Все началось как обычное задание редакции – очередная история о путешествии, которые я изредка пишу уже много лет. Мои читатели знают, что чаще я публикую статьи о политике или экономике для основных разделов газеты, однако всем сотрудникам АДТ время от времени поручают писать о путешествиях. Кто-то же должен этим заниматься – утешаем себя мы, укладывая в чемодан сандалии и крем от загара.

Редакция поручила мне посетить СМАДЖ. «Почему Смадж?» – спрашивали меня все и в том числе я сама. Главный редактор приложения «ПиО» сказал:

– Ответ заключен в самом вопросе. Об этом острове, похоже, никто и никогда не слышал – идеальная причина туда отправиться.

Итак я отправилась изучать Смадж. Первая задача состояла в том, чтобы его найти.

Постоянным читателям известно, что АДТ больше не публикует карты. Официальная причина – потому что большинство карт Архипелага славится своей неточностью. И хотя раньше мы считали, что приблизительная карта – лучше, чем вообще никакой, газете пришлось изменить свои правила несколько лет назад, когда приложение «ПиО» нечаянно отправило группу пенсионеров-священников на базу отдыха армии Глонды на острове Теммил. Урок мы усвоили. Вместо того чтобы печатать ненадежные карты, мы теперь подробно пишем о том, как добирались до той или иной точки, предоставляя читателям право выбора – идти по нашим следам или нет. Это всегда самая сложная часть задания, так как нам в АДТ не разрешено пользоваться даже недостоверными картами, которые публикуют наши конкуренты.

Итак, я приступила к поискам Смаджа. С самого начала я знала только то, что он находится где-то между Панероном и Уинхо и что, по слухам, его загораживает восхитительный Берег Страсти Хелварда. Когда я начала поиски в Интернете – куда обратится любой здравомыслящий человек, – на одном сайте меня заверили: те редкие смельчаки, которые покидают свою загадочную родину и отправляются без карт на неизведанные просторы Архипелага, утверждают, что на остров нельзя попасть, и сожалеют о том, что никогда не смогут туда вернуться.

Мне немного жаль сообщать вам об этом, но все это – романтическая сказка. Смадж можно найти – хотя не сразу, не быстро и не легко. Надо лишь внимательно изучить текст, написанный мелким шрифтом в описании услуг паромов, которые ходят в тех краях. Рейсы на Смадж не афишируются, однако они точно есть.

Поскольку я призываю вас последовать по моим стопам, то от этих поисков я вас избавлю. Я решила отправиться на Смадж паромом компании «Скеррис-лайн», мелкого оператора, действующего в той части Архипелага.

Остановок на маршруте много; хорошо, что города очень отличаются друг от друга. Уровень комфорта вполне приемлемый. Корабль не затонул и не садился на мель, и никто не включал музыку по системе громкой связи. В каютах есть кондиционеры. На борту – доступ к Интернету, на палубах – адекватная защита от солнечных лучей, стюарды трудолюбивые.

В какой-то момент во мне возникло такое чувство умиротворенности, что я даже подумала – будь у меня средства и время, провела бы остаток дней, медленно курсируя по Архипелагу Грез. Я была в восторге от бесконечного лазурного моря, благотворного бриза, тропического тепла, летящих рядом с кораблем птиц и выныривающих на поверхность дельфинов – и, конечно, от вида островов и каменистых гряд, которые проплывали мимо. И спокойной, похожей на стекло воды. А по ночам мы часто видели бриллиантовый блеск городских огней – они прожигали в темном море яркую разноцветную дорожку.

Как я и предполагала, Смадж оказался маленьким островом, симпатичным и неиспорченным цивилизацией, с обилием обычных туристских достопримечательностей. Купаться там не опасно, богатый выбор пустынных пляжей и бухт. Виды скромные, но привлекательные.

Здесь есть множество тихих уголков, где можно поставить яхту. Местные рифы – идеальное место для дайвинга. Казино на острове нет, но раз в год проходят скачки. Что же касается пищи, то блюда в ресторанах, в которых я побывала, в худшем случае были выше среднего, а в лучшем – восхитительными. Владельцы нескольких гостиниц в порту Смаджа утверждали, что недавно провели Интернет, однако подтвердить это мне не удалось.

Смадж – один из немногих островов, где существуют межэтнические конфликты. По какой-то причине на Смадже распространены три разных диалекта, и ни один из них не преобладает над остальными. Полагаю, что приток туристов привел бы, как и во всех остальных местах, к сплочению местных жителей, однако до сих пор этого не произошло. Поэтому в конце очередного жаркого дня на Смадже можно наблюдать любопытное зрелище: отдельные люди и целые семьи, гуляющие по променаду, обмениваются друг с другом слегка оскорбительными репликами на языке, который собеседник, скорее всего, не понимает. Для местных жителей это почти ритуал: непристойные жесты еще не повод для гражданской войны!.. Повышенный интерес молодежи к лицам противоположного пола дает основания надеяться, что в следующем поколении конфликт угаснет.

Однако пока что гостей Смаджа ждет необычный опыт социальных взаимодействий.

У острова сразу три названия на разных диалектах: «Старые развалины», «Палка для помешивания» и «Эхо в пещере». Все они более или менее взаимозаменяемы.

Предполагалось, что я проведу на Смадже целую неделю, однако уже на третий день мне стало совсем тоскливо. Культура на острове находится на низком уровне. В Смадж-Тауне есть маленькая библиотека, в которой можно взять популярный роман или свежую газету. Есть и театр, однако местные жители говорят, что он закрыт уже несколько лет. Я посетила музей – и через полчаса утратила всякий интерес к малочисленным экспонатам. Я нашла на острове кинотеатр, но он был закрыт. В единственной галерее выставлены только картины с изображениями города. Пляжи и бухты говорят сами за себя, и их фотографий вполне достаточно.

Затем, однажды в полдень, когда я пряталась в прохладном баре от палящих лучей солнца, кто-то спросил у меня, была ли я в разрушенном городе в горах. Туда я еще не добралась. В тот вечер я постаралась узнать о нем как можно больше – считалось, что этому городу более тысячи лет и что он был давным-давно разрушен во время войны. Выжившие его покинули, а все, что от него осталось, было разграблено.

На следующее утро я на взятом в аренду мопеде отправилась в глубь острова, к гряде холмов.

Никаких указателей на дороге не было, но служащий в агентстве по прокату сказал, что после ущелья я увижу большую, поросшую лесом котловину, окруженную холмами, и что развалины, скорее всего, где-то там. Кроме меня, они, похоже, никого не интересовали.

Вскоре мне стало ясно – почему. В долине точно когда-то было поселение, однако все, что от него осталось, заросло травой, мхом и кустами, так что виднелись только отдельные обломки. Я бродила там более часа, надеясь найти что-нибудь, похожее на здание или площадь… Увы, все заросло широколиственными деревьями. Очевидно, здесь стоило бы произвести раскопки, но я не археолог и даже не знала бы, с чего начать. Мне до сих пор неизвестно, к какой эпохе относится это поселение, кто его построил, кто там жил.

Я вернулась по своим следам к мопеду, с тоской размышляя, что интересного написать про Смадж. И именно в ту минуту нашла.

Прибыв на место, я почти не обратила внимания на здание, рядом с которым оставила мопед. Теперь я впервые его разглядела. Это был не просто дом, а большой особняк; высокие деревья закрывали его от дороги. Чуть в отдалении стояли высокие металлические ворота, наверняка запертые. С трассы заметить их было нельзя, поскольку подъездная дорожка изгибалась. Я подошла к воротам и с большим интересом прочла надпись на сделанной совсем недавно вывеске:

Жара, укусы многочисленных насекомых, разочарование от поездки на остров – вот что занимало мои мысли, пока я удивленно рассматривала вывеску, и я далеко не сразу поняла, что она означает. Я ожидала увидеть на Смадже что угодно, только не Особую школу Корер.

Действительно ли фраза «Под личным наблюдением… Э. У. К.» означала именно то, что я предположила в первую секунду? Неужели сама Корер была здесь, на Смадже, и лично руководила школой?

Это казалось маловероятным, ведь Корер умерла несколько лет назад. Однако я помнила, что с обстоятельствами ее смерти была связана какая-то тайна. Согласно официальному заключению, причиной смерти послужила «инфекция/инвазия». Этот понятный всем жителям Архипелага эвфемизм прозрачно намекает на то, что ее укусило ядовитое насекомое – возможно, трайм. Последствия подобного нападения столь ужасны, что на каждой жертве лежит клеймо позора – хотя от таких укусов ежегодно погибают сотни людей. За смертью от укуса трайма обычно следует наспех организованная кремация, и такие случаи всегда дают почву для слухов и пересудов.

Так как Корер была знаменита, поскольку многие любили и уважали ее, она не могла просто исчезнуть. Ее жизнь воспевали, ее достижения превозносили и запечатлевали в разных уголках Архипелага и в самых разных формах.

Я, как репортер, после смерти Корер тоже участвовала в поисках информации о ней. Меня отправили на Ротерси поговорить с теми, кто знал ее или работал вместе с ней, – и мое отношение к этой великой женщине лишь упрочилось после того, что я увидела и услышала.

Однако сложные вопросы остались без ответа. Главный из них – о причине ее смерти. В умеренной зоне Залива Спокойствия и тем более на самом Ротерси не найдено ни одной колонии траймов, поэтому новость о том, что Корер умерла от ядовитого укуса, сильно встревожила жителей островов. Были приняты меры предосторожности; проведены поиски, которые подтвердили, что колоний траймов там не появилось. Заключение о смерти не оставляло места для разночтений, и в профессионализме врача никто не сомневался, но все равно создавалось ощущение, что от нас что-то утаили.

В течение всей жизни Корер отличалась отличным здоровьем. Для многих ее уход стал настоящей трагедией; но мне, как и другим журналистам, не давала покоя тайна, связанная с ее смертью.

Проведя собственное расследование, я с удивлением узнала, что незадолго перед смертью Корер произошло необычное, практически неслыханное событие: она одна, без сопровождения, отправилась на Пикай, чтобы присутствовать на похоронах писателя Честера Кэмстона.

Хотя в ходе поездки на Пикай Корер не могла укрыться от назойливого внимания прессы, все журналисты, ехавшие вместе с ней, были из довольно небольшого региона, который она пересекала. По какой-то причине эта история не получила широкой огласки и совершенно точно не дошла до меня или редакции АДТ. В то время главной новостью стала смерть Кэмстона, а Корер была далеко не единственной знаменитостью, которая присутствовала на его похоронах. Просматривая отчеты того времени, я обнаружила, что имена присутствовавших не назывались, просто «сильные мира сего» – такой термин употребляли репортеры, которых не допустили на церемонию.

Я не могла отделаться от мысли, что смерть Кэмстона как-то связана с последующими событиями.

Вероятно, этот вопрос задавала себе не только я. Однако после длительных командировок и многочисленных интервью я пришла к выводу, что интереса для общественности эта история не представляет. Мадам Корер имела право на уединение – как при жизни, так и после смерти.

Такие мысли носились в моей голове, когда я стояла у вывески с именем Корер. Я шагнула вперед и нажала кнопку интеркома. Ответа не последовало.

Прождав более минуты, я снова нажала кнопку. На этот раз из крошечного металлического динамика раздался еле слышный – как из консервной банки – женский голос.

– Пожалуйста, назовите свое имя.

– Дант Уиллер, – ответила я, прижимаясь лицом к зеленой металлической сетке. Она разогрелась на солнце, и на ней сидело множество крошечных мелких насекомых.

– Мадам Уиллер, ваше имя мне не знакомо. Вы – мать одного из учеников?

– Нет, я журналист. – Наступившее молчание показалось мне враждебным. – Вы позволите зайти?

В динамике раздался щелчок, какие-то невнятные звуки. Я невольно представила себе пожилую женщину, неуверенно склонившуюся к микрофону переговорного устройства.

– Мы не даем интервью. Если вы – мать одного из учащихся, то должны записаться на прием. Прессе нам сообщить нечего, так что, пожалуйста, не утруждайте себя.

Сказано это было категоричным тоном, и я почувствовала, что она собирается прервать связь.

– Я надеялась увидеть мадам Корер, – выпалила я. – Не как журналистка. Нельзя ли это устроить?

– Корер здесь нет. Она занимается другими делами.

– Значит, обычно она здесь, в школе?

– Нет. Назовите еще раз свое имя и скажите, что вам нужно.

– Я – мадам Дант Уиллер, журналист «Айлендер Дейли Таймс», однако сейчас я в отпуске. Я не собираюсь делать интервью для газеты. Просто я увидела вывеску на ваших воротах… – От жажды и неослабевающей жары мой голос ослабел. – Можно мне поговорить с мадам Корер? Или записаться к ней на прием?

– Теперь я вас вспомнила. По-моему, вы написали книгу о войнах за землю на Джунно. Верно?

– Мадам Корер…

Внезапно шипение интеркома смолкло; наш короткий разговор был закончен. Мои чувства обострились. Я стояла там, вялая от жары, под сверкающим неумолимым солнцем. Горячий ветер шелестел ветвями деревьев, какие-то пичуги без толку носились взад и вперед, стрекотали насекомые, сияла белая проселочная дорога, пот тек по моей спине и груди, камни подъездной дорожки жгли мне ступни через тонкие подметки сандалий.

Внезапно я поняла, что могу погибнуть здесь, в тропической жаре, потому что утратила способность двигаться. Неведомая сила заставила меня ухватиться за металлические прутья решетки. Я попыталась встать на цыпочки, однако сумела разглядеть только часть кирпичной стены главного здания и какие-то белые пристройки рядом с ним.

Я была убеждена, что сейчас говорила с самой Корер, что она там, совсем рядом, в этом здании. Я не знала, что делать, и в любом случае не могла ни действовать, ни принимать решения. Я еще несколько раз нажала кнопку интеркома. Мне никто не ответил, и я снова обмякла, чувствуя, как шея сзади горит и покрывается волдырями от жары.

Затем женщина сказала:

– Вот, держите.

Она появилась на дорожке за воротами и стала медленно приближаться ко мне. В одной руке у нее был высокий стакан, а в другой – запотевший кувшин с водой. От его тяжести рука дрожала, и я видела, как на поверхности воды расходятся круги. Корер была здесь, на самом деле была здесь, я могла дотронуться до нее… Корер наполнила стакан и передала его мне через решетку.

Наши пальцы на миг соприкоснулись.

Пока я благодарно пила воду, Корер – в голубом платье и широкополой белой шляпе – стояла прямо передо мной и смотрела на меня, не улыбаясь, но и без враждебности. Она оказалась выше, чем я думала.

– Даже не могу выразить, как меня восхитила ваша книга, – сказала она.

Удивление и гордость охватили меня.

– Спасибо, мадам Корер… Я не думала, что вы ее знаете. Но я здесь по другой причине…

– Сколько вы пробыли на этой жаре?

В ответ я лишь покачала головой.

Ворота, зажужжав, медленно открылись – где-то внутри них был спрятан мотор. Теперь нас ничего не разделяло. Я чувствовала себя неухоженной… неподобающей – моя одежда годилась для прогулок по заброшенным руинам, но никак не для встречи с этой женщиной. Я выпрямилась и постаралась взглянуть ей в глаза. На расстоянии вытянутой руки от меня стояла Корер из Ротерси.

Я никогда ее не видела, даже на фотографиях, однако сейчас у меня закружилась голова от узнавания. Передо мной словно поставили зеркало. Я подняла руку. Она тоже – ту, которая не держала кувшин. Я ощутила в себе ту же напряженность, что и в ней. Перед глазами поплыло, и я осела на землю. Я увидела свои босые ноги в сандалиях, и мне стало стыдно за то, что они в пыли и грязи, что пальцы на ногах покрыты черными разводами.

Она быстро шагнула вперед и подхватила меня. Кувшин упал на твердую дорожку и разбился. Поймав меня одной рукой, она согнулась под моим весом. Я навалилась на нее, прижалась лицом к ее платью. Стакан выпал из моей руки. Я тупо подумала о том, сколько вокруг нас осколков. Затем я почувствовала ее запах – легкий аромат мяты и цветов. Ощутила тепло ее тела, успокаивающую твердость ее рук. Я закрыла глаза. Мне было жарко, голова кружилась, я была грязная, мне было стыдно, я была благодарна ей – но главное, я чувствовала себя защищенной. Я понимала, что ноги меня не держат, и если она меня отпустит, то я рухну на землю. Вокруг нас трещали цикады.

Затем двое сильных молодых людей, один побритый налысо, другой – лохматый, подхватили меня под руки и не то понесли, не то потащили меня, негромко подбодряя и успокаивая. В доме оказалось прохладно. Жалюзи опущены, небольшой сквозняк, блестящий пол с разбросанными по нему светлыми коврами, высокие растения в горшках, украшения из керамики, красивая ширма, скамейка с мягкими подушками, длинные листья за окном. Корер стояла рядом со мной – ее широкополая шляпа покосилась, на ее пальцах висели мои грязные сандалии. Изящная седоволосая женщина с голубыми глазами. Даже сейчас, на склоне лет, она, казалось, обладала огромной скрытой силой. Поразительно, я – рядом с ней. Она смотрела на меня по-прежнему серьезно и без осуждения. Я едва осмеливалась взглянуть на нее – на женщину, которая выглядела так же, как и я.

Через час я почти восстановилась – приняла душ и оделась в то, что одолжила мне Корер. Я выпила огромное количество воды и немного поела. Время от времени Корер уходила по делам, однако в конце дня мы с ней остались наедине в ее кабинете на первом этаже, и в ходе напряженного разговора я поняла, что всю свою жизнь, сама того не подозревая, я хотела познакомиться с этой женщиной.

Позднее я вернулась на мопеде в Смадж-Таун – сквозь пыльную вечернюю жару, мимо нависающих деревьев, роящихся мошек и мотыльков, под постепенно стихающий треск цикад. В городе жители выходили на вечерний променад, размеренно шагали по площадям и набережным, в яркой одежде и с пышными прическами, окликали друг друга, жестикулировали и смеялись. По улицам ездили юноши на мотоциклах, из набитых битком кафе и ресторанов доносились звуки гитар.

На следующий день я упаковала свой багаж, получила в администрации порта деньги за сданный обратный билет, а затем поехала на такси к развалинам города – туда, где на холме среди деревьев стояла школа.

Большую часть эссе я написала за первые два-три дня пребывания на Смадже. Завершила я его позднее, когда жила в школе. Я отправила текст в редакцию вместе с заявлением об уходе и так и не узнала, опубликовали мою статью или нет. Подозреваю, что нет.

В течение нескольких лет мы с мадам Корер работали вместе. Официально я играла роль посредника между ее Фондом и прессой, следила за тем, чтобы репортажи о работе Фонда были точными и соответствовали намерениям и желаниям Корер. Фактически же я стала ее доверенным лицом, личной ассистенткой, а иногда и советником. Пару раз, когда нагрузки, связанные с путешествиями и публичными выступлениями, были слишком тяжелы для нее, я ее подменяла, безмолвно создавая иллюзию присутствия. Когда здоровье Корер пошатнулось, я стала сиделкой, хотя, конечно, в ее команде не было недостатка в медиках. Я была с ней, когда она умерла; я была, как она выразилась, ее самой верной и близкой спутницей.

Это произошло через семь лет после первой – ложной – смерти Корер. Безвредный обман закончился. На этот раз ее тихо похоронили рядом со школой, и на похоронах присутствовали только самые близкие ей люди.

Все утверждают, что я до сих пор выгляжу точь-в-точь как она, но кому это надо. Ее больше нет.