К лорду Клиффорду подъехали четверо его капитанов, на сюркотах которых красовался герб барона – красный двуногий дракон с крыльями и хвостом-пикой. Однако, несмотря на гордый символ, Джона грызло ощущение, что его воинство – лишь жалкая горстка в сравнении с силищей ложного короля и его рыцарей на другом берегу. Отсюда виднелись стяги Йорка и Уорика. Штандартов Фоконберга и цветов герцога Норфолка отчего-то не замечалось. Вместе с тем чувствовалось, что несравненно более мелкий отряд Клиффорда находится под таким же пристальным наблюдением. Барон сидел, выпрямившись в седле во весь свой рост. Самый старший из его капитанов задумчиво прочистил горло и, свесившись с седла, степенно сплюнул в грязь. Это был Корбен – немолодой, грубо-черноволосый угрюмец с глубокими морщинами на щеках и возле рта, придающими его лицу кислое выражение. В услужении у семейства Клиффордов он состоял вот уже двадцать лет и знал еще отца барона.

– Милорд, солнце уже взошло. Можно попробовать обмакнуть последнюю охапку стрел в масло и поджечь, – предложил он. – Это пусть ненадолго, но еще задержит их продвижение.

Лорд Клиффорд поглядел на этого человека, жалеючи и припоминая, отчего он никогда не ходатайствовал о посвящении его в рыцари.

– Нам больше не нужно их задерживать, Корбен. Я уверен: Его Величество король Генрих не для того собрал столь великую армию, чтобы дожидаться с нею весны. Своей цели я достиг – да что там, превзошел все самые смелые ожидания! Полагаю, что в этой «войне двух королей», или как там ее нарекут потомки, я нанес самый первый удар, причем весьма победный.

Джон улыбнулся, предвкушая причитающуюся ему хвалу. Но, словно в прозрении своей будущности посмотрев вдоль реки, он оказался одним из первых в своем отряде, кто увидел, что именно грядет. Капитан Корбен удивленно наблюдал, как лицо Клиффорда из румяного становится восковым.

– Милорд? – спросил он осторожно, прежде чем оглянуться через плечо и растерянно чертыхнуться.

В еще мутноватом свете народившегося дня поле вдоль реки в одночасье словно ожило, закишев бегущими солдатами и скачущими лошадьми.

– Лучники! – отчаянно выкрикнул Джон. – Лучники во фрунт!

– У них нет стрел, милорд, – напомнил Корбен, хотя барон уже и сам, опомнившись, втянул ртом воздух, собираясь отменить приказ. Полоснув своего капитана взглядом, Клиффорд рявкнул всему своему построению:

– Отставить! Отходить к северу, держа строй! Отхо-о-о-од!

Капитаны и сержанты эхом разнесли последнюю команду, грубо ухватывая и разворачивая толкущихся лучников, пытаясь навести в толковище мало-мальский порядок. Строй нарушался теми, кто, видя приближение неприятеля, напирал снаружи.

Голос Клиффорда, высокий и надтреснутый от волнения, снова взвился над рядами:

– Капитаны! Вы можете заставить людей шевелиться? Все отходим к основной армии!

Словно в ответ на его слова, передовые лучники неприятеля, выбежав с боков вперед, остановились на дальнем краю дистанции и натянули луки. Стрелы, прянув, не долетели, но их определенно увидели те, кто, отбегая вспять, показал спину. Раненых пока не было, но паника уже охватила ряды отступающих, так что началась давка, и дисциплина была позабыта. Проворней других оказались лучники Клиффорда, не имевшие доспехов и кольчуг. Они с ходу принялись просачиваться сквозь остатки построения, продавливаясь сквозь нестройные ряды. Всадников в отряде барона была от силы дюжина, и все они провели ночь в седле. Словом, от реки и обрушенного моста отступала разрозненная бесформенная толпа. А следом накатывалось трехтысячное воинство, с гиканьем, волчьим воем и совиным уханьем смыкая расстояние.

Лорд Клиффорд, превозмогая растущий страх, подозвал к себе Корбена.

– Пошли кого-нибудь из конных за поддержкой, из тех, кто расторопней. Надо было тебе отправить вперед лазутчиков, чтобы они меня предупредили. Что ж ты так оплошал, Корбен?

– Оплошал, милорд, – не меняясь в лице, принял упрек капитан и лишь по-ястребиному стрельнул глазами. – Вперед я уже услал молодого Энсона. Он мелкий и юркий, а лошадь под ним самая быстрая в нашем отряде.

Какой-то момент Джон прикидывал, не взять ли Корбена с собой: как-никак двадцать лет служил их семье верой и правдой. Но опять же, ни до каких званий не дослужился. Можно сказать, простолюдин.

Клиффорд снова поглядел через плечо своего капитана, озабоченно качая головой от столь опасной близости врага.

– Может статься, что я… – начал он подыскивать нужные слова. – Я могу двигаться дальше и быстрей, чем все эти пехотинцы, Корбен. Может оказаться…

– Я понимаю, милорд. Я присягал вам и вашему отцу. А таких обетов не нарушают. Если вы поскачете на север вслед за Энсоном, то мы, возможно, сможем их здесь какое-то время удерживать.

– Значит, ты меня понимаешь, – стараясь звучать твердо, кивнул барон. – Это хорошо. Я, видишь ли… ценен для короля. – Чувствуя, что человеку, оставляемому на верную смерть, таких слов явно недостаточно, он несколько драгоценных секунд пожевывал губу.

Корбен заерзал в седле, а его лошадь нервно заржала и загарцевала вбок.

– Милорд, они почти уже здесь. Мне пора к моим людям.

– Да-да, разумеется, Корбен. Я лишь хотел сказать… Лучшего слуги я не мог и желать.

– Ну а как иначе? – бросил его подчиненный рассеянно, уже не глядя на своего господина.

Клиффорд смятенно смотрел, как его мрачнолицый капитан развернул и пришпорил лошадь, из-под копыт которой рванули мокрые куски дерна. Вот уже прянули и первые стрелы – на этот раз не для острастки, – словно зубами выгрызая клочья из его задних отступающих рядов. Защищаться при отходе они не могли, так что уцелеют немногие. Барон оглядел весь свой отряд, который сейчас с обоих флангов легким галопом окружали конники. Нервно сглотнув, Клиффорд сжался всем нутром, чувствуя, как замирает и бьет в голову сердце. Безусловно, это была хватка страха. Те, кто сейчас зловеще воет, этой ночью видели гибель своих друзей и наставников, безжалостно вырываемых из жизни жужжащими в темноте стрелами. Так что теперь пощады не будет – это знал каждый из отступающих.

Что-то холодное коснулось его лица, и Джон Клиффорд поглядел вверх. Оттуда медленно и невесомо падали снежинки, множась в числе, а с ними мир словно подергивала белая занавесь, из-за которой скрадывались и мост, и темные всадники за рекой, и готовые убийственно рвануться неприятельские ряды. Сердито отерев глаза, барон дернул поводья и дал своему испуганному коню шпоры: а ну пшел, галопом!

Эдуард Йорк мрачно следил за тем, что происходит в четверти мили за рекой. Чуя взвинченность хозяина, его боевой конь всхрапывал и вскидывал голову, отчего шевелились и позвякивали пластины доспеха на его могучей груди. Кони по всему строю тоже с фырканьем рыли копытами землю. Чтобы как-то успокоить жеребца, Эдуард протянул вниз руку и похлопал его по жаркой пыльной шее.

Подавшись вперед в седле, он нетерпеливо вгляделся туда, где над водой заканчивали работу плотники Уорика. Сейчас туда, на шаткий дощатый настил (в ширину проход всего для двоих пеших или одного конного), вкатили телегу с последним грузом досок. У моста уже выстроился весь передовой ряд построения, чтобы цепочкой без задержки пройти на ту сторону. Перед командирами стояла тактическая задача: подготовить команды копейщиков, которые переправятся первыми и оцепят там безопасный участок. Затем туда начнет съезжаться контингент из конных рыцарей, которому предстоит преследовать убегающего врага. Работа сложная и опасная, а тут еще снег на голову (в буквальном смысле) сыплется с белесого неба и тает в реке Эйр со звуком, подобным вздоху…

Вместе со своим королем и все войско чувствовало взбухающее вожделение битвы, напряженность, осязаемо витающую в воздухе. На другом берегу ревели охотничьи рога Фоконберга: слышно было, как его люди с лихим гиканьем – ни дать ни взять стая лесных разбойников – настигают и кромсают врага, оставшегося без стрел, которыми можно было бы удерживать дистанцию. Даже отсюда, с отдаления, было видно, что расправа творится лютая, и всем, кто стоял рядом с Эдуардом, не терпелось оказаться там, среди бучи – всем поголовно.

Внимание Уорика было приковано к людям, которые с запалом усердия вколачивали бревна в стыки и большущими гвоздями пришивали доски к опорам моста. Стремнина внизу была неистова, сильна и глубока – если без толку подгонять работников, а мост затем рухнет, то вместе с надеждами на переправу будут унесены и жизни всех, кто свалится в воду. Вместе с тем на сюркотах отступающих граф заприметил красного клиффордского дракона с шипастым хвостом. Разглядел его и Эдуард, который при этом буквально затрясся: еще бы, ведь именно этот негодяй в поле у замка Сандал убил его брата! Жизнь Клиффорда он жаждал как ничью другую – настолько, что думал было рискнуть и направить своего коня в поток, дабы не мешкая перебраться на тот берег.

Из хватки задумчивости Уорика вырвал голос Эдуарда. Поначалу он обращался лишь к тем, кто был рядом, но затем сделал паузу и уже громко, чеканно повторил свои слова для всех:

– Вы знаете обычай поля битвы: убивай всех простолюдинов, но щади ноблей, что сдаются или предлагают выкуп! – Он качнул головой с горькой усмешкой. – А вот отцу моему такого шанса не дали. Как и его великому другу эрлу Солсбери. И моему брату Эдмунду. Их этого права лишили. А потому вот что я вам скажу. Мой приказ: убивайте ноблей. Я велю и требую в этом подчинения. – Король медленно вздохнул, скрипнув доспехами. – Никаких выкупов. Никакой сдачи в плен. Я желаю, чтобы мой народ жил. Но не желаю жизни отравленным гнездилищам тех домов, что стоят против меня. Не будет моей пощады ни Нортумберленду, ни Сомерсету, ни Клиффорду. Он на мне, или же его покарает судьба. Если только он сам не свернет себе шею, я вгоню его в могилу нынче же, этим самым днем. – Эдуард снова утих, довольный тем, что не слышит ни одного встречного возгласа. Все, казалось, забыли даже дышать, не нарушая призрачного шороха снега, что скапливался на земле. – Этим утром прольется кровь, прольется потоком, не меньшим, чем та река, через которую вы перейдете. И пусть она омоет дочиста старые раны. Если врагов не истребим мы, то они изведут нас. Мы все палимы жаром; пусть же он остынет и утолится здесь, в этом снегу.

Впереди над рекой люди Уорика подняли руки, подавая знак: работа завершена. После этого вся артель спешно сошла на противоположный берег, сторожко при этом оглядываясь. Но там их не встретило ни воинство Клиффорда, ни лорд Фоконберг. И тот, и другой со своими людьми были уже неразличимы, отчасти потому, что панораму застилала колеблющаяся снежная завеса. Эдуард с прищуром поглядел через реку, в которую с тихим шипением сыпались снежинки. На том берегу его людям уже никто не угрожал.

– К чертям это стояние! – нетерпеливо воскликнул он. – Если вы чтите меня, то давайте за мной!

Водрузив на голову шлем, Йорк ткнул шпорами бока своего коня, и тот понесся вперед. Огромный, в доспехах скакун загрохотал по непрочному мосту, и под совокупным весом коня с седоком застонал даже обновленный крепеж. За Эдуардом устремились знаменосцы и рыцари, пытаясь держать своего короля в поле зрения: белая завеса в воздухе по-прежнему колыхалась, застилая обзор.

Остальные шли торопливой цепочкой без промежутков – нос к хвосту, человек к человеку – спеша оставить за собой побольше места. Скапливаясь на другом берегу, многотысячное воинство образовывало квадраты. А снег все шел, наново выбеливая поля.

То, что конь сошел с дороги, стало ясно, когда цоканье копыт сменилось их глухим стуком по мерзлой пахотной земле. Останавливаться, а тем более разыскивать дорогу повторно Клиффорд не рискнул. Между тем весь мир сузился до пространства какой-нибудь сотни ярдов, куда ни глянь.

Конь во весь опор скакал вдоль какой-то долины, при оглядывании которой Джон не различал ничего, кроме земли с наметенными сугробами – остальное скрывала завеса из снежных хлопьев. В их однообразном унылом кружении была та беспрестанность, от которой стесняет дыхание, а пространство кажется удушающе тесным. Единственным утешением было то, что мальчишка-посыльный Энсон, по всей видимости, успел ускакать далеко вперед, а может, уже и доставил известие в королевский стан. Если Энсон действительно так проворен, как описал его Корбен, то сейчас по дороге на юг, наверное, уже мчится лавина всадников, готовая наброситься на тех, кто осмелился преследовать отряд барона. «Вот она, пресловутая ложка дегтя», – усмехнулся своей мысли лорд Клиффорд.

В дороге он продрог до костей и, смахивая с глаз морозные слезы, поминутно оглядывался: нет ли погони? Капитан Корбен и четыре сотни ратников, посланные порушить мост, остались, разумеется, далеко позади, и сейчас выполняли свой долг по сдерживанию тех, кто на них наседает. Поджав челюсть, барон смирился с мыслью, что всех их ждет неминуемая погибель.

В лагере короля к этому отнесутся с неодобрением. Надо же, какая несправедливость! Эх, если б они ушли с той реки, пока было еще темно! Снег бы еще не выпал, а в пути отряд никто не нагнал бы, и они благополучно вернулись бы в лагерь, да еще и с героическим рассказом. Джон процедил сквозь зубы ругательство. О, изменница удача! Теперь Сомерсет и Перси услышат лишь то, что он, Клиффорд, потерял четыре сотни человек, и среди них двести лучников, которые на вес золота. Какая, мол, неосмотрительность и тщеславие: остаться только затем, чтобы наутро посмотреть на следы содеянного в ночи!

Конь на скаку запнулся, накренясь так резко, что Джон чуть не слетел из седла. Кое-как усидев, он обругал и хлестнул животину поводьями: навернулся бы оземь – костей бы не собрал. Уф-ф, даже дыхание перехватило! После этого барон с минуту сидел, вслушиваясь в едва слышные отсюда крики и шум боя. Определить в эдакой пороше расстояние было, по сути, невозможно, но хорошо, что хоть никто не появлялся в поле зрения. Если коняга, не дай бог, падет, он сделается беспомощным и уязвимым, как распоследний пехотинец. Всадник наддал коленями, и конь, фыркнув, пошел неровной рысцой. Лицо и руки Клиффорда были открыты и вскоре занемели на холоде. Он уткнулся подбородком в грудь и, как мог, сносил непогоду, смаргивая назойливые снежинки.

Основной лагерь армии находился в каком-нибудь десятке миль к северу от Феррибриджа, но в эти минуты оно казалось запредельной далью.

Разумеется, Сомерсет вышлет вперед разведчиков. Еще немного – и вокруг будет уже тепло и безопасно, а на просьбу рассказать, как все было, он, Клиффорд, поведает о своей наиглавнейшей роли в упреждающем, обескровившем армию Эдуарда Йорка ударе, который помешал неприятелю подойти скрытно. Барон Клиффорд как-то случайно узнал, что в некоем графстве Кент, оказывается, нет человека, надзирающего за сборами в казну. Один из его капитанов за вином разговорил Дерри Брюера, и тот выдал сей любопытный факт. Если мыслить логически, то почему бы не представить, что такую должность можно доверить верному лорду, который под Феррибриджем встал на пути у всей армии Йорка? Ну а потеря какого-то там отряда, безусловно, забудется перед лицом куда более важных известий.

При виде светловолосого парнишки-недоростка, бьющегося с парой бесстрастных часовых, Дерри Брюер натянул поводья своей клячи. Расклад сил был явно в пользу последних.

– От-пус-ти-те, глупцы! – верещал паренек, дергаясь остервенело, но беспомощно, как лис в ловушке. – У меня срочные новости насчет лорда Клиффорда!

Лицо у него горело. На вид пареньку было лет четырнадцать-пятнадцать, не больше. Совсем еще мальчишка.

Дерри, крякнув, соскочил со своей клячи, отдал поводья одному из караульных и, подойдя поближе, сверху вниз посмотрел на паренька, которого удерживал второй часовой. Рядом флегматично топталась мышастая лошадь, губами выковыривая из-под снега траву. Под глазом мальчика расплывался синяк, полученный невесть где (впрочем, догадаться несложно).

– Как тебя звать, молодец? – спросил Брюер.

– Натаниэль Энсон, сэр. Попросите этих… людей меня выпустить. Я посыльный и герольд милорда Джона Клиффорда.

– Вот как? Клиффорда? Так ведь он сейчас в Феррибридже, с каким-то пустячным заданием. Тебе лучше искать его там.

– Нет! Я прибыл как раз оттуда! С сообщением для лорда Сомерсета.

– Сомерсет – человек занятой, сынок, – сказал Дерри, глядя на парнишку с обновленным интересом. – А сообщение тебе лучше передать мне. Я доведу его до нужных ушей.

Мальчик Энсон провис в лапищах часового, как узник в оковах. По всему было видно, что он разрывается от желания сказать и от понимания, что его не пустят дальше караула, если он не выдаст хотя бы толику своих сведений.

– Авангард армии Йорка подошел к реке Эйр, – начал рассказывать юный герольд. – Часть его людей перешла через реку ниже по течению и сейчас угрожает отряду моего господина, который сильно уступает в численности. Сэр, вы теперь понимаете важность моих слов?

– Понимаю, – кивнул Дерри. – Но и при этом мы не пропускаем взбалмошных юношей в самое сердце военного лагеря только из-за того, что они криком кричат, чтобы их пропустили, – тебе это понятно, сынок? Мы действуем по уложению, а иначе такие юноши могут ненароком получить в грудь стрелу или вон синяк под глаз. Тебе это понятно?

Паренек, пламенея лицом, промямлил что-то согласительное.

Брюер мотнул головой одному из часовых:

– Уолтон, в путь. Бери коня этого пострела и передай новость о Йорке Сомерсету и капитанам, а еще лорду Перси, если застанешь его. Пусть выставят вокруг лагеря защиту или выйдут навстречу врагу – это уже их забота, а не моя.

Часовой вскочил на лошадь Энсона, отчего животное строптиво дернуло головой, а паренек возмущенно вскрикнул. Дерри на всякий случай ухватил его за кожушок, чтобы тот не скакнул следом.

– Ну так что? – продолжил он, когда спина часового скрылась за снежной пеленой. Чувствовалось, что Натаниэля бьет сильный озноб, а пот на его теле в ходе дикой скачки заиндевел в ледок. Решительность этого паренька впечатляла, хотя не отвлекла шпионских дел мастера от основной темы.

– Так ты говоришь, лорд Клиффорд под угрозой? – напомнил он. – Расскажи подробней.

– Перед тем как уехать, я видел, как вдоль нашего берега растянулись две, а то и все три тысячи войска. Видно, они нашли брод…

– Да, он там есть, при Каслфорде, – подсказал Дерри. – Примерно три мили к западу. А сколько молодцов было у лорда Клиффорда?

– Сотен пять, сэр. Не больше. Всего по одному на дюжину врагов! Там такое творилось… куча мала. А теперь прошу, отпустите меня! И дайте мне хоть какую-нибудь лошадь… Та, между прочим, была моя собственная, мне ее подарили. Я хочу вернуться к своему господину и, уж если так суждено, пасть вместе с ним.

– Боже правый! – воскликнул Брюер. – А ты, я вижу, образован. Ты, случайно, не бастард твоего господина? Нет? Или может, катамит? Не сказать, чтобы я горел к твоему барону любовью, но я не слышал, чтобы он увлекался…

Влепленная мальчишеской рукой оплеуха Дерри подивила. Энсон привстал на цыпочки и наладил ее со всей силой, на какую был способен. Держась за щеку, шпионских дел мастер заулыбался.

– Да как вы смеете, сэр! – вспыхнув, напустился на него Натаниэль.

Брюер рассмеялся, а затем вскинул кулак. Паренек подавил в себе позыв съежиться и напрягся, готовый с презрением встретить любые зуботычины. Но Дерри вместо этого выпустил его кожушок, отчего Энсон шлепнулся и завозился в попытке встать.

– Сынок. Для спасения твоего господина от его собственной дурости мне понадобится собрать огромное число жестких и буйных людей, и уже с ними скакать на выручку. Можешь это ему передать. Так что ступай, иди обратно вдоль дороги, пока не замерзнешь до смерти в этом снегу. Ступай, чего стоишь! Сообщение ты передал. Я – мастер Брюер, распорядитель при короле Генрихе. И тебя я не подведу.

Последнее он сопроводил размашистым жестом. Паренек вскочил и унесся прочь в снежно-белое пространство.

Какое-то время Дерри ждал, пока не стало ясно, что мальчишка не возвратится. Когда воцарилось безмолвие, шпионских дел мастер повернулся к часовому, который все так же стоял и смотрел в ожидании приказаний.

– Ну, что скажешь? – спросил Брюер.

Тот в ответ молча пожал плечами. Такое отмалчивание Дерри не устраивало, и он подошел к часовому вплотную. Тот был заметно выше.

– Как там твоя жена? Кажется, ее зовут… Этель? Прекрасная женщина, крепкого сложения. К тому же рукодельница.

Часовой, зардевшись, отвел глаза.

– Нет, мастер Брюер. У нее другое имя. И угрожать мне, прошу, не нужно. Я ничего не видел. И не слышал.

– То-то. За это, сын мой, тебе причитается монета. Я не люблю угрожать хорошим людям, хотя напоминать иной раз не мешает. Ты хотел бы разузнать, как обстоят дела у лорда Клиффорда?

– Никак нет, мастер Брюер. Мне это совершенно безынтересно.

– В этом суть, сын мой. Бог дает, и Бог берет. Главное – оказаться именно там и тогда, когда Он дает… И где-нибудь в другом месте, когда Он все отнимает.

Шпионских дел мастер с хохотком потер себе щеку, которую все еще щипало от мальчишечьей оплеухи. Зимний холод превращает бой в сплошную муку, ослабляя людей так, что раны саднят сильней, а ноги и руки немеют и теряют подвижность. Видно, не зря войны воюются весной и летом – все, что угодно, лишь бы не гибнуть на синеватом окровавленном снегу.

Сомнения отставить, с решением Дерри определился. Решение было таким: не делать ровным счетом ничего. В эти самые минуты в считаных милях к югу захлебывался отчаянием лорд Клиффорд, тщетно ища королевский лагерь в мире, где все, как саваном, подернуто белизной. Этой мысли Брюер рассмеялся вслух. Нет человека, более достойного такой участи.