деньги, которые дал мне друг, а другие.

Я признаю, что пробовал некоторые таблетки, которые были у моих друзей, но это были средства от головной боли. У меня часто болит голова и черная пелена перед глазами. Мои друзья помогают мне, дают что-нибудь от боли. Мы также пили алкогольные напитки. Я сам немного выпил. Мы весело проводили время и много смеялись, и я ни на кого не злился. У меня не было черной пелены ни в тот день, ни в то время, когда было совершено преступление. Я четко помню, что произошло, и клянусь, что говорю правду.

До моего ареста я никогда не слышал про человека по имени Акаль Дрестер Коммисса. Я не знаком с Акалем Дрестером Коммиссой. Он не причинял мне вреда. Я не должен ему денег. До того вечера я ни разу его не видел. Теперь я знаю о нем больше. Мне сказали, что он какой-то исполнитель. Кажется, он – актер, но мне никто об этом не говорит. На сцене он называл себя Коммис.

Я признаю, что в момент его смерти находился в театре. Я отрицаю, что зашел, не заплатив. Наверное, за меня заплатил один из моих друзей. Я признаю, что прошел за кулисы.

Я не знаю, как я нашел лист стекла. Полагаю, его дал мне один из моих друзей. Трое друзей помогли мне его нести. Это я сказал им, куда его нести. Это с самого начала была моя идея.

Я был зол на господина Коммиссу, теперь уже не помню за что. Возможно, он дразнил меня. Нет, я не мог сам отнести этот лист стекла. Он был большой, слишком большой, чтобы нести его в одиночку. Да, я сильный, но не настолько. Мы сильно шумели, однако никто нас не услышал, потому что люди в зале смеялись, и там играла музыка. Это был оркестр, не запись.

Нет, я не помню, какая песня играла. Да, теперь я помню, какая песня играла. Она называется «Море течет мимо». Я знаю эту песню, она моя любимая. Я узнал ее по записи, которую вы мне включили, но не мог сказать название, пока вы мне не напомнили.

Это я приказал другим сбросить стекло на господина Коммиссу. Да, они расслышали меня за шумом музыки. Буквально я сказал: «Давайте убьем ублюдка». Я уверен, что именно так я и сказал. Возможно, я назвал его как-то иначе, более грубо. Я точно не помню, что именно я сказал. Я согласен, что вместо этого, возможно, использовал слово «говнюк». Да, не сомневаюсь. Да, я использую оба эти слова для описания людей, которые мне не нравятся. Я часто употребляю слова, которые не следует говорить.

Мы были в том месте над сценой, где много веревок и прочего добра. Я не помню, как мы туда поднялись. Залезли, наверное. Я пошел первым, а за мной последовали мои друзья. Я не помню, как мы подняли туда лист стекла. Уже был там, наверное. Я не знаю, как он туда попал. Да, возможно, он был на заднем дворе театра, и мы подняли его наверх.

Кажется, мы лезли по веревкам. Если вы говорите, что там была лестница, тогда я припоминаю, что мы лезли по ней.

Одно я знаю точно – когда я поднялся наверх, мои друзья уже стояли там с листом стекла. Да, на мне были перчатки, вот почему на стекле нет моих отпечатков пальцев. Да, я всегда ношу перчатки, когда гуляю с друзьями. Нет, теперь у меня этих перчаток нет.

Я не помню, почему я хотел убить господина Коммиссу. Мы веселились. Это было что-то вроде шутки. Зрители в зале смеялись. Мы держали стекло, пока господин Коммисса не оказался под нами. Тогда я произнес слова, которые только что сказал вам, и мы отпустили лист стекла.

Я не помню, как выбрался из театра. Насколько мне известно, никто меня не видел. Я помню, как убегал по дороге. За мной никто не гнался. Я не помню, куда я побежал. Возможно, на паром, на котором я работал. Своих друзей я больше не видел и их имен не помню. Кажется, они были с Ледяного Ветра. Кажется, что некоторые были с Красных Джунглей, хотя я сомневаюсь. Да, были и с Медленного Прилива. Они все того же возраста, что и я, или старше. Они выглядели как островитяне, а не как туристы.

Нет, я не говорю на диалекте Ледяного Ветра. Нет, я никогда не был на Ледяном Ветре. Я никогда не был в городе Омгуув. Да, паром, на котором я работал, иногда заходил на Омгуув. Да, я узнаю слова «Театр «Капитан дальнего плавания», но не знаю, что они означают.

Да, они означают «Театр «Капитан дальнего плавания». Именно в этом театре я убил господина Коммиссу. Да, я определенно говорю правду.

Я был взволнован тем, что я сделал, но никому об этом не рассказывал. Я стал жить дальше и совсем забыл об этом, пока меня не арестовали. Я очень сожалею о том, что сделал. Я не хотел.

Керит Сингтон, убийца мима Коммиса, был казнен на гильотине сегодня в 6.00 утра в Чеонерской тюрьме 1-й категории. На его казни присутствовали двенадцать присяжных из числа добровольцев; тюремный врач засвидетельствовал смерть в 6.02. Все процедуры смягчения наказания и апелляции неукоснительно соблюдались. Сингтон полностью признался в совершенном преступлении, и в ходе судебного процесса свидетели подтвердили его показания. Поданное в последнюю минуту прошение о помиловании сеньор отклонил.

У ворот тюрьмы Гуден Герр, начальник тюрьмы, заявил репортерам:

«Юный злодей казнен, и теперь весь Архипелаг Грез может жить, не зная страха. Казнь проведена подобающим образом, мастерски и гуманно, в устрашение остальным».

Сингтон родился на Чеонере и учился в Чеонерском техническом училище. Его родители расстались, когда он еще был ребенком. Преступную жизнь он начал еще в подростковом возрасте и совершил множество разных правонарушений – иногда он участвовал в различных мошенничествах, а чаще просто хулиганил в компании себе подобных. Он много раз отбывал срок заключения в тюрьме, но, похоже, завязал с преступным образом жизни после того, как нашел работу в компании «Флот Мьюриси».

Сингтон убил знаменитого мима Коммиса, когда тот выступал на сцене театра «Капитан дальнего плавания» на острове Гоорн, который является частью островной группы Хетта. Кериту Сингтону помогали трое соучастников, однако их личности не установлены. Известно, что их главарем был Сингтон. Все четверо – наркоманы, вечером того дня употребившие избыточное количество алкоголя. Зрители, присутствовавшие в зале, на суде свидетельствовали, как после совершения преступления Сингтон бежал прочь от здания театра.

Полисия продолжает поиски соучастников Сингтона. Полагают, что они с Гоорна, или с другого острова группы Хетта, или с Мьюриси.

Еще один след ведет на Нелки, однако полисия говорит, что больше не ведет там дознания.

Убийство Акаля Дрестера Коммиссы, за которым последовали признание, осуждение и казнь убийцы – Керита Сингтона, – продолжает вызывать тревогу. Эта тревога ощущается не только в определенных кругах судейского корпуса и прессы, но и среди значительной части населения. Этому делу посвящены несколько журналистских расследований. Они обращают внимание на улики, которые не были доступны судье и присяжным. Теперь мы больше знаем о прошлом Сингтона и о состоянии его психического здоровья. Были выдвинуты серьезные сомнения в подлинности признания Сингтона.

Мне, как председательствующему судье, поручено изучить все документы и улики, которые хранятся в архивах, а также, по возможности, разыскать оставшихся в живых свидетелей.

Поскольку эти события произошли более сорока лет назад, мне не удалось разыскать свидетелей, которые еще способны дать надежные показания, поэтому я полагался на материалы судебного процесса и улики, собранные обвинением. В связи со скандальной славой дела все бумаги, в том числе документы защиты, сохранились в надлежащем виде, и мне не известно о том, чтобы после окончания дела какие-то из них были изъяты или заменены.

Убитый, господин Коммисса, похоже, невинная жертва и никоим образом не был связан с осужденным. Маловероятно, что он каким-то образом спровоцировал нападение. Его уважали, им восхищались, и немногими сохранившимися видеозаписями его выступлений до сих пор наслаждаются люди всех возрастов.

Теперь я обращусь к прошлому и личности Сингтона, ведь именно эти стороны дела вызывают наибольшее беспокойство.

Керит Сингтон родился в бедном квартале Чеонер-Тауна. Его отец Лэдд Сингтон – мелкий преступник, алкоголик и наркоман. Многие, и в том числе соседи, говорили, что он бил свою жену. Мэй Сингтон, жена Лэдда Сингтона и мать Керита, тоже была алкоголичкой и подрабатывала проституцией.

Дом, в котором вырос Керит, всегда находился в заброшенном состоянии; повсюду была грязь, отбросы и фекалии животных. О Керите плохо заботились, его унижали и били, однако в то время внимание местных властей это не привлекло.

Повзрослев, Сингтон превратился в молодого человека исключительных габаритов, с длинными руками и большой головой. Он всегда был выше своих сверстников. Из-за его необычной внешности и незлобивости в школе над ним издевались. Врачебный осмотр, проведенный в тюрьме, показал, что Сингтон почти не слышал одним ухом. Кроме того, у него был небольшой дефект речи, и после произошедшего в детстве несчастного случая он слегка хромал. Глаза у него были слабые, но очков он не носил. Несколько профессиональных психологов сообщали, что он кроткий и послушный, легко поддается чужому влиянию и угрозам. Выпив, Керит начинал громко разговаривать, становился хвастливым и агрессивным, и у него внезапно возникали вспышки ярости. Документально зафиксировано, что он порой наносил себе увечья, и оба его предплечья были покрыты шрамами.

Поведение Сингтона значительно улучшилось после того, как он устроился в компанию «Флот Мьюриси». Он работал матросом на паромах, ходивших по определенному маршруту.

Впрочем, Сингтон по-прежнему оставался впечатлительным и зависимым от других человеком, и капитаны не менее двух кораблей, на которых он работал, выражали в рапортах свою озабоченность этим. Если он отправлялся в увольнительную на берег дольше чем на сутки, то обычно прибивался к какой-нибудь компании. В ряде случаев Сингтон возвращался на корабль в состоянии алкогольного или наркотического опьянения и не мог выполнять свои обязанности в течение нескольких часов. Однако капитаны кораблей заявляли, что на паромах подобная проблема возникает постоянно, и поэтому у них есть особый график смен для экипажей, возвращающихся после увольнительной. Более того, несколько раз он получил благодарность за усердное выполнение обязанностей. Учитывая то, что произошло в скором времени, доверяли ему напрасно.

Незадолго до смерти господина Коммиссы произошло серьезное, но не связанное с этим делом происшествие. Судья не позволил защите использовать данное происшествие в качестве доказательства, и поэтому присяжные о нем не узнали. Я полагаю, что оно в значительной мере повлияло на Сингтона.

За две недели до убийства господина Коммиссы пароход «Галатон» – паром, на котором Сингтон служил матросом, столкнулся с другим кораблем у выхода из гавани Мьюриси-Тауна. Оба корабля получили пробоины ниже ватерлинии и в результате стали тонуть. На обоих кораблях были жертвы: пятнадцать человек погибли на «Галатоне», и двое на другом корабле – дночерпателе «Рупа», стоявшем у входа в гавань. Своевременные действия, предпринятые капитаном «Галатона», предотвратили еще большие жертвы, однако после этой катастрофы многие заговорили о том, что порт Мьюриси не справляется с нагрузкой.

В момент столкновения Сингтон был впередсмотрящим; разумеется, его допрашивали, интересуясь, почему он не поднял тревогу.

Из материалов следствия можно сделать вывод, что Сингтон был безутешен, постоянно винил себя и еще одного матроса (утонувшего во время аварии), но в общем признавал, что авария произошла из-за его невнимательности.

Когда его арестовали по делу Коммиссы, Сингтон все еще проходил подозреваемым по делу о преступной неосторожности, хотя обвинений ему предъявлено не было.

За эти годы несколько независимых журналистов пытались раскрыть тайну дела Коммиссы и заявляли о том, что это судебная ошибка. Возможно, самым значительным трудом в данной области является книга «Сингтон: смерть по ошибке?», в которой выводы расследования впервые были поставлены под сомнение.

Автор книги – выдающийся общественный деятель Корер. Ее так же, как и данное следствие, весьма тревожит тот факт, что обстоятельства этого несчастного случая на море не были предъявлены суду присяжных, рассматривавшему дело об убийстве Коммиса.

Именно Корер выяснила, что следователь по делу «Галатона», который задержал Сингтона и допрашивал его в связи с ролью последнего в этом столкновении, – не кто иной, как офицер полисии, известный как «сержан А.». Данный офицер полисии, похоже, был убежден в том, что в момент столкновения Сингтон участвовал в еще каком-то противозаконном деле, однако Сингтон отказывался в этом признаться. Когда же Сингтон стал подозреваемым в деле Коммиссы, сотрудник полисии исходил из неверных предпосылок и добыл у Сингтона признание по этому второму делу.

Почему Сингтон отрицал свое участие в происшествии на море (хотя и более серьезном), однако был готов признать свою вину в другом преступлении (столь же серьезном, однако со страшными последствиями для себя)? Это ставит под сомнение аргумент о том, что он подвергся запугиванию со стороны полисии. Я почти уверен, что поэтому судья и запретил использовать его в суде.

Именно Корер доказывала, и я полностью с ней согласен, что если учесть впечатлительную натуру Сингтона и его склонность иногда прихвастнуть, то становится ясно: несчастный молодой человек, возможно, решил компенсировать свои показания в одном деле чистосердечным признанием в другом.

Кроме того, меня беспокоит, что мне не удалось найти никаких документов в архивах полисии или суда, имеющих отношение к фатальному столкновению между «Галатоном» и «Рупой». Единственный официальный документ – это отчет следователя, но он, разумеется, в основном посвящен тому, как именно погибли жертвы. Почему эти важные материалы были утеряны, перемещены или выведены из общего доступа иным способом?

Теперь я рассмотрю вопросы, связанные с признанием Сингтона.

Как и большинство аборигенов-островитян, Сингтон фактически говорил на двух языках. Официально средством повседневного общения для него являлся народный язык Архипелага – «разменная монета», имеющая хождение на всех островах. Из протоколов судебных заседаний мы можем заключить, что Сингтон вовсе не отличался красноречием и, очевидно, не только с трудом понимал, что ему говорят на народном языке, но и испытывал сложности с выражением своих мыслей. Мы также знаем – по документам из школьных архивов, – что Сингтон ушел из школы, не научившись читать и писать на народном языке. У нас нет никаких доказательств или поводов считать, что Сингтон выучился грамоте уже после того, как бросил школу.

Говорил он на городском арго Чеонера. Об этом свидетельствуют документы из школьных архивов. Арго – простонародный язык, язык улиц, он передается исключительно из уст в уста, и письменности у него нет.

Признательные показания, которые Сингтон якобы дал на допросе, не могли быть записаны на арго. Должна была существовать запись, которую один из офицеров полисии впоследствии перевел бы. Однако это признание было представлено в суде как его собственное свидетельство, записанное со слов.

Об этом признании можно сделать несколько выводов, и все они вызывают беспокойство в судейских кругах.

Во-первых, признание было получено на допросе, в котором участвовали два офицера полисии – и по крайней мере один из них (о чем Сингтон не знал) уже участвовал как в поисках убийц Коммиссы, так и в расследовании столкновения кораблей на море. Нам известно, что существовала аудиозапись допроса, которую затем каким-то образом расшифровали – предположительно это сделал «сержан А.». И затем ее прочитали Сингтону? На народном языке, который он едва понимал?

Предложения в тексте признания, начинающиеся со слов «да» или «нет», выглядят как ответы на прямые или наводящие вопросы. К тому же есть доказательства, что в некоторых частях признания Сингтона подталкивали или направляли. Например, он не мог вспомнить, какая музыка играла в театре в момент смерти Коммиссы, пока офицеры полисии не включили запись и не сообщили ему название песни.

После дачи показаний, но до суда Сингтон подвергся когнитивному анализу. Было протестировано его знание определенных терминов. Сингтон не понимал значения следующих слов, каждое из которых появляется в тексте признания: «растительность на лице», «прокуратор», «добровольно», «принуждение», «виктимизировать» и «наркотик».

Еще большую тревогу вызывает тот факт, что он не видел разницы между словами «согласен» и «отрицаю» и, похоже, считал их взаимозаменяемыми.

Уровень его интеллекта составлял менее десяти процентов от среднего значения, а по психическому развитию Сингтон соответствовал ребенку десяти-двенадцати лет.

Достоверно известно следующее: господин Коммисса, профессиональный мим, использовавший псевдоним Коммис, выступал на сцене театра «Капитан дальнего плавания» в городе Омгуув, на острове Гоорн, относящемся к группе Хетта. В «Капитане» давали развлекательные представления для туристов; господин Коммис погиб во время выступления, когда на него внезапно упал лист стекла, сброшенный с колосников.

Сразу после трагического происшествия нескольких рабочих, в том числе предположительно Керита Сингтона, видели убегающими из театра. Мотивы подобного поведения рабочих неясны. Непонятно, как лист стекла (невероятно тяжелый) мог оказаться на колосниках. Непонятно, каким образом стекло было прицельно сброшено на жертву.

В конце концов признание, бессвязное и противоречивое, явилось главным доказательством вины, и судья соответствующим образом проинструктировал присяжных, какое значение они должны ему придать.

Один из вопросов, который возник во время судебного процесса, но не получил развития из-за отсутствия главного свидетеля, связан со случаем, имевшим место незадолго до смерти Коммиссы.

Корабль компании «Флот Мьюриси», на которую работал Сингтон, доставили во фьорд рядом с Омгуувом для профилактического ремонта. Обвинение утверждало, что Сингтона перевели на этот корабль после гибели «Галатона». Всех членов команды и Сингтона – если он был ее частью – отпустили в увольнительную на берег.

Сингтон, вероятно, по своему обыкновению прибился к какой-то компании молодых людей, которые, похоже, подрабатывали в театре «Капитан дальнего плавания» – убирали мусор, переносили ненужные декорации, перевозили снаряжение на вокзал и обратно и так далее. В их распоряжении был старый грузовик. В связи с характером работы им приходилось часто заходить в театр, и поэтому их почти наверняка неоднократно видели рядом с этим зданием.

В день, когда произошел фатальный инцидент, молодые люди бросали деревянные настилы в кузов грузовика, тем самым производя сильный шум. Это заметили несколько прохожих, двое из которых позднее дали показания в суде. Один свидетель заявил, что, по его мнению, юноши были пьяны или находились под действием наркотиков. Еще один прохожий, которого разозлили грохот и крики, потребовал, чтобы молодые люди работали тише, а те в ответ стали выкрикивать оскорбления.

Другой свидетель, не участвовавший в начавшейся позже потасовке, хорошо видел, что произошло.

Третий прохожий обладал особой – если не сказать эксцентрической – внешностью. Он был невысоким и коренастым (по словам одного свидетеля – очень мускулистым), с длинными усами и густой бородой. На нем была яркая летняя одежда, не подходящая для ранней весны, и оба свидетеля, которые дали показания, утверждали, что удивительный стиль одежды почти наверняка внес свой вклад в ситуацию. По их словам, юноши смеялись над тем, как одет прохожий. Как бы то ни было, началась драка, в которой участвовали все четверо юношей – в том числе, как утверждалось, и Сингтон. Третий прохожий сражался яростно и эффективно – он сбил с ног по крайней мере двоих из нападавших, а еще двоих сильно ударил в живот. В какой-то момент его тоже повалили на землю, но он вскочил – «с ужасающей яростью», по словам свидетеля.

Противники обменялись множеством ударов, однако один из свидетелей прервал драку, крикнув, что вызвал полисию. Тогда четверо молодых людей сели в грузовик и быстро уехали.

Третий прохожий спокойно подобрал свою сумку, отряхнулся и пошел дальше. Хотя его описания были четкие и однозначные и несколько людей подтвердили, что видели этого странно одетого человека в других местах, разыскать его не удалось. На призыв дать показания в суде он не откликнулся. В конце концов все сочли, что он – гость из другого города или турист, что он никак не связан с Омгуувом и после того происшествия покинул остров.

Главным было то, что этот человек так и не явился в суд для дачи показаний, поэтому ни обвинение, ни защита не могли использовать уличную драку в качестве предварительного обстоятельства, связанного с убийством.

Сейчас, когда мы знаем хронологию событий, становится ясно, что эта стычка произошла всего за несколько минут до основного происшествия. Молодые люди уехали с места драки, затем вернулись и зашли в здание театра. Перед началом представления персонал попросил их удалиться. Четверо в ответ сказали какую-то дерзость и пошли по зрительному залу, где большая часть зрителей уже сидели, ожидая начала шоу. Молодые люди вели себя вызывающе, и их многие заметили. Затем юноши прошли за сцену. Они уже работали в театре несколько дней и поэтому знали, что где находится.

После того как упало стекло, зрители видели, как они убегают из зала.

Мне кажется, что уличная драка в значительной мере повлияла на поведение этих четырех молодых людей. Обвинение утверждало, что она привела Керита Сингтона в ярость, но вывод о том, что Сингтон был в числе этих четырех, оно делало, исходя из недостоверного признания.

Нет никаких доказательств того, что он действительно был с ними. Даже если так, учитывая прошлое Сингтона, состояние его психики и уровень умственного развития, можно сказать, что потасовка с той же вероятностью могла привести его в ужас. Однако вне зависимости от надежности этих выводов его присутствие в театре в тот день не доказано вне всяких сомнений.

На тот факт, что впоследствии четверо молодых людей убегали, обращали особое внимание, подчеркивали, что это указывает на вину всех четверых и Сингтона в отдельности. Хотя возможно и то, что бежать их заставило произошедшее только что страшное событие. Стоит отметить, что многие зрители также выбежали из театра сразу после происшествия.

Совершенно очевидно, что Керит Сингтон, возможно, участвовал в нападении на господина Коммиссу, а возможно, и не участвовал. Улик, свидетельствующих о его вине, нет, а значительная часть доказательств, предъявленных обвинением, являются небезупречными, и их достоверность вызывает сомнение. Присяжные, обладающие всеми доказательствами и получившие необходимые инструкции, непременно оправдали бы его.

Сразу после ареста Сингтон утверждал, что у него есть алиби – что в день, когда был убит Коммис, Сингтон находился на острове Мьюриси, где Сеньоральная полисия допрашивала его по делу о затонувшем «Галатоне». Он заявлял, что в то время даже не приближался к Гоорну или Омгууву.

Позднее он по неизвестной причине отказался от алиби, но теперь оно, видимо, кажется более правдоподобным, чем все остальное, сказанное про него.

Поэтому я прихожу к выводу, что господин Керит Сингтон стал жертвой самой серьезной судебной ошибки, и передаю это дело Сеньоральному департаменту на Чеонере с рекомендацией о его немедленном посмертном помиловании.