Пьяный суфий

Раз старцу Дауду поведал мюрид:
«Я пьяного суфия видел. О, стыд!
Чалма и рубаха залиты вином,
Лежал он в грязи, и собаки кругом».
Услышавши это, Дауд прелестной
Сначала, насупясь, поник головой,
Затем, прерывая молчание вдруг,
Он молвил: «Потребен тут любящий друг.
Ступай-ка, опять возвращайся туда,
Чтоб не было вере и рясе стыда.
Нет сил и рассудка у пьяных людей.
Пьянчужку возьми, притащи поскорей».
Смутился мюрид, услыхав тот приказ,
И в думах, как в глине осел, он увяз.
Ослушаться можно ль? Удерживал страх,
А пьяницу стыдно тащить на плечах.
Однако приказ обойти он не мог,
Сыскать к избавленью пути он не мог.
Решившись, он пьяницу на плечи взял.
Собрался, крича и смеясь, весь квартал.
С издевкой одни говорили: «Взгляни
На этих дервишей, как святы они!»
Другие: «Вот суфии наши, ну-ну!
И рясу в заклад, чтоб добраться к вину».
Кричали, на них указуя рукой:
«Один полупьян, перепился другой!»
Ах, лучше взнесенный врагом ятаган,
Чем черни насмешки и брань горожан!
С пьянчужкой пока дотащился мюрид,
Немало стыда претерпел и обид.
Свой стыд вспоминая, не спал он всю ночь.
Сказал ему утром Дауд: «Не порочь
Людей по кварталу, коль сам клеветы
Не хочешь от целого города ты».
О вы, кто разумны и светлы душой,
Ни добрых, ни злых не порочьте хулой.
На злобных хула – лиходеев родит,
А добрых хулить – преступленье и стыд.
Коль кто-нибудь скажет: «Такой-то дурен», –
Так знай, что себя опорочил лишь он.
Сначала чужой пусть докажет он грех,
Меж тем как грешит сам злоречьем при всех.
Хотя б ты и правду сказал, но, ей-ей,
Творишь ты неправду, пороча людей!

Отправить