Интерлюдия
ДАБОКВА, ТИВИЯ
19-й день, месяц земли, 1837 год
«Хотя жители южного города Калтан во многом похожи на своих ближайших соседей с Морли, большинство тивианцев сильно от них отличается. Закаленные жизнью в холодном краю, суровые и исполненные достоинства, тивианцы гордятся своими традициями, кухней и историей и мало интересуются жизнью южных островов».
– ОСТРОВ ТИВИЯ
Выдержка из книги о географии и культуре Тивии
Жуков вошел в Зал Народа Цитадели Дабоквы – гигантское, увенчанное куполом здание, возвышающееся в самом центре столицы Тивии.
Зал был огромен. Его темно-серые гранитные стены были испещрены золотыми вкраплениями, которые отражали свет, исходящий от сфер, покоящихся на вытянутых бронзовых руках. Громадные скульптурные изображения мускулистых мужских рук, держащих светильники, производили колоссальный эффект – они напоминали о силе, причем не только о силе воли, но и о силе тела. Убранство этого зала напоминало, что Тивия – суровая страна, а люди, которые сделали ее своим домом, еще суровее.
Жуков улыбнулся, услышав, как его сапоги громко застучали по гладкому полу, возвещая о его прибытии Президиуму, который сидел за большим круглым столом, занимавшим большую часть зала. Он находился ровно под круглым куполом цитадели, который возносился почти на двести футов – Зал Народа был построен таким образом, чтобы любой входящий в него чувствовал себя песчинкой: все вокруг подчеркивало незначительность человеческой личности, напоминая, как велик мир и как ничтожен в нем человек.
В Тивии все были равны.
Но некоторые все же были равнее.
Расположенная за столом Президиума дальняя стена Зала Народа представляла собой гигантскую панель, ограниченную колоннами из ярко-красного камня, богато украшенными искрящимися золотыми и серебряными нитями. Эти нити символизировали богатства Тивии, скрывающиеся в неприступных скалах острова, а красный цвет напоминал о крови, которую людям пришлось пролить, чтобы захватить эти богатства и определить собственный вектор развития внутри империи.
Между двумя колоннами висел огромный портрет, который притягивал к себе все взоры. Сто футов в высоту, пятьдесят в ширину, это была не живопись, а мозаика: сотни тысяч мельчайших цветных стеклышек составляли голову, плечи и торс первого героя Тивии Карола Топека. Он был великолепен в черно-красной шинели, его строгие глаза смотрели куда-то вдаль, правой рукой он сжимал портупею, а левой отдавал салют своей любимой стране.
Жуков ухмыльнулся при виде этого портрета. Да, Топек был героем, он положил начало их государству. Но он был давным-давно мертв.
Тивии пора было поклоняться другому идолу.
– Джентльмены, – сказал Жуков, снимая шляпу и кланяясь Президиуму.
За круглым столом не осталось свободных мест, на заседании присутствовали все члены совета. Это было необычно – хотя Президиум и правил Тивией, реальная власть находилась в руках трех самых уважаемых советников – верховных судей, – которые сидели прямо под исполинским портретом Топека.
Остальным членам Президиума пришлось обернуться, но верховные судьи, не шевелясь, смотрели прямо на Жукова.
На мгновение повисла тишина. Жуков старался не выдавать своих мыслей, по очереди изучая каждого из сидящих за столом.
Глупцы, все до единого. Одиннадцать мужчин и пять женщин собирались в этом огромном холодном зале, только для того, чтобы во всем соглашаться с тремя верховными судьями. Совет шестнадцати должен был представлять народ Тивии, но не делал ничего подобного.
Да, всех их избрали демократическим путем – все взрослое население острова было обязано голосовать на выборах. Но, учитывая, что в стране была лишь одна политическая партия, которая выставляла лишь одного кандидата от каждого округа, результат выборов всегда был заранее предопределен.
Гробовую тишину нарушил шорох, с которым члены совета снова повернулись к столу. Все глаза теперь были направлены на верховных судей.
Жуков надел шляпу и поднял левую руку, повторяя жест изображенного на парадном портрете Карола Топека. Демонстрируя свою преданность – обычай требовал этого от каждого из приглашенных на заседание Президиума, – Жуков переводил взгляд с одного верховного судьи на другого.
Первым был секретарь Кушинг, старик, дни которого были почти сочтены и который, на памяти Жукова, ни разу не подал голоса ни на одном из заседаний. В некотором роде от этого он казался лишь более зловещим. Будучи одним из верховных судей, он обладал неограниченной властью. К нему прислушивались. Но он никогда не говорил – ни на публике, ни на закрытых совещаниях, – и от этого вокруг него сгущалась аура загадочности.
Рядом с Кушингом сидела секретарь Тарен, единственная из судей, которая могла похвастаться родством с великим Каролом Топеком. Она была младше коллег, но ненамного. В ее бледно-голубых глазах горел огонь страсти и преданности своему делу. Она понимала, что в ее руках огромная власть и она может ею распоряжаться. Тарен так и пылала энергией. Ее лицо было столь же сурово, как гранитные стены.
Третьим был секретарь Калин. Как и в случае с другими верховными судьями, внешне он ничем не отличался от остальных членов Президиума. Ни особых регалий, ни уникальной формы – как и прочие, он был одет в простой черно-красный мундир с высоким воротником, который обозначал его статус «Секретаря народа Тивии». На круглом столе также не было ничего, что бы подчеркивало особое положение Калина и двух его коллег.
Но Жуков знал секреты Зала Народа. Он знал, как работает Президиум. Секретарь Калин сидел прямо под левой рукой Топека. Той рукой, которая была вскинута в салюте. Статус секретаря Калина – и его авторитет – был вполне ясен.
– Друг Жуков, – сказал Калин, жестом предлагая тому подойти ближе к столу. – Спасибо, что вы так скоро пришли. Президиуму известно, насколько важной работой вы занимаетесь в нашем славном государстве, и мы знаем, что отрывать вас от нее можно лишь по причинам сопоставимой или большей важности.
«Чертов позер». Типичный Калин. Ни за что не скажет одним словом то, что можно описать десятью. «Президиуму стоит подавать на заседаниях тивианское красное», – подумал Жуков. Он и представить себе не мог, как отсидеть всю сессию, не имея возможности выпить, чтобы отвлечься.
Вслух он сказал:
– Благодарю, друзья секретари. – И снова поклонился. – Я пришел сюда, чтобы узнать, что еще могу сделать на благо Тивии?
«Ему это понравится». Калин по праву гордился своей страной и в равной степени гордился не только ее наследием и культурой, но и ее идеалами.
О да. Калин был идейным человеком.
Губы секретаря изогнулись в легкой улыбке.
– Боюсь, я вынужден сообщить вам плохие новости, – сказал Калин. – Вы много дней провели в дороге, так что были… скажем так, вне досягаемости.
Жуков переступил с ноги на ногу.
– Новости, друг Калин?
Тот кивнул.
– Мы получили депешу из Дануолла. Там разразился… скандал.
– О, – сказал Жуков.
«Скандал?» Пожалуй, это было даже интересно, но Президиум редко интересовался пустыми слухами. Жуков посмотрел на остальных.
Тарен заерзала на стуле и разгладила полы мундира. Затем сцепила пальцы в замок и облокотилась на стол.
– Императрица Джессамина Колдуин убита своим собственным лордом-защитником, – сказала она. – Хайрем Берроуз, глава Тайной канцелярии, временно повышен в звании до лорда-регента, так как наследница престола, Эмили Колдуин, еще слишком мала. Наследницу взяли под охрану до полного разрешения этого кризиса.
Из легких Жукова как будто выпустили весь воздух. Он сумел подавить кашель, поднес ко рту дрожащую руку и прочистил горло.
Калин наблюдал за ним. Его улыбка стала шире.
– Не сомневаюсь, друг Жуков, вы согласитесь, что это ужасная трагедия.
– Я… да, – ответил Жуков. – Настоящая трагедия, друг Калин.
Калин поджал губы.
– Хотя формально Тивия является частью Островной империи, нам повезло установить… особые отношения с Дануоллом и добиться некоторой автономии после Морлийского восстания. Императрица – и императоры, которые правили до нее, – всегда считали Тивию дружественной и союзной страной.
Жуков поднял голову. В горле у него пересохло. Он облизал губы.
Калин не сводил с него глаз.
Он знал. Он знал.
Калин изогнул бровь.
– Ну что, друг Жуков? Неужели вы с этим не согласны?
Жуков опустил голову.
– Вы правы, друг Калин. – Он сделал паузу. – Прошу меня простить, я… я потрясен новостями. Когда это случилось?
– Вчера, – ответила секретарь Тарен. – Официально об этом еще не объявили, но мы за считаные часы узнали о произошедшем от наших шпионов в Дануолле.
«От шпионов в Дануолле?» Об этом Жуков даже не догадывался. И это лишь подтвердило его подозрения. Президиум собрался не для того, чтобы сообщить ему о смене политического устройства в соседней стране, которая технически являлась их метрополией.
Нет, его вызвали по другой причине.
Он мог уйти. Мог просто покинуть зал. Зал Народа не охранялся, как и вся цитадель. В этом и заключалась задумка. Ни у кого здесь не было ни власти, ни реального авторитета – теоретически. Любой житель Дабоквы, любой гражданин Тивии мог войти и занять место за этим столом.
Все были равны.
Вот только некоторые были равнее, и любой, осмелившийся войти в Зал Народа без приглашения, мог выйти отсюда только вперед ногами.
Жуков снова прочистил горло и поклонился Президиуму.
– Друзья, спасибо, что вы вызвали меня, чтобы лично сообщить мне эти трагические известия, – ровным голосом сказал он. – Но прошу меня простить, мне пора вернуться к своим обязанностям, исполнения которых требует мой долг перед нашим народом.
Он мог уйти. Покинуть зал. Убежать. Он мог добраться до доков и покинуть Тивию, прежде чем Президиум сумеет сделать свой ход.
– Мы понимаем, друг Жуков, – сказал Калин. – Но, боюсь, мы вынуждены освободить вас от этих обязанностей. Вы верно служили народу Тивии.
Жуков невесело улыбнулся.
Показалось ему или же сзади действительно раздался какой-то шорох, словно кто-то подошел к массивным дверям Зала Народа?
– Как, полагаю, и императрице Джессамине Колдуин, – добавил Калин.
Жуков нервно усмехнулся и озадаченно нахмурил лоб.
Они знали. Само собой, они знали.
А его союзница – императрица – теперь была мертва.
И он мог стать следующим.
– Печально, что убийство императрицы нарушило ваши планы, друг Жуков, но не сомневайтесь, ваши действия не остались незамеченными. Наши шпионы очень давно следили за вами. Мы знали о ваших с Джессаминой планах, как и о ее желании установить более строгий контроль над Тивией. На самом деле именно поэтому мы и отправили вас в Яро – нам нужно было время на обыск вашей квартиры.
Калин поднял руку, как будто предупреждая возможные возражения. Жуков, однако, ничего не говорил.
– Да, – продолжил Калин, – мы знаем о ваших тайниках. Как я уже сказал, за вами давно наблюдали. Вы герой Тивии. Вы были ценным активом, а если у вас когда-либо были ценные активы, вы понимаете, что за ними нужен глаз да глаз – и днем, и ночью. Или же они должны быть надежно спрятаны.
Карты были раскрыты. Жуков развернулся и бросился к массивным дверям зала, но резко остановился, заскользив по гладкому полу, когда они распахнулись. Вошедшие в Зал Народа люди были одеты в непримечательные черные одеяния, их лица скрывали плоские маски их тусклого черного металла.
Жуков сразу узнал их.
Операторы.
Законы Тивии гласили, что все граждане равны и ни один из них не имеет права идти против другого – конечно же, в реальности этот идеал был недостижим. И все же, Президиум не оставлял попыток. Чтобы обходить закон, использовали операторов – анонимных агентов, лишенных гражданства и скрывающих лица за плоскими черными масками.
Операторов никто никогда не видел. Они приходили ночью. После их визитов люди исчезали. Но теперь они стояли в Зале Народа. Президиум подготовился. Само собой, Жуков не мог убежать. Глупо было даже мечтать об этом.
Он развернулся, снова подошел к столу и махнул рукой в сторону портрета Карола Топека.
– Вы не можете этого сделать, – бросил он. – Я герой Тивии. Я не подчиняюсь этому нелепому совету.
Услышав это, Тарен наклонилась к Калину. Сидящий по другую сторону от него молчаливый Кушинг сделал то же самое.
– Смотрите, как он выдает себя, – театральным шепотом произнесла Тарен. Калин улыбнулся и кивнул, остальные лидеры государства одобрительно загудели. – Смотрите, как он выступает против Тивии.
За спиной у Жукова послышались шаги. Его схватили за руки.
Теперь он был во власти операторов. Теперь они готовы были помочь ему исчезнуть.
– Друг Жуков, – сказал Калин. – Мы благодарим вас за службу. Вы подарили Тивии равновесие, позволили нашему государству оставаться на плаву даже в неспокойные времена, но теперь мы лишаем вас звания героя Тивии. За участие в заговоре, направленном против народа, мы приговариваем вас к пожизненной свободе.
К свободе. Какой эвфемизм!
Какой фарс!
– Уведите его.
Операторы потянули его за руки. Жуков попытался вырваться. Он знал, куда они его уводят.
В глубь страны, в бескрайние ледяные пустоши, лежащие в центре острова.
К «свободе» – свободе работать в лагерях, свободе погибнуть в снегу. В лагере не было стен. Все приговоренные к ссылке формально считались невиновными, прощенными государством.
Потому что оттуда никто не возвращался.
– К свободе? – спросил Жуков, когда люди в масках потащили его к дверям. – Да вы ничего не знаете о свободе, друзья. Я собирался восстановить равновесие в этой стране. Слышите? Равновесие! Я стал бы не просто героем Тивии. Мое имя запомнили бы навсегда. Навсегда!
Жуков сопротивлялся, но операторы были сильнее и держали его крепко. У него не оставалось выбора – не выйди он с ними, его бы просто вынесли. Президиуму было все равно.
В конце концов его вытащили на улицу, и гигантские двери закрылись за ним. Напоследок он успел лишь взглянуть на портрет Карола Топека, рука которого была поднята в салюте, а глаза смотрели в светлое и полное надежд будущее.
«На его месте должен быть я, – подумал Жуков. – Должен быть я».
