Позволим себе небольшое отступление по поводу пресловутых крестовых походов.

Папа Григорий VII в своих письмах, между прочим, к императору Генриху IV заранее предначертал смысл крестовых походов. Он писал: "...Нужно притянуть схизматиков-греков к единству веры, установить родственные сношения между Римом и его дочерью Восточной Церковью... Греки должны покориться власти Наместника св. Петра и признать его главенство".

Папские воины действительно показали себя достойными чемпионами идеи "единства" церквей.

В Салониках, захваченных ими в 1185 г., рыцари предались невероятным зверствам. Описание их находится в особом труде митрополита Евстафия Фессалоникийского "О завоевании Салоник латинянами". Не входя в подробности, заметим, что крестоносцы, терзая греков, производили над их голыми телами неслыханные ругательства. Трупы православных, выброшенные на улицу, они перемешивали с дохлыми ослами, собаками и кошками в самых неприличных позах. Ярость латинян была таковой, что женщины и дети бросались в колодцы, дабы избежать их насилий.

Греческий историк XIII в. Никита Хониат оставил нам подробное описание бесчинства крестоносцев в Константинополе. Они бросали на землю и топтали иконы, танцевали на престоле. В храме св. Димитрия банками черпали миро, вытекавшее из гробницы мученика, наполняли им кастрюли с рыбой, мазали свою обувь и т.д. Врываясь в православные церкви, латиняне прерывали пение непристойными песнями, кидались на молящихся и душили их.

Латинское духовенство отличалось своей алчностью в грабеже древних святынь Византии. Аббат Мартын Литц из Парижа особенно неистовствовал. Мощи и драгоценности греков тут же отправлялись на Запад. Так был похищен терновый венец Христа, глава св. Иоанна Крестителя, перевезенная в Амьенский собор, и т.д. В Константинополе мощи святых бросали в нечистые места, так же выбрасывали Св. Дары, и из святых сосудов пили вино. Драгоценный престол Св. Софии, вылитый из золота, серебра и драгоценных камней, они изрубили на части и поделили между собой. Животных вводили в храмы для вывоза из них сокровищ. Наконец, позорная женщина вошла в алтарь Св. Софии и в нем плясала и пела непристойные песни. Латинские монахи расхитили там драгоценные святыни: чудотворные иконы и мощи святых были ими увезены в Рим и другие западные города; между прочим, крест из Животворящего Древа, мощи св. Григория Богослова и св. Иоанна Златоуста.

В Восточных патриархатах крестоносцы продолжали те же грабежи и насилия, пользуясь полной беззащитностью православных, скоро разочаровавшихся в своих западных "братиях во Христе".

В 1098 г. ими была взята Антиохия, из которой были вывезены главные святыни в латинские страны. Папе Урбану II было послано победное извещение: "Христос дал всю Антиохию под власть Римской веры".

На место патриарха Иоанна IV (1092-1098) они поставили Бернарда, принудив православного первоиерарха переехать в Константинополь.

Только после изгнания латинян из Сирии в 1267 г. Антиохийский патриарх смог вернуться в свою епархию. В 1268 г. Антиохию опустошил египетский султан и патриаршей резиденцией стал город Дамаск. Как замечает митрополит Иларион, крестоносцы открыли путь египтянам.

Взяв Иерусалим в 1099 г., крестоносцы и там выбрали латинского патриарха на место изгнанного Симеона II.

Как было уже указано нами, латинские псевдопатриархи, учрежденные папами при крестовых походах, стали с тех пор представителями "вселенскости" на созываемых Римом последующих соборах. Резиденцией же их был Рим. Патриарх Александрийский жил при храме св. Павла, Антиохийский — при св. Марии, Иерусалимский — при св. Лаврентия, Константинопольский — при св. Петра. Лишь с 1874 г. Иерусалимский псевдопатриарх проживает в Иерусалиме.

Кроме того, при курии содержатся униатские "малые" патриархи: греко-мелкитский, маронитский, сиро-яковитский, халдейский, армянский и коптский (см. Ил. Огиенко. "Поділ Единой Христовоі Церкви". Виннипег, 1952 г., с. 222, 227-229, 235 и др.).

Прежде чем говорить о вероломном Исидоре, следует вернуться несколько назад и описать тяжкое положение Византии.

В июне 1421 г. султан Мурат II, опустошив и предав огню окраины, предпринял осаду столицы.

В то самое время император Мануил II Палеолог был тяжело болен и предоставил защиту Константинополя наследнику своему Иоанну.

Силы турок во много раз превосходили греков и положение становилось катастрофическим. По вечерам турки кричали грекам: "Где ваш Бог, темные ромеи? Где ваш Христос? Где ваши святые заступники? Вот, утром мы возьмем ваш город и увлечем вас в рабство, обесчестим ваших жен и детей; ваших монахинь отдадим дервишам; так сказал наш пророк!"

Византийское духовенство совершило торжественное перенесение чудотворной иконы Богоматери из Одигитриевского монастыря в обитель Христа Жизнодавца, крестные ходы вдоль городских стен воодушевляли защитников и вселяли в них бодрость.

23 августа мужчины, и женщины, и даже дети с отвагой отбросили приступ турок, которые вскоре бежали от столицы, т.к. неожиданно султан получил известие о вспыхнувших в Азии восстаниях.

Знаменитый проповедник, монах Иосиф Вриений провозгласил, что чудесное избавление от врагов пришло благодаря заступничеству Одигитиевской Богоматери и молитвам всего народа, заполнившего храмы. Тогда же Иосиф резко обличил клевету, распространяемую латинянами — врагами Византии, — согласно которой Бог прогневался на греков и отринул их от Лица Своего. Клевета эта восходила к эпохе папы Иннокентия III, затем была повторена в 1350 г. на острове Крите путешествовавшей в Иерусалим знатной шведкой Бригитой, напророчившей, будто греки погибнут, если не подчинятся папе! С тех пор эта нелепость повторялась почти при каждом переговоре греческих императоров с папами. В 1365 г. папа Урбан V (1362—1370) писал об этом императору Иоанну V Палеологу, а в 1373 г. это повторил папа Григорий XI.

Избавившись от опасности, император Мануил отрекся от престола в 1423 г. и постригся в монахи под именем Матфея. Его преемником стал Иоанн VII.

Начало его царствования не было радостным, так как турки захватили Морейские земли и, чтобы спасти Солунь, Иоанн VII продал этот город Венеции за 50.000 дукатов. Не ожидая помощи от равнодушного Запада, император принужден был в 1424 г. откупиться от султана и получил мир, взамен уступки ряда городов и обязательства выплачивать ежегодно 30.000 дукатов туркам.

Чувствуя приближение смерти, Мануил призвал к себе Иоанна VII и сказал ему следующее: "Сын мой! Твердо и несомненно знай, что нечестивцы-турки весьма опасаются, как бы мы не согласились и не соединились с западными христианами. Им представляется, что в таком случае западные нанесут им великий вред из-за нас. Посему ты не оставляй мысли о Соборе и даже ищи его, особенно, когда будешь иметь повод бояться нечестивцев, но не старайся приводить его в исполнение, потому что, как я вижу, наши не согласны найти другого способа и образа единения, согласия мира, любви и единомыслия, как чтобы сами западные обратились и мы с ними были в тех же отношениях, в каких существовали в старину. Но это совершенно невозможно и я боюсь, как бы не произошло худшее разделение и, таким образом, мы будем выданы нечестивцам".

Слова умирающего императора, тщетно изъездившего всю Европу для снискания помощи против турок, рисуют нам трагичное и безвыходное положении Византии, народ которой предпочитал терпеть ежечасную угрозу от неверных всякому компромиссу с Римом, требовавшим позорной унии.

Как было нами рассказано в первой части (см. ч. I, гл. IV, § 5), начиная с 1433 г., папа Евгений IV стал прельщать Иоанна VII помощью, которую на самом деле он оказать не был в силах. Папа сулил грекам деньги и флот и нетерпение его перехватить Византию до соперников своих — отцов Базельского Собора — было таково, что папа соглашался даже сам ехать в Константинополь для переговоров.

Турецкая угроза и льстивые обещания Евгения IV, наконец, побудили колеблющегося императора согласиться участвовать на устраиваемом папой Соборе. В марте 1438 г. на присланных папой кораблях Иоанн VII прибыл в Феррару с патриархом Иосифом II, епископами, монахами и блестящей свитой; туда же прибыл и митрополит Киевский и всея Руси Исидор.

Исидор не впервые участвовал на латинском Соборе. Будучи еще игуменом св. Димитриевского монастыря в Константинополе, он был послан в 1434 г. на Базельский Собор в числе греческих делегатов. Весьма удивительно было его выступление на этом Соборе в пользу соединения церквей, причем он приравнивал греков к гуситам, которых базельские отцы желали приобщить к Римской церкви. Речь Исидора была произнесена 24 июля 1434 г. в ответ на обращение легата Евгения IV — кардинала Юлиана Цезарини (Mansi, XXX, с. 680).

Грекам не понравилось сравнение с гуситами и в Константинополе витиеватая речь Исидора была порицаема многими. Это не помешало Иосифу II назначить Исидора в Москву.

Как мы видели, предшественники Исидора своими добродетелями и мудростью завоевали себе такое уважение при Московском дворе, что никто и не мог помышлять о возможности измены митрополита Православию. Видя приготовления Исидора к отъезду, Василий II, не сочувствовавший Собору, созываемому латинянами, попытался отклонить митрополита от поездки в Феррару. Митрополит возражал, что он только следует примеру патриарха, главы Церкви, к которой принадлежала русская митрополия, и настаивал на непременном участии своем на Соборе.

Совершенно ясно, что втайне Исидор был сторонником унии задолго до своего назначения в Москву и являлся тайным сторонником Рима в той же мере, как и пресловутый Паисий Лигарид, митрополит Газский, два века спустя отправленный папой и иезуитами к легковерному царю Алексею Михайловичу, чтобы возмутить в Москве церковно-государственную гармонию.

Перед настойчивостью Исидора Висилий II сказал ему: "Смотри же, принеси к нам древнее благочестие, какое мы приняли от прародителя нашего Владимира, а нового, чужого не приноси; если же принесешь что-нибудь новое и чужое, то мы не примем" (Соловьев. "История России", т. IV, гл. III, с. 1259). Исидор пообещал Великому князю твердо держаться Православия.

Однако спутники его, епископ Авраамий Суздальский и суздальский иеромонах Симеон, вскоре разочаровались в своем митрополите. В Юрьеве (Дерпте) Исидор сперва подошел к немецкому духовенству, встречавшему его с латинским крестом, а потом только к русскому.

В Феррари с июня начались длительные прения между греками и латинянами. Император Иоанн, перед отъездом из столицы обещавший не допускать никаких изменений в догматах веры, присутствовал на соборных заседаниях и обе стороны, казалось, ничем не желали поступиться; особое ожесточение вызвали вопросы о "филиокве" и "чистилище". Ничего не решив, Собор вынужден был в феврале 1439 г. переехать во Флоренцию, т.к. в Феррари вспыхнула эпидемия чумы.

Истощив свои аргументы, чтобы переубедить греков, папа и его богословы, спекулируя на безвыходности положения империи, принялись шантажировать Иоанна VII и его придворных, угрожая не только отказать им в помощи против турок, но даже лишить содержания и пропитания на Соборе всех противников унии! Эти бессовестные маневры вынудили несчастного императора, против своих убеждений, уговаривать непреклонных иерархов в пользу унии. Патриарх Иосиф II, к счастью, не дожил до этого позорного решения и умер 10 июня. Большинство греков, наконец, согласились подписать приготовленный папой акт и на последнем заседании 6 июля 1439 г. были приняты следующие определения Собора, торжественно оглашенные: исхождение Св. Духа от Отца и Сына, как от одного начала, существование чистилища, совершение литургии на квасном хлебе, либо на опресноках и, наконец, всемирное главенство Римского папы; причем, в текст соглашения латиняне сознательно ввели подделку (см. ч. I, гл. IV, §5).

Несколько иерархов во главе с митрополитом Ефесским отказались подписать эти определения и тут же их опротестовали в самой резкой форме. Заметим, что Марк Евгеник, митрополит Ефесский, явился самым горячим защитником Православия на этом соборе. Его непреклонность вынудила даже Иоанна VII запретить Марку являться на заседания. Ученость Марка была настолько велика, что, когда папа Евгений узнал, что митрополит не подписал соборный акт, он воскликнул с досадой: "Значит, мы ничего не достигли!" По возвращению греческой делегации в Византию Иоанн VII предложил Марку патриаршество, но митрополит непременным условием поставил немедленное полное отвержение унии и тем дело кончилось.

Исидор же выказал себя ревностным сторонником унии, каковую подписал за Русскую Церковь и за патриарха Досифея I Антиохийского (1453—1462), имевшего несчастье ему довериться. Другим ярым приверженцем унии, кроме Исидора, оказался митрополит Виссарион Никейский; вскоре оба за это получили кардинальское достоинство от папы.

Епископ Авраамий Суздальский унии не подписал и был за это посажен в тюрьму разгневанным Исидором. Другой спутник его — Симеон — оставил интересное описание Флорентийского Собора под названием: "Повесть инока Симеона, иерея Суздальца, како Римский папа Евгений составил осмый собор с своими единомышленники". Симеон строго осуждает Исидора и был им гоним за свое сопротивление. Он пишет: "Исидор митрополит остался в Венеции и пересылался (переписывался) с папой, да, ходя по божницам, приклякал (приседал) по фряжски и нам приказал то же делати; но я много раз с ним спорил и он меня держал в большой крепости. Тогда я, видя такую неправду и великую ересь, побежал в Новгород, а из Новгорода в Смоленск". Смоленский князь выдал, однако, Симеона Исидору, который посадил инока в тюрьму и заковал в кандалы; там он просидел целую зиму в одной свитке, босым, пока из Смоленска не был отправлен в Москву ("Сборник библ. гр. Уварова", с. 408). Так вероломный митрополит думал закрыть рот спутникам, свидетелям его измены.

Как было нами рассказано в 1-й части, император был нагло обманут папой: помощь Рима выразилась в обещании ежегодного пособия в 12.000 дукатов для найма отряда в триста человек на охрану столицы, причем деньги должны были быть выданы при условии действительного проведения унии в жизнь в Константинополе. Получилось то же, что и с Лионской унией 1274 г.: греческий народ и духовенство в самой резкой форме осудили унию, как предательский акт, а епископы сразу покаялись публично, оправдываясь тем, что их насильно принудили подписать. Еще будучи в Венеции, епископы служили, не прибавляя к Символу "филиокве" и не поминая папу. Латинский архиерей вернулся в Рим в феврале 1440 г. и известил папу о полном провале унии, так как униатами остались лишь император и несколько придворных, а униатский преемник Иосифа — Митрофан II (1440—1443), не получил никакой поддержки среди духовенства. Вскоре, как известно, патриархи торжественно прокляли унию, низложили Митрофана, а Константинопольский Собор 1484 года признал латинян еретиками второй категории.

Вернемся к Исидору. Сразу после Собора папа даровал ему титул "Легата от ребра апостольского" в землях Лифляндских, Литовских и Русских. Евгений IV писал Василию II следующее, указывая на роль Исидора в Соборе: "Для этого соединения Церквей мы получили большую помощь и труд от всечестнаго брата нашего Исидора, твоего митрополита Киевскаго и всея Руси, легата Апостольскаго Престола, славно потрудившагося для единства".

Заметим, что отцы Базельского Собора, заседавшие вопреки Евгению IV, заклеймили его Ферраро-Флорентийский Собор как незаконный и антиканонический. Получив особые полномочия, Исидор только в октябре 1440 г. прибыл в Литву, где стал вести тайную латинскую пропаганду. Лишь в апреле 1441 г. он вернулся в Москву. Въезд его был торжественный: впереди несли четыреконечный латинский крест, затем три серебряные палицы. Была Вербная неделя. Исидор в первое же свое служение в Успенском соборе велел вместо Вселенских Патриархов поминать папу, а себя величать папским легатом. После литургии он приказал огласить грамоту о соединении Церкви под главенством Рима. Можно себе представить возмущение, вызванное таковыми действиями! Узнав, что Исидор учит, что Св. Дух исходит от Отца и Сына, что можно служить на опресноках и т.д., Василий II стал гневно обличать изменника и назвал его "латинским ересным прелестником" и "волком в овечьей шкуре". Митрополита свели с его двора и посадили в Чудов монастырь под стражу. В Москве был созван Собор в 1441 г., из епископов, архимандритов, игуменов и монахов; Русская Церковь первая заклеймила Флорентийскую псевдоунию и лишила сана Исидора, справедливо рассудив, что случившееся в Италии отвергается как дело рук папы и несогласное с православным вероучением.

Исидор бежал из монастыря в Тверь, думая там интриговать против Москвы, но в марте 1442 г. проехал в Литву, а оттуда в Рим, где и поселился у папы.

Накануне падения Константинополя император Константин XII снова стал умолять Рим о помощи, находясь на краю гибели. Папа послал к нему кардинала Исидора, дабы предварительно добиться утверждения унии. Прибыв в столицу 12 ноября 1452 г., Исидор был резко обличен монахом Пантократорского монастыря Геннадием Схоларием (ставшим вскоре патриархом Геннадием II). Все же,ему удалось совершить в Св. Софии литургию с поминовением папы Николая V и бежавшего в Рим униатского патриарха Григория Мамма. Для чести и славы несчастных греков отметим, для даже в эти предсмертные дни Исидоровские речи в пользу унии были отвергнуты всеми с негодованием; им внимали несколько придворных и желавший спасти столицу обреченный император.

Проповеди Схолария в защиту чистоты Православия горячо воспринимались верующими, народ единодушно проклинал унию с Римом. Греческий писатель Дука замечает: "Если бы явился ангел с неба и обещал грекам спасение под условием унии с латинянами, то они все-таки отвергли бы ее".

Когда, преодолев ожесточенное сопротивление греков, турки, наконец, ворвались в столицу и убили сражавшегося в передних рядах императора, кардинал Исидор переоделся рабом и на другой день после взятия города сумел выкупиться за несколько монет и бежал в Рим.

Папа Пий II (1458— 1464) даровал ему титул патриарха Константинопольского и он умер в Риме в 1463 г. Исидор нашел ревностных защитников и апологетов среди латинских историков. Его измена изображается ими как подвиг, а Флорентийская уния — как свободный акт всей Восточной Церкви, признавшейся добровольно в своих вековых заблуждениях! В числе наиболее хвалебных сочинений, назовем повествование поляка Длугощ (Dlugosz. "Hist. Pol.". Lipsiae, 1711-1712; т. XII, с. 727). Хвалят также Исидора иезуит Пиерлинг, Пастор и, наконец, наш современник кардинал Меркати, бывший префект Ватиканской библиотеки.

Итак, Василию II пришлось пережить два крупнейших события, оказавших немалое влияние на ход истории: падение Византийской империи и Флорентийскую унию. Хотя и анафематствуемая Православной Церковью, пресловутая уния так искусно истолкована Римом, что до наших дней на нее ссылаются латинские писатели и богословы, как на знаменитейшее событие.

Уния сыграла большую роль в польско-литовском государстве и отразилась на русско-польских взаимоотношениях.

Велика заслуга перед Церковью русских иерархов 1441 г., единодушно ее отвергнувших! Велика слава и несчастного слепца, Василия Темного, испытавшего и 20-летнюю борьбу со своими родичами за Московский престол, и татарский плен, и увечье от Шемяки и, несмотря на это, мудро и блестяще содействовавшего Русской Церкви достойно выйти из труднейшего канонического положения. Представьте только, что изменили Православию веками чтимый митрополит "Киевский и всея Руси", патриарх Царьградский, высший церковный авторитет для Руси, и сам император Царьградский, бывший нареченный жених Анны Васильевны, светский блюститель Церкви!

За два года до Иерусалимского Собора, созванного против унии патриархами, Московский поместный Собор 1441 г. смело проклинает совершенный произвол, и Василий Темный обличает предателя. Единодушие русских иерархов в стоянии за истину, несмотря на измену своих духовных вождей, свидетельствует о высоком нравственном уровне, на который взошла Русская Церковь, вскормленная с Киевских времен своими первоиерархами и в татарское страшное время одухотворенная преп. Сергием Радонежским.

Историк С.Соловьев пишет: "Исидор, в звании митрополита всея Руси, подписывает во Флоренции акт соединения, но в Москве этот акт отвергнут, здесь решили остаться при древнем благочестии. Одно из тех великих решений, которые на многие века вперед определяют судьбы народов! Если борьба между католицизмом и протестантизмом, борьба, предвозвещенная в описываемое время Гусом, определила надолго судьбы Западной Европы, то борьба между католицизмом и Православием, борьба, условленная отринутием Флорентийского соединения в Москве, определила судьбы Европы Восточной. Верность древнему благочестию, провозглашенная Вел. кн. Василием Васильевичем, поддержала самостоятельность Северо-Восточной Руси в 1612 г., сделала невозможным вступление на Московский престол польского королевича, повела к борьбе за веру в польских владениях, произвела соединение Малой Руси с Великою, условила падение Польши, могущество России и связь последней с единоверными народами Балканского полуострова" (Соловьев. "История России", т. IV, гл. III, с. 1345)

Не зная еще, что сам император перешел в унию, Василий II отправил патриарху следующую грамоту: "Прошло уже с лишком 450 лет, как Россия держит древнее благочестие, принятое от Византии при св. Владимире. По смерти митрополита Фотия, мы понудили идти к вам епископа Рязанского Иону, мужа духовного, от младенчества живущего в добродетельном житии: но не знаем почему вы нашего прошения не приняли, грамотам и послу нашему не вняли и, вместо Ионы, прислали Исидора, за которым мы не посылали, которого не просили и не требовали: мольба императорского посла, благословение патриарха, сокрушение, покорение, челобитие самого Исидора едва-едва могли заставить нас принять его. Нам тогда и в мысль не приходило, что со временем от него станется! Он принес нам папские новизны, приехал легатом, с латински-изваянным распятием, и злочестиво двоеженствовал, называя себя учителем и настоятелем двух церквей — Православной и Латинской. Мы собрали наше православное духoвенство и всем Исидорово поведение показалось чуждым и противозаконным. Вследствие всего этого, просим твое Святейшее Владычество, пошли нам честнейшую твою грамоту, чтобы наши епископы могли избирать и поставлять митрополита в Русь, потому что и прежде, по нужде, так бывало; а теперь у нас нашествие безбожных агарян, в окрестных странах неустройство и мятежи. Притом же, нам надобно сноситься с митрополитом о важных делах, и когда митрополит — грек, то мы должны разговаривать с ним через переводчиков, людей незначительных, которые, таким образом, прежде других будут знать важные тайны".

Узнав, что греческий император сам принял латинство, Василий II велел послов своих вернуть; таким образом, грамота его не достигла Константинополя. Видя вред долгого отсутствия митрополита на Руси, чем воспользовались отчасти и враги Василия — Шемяка и Можайский, русские епископы, наконец, нарекли митрополитом Иону Рязанского.

Однако, даже узнав об измене православного императора и о событиях, потрясших Византию, Василий не счел себя в праве прерывать каноническую зависимость, унаследованную Русской Церковью со времени Крещения Руси, и после Ионина наречения он пишет следующее: "После кончины Фотия митрополита мы, посоветовавшись с своею матерью, великой княгиней, и с нашей братиею, русскими князьями, великими и поместными, также и с государем Литовской Земли, со святителями и со всем духовенством, с боярами и со всею Землею Русскою, со всем православным христианством, избрали и отправили с нашим послом Рязанского епископа Иону к вам в Константинополь для поставления; но прежде его прихода туда, император и патриарх поставили, на Киев и всю Русь, митрополитом Исидора; Ионе же сказали: "Ступай на свой стол — Рязанскую епископию; если же Исидор умрет или что-нибудь другое с ним случится, то ты будь готов благословен на митрополичий престол всея Руси". Так как в наших благословенных державах произошло разногласие в Церкви Божией, путешественники в Константинополь претерпевают на дороге всякого рода затруднения, в наших странах неустройство великое, нашествие безбожных агарян, междоусобные войны, мы сами не от чужих, но от братьев своих претерпели страшное бедствие, — то при такой великой нужде, собравши своих русских святителей, согласно с правилами, поставили мы вышеупомянутого Иону на митрополию Русскую, на Киев и на всю Русь. Мы поступили так по великой нужде, а не по гордости или дерзости. До скончания века пребудем мы в преданном на Православии, наша Церковь всегда будет искать благословения Церкви Цариградской и во всем по древнему благочестию ей повиноваться. И отец наш Иона митрополит, также просит благословения и соединения, кроме нынешних новых разногласий, и молим твое святое царство, будь благосклонен к отцу нашему Ионе митрополиту. Мы хотели обо всех этих делах церковных писать и к святейшему патриарху православному; требовать его благословения и молитвы, но не знаем, есть ли в вашем царствующем граде патриарх или нет. Если же, Бог даст, будет у вас патриарх по древнему благочестию, то мы будем извещать его о всех наших положениях и просить благословения".

Читая эту грамоту Великого князя Василия, изумляешься его тактом и выдержанностью его стиля. Зная, что император сам изменил вере, что патриарх Григорий бежал в Рим, как и присланный в Москву Исидор, Василий II, вместо заслуженного укора своим учителям и наставникам, сам винится в том, что обстоятельства вынудили необходимость самим русским епископам поставить себе митрополита, и чуть не умоляет принять Иону с честью. Замечательно, что Великий князь всюду подчеркивает, что поставление это состоялось "согласно правилам", тогда как он сомневался — был ли в самой Византии законный патриарх или нет. Вся эта грамота полна истинно христианского смирения и братского сочувствия к попавшему в беду императору.

Не так мыслили в эту эпоху западные государи, не так соблюдали они свои древние традиции, а что касается духовенства, то на какое же моральное уважение могли претендовать от европейских государей эти гордые феодалы-епископы, владельцы несметных богатств, игумены-корыстолюбцы, превратившиеся в вельмож? Наконец, сами папы, только что давшие миру непотребное зрелище трех "непогрешимых Христовых викариев", друг друга проклинающих?

С той поры как римские епископы попрали соборный принцип во имя земной политической власти, с тех пор, как они кощунственно превознесли свой сан над Христовой Церковью вопреки апостольскому учению, на Западе исчез дух смирения, присущий истинному Православию. Тем ценнее эти, дошедшие до нас памятники, подобные приводимой грамоте Московского Вел. князя. Заметим, насколько гуманно Великий князь отнесся к самому предателю: после его бегства из Чудова монастыря Василий даже не велел его догонять, пишет С.Соловьев! Не так относились к измене на Западе в те времена, но для Василия II Исидор был прежде всего митрополит, хотя и против воли русских епископов посланный от Вселенского патриарха, но принадлежавший к Царьградской Церкви, которой Россия была обязана своей православной верой.

Но вот в 1453 г. турки взяли Константинополь и император Константин XII геройски погиб. Узнавши от бежавшего из столицы грека Димитрия о страшном бедствии, постигшем греков, митрополит Иона немедленно пишет окружное послание ко всем православным об этом горе и призывает их к братской помощи — жертвовать на выкуп из турецкого плена несчастных греков. Иона посылает дары зависимому от турок патриарху Геннадию II и пишет ему: "Не прогневайся за наши малые подарки потому что и наша земля от поганства и междоусобных войн очень истощилась. Да покажи нам, господин, духовную любовь, пришли к моему сыну, великому князю, честную свою грамоту к душевной пользе великому нашему Православию; сколько у нас ни было грамот от прежних патриархов, мы все их держали за земскую честь, к своей душевной пользе. Но все эти грамоты погибли от пожаров во время земских нестроений".

Грамота, вероятно, нужна была митрополиту как доказательство того, что патриарх не считал прежнее единение Руси и Византии нарушенным поставлением Ионы. Отметим, что между митрополитом и Великим князем Московским завязались уже гармонические взаимоотношения, столь соответствующие православному государственному идеалу: для Василия II Иона — отец, для Ионы Великий князь — сын. Таким образом, Россия, вопреки позднейшим латинским утверждениям, совершенно отвергла Флорентийскую унию.

Теперь нужно сказать несколько слов о последствиях Флорентийской унии на Руси Литовской, управляемой католическими государями.

В 1443 г. Владислав Ягеллович, король польский, пожаловал грамоту русскому духовенству. В ней значилось, что, так как Церковь Восточная присоединилась к Риму, русскому духовенству, доселе терпевшему "некоторое утеснение", жалуются те же права и вольности, которыми пользуются католики ("Акты Запад. Росс.", I, № 42).

Преемник Владислава, убитого в 1444 г. под Варною, Казимир IV отправил к митрополиту Ионе посла в Москву, дабы он убедил Вел. кн. Василия в желании Польши быть в мире с Москвой; Казимиру Иона ответил следующее: "Благодарю твое господство за доброе расположение и благословляю тебя на любовь с братом твоим вел. кн. Василием Василиевичем,который желает того же; я же ваш общий богомолец, по своему святительскому долгу, рад Бога молить и стараться о мире между вами; за великое ваше жалование и поминки благодарю и благословляю" ("Акты арх. эксп.", I, № 42). Король действительно сдержал слово и подчинил юго-западную Русскую Церковь Ионе, который совершил путешествие в Литву в 1451 г.

В Риме папа вознегодовал на Московского князя за смещение Исидора. В 1945 г. папа Пий XII в своей энциклике писал, что в 1458 г. патриарх Константинопольской Григорий Мамма в Константинополе поставил Григория Болгарина митрополитом для русских в Литве.

Папа не упоминает о том, что сам Мамма был латинским патриархом, ставленником папы, тогда как законным был в Константинополе Геннадий II. Кроме того, Мамма был проклят как униат Собором 1451 г. Поставлен же Григорий был не в Константинополе, разумеется, а в Риме, и Пий XII умалчивает о позднейшем возвращении Григория из унии в Православие.

Узнав об этой новой дерзости Рима, Василий II попросил Казимира не принимать Григория, так как общий митрополит всея Руси был Иона, и не "нарушать старины". "Старина же наша, — писал Вел. князь, — которая ведется со времени прародителя нашего Владимира, крестившего Русскую Землю, состоит в том, что выбор митрополита принадлежит нам, а не великим князьям Литовским, кто будет нам люб, тот и будет у нас на всей Руси, а от Рима митрополиту у нас не бывать, такой мне не надобен. И ты, брат, ни под каким видом не принимай его. Если же примешь, то ты Церковь Божью разделишь, а не мы" ("Акты арх. эксп.", I, № 80).

Со своей стороны, Иона отправил в Литву двух послов с грамотой к духовенству и мирянам, дабы стояли твердо за православную веру, установленную на Седми Соборах ("Акты Ист.", I, № 45).

Кроме того, предчувствуя козни со стороны Литвы, Иона созвал Собор в Москве в 1459 г. из епископов Северной Руси, которые торжественно обещали ему повиноваться, оставаясь верными Святой Соборной Церкви. Решено было Григория рассматривать как самозванца и никаких сношений с ним не иметь. Заметим, что в соборной грамоте впервые Москва названа престольным градом русской митрополии.

Иона все же тут назван еще не Московским, а просто "Митрополитом всея Руси" или "русским"; решено было также поставлять митрополитов в Москве, независимо от Константинополя, плененного турками.

Северные епископы, участвовавшие на Соборе, т.е. Ростовский, Суздальский, Коломенский, Саранский и Пермский, составили грамоту, увещевавшую не принимать митрополита от латинян, и отправили ее литовским епископам Черниговскому, Полоцкому, Смоленскому, Туровскому и Луцкому (ibid., № 672).

Католик Казимир не мог противостоять папе и в Древнем Киеве поселился Григорий; таким образом, Ионе не удалось остаться единственным митрополитом для всех русских и на Руси стало две митрополии: Московская и Киевская. Планы Исидора и пап, к счастью, не удались; в Литовской Руси было еще слишком сильно Православие, и Григорию было невозможно заставить их сделаться униатами.

Взятие Константинополя турками отразилось и на западных православных народах. Сербы, в свою очередь, завоеванные турками в 1372 г., обратились в 1456 г. за помощью в Вену и Будапешт. Папский легат Иоанн Капистран ответил деспоту Юрию Бранковичу, что прежде всего сербы должны перейти в латинскую веру. Бранкович ответил ему: "В исповедании и законе Восточной Церкви я прожил вот уже 90 лет, как и мои предки, от коих сие учение насажено и вкоренено в моем народе и в моей душе. Хотя я теперь и в несчастии, но остаюсь непреклонным в вере, как и прежде. Ты хочешь, чтобы другие подумали, будто я на старости лет лишился рассудка, но лучше пусть я потеряю и владения и самую жизнь, чем отрекусь от прародительского закона и сделаюсь отступником". Такова была сила православного духа в XV в.