Гроб на колесах

В половине восьмого утра Артем чувствовал себя отвратительно ровно в той мере, чтобы словечко «дедлайн» заиграло для него всеми возможными смыслами. Линия смерти? Определенно, он находился где-то совсем рядом.

Проснулся поздно – не по будильнику даже, по нужде. Мобила провела ночь в отключке, как и он сам, а для зарядного устройства дедлайн уже наступил, поскольку кто-то вчера, похоже, наступил на сам адаптер. По черному корпусу расползлась широкая зигзагообразная трещина, от которой пахло как от задымившего на той неделе старенького монитора. Артем не помнил, что конкретно случилось с зарядкой, но он вообще плохо помнил это вчера, все, что с ним происходило после третьего бокала «Лонг-Айленда» и пятого страйка. Или, наоборот, пятого коктейля и третьего захода на дорожку. В памяти отложилось главное: платил за все старший менеджер Олег. Пришлый новичок, умудрившийся месяц назад занять кресло и должность, на которые вообще-то претендовал сам Артем. Тому же мудиле… Тому же славному парню, своему в доску чуваку Олегу (Олегу Сергеевичу в рабочее время. Ну вы ж понимаете, девочки, не мне вам объяснять. Субординация и все такое, сечешь, Темыч, ага?), держать ответ перед руководством уже в понедельник, и Артем не сомневался, кого именно менеджер выставит крайним в случае срыва сроков.

Проблема была в том, что – и это, скорее всего, понимали они оба, – когда речь идет о дизайне вебсайта для крупной госкорпорации, два часа работы запросто превращаются в шесть, восемь, двенадцать часов. Особенно если у дизайнера голова тяжелая и неповоротливая, как шар для боулинга. Артем с радостью бы высверлил сейчас в этом шаре несколько дыр, чтобы слегка проветрить мозги. С еще большим удовольствием он бы проделал эту операцию на черепе милейшего Олегсергеича. По крайней мере тогда дедлайн наступил бы для них обоих.

Утренние полчаса на велотренажере, естественно, отменялись. Принять душ он тоже не успевал, поэтому лишь пару раз сбрызнул чуть теплой водой из крана лицо. Помогло не очень. Глаза слипались (сколько он спал – два, три часа?.. чертов боулинг, чертов, мать его, Олег-ага-сергеич), в ушах гудело. Зубы почистил на скорую руку, во рту остался кислый привкус чего-то перебродившего, вполне возможно – вчерашнего пьяного полуночного ужина.

Джинсы… куртка… кеды… Ключи – карман… Бумажник – карман… Дверь. Короткий спуск, подъезд, остановка – ждать… Прислонившись затылком к объявлению на столбе (нарезанные для отрыва полоски ласкали шею нежно, как мягкие бумажные пальцы), Артем едва не уснул опять. А когда, встряхнувшись, полез за пазуху, вспомнил, что забыл сигареты дома, в ванной на раковине.

«Твою мать», – подумал он.

Низкорослая, фигурой подобная губке Бобу из интернет-мемасов старуха в грязно-синем плаще посмотрела на Артема сердито, будто мысли читала. Откуда только берутся такие плащи на любой остановке в любое время суток?.. Носительницы морали, черт бы их подрал, ни свет ни заря караулят, как в деревнях своих попривыкли. Как у них говорят, «с первыми петухами» влечет подобных бабушек на рынки, дачи, огороды. Вон и авоська из кармана торчит. Где уж тебе, кошелка, понять молодого, которому в субботу спозаранку да на постылую работу – ах как влом…

Вообще, остановка почти пустовала. Помимо Артема и бабки еще только мальчишка-подросток с рюкзаком за плечами и нитками наушников, концы которых скрывались за ободом вязаной шапочки. Этот на других внимания не обращал в принципе, ушел в себя, в музыку свою. Что он там сейчас слушает? Дай бог «Нирвану», а не очередного бездарного рэпера из подворотни.

По дальней полосе проехала малиновая «девятка». За ней полз грузный мусоровоз, мерцая желтыми огнями габариток из-под кузова. Октябрьский утренний морозец начинал проникать под куртку, щекотал за ушами. Солнышко вроде бы и встало, поднялось уже над крышами, а вроде и нет еще, не проснулось будто, потягивалось, оттого и свет блеклый, как через салфетку просеянный, расплескавшийся. По-осеннему свежий воздух пах озоном. И время в нем застыло, залипнув мухой в янтарной с багровыми отблесками капле. Клонило в сон.

– А что, мать, не подскажешь, который час? – насилу отлип Артем от столба и обратился к бабке. Та даже головы не повернула. – Але, Хьюстон, прием, у нас проблемы. Как слышно? Я говорю, время сколько, мать?

– Часы пропил, что ль? – донеслось в ответ.

Но синий плащ ожил, складки зашевелились. «Да в них же, наверное, прошла вся ее жизнь, в этих складках», – ужаснулся про себя Артем. Через секунду перед ним возникла синяя же «Моторола», допотопная дешевка с примитивным чэбэ-монитором – подарок заботливых внуков, не иначе.

– Сам глянь, мне очки одевать надо.

– Надевать, – автоматически поправил Артем, всматриваясь в миниатюрный экран. – Черт, уже восемь! Мать, а позвонить не дашь?..

– Ишь чего придумал, – старуха проворно сунула руку в карман. – Дай такому, и поминай как звали, знаем!

– Ну и ладно, – не стал он спорить. – У пацана спрошу. Слышь, малой. Малой, затычки-то из ушей вынь, к тебе взрослые обращаются!

В это время из сизого тумана на перекресток выкатила маршрутка. Обычная серая «Газель» с широкой полосой грязевых брызг над колесами и надписью на клейкой ленте поверх лобового стекла, начинавшейся с TRANS. Название фирмы? «Транзишен», «трансауто» какое-нибудь. Культурно обождав, пока сигнал светофора сменится на зеленый, машина неспешно преодолела метров двадцать темного, сырого дорожного полотна.

В тот момент, когда, шурша шинами, маршрутка замерла перед Артемом, в небе раздался слабый, но отчетливо слышный треск – отголоски минувшего ненастья. Он вспомнил, что в пьяном бреду, который едва ли можно сравнить с нормальным здоровым сном, вроде бы слыхал, как гремело. Вроде как даже и вспышки молний отсвечивали на потолке. Но все равно было что-то зловещее в том, как медленно, молчаливо, в сопровождении только этого странного электрического треска «Газель» прекратила движение у самой обочины. В голове почему-то всплыл детский стишок, страшилка про гробик на колесиках, который «едет за тобой, едет за тобой, едет за тобой – приехал!»

Номер маршрута Артем не сумел прочесть из-за грязи на лобовом стекле. Какая, впрочем, разница? Отсюда, с окраины, трасса вела прямо в центр, так что мимо офиса не проскочишь. Он шагнул вперед, синий плащ с юнцом тоже подскочили. С картонки на двери кривоватая трафаретная надпись предупреждала: «Аткрывается автоматически». Однако старуха все равно захлопала рукавами плаща о борт в поисках ручки, что-то недовольно бубня себе под нос. Артем легко представил, свидетелем какой сцены станет внутри салона: возмущение, шум, ругань, «у меня проездной, инвалид второй группы, всю войну прошагала». У пацана наушники, ему легче… Артем предпочел бы оградить себя от всего этого, устроившись на одном из двух мест впереди, рядом с водителем. Вот только, посмотрев через заляпанное коричневым, будто дерьмом измазанное, стекло, увидел, что там уже занято. Кто-то сидел, отвернувшись от окна так, что, кроме копны темных спутанных волос, ничего не видно. Чудилось: длинные волосы будто бы слипались с окошком, слово врастая в покрывавшие стекло разводы.

«Ладно, хрен с вами, белые люди, – подумал он. – Поеду, как ниггер, с остальными, послушаю с утра концерт по заявкам».

Наконец дверь открылась, издав протяжный хлюпающий звук, похожий на тот, который раздается, если во время простуды ненароком втянуть носом воздух вместе с соплями. Толстуха в плаще, громко кряхтя, протиснулась внутрь, за ней шмыгнул школьник. Последним, сплюнув подступившую ко рту желчь на асфальт, проскочил Артем. Дверь закрылась за ним плавно и – слава богу – теперь уже беззвучно, как смыкаются, реагируя на датчики, створки дверей в торговых центрах или отсеки космических кораблей в старом кино.

Артем окунулся в тепло. Несмотря на ранний час, салон был прилично набит, а вот кондиционер, похоже, не фурычил. Ну ты же не думал, что все будет лайтово, Темыч? Иногда приходится поднапрячься, ага! Густой, застоявшийся воздух пах потом и еще чем-то омерзительным, кислым, да так сильно, что у Артема на мгновение потемнело перед глазами.

Проморгавшись, он окинул сонным взглядом нутро маршрутки в поисках свободных мест. Бабка заняла сиденья впереди, оставив жалкий клочок у окошка, куда еще надо было протиснуться между ее телесами и мужиком, прислонившимся небритой щекой к поручню. Одно из двух мест рядом с дверью занял юный меломан, на оставшееся рухнул Артем. Позади них сидела девица не особо приятной наружности, а дальше, в глубине салона, угадывались хмурые лица еще двух людей. Рассматривать попутчиков не очень-то хотелось, однако факт есть факт – в машине было куда теплей, чем снаружи, и Артем решил, что это пассажиры надышали.

– Граждане, одолжите сотовый телефон кто-нибудь, – вспомнил он, когда машина плавно набрала ход. – Мне начальнику позвонить, а то на работу опаздываю, а у нас там сроки поджимают.

Ответом ему была тишина, и это уже начинало раздражать. Гробик на колесиках… и то правда, как будто в катафалке едешь, все в трауре. Почему у них в офисе, в их не слишком-то дружном коллективе, поделиться на минутку айфоном не составляет проблемы ни для кого, даже для сраного Олегсергеича, а на улице или в маршрутке попросишь, так таращатся на тебя как будто карманника с поличным поймали?

– Ау, люди, не будьте настолько мнительны, – повторил он. – Ну не выпрыгну ж я на ходу с вашей мобилой, родненькие.

– Здесь связи нет, – глухо ответил кто-то из сидевших сзади. – Сигнал не ловит. Пробовали уже, и не раз.

– Да ладно? С трудом верится, – не оборачиваясь, отмахнулся Артем. – Я бы все-таки попытался. Ребят, ну правда, срочное дело… премиальных лишаюсь, бонусов! Хотите, денег вам дам? Рублей пятьдесят готов выделить.

– Зря вы, – хихикнул вдруг небритый.

– Что зря, любезный?.. – недобро покосился на субъекта Артем.

«Вот уж кому полтинник на опохмел не помешал бы. Надо завязывать с посиделками по пятницам, а то стану таким же».

– Зря вы сюда… сели.

– Не туда едем, что ли? – взметнулись рукава и полы синего плаща. – Не по Свердловой?..

– Туда, мать, туда, – меньше всего Артем сейчас хотел слушать маразматический бред заслуженной труженицы комсомольских времен. – Здесь, мать, маршрут один.

– Маршрут один, – эхом донеслось с водительского сиденья. – Все доедут.

Артем глянул на зеркальце заднего вида, которое должно было, как это обычно бывает, висеть впереди, над рулем и панелью приборов. Должно было, но не висело. Там, где он ожидал встретить взглядом глаза водителя, зияла пустота, фоном которой служило мутное лобовое стекло.

– Зря, – еще раз крякнул небритый и уронил голову на обтянутую ветхим свитером-водолазкой грудь.

«Почему там нет зеркала? Ведь в каждой машине есть. Должно быть, чтобы водитель мог видеть, что творится у него за спиной, в салоне, чем заняты пассажиры, кто еще не передал за проезд… Почему зеркала нет?»

Подобно приступу тошноты, накатило беспокойство. А еще неприятный, вызывающий тошноту запах в салоне будто усилился, смешавшись с другим, смутно знакомым, – пахло как от разбитого зарядного устройства, палеными микросхемами несло и сгоревшим монитором. Уж ни эту ли вонь он слышал ночью, когда на улице сверкало и ливень хлестал в окна?

– Зря сюда сели. Больше не встанете.

– Да как же так? – не унималась старуха. Толстый зад нервно ворочался, складки плаща сердито шуршали по обивке сиденья. – Мне на Свердлова надо, на оптовку…

– Спокойно, мать, – твердо сказал Артем, стараясь не думать о зеркальце заднего вида, странном запахе и о том, что «связи здесь нет, сигнал не ловит». – Не слушай придурка. Он же пьяный в задницу, разит за километр.

От небритого и правда воняло, перебивая прочие беспокойные запахи, причем не столько алкоголем, сколько… Да, с отвращением осознал Артем, от мужика разило мочой. Это было чересчур мерзко даже для его не шибко брезгливой натуры, но, как ни странно, теперь ему стало легче. Потому что нашлось объяснение если не всему, то многому. Дядька просто упился до чертиков, до абсолютной потери самоконтроля, вот и несет бред про «зря вы сюда сели». А то, что зеркала впереди нет… Да мало ли что бывает! Поломано, треснуло, вот водила и убрал, ага.

А связи нет, потому что… Да хрен его знает почему. Нет и все. Черт с ним, с Олегсергеичем, обойдется как-нибудь без доклада давешний именинник. По субботам вообще работать не положено, тем более после бурных праздников с боулингом и коктейлями. В запасе, на худой конец, еще воскресенье, так что главное – добраться до работы, и тогда дедлайн будет бит. «Нам, офисным кабанам, не привыкать».

Он откинулся на спинку сиденья и прикрыл глаза, чтобы отрешиться от окружающей обстановки. Старался дышать ртом. Темнота за веками скрывала целый космос, бесконечные манящие дали, по которым Артем скользил, паря в неизвестном направлении через полнившиеся вакуумом пространства. Заказчик хотел оформить главную страницу сайта в виде пачки фотокарточек: высокие гости, новогодний корпоратив, стройка завода. Артем представил на первом фото собственный офис, себя и девчонок из SMM-отдела, а старший менеджер где-то сзади, вылез из кадра. В салоне, кажется, стало еще теплее. Как в террариуме, куда он водил потаращиться на питонов Ирку из бухгалтерии. Их первое и последнее свидание, закончившееся поцелуем в щеку у подъезда. Месяц назад водил, а вчера застал в сортире боулинга с начальством – Олегсергеич и тут его обскакал… От жары у Артема над верхней губой выступил пот.

«Не отрубиться бы. Может, окошко открыть? Странно, что никто не додумался, здесь ведь так жарко и воняет. Странно, что все окна закрыты, зеркала нет, связи нет, и сказал Иуда пророку… ЧТО-О?»

Он моргнул и дернулся от неожиданности, услышав краем уха фразу, похожую на обрывок проповеди. Повернулся к мальчишке, о существовании которого и думать уже забыл, – голос раздался оттуда, с соседнего кресла.

Парень, заметив, что на него обратили внимание, поспешно спрятал выбившийся из-под шапки наушник. Лицо у пацана – Артем только сейчас обратил внимание – было бледное, губы восковые; такие лица он встречал неподалеку от предыдущей работы, где по соседству с офисом – с тем, предыдущим, офисом, мало чем отличавшимся от нынешнего, – адвентисты седьмого дня или какие-то другие религиозные фанатики арендовали помещение для своих сборищ. Господи, малой, да ты сектант, что ли… Вот же утречко выдалось. Гробик на колесах, гробик на колесах, и сказал Иуда Сергеич: «Закройте все окна, ибо связи тут нет, ага». Совсем-совсем никакой связи.

Разогнавшаяся было «Газель» притормозила и стала разворачиваться. Вроде бы. Окна изнутри запотели, а снаружи были забрызганы грязью так, что сложно понять, где они едут. Оставалось надеяться, что водитель объявит остановку.

– Э, куда? Куда? – подскочил один из тех мужчин, что сидели сзади, плечистый бородатый кавказец в фирменном спортивном костюме.

– Все нормально, – безразлично ответил водитель.

Артем видел только его широкий, поблескивающий в сумраке салона затылок.

– Что нормально? Что нормально?! Куда едем, а?!

– Все нормально. Маршрут один. Так короче.

– Куда короче? Мне на следующей выходить! – Бородач тупо озирался по сторонам. Лоб у него был чем-то измазан, да и белые полосы на спортивном костюме в нескольких местах тоже перепачканы бурым, похожим на… кровь?

Маршрутка резко остановилась, скрипнув колесами. Синий плащ ахнула, Артема качнуло вперед. У мальчишки, кажется, опять выпал наушник, по крайней мере Артему послышалось «…и возвысил он голос». Девушка сзади возвысила свой, издав жалобный всхлип. Назойливо мельтешащие на границе сознания мысли о зеркале заднего вида, отсутствии связи, закрытых окнах, кровавых пятнах на куртке и штанах кавказца – все это вогнало Артема в панический ступор. Что происходит? Что, мать вашу, тут творится-то?

– Выходи, – спокойный, даже чуть насмешливый голос. – Давай выходи. Мы тут насильно почти никого не держим, не так ли?

– Не надо, – услышал вдруг Артем испуганный шепот. Девица сзади смотрела на него широко распахнутыми глазами: белки были розовые от полопавшихся капилляров, а на глубине окруженных тонкой зеленой радужкой зрачков колыхался ужас. – Скажите ему, чтобы он этого не делал. Скажите, пожалуйста, я просто не могу, я не могу еще раз, после Сашки, я не вынесу больше…

«Какого черта, – подумал Артем. – Полная машина идиотов. Ну и поездочка». За эту мысль он уцепился, как за нить Ариадны, которой полагалось вывести его обратно, в мир нормальных людей и нормальных маршрутных такси.

Не получилось, потому что кавказец уже устремился к дверям.

Потому что, не дожидаясь, пока те откроются, бородач с яростью пнул их ногой в длинноносом ботинке. Артем еще успел подумать, до чего банально и отвратительно смотрится эта обувка в сочетании с костюмом от «Найк».

Он подумал так и мысленно фыркнул, а потом нога бородача провалилась внутрь двери.

Артем почувствовал, как его собственные глаза начинают буквально вылезать из орбит. Школьник справа испуганно взвизгнул и вжался в спинку кресла так резко, что теперь уже оба наушника выпали. Проповедь из плеера заглушил женский вскрик. А еще – истеричное, визгливое хихиканье небритого.

– Что за?.. – Человек, который собирался выйти на следующей, посмотрел на торчащее из двери бедро.

Обивка стала вдруг жидкой, нога увязла в ней по колено. То, что прежде казалось обычным куском железа, прикрытым для порядка листом тонкой фанеры, теперь вязко шевелилось и подрагивало, как желе. Черное масляное пятно, которое, вопреки законам физики, не стекало вниз, а оставалось перпендикулярно полу.

Так было секунду. Потом сжиженная, непонятно из чего состоящая масса резко свернулась, закрутилась воронкой. Хлынула кровь, и бородач пронзительно, по-детски, завизжал.

Брызги красного, ошметки кожи и мяса попали на лицо сидящей ближе всех бабки. Та подпрыгнула от испуга, едва ли не выскочив из собственного дурацкого плаща. И, конечно, первое, что сделала бабка сразу после этого, – оттолкнула вопящего от себя (вслед за ногой в кроваво-черное месиво нырнула по самое плечо и рука несчастного). А потом развернулась и заорала:

– Шофер, шофер!

– Не стоит этого делать, – поддавшись какому-то неясному, но определенно плохому предчувствию, попытался остановить ее Артем, но было уже поздно.

Старуха протянула руку к тому, кого звала. Ладонь коснулась обшивки сиденья и… резко отдернулась: двух пальцев как не бывало. Женщина громко охнула и обмякла, закатив глаза.

Машина стала набирать ход.

– Дядя, что происходит? – Мальчик с наушниками неожиданно оказался совсем рядом, прижался к Артему сбоку, как будто ища защиты. Щеки пацана стали еще белее, голос дрожал.

– Да если б я знал! – ответил Артем машинально, не в силах оторвать взгляда от того, что происходило с бородачом и дверью маршрутки. Ничего подобного он не видел ни в жизни, ни даже в роликах на «Ютьюбе», где всякого дерьма хватало.

– Никто не знает, – просипел небритый из своего угла.

Под ногами у них на грязном, залитом кровью полу корчился и стонал лишившийся двух конечностей кавказец. Умирающий что-то бормотал на родном языке, очень быстрой и невнятной скороговоркой, состоявшей, казалось, из одних согласных звуков. Смуглое прежде лицо превратилось в мокрую красную маску. Затем он вдруг на полуслове смолк. Тело выгнулось в последней уродливой корче, в один миг изо рта вырвался поток темной крови, которая на глазах у всех впиталась в пол «Газели» – все с тем же знакомым омерзительным звуком проскакивающих через носовую пазуху соплей. Мальчишка снова закричал, и Артем не был уверен, что не составил ему дуэт в этот миг.

Рывок! Обмякшее, искалеченное тело одновременно потянуло со стороны двери и прижало к полу. Еще рывок. С громким треском спортивную куртку – и то, что было под ней, – разорвало надвое в области живота. Верхнюю половину трупа засосало с чавканьем в двери, а то, что оставалось от нижней части, затянуло в жижу на полу. Артем машинально поджал ноги, чтобы не зацепить кедами скользящую мимо по полу ленту кишок.

Еще рывок.

Еще.

– Все нормально, – деловитый голос с водительского сиденья. – Едем дальше.

И они поехали.

– Как он здесь оказался? – спросил Артем минут пятнадцать спустя, когда немного пришел в себя. Потом оглянулся: – И вообще, все вы?..

– Как обычно, – пожал плечами сидящий сзади.

Точнее – попытался пожать, но вышло плохо. Присмотревшись – теперь он стал очень внимателен к любым, даже самым мелким деталям окружающей обстановки, – Артем увидел то, чего в сумраке кабины поначалу не замечал.

Торс мужчины буквально сливался в единое целое с разбухшим сиденьем маршрутки. Спинка кресла, плавно переходя в состояние липкой мазутоподобной массы, обхватывала его от шеи и ниже, не давая пошевельнуться. Невероятная, не-реальная смирительная рубашка. «В нашем дурдоме, в нашем гробике на колесах всем пациентам могут выдать такие при необходимости», – подумал Артем и с трудом сдержал рвущийся наружу истеричный смешок. Испугался, что вместо смеха из горла у него выскочит мерзкое «ага».

– Собрался по делам, в налоговую. Машина моя в ремонте, вот… решил, в кои-то веки, лоховозом воспользоваться, – продолжал «спеленутый». – Дурак. Дома бы лучше сидел…

– Всем надо было. Дома сидеть.

– Заткнись ты, урод, – показал небритому кулак Артем. – А вы, – вновь обратился к спеленутому, – стало быть, бизнесмен или вроде того? Я и сам в частной фирме работаю. Компьютеры, веб-дизайн… Сегодня в офис намылился сверхурочно. Дедлайн… Меня Артем зовут, кстати.

– Николай, – едва заметно, как мог, кивнул мужчина. – Николай Пантелеевич, будем знакомы. – Он даже слегка улыбнулся одними губами: – Извините, руки не подаю…

– Господи боже, о чем вы, господи, – запричитала девица тихонько, на одной и той же плаксивой ноте, которую, кажется, взяла аккурат перед смертью бородатого спортсмена. – Мы все умрем, мы все уже считай что мертвы, а вы о чем-то еще говорите, беседуете, Господи…

– Не надо всуе, – попросил ее мальчик и осторожно потянул Артема за рукав куртки: – Дядь…

– Не сейчас, малой. Видишь, общаюсь.

– Господи боже, что вы такое несете, какое общение, господиии…

– Это нормально, – успокаивающе сказал ей Николай. – Вы, барышня, находитесь в состоянии аффекта, перемежающемся истерикой. Наш новый знакомый – Артем, да? – не желая уподобляться вам, пытается найти для собственной психики некие точки опоры, чтобы оценить ситуацию и по возможности отыскать из нее выход. Пожелаем ему в этом удачи и мешать не станем.

– Дядь, у вас кровь.

Артем коснулся щеки… и правда – на пальцах осталось красное. Несколько секунд он разглядывал его. Потом сверху шлепнулась новая капля, и в ладони начала собираться лужица. Они с мальчишкой задрали головы.

– Ну да, – хихикнул небритый. – Подтекает…

– Боже, абсурд какой-то, такого не бывает… – девушка сзади. – Это мне, наверное, снится, это мне точно снится, такого не бывает, это сон, это просто кошмарный сон, Саша, разбуди меня…

– А ты ущипни себя за титьку. Или лучше сунь пальчик в окошко.

– Заткнись, – процедил Артем сквозь зубы. – А то я твою башку туда засуну.

Небритый подмигнул ему мутным глазом, но замолчал.

– Не трогайте его, – попросил Николай. – Это Гарик. Он говорил, что его зовут Гарик. Смешное имя… наверное. Он вообще-то учителем в школе работает. Точнее, работал. Биолог, если не ошибаюсь. Так вот – Гарик не пьян, как вам могло показаться. Он просто дольше всех здесь катается и слегка тронулся умом. Или, вполне возможно, не слегка. Что и не удивительно в такой ситуации. Удивительно другое – то, как долго он сумел продержаться…

– Господи, господи, господиии…

– А ее как зовут? Слышь, милая, тебя как звать? – Артем осторожно протянул руку через спинку сиденья и потряс плачущую девушку за плечо. Рука у него ощутимо дрожала.

– Ан… Анна.

– Анна, ты давай… Потише себя веди, договорились? Во всем этом сумасшествии только не хватало самим с катушек слететь, как этот… Гарик.

– Да какая разницааа… – заголосила было девчонка опять, но Артем, быстро сжав пальцы в кулак, легонько пробил костяшками ее по плечу. Быть может, даже чуть сильнее, чем следовало бы, но это подействовало: Анна осеклась, и в залитых слезами зеленых глазах появилось что-то осмысленное, чего раньше он там не видел.

А еще только сейчас, когда от тычка голову девушки мотнуло в сторону, и темная эмо-челка качнулась вслед, он заметил, что у Анны не хватает волос с одной стороны. Отсутствовало и ухо. Рана сочилась сукровицей и гноем.

– Потише, Анна, – повторил Артем, убирая руку. – Поговорим спокойно.

– Я… я постараюсь, – кивнула та. Голос все еще дрожал, но истеричная нотка из него исчезла. Надолго ли?..

– Я за билет заплачу! – пришла вдруг в себя бабка. – Я не зайцем, я нормально, по-честному я!!!

Полезла в карман кровоточащей рукой и действительно выудила оттуда тощий кошелек. Тот норовил выскользнуть из пальцев, но каким-то образом старуха не только удержала его покалеченной рукой, но и открыла, выудила оттуда мятую сотенную купюру.

– Заплачу я, заплачу, – посеревшие губы по-рыбьи хлопали, хватая воздух и разбрызгивая слюну. – И сдачи не на…

– НЕ НАААДО! – завизжала Анна.

Артем наблюдал за происходящим с отвисшей челюстью. В уме проплыло отстраненное и пафосное, подсмотренное когда-то у кого-то, возможно у Ирки из бухгалтерии, то ли в статусах ВКонтакте, то ли в Твиттере: «Велика же глупость людская…» Должно быть, в юности бабка была чемпионом своей деревни по скаканию на граблях. Когда она полезла со своим кошелем вперед, Артему показалось, что по бритой макушке шофера словно пошла рябь: кожа там влажно колыхнулась, покрывшись жирными складками. Прежде чем кто-нибудь успел помешать, старуха перегнулась через сиденье. Складки на шее и затылке водителя резко раздались в стороны, образовав широкую черную щель. В следующий миг – Артем видел все как в замедленной съемке – эта дыра дернулась навстречу бабке и накрыла ее голову целиком.

Потом плащ затрещал, грузный корпус старухи прямо на глазах стал распадаться, разваливаться на неравномерные куски. С чмокающим звуком, от которого у Артема скрутило живот и горло вновь наполнилось желчью, эти куски медленно засасывало в обивку. Спинка сиденья выгнулась дугой, протянулась щупальцами, стараясь захватить порцию побольше. Артем закрыл лицо, чтобы в глаза и рот ничего не попало, но продолжал смотреть поверх рукава, не в силах что-либо поделать. Девушка опять закричала, мальчишку вырвало прямо на пол. Последней в жидкой черноте растворилась кисть руки с тремя еще подрагивающими морщинистыми пальцами. На подушечке большого сбоку выделялась шишковатая, похожая на бородавку мозоль.

В наступившей тишине раздалось довольное хихиканье Гарика.

– Радуешься, скотина? – Артем сжал кулаки, его всего колотило.

– Пообедала. Машинка пообедала.

– Ах ты!..

– Спокойнее, юноша. Он ведь прав, – донеслось сзади. – Теперь у Гарика, да и у всех нас есть некоторое время в запасе. Возможно, пара часов, прежде чем тварь проголодается снова.

– Как это, дядь? – Мальчик отлип от Артема и, согнувшись у него над коленями, сунул голову в проход между креслами.

– Просто. Пока Гарик еще был относительно в своем уме… Он мне объяснил. Видите ли в чем дело… То транспортное средство, что нас везет… Не маршрутка это вовсе.

– Не маршрутка?

– Так точно, – Николай подмигнул пацану, и Артем оторопело подумал, у одного ли Гарика здесь крыша поехала. – Это нечто… совсем другое. Не машина. Не «Газель». И, как вы понимаете, не водитель там впереди сидит.

– Так точно! – донеслось насмешливо с водительского сиденья. – Маршрут один!

Артем бросил взгляд вперед: «не-водитель» козырнул ему правой рукой. Вернее, не совсем рукой. Теперь, когда все его чувства обострились до предела, Артем заметил, что у существа за рулем (за рулем ли? Есть ли у этой штуки что-то, что можно действительно назвать «рулем»?) не было ногтей на пальцах. Совсем не было. Просто куски ровной серой плоти, слепленной как будто из пластилина, такой же безволосой, как и макушка водителя. И рядом никого не было, хотя – Артем точно помнил – прежде на переднем сиденье находился кто-то еще. Кто-то с грязными длинными волосами… Иллюзия?

– Что ты за тварь?

– Скажи ему, Пантелеич, – хохотнуло впереди.

– Какое-то животное, – сказал Николай. – Может, не с нашей планеты. Может, не из нашей Вселенной даже. Никогда не был силен в физике или там в астрономии, но в автомобилях вроде бы неплохо разбираюсь, и одно могу сказать точно: это не авто. Тут нет ничего настоящего, если присмотреться!.. Мне кажется, оно состоит из каких-то мелких чешуек или гранул, которые способны произвольно менять собственную структуру, переходить из условно твердого состояния в условно жидкое. Оно передвигается, принимает удобную форму, чтоб заманить добычу.

– Рыбы такие есть…

– Спасибо, что напомнил, Гарик. Хорошее сравнение. Действительно, у этих рыб имеется специальный ус, на конце которого – светящийся в глубоководной темноте шар. Мелкая рыбешка плывет к шарику, на свет… а оказывается прямо в пасти у монстра, – Николай невесело усмехнулся. – Теперь понятно, ребята? Мы все – рыбешка, попавшаяся такой твари на ужин.

– Левиафан… – Голос мальчика стал похож на то, что доносилось у него из плеера. В шепоте мальчишки Артем ощутил благоговейный трепет. – Мы попали в Левиафана!

– Так точно, – прокомментировал водитель. – В Левиафана.

– И ты знал? – крикнул Артем в глубину салона. – И этот убогий знал? Все вы знали?! Знали – и не предупредили?!

– А ты хочешь сдохнуть? – вскинул голову Гарик. На мгновение взгляд бывшего учителя прояснился и стал осмысленным, злым. – Вперед, никто не против!

– Спокойнее, юноша… Нам ведь всем сейчас хорошо. Очень хорошо, лучше и не бывает. Сидим вот. Беседуем. Едем.

– Едим, – вставил водитель.

– Господи-боже-мы-все…

– Помолчите, Анна, ей-богу! Только ваших истерик нам не хватает. Видите, Артем, как получается? Каждый новенький на маршруте – шанс для остальных прожить еще час-другой. Присмотрись! Принюхайся! – Глаза Николая блеснули из тени. – Здесь есть куда испражняться. Здесь есть чем питаться. Здесь можно спать. Единственное – когда ты начнешь умирать, оно сожрет тебя. Потому что Тварь любит свежее мясо, а не тухлятину.

Здесь есть чем питаться, ага. Артем почувствовал резкий приступ тошноты, кислый комок подкатил к горлу, тело скорчило на секунду в непроизвольной конвульсии. Но он сдержался. Перед глазами померкло, всплыла картинка, фото для сайта… Офис, мерцающий монитор и горячий кофе в пластиковом стакане из «Миллвэй» на столе. Белые жалюзи… Белые-белые!

Дедлайн.

Тошнота отступила. Придя в себя, Артем по-новому посмотрел на Гарика и Анну, а затем с ужасом перевел взгляд на Николая.

Лицо и одежда погибшего кавказца были измазаны кровью.

– Ее ухо, – он глазами показал Николаю на девушку. – Это же не маршрутка ее, да?..

Тот вздохнул. И этого оказалось вполне достаточно, чтобы Артем убедился в своей правоте. Рвотные позывы усилились. Николай объяснил, разговаривая с ним, как с маленьким:

– У нашего покойного горского друга был нож. И он готов был резать головы этим ножом. И я, если честно, его не осуждаю. Скорее даже жалею о его бесславной кончине.

– Он людей резал, а тебе его жалко?..

– Он тоже человек был. И не из худших.

– Артем… – Анна коснулась его щеки. – Вас ведь Артем зовут, я правильно помню?.. Будьте с ним осторожны, с этим мужчиной сзади.

– Почему?

– Тот парень, который… уже мертв. Я не помню его имени, но этот… Николай. Он его знал. Они вместе были. Друзья или один на другого работал. Они действовали сообща. Николай говорил, кого убивать, а тот убивал. – По щекам Анны катились слезы, но она продолжала тихо и быстро шептать: – Тот, бородатый, он не хотел, но Николай говорил с ним. Говорил и говорил. Убеждал – и убедил. Они убили двоих при мне, а последним был мой парень, Сашка мой, хотя должна была быть я. Они меня выбрали и хотели… Николай сказал бородачу, что тот может сначала меня изнасиловать, а затем… Поэтому Сашка и полез с ними драться. А потом бородатый зарезал его. И после этого… ну, как будто ушел в себя. Впал в беспамятство, крыша поехала. Он словно забыл обо всем, что было…

– Да, – подтвердил Николай, внимательно прислушивавшийся к шепоту девушки. – Психическое состояние Назира оставляло желать лучшего и в былые времена. Чрезмерная импульсивность. Того напряжения, которое выпало каждому из нас в этой затянувшейся поездке, его недалекий ум в итоге не выдержал. И это приводит нас к тому, что мы имеем сейчас. Понимаешь, Артем?..

– Понимаю, – скривился тот. – Понимаю, что ты тут и есть главная сука.

– Так точно! – захихикал водитель, забавляясь. – Все доедем, Пантелеич!

– Куда мне до нашего маршрутчика, юноша. Взгляни на меня… Взгляни! Я всего лишь пытаюсь выжить. Просто пытаюсь выжить. Мы все, так или иначе, выживаем, и у каждого свой срок. Лично я уже недели две катаюсь, Гарик и того дольше. Ну и Анечка, надобно заметить, пускай и всего день-другой с нами в одной, так сказать, лодке, водички тем не менее хлебнуть успела. Правда, красавица?

– Да пошел ты! Не слушай его, Артем! Не надо, господи…

– Левиафан, – поправил ее мальчик. – Большая-большая рыба, как в Писании, да? Мама рассказывала, что он глотал целые семьи, вместе с маленькими детьми, и они какое-то время могли жить у него в животе. Я всегда думал – куда он потом делся и были ли у него свои детки?

Шум несуществующего мотора напоминал рокот звериной утробы. Артем боролся с тошнотой, поминутно закрывая глаза и воображая фотокарточки, плавающие среди звезд по Млечному Пути.

– Анна… Анна, а ты, скажи, как ты тут оказалась?

– Мы с Сашкой ехали в ЗАГС, подавать заявление…

Она заскулила, как собака, и это оказалось для него уже чересчур. Хотя здесь, в этом чертовом гробу на колесах, чересчур было все. Артем обхватил голову руками, взъерошил волосы и крепко стиснул зубы, чтобы не завыть на пару с девчонкой.

– Безумие, – прошептал он. – Безумие, безумие, безумие…

– Согласен, – отвечал ему Николай все тем же менторским тоном. – Тебе, Артем, сейчас, верно, как никогда хотелось бы очутиться на работе, нырнуть с головой в привычный, скучный порядок дня. Как и любому из нас, поверь. Мне нравится твоя стойкость. Назиру ее не хватало, чего уж там. У него был горячий нрав, но это всегда только мешает в жизни. Когда успокоишься, Артем… Ты подумай, на что сам готов пойти, чтобы выжить. Подумай. Время пока еще терпит. Возможно, у нас с тобой все-таки получится найти общий язык. Я же всегда готов ответить на любые твои вопросы – помогу, чем смогу…

– Да разве это жизнь? – криво усмехнулся Артем. – Хотя то, чем я жил прежде, тоже трудно жизнью назвать.

– Но это была жизнь, друг мой! Жизнь, еще какая! Сейчас мы о ней можем лишь мечтать. И здесь, в этом аду на колесах, здесь тоже жизнь! Мы можем жить здесь, Темыч, сечешь?..

– Ага, – закончил за него Артем.

– Ага, – эхом откликнулся водитель. – Все нормально. Можно жить, можно трахаться, можно даже размножаться. Все доедут. Дойную корову просто так не убивают.

«Он тупо повторяет чьи-то слова, – понял вдруг Артем. – Чьи-то фразы. Чьи – Николая? Кого-то еще, кто катался прежде?..»

– Ты-то кто такой, твою мать?.. Что это за мразь, люди?

– Оно не один из нас. Мы не знаем, как устроены мозги твари, но какая-то их часть несомненно изображает из себя этого типа, чтобы контролировать пищу – тех, кто внутри. Или для того, чтобы просто смеяться над нами.

Артем посмотрел на девушку.

– Анна, а что ты думаешь?

– Я? – Та потерла глаза, а потом вдруг растянула тонкие губы в странной детской улыбке. – К моему мнению так редко кто-то прислушивался, разве что Сашка…

– Мне важно твое мнение. Знаешь, оно для меня куда важнее, чем все, что изрыгает этот людоед, Николай. Тварь впереди. Скажи, как ты считаешь, она понимает, о чем мы тут говорим? Читает наши мысли? Знает наперед, что мы сделаем?

Девушка задумчиво нахмурила брови, отчего на лбу у нее возникла маленькая изогнутая уголком вниз морщина. Такая же глубокомысленная морщинка была у Ирки из бухгалтерии, и это делало ее милой. Анне милой мешала стать кровоточащая дыра на месте левого уха, но сейчас рану снова накрыло челкой.

– Мне кажется… – сказала Анна тихо. – Это чудище… Мы для него как домашняя скотина. Мой Сашка любил животных, мы даже хотели котеночка завести, британской породы, такого пухленького… Ты обращал внимание когда-нибудь на то, как люди разговаривают со своими питомцами? Спрашивают их о чем-то и иногда как будто бы понимают, что те им в ответ фыркают или мяукают. На самом деле это не так, никто язык зверей не знает, просто о чем-то можно догадаться по поведению, по повадкам… а что-то люди просто воображают. Думаю, эта тварь… Это существо может догадываться, о чем мы говорим, ведь оно наблюдает за нами уже давно. Но только догадываться, понимать нас или читать мысли – вряд ли. Оно… слишком иное. Слишком чуждое нам, людям. Сложно вообще представить нечто подобное, но еще сложнее вообразить, что оно в чем-то сродни человеку.

– В этом есть смысл. Анна… – Артем замолчал, собираясь с мыслями. – Скажи, а вот ты – ты хочешь жить? Вот так, как предлагает Николай этот? На чужой крови жить, как он, – хочешь?

– Не знаю… Такие, как Николай, они, мне кажется, всегда так и живут… В любую эпоху, в любом уголке планеты. Так всегда было. Их богатство – на чужом горе. Они звери по своей натуре, как чудовище это… Левиафан. Им так легче, наверное.

– А тебе?

– А мне тяжело, – Анна показала ему свои руки, развернув запястья внутренней стороной наверх. Так, что Артем смог увидеть пересекающие их в нескольких местах светлые полоски застарелых шрамов. – Когда я была маленькой и глупой, как этот мальчик, который с тобой… Я пыталась покончить с жизнью. Чтобы не стать… Ну, как остальные, как все вокруг. Как Николай или тот, второй. Но не смогла, – она печально улыбнулась и убрала руки. – Потому что я трусиха. Мне было страшно, и поэтому в самый последний момент я всегда отступала. Я боялась всего и всех. Пока не встретила своего Сашку. Его я не боялась… Рядом с ним я никого и ничего не боялась! Он был такой сильный, мой Сашка… Но теперь его нет. И страх вернулся. Мне сейчас опять страшно, Артем. Очень-очень. Жить так, жить без Сашки – не хочу! Но и не жить – не могу, не получается…

– Вот видите, юноша, – вкрадчиво сказал Николай. – Барышня и сама не против. Ей просто надо чуточку помочь. И это ваша обязанность. Выбор за тобой, Темыч. Решай, время есть. Но когда решишь – действуй, не откладывая. Ты говорил, работаешь сверхурочно, дедлайн?.. Здесь дедлайн наступает каждые два-три часа, дружок. И имей в виду: на тебе свет клином не сошелся. На худой конец мы всегда можем поговорить с Гариком. Или кто-то из новеньких пассажиров нагрянет. Нет, я бы и сам все сделал, но у меня, увы, руки связаны…

– Знаешь, урод, – зыркнул Артем исподлобья. – Меня на твой счет интересует только одно: как ты, собственно, оказался в этом своем… – Он запнулся, подбирая слово: —…Коконе? Почему он еще жив, Анна?

– Не знаю…

– Гарик, ты как, с нами? Поможешь отгадать эту загадку?

– Машинка начала его кушать, – очнулся и одарил их счастливой улыбкой клинического идиота небритый. – Но не доела. Сытая была. А еще он так забавно голосил… Умолял. Обещал вместо себя десяток привести.

– Да, я пытался договориться! Но, думаю, дело не в этом. Думаю, наша готичная подружка права насчет природы этого… Левиафана. Скажем так, наш водитель недоговороспособен. Вы, конечно, можете учинить надо мной расправу, юноша, но я не думаю, что вам захочется меня убивать. И не уверен, что Левиафан позволит вам это сделать, даже если захотите. Мое печальное состояние служит мне защитой и дарит надежду. Я ведь живое назидание для всех вас, чтобы не дергались. – Мужчина усмехнулся. Лицо у него было такое бледное, что почти светилось в сумраке салона. – А еще… оно меня потихоньку сосет, кажется.

Черная масса, покрывающая тело Николая, словно в подтверждение сказанному, влажно чмокнула, перекатившись мелкой рябью. Подобно тому, как время от времени рябила кожа на голове водителя.

– Сука им запивает, – хихикнул Гарик.

– Запивает-запивает, – в тон ему засмеялся безликий водитель. – Все нормально, мы можем питаться.

Артем, охнув, поспешил зажать рот ладонью.

– Думаю… Ну, пока я еще могу думать, – хмыкнул Николай. – Так вот, думаю, если оно кого-то берет, даже совсем чуть-чуть, как меня, то оно либо жрет, либо пьет.

– Господи…

– Левиафан, – поправил водитель.

«Газель» ехала в неизвестность. В дедлайн. В тишине. Артем не знал, как долго длится эта поездка, но чувствовал, что силы его на исходе, и подозревал, что стойкости в нем гораздо меньше, чем думал или в чем пытался убедить его и себя Николай. Голова раскалывалась, а к тошноте, на которую он уже перестал обращать внимание, добавились изжога и горечь в гортани. «Время капает», – думал он, провожая взглядом темные капли, падающие с потолка на пол маршрутки.

Но он не смирился, в отличие от других. В отличие от, кажется, дремавшего, прислонившись к поручню, дебила Гарика. В отличие от Анны, тихо хныкавшей на своем месте. Он ничего не ждал, как ждал в своем коконе Николай, и не ушел в астрал через наушники, как мальчишка, чьим именем в машине так никто и не поинтересовался.

– Время не капает, – додумал Артем вслух.

Анна встрепенулась, Николай с любопытством повернул голову ухом в их сторону.

– В режиме дедлайна время течет, льется рекой, быстрым потоком, – стал рассуждать Артем. – Там, где работы, кажется, на час, дело может тянуться сутки. А когда у тебя в запасе считаные часы – дедлайн – мозг начинает использовать скрытые резервы. И тогда ты находишь выход из любой, даже из совершенно безвыходной ситуации.

– Что это значит? – спросила девушка.

– Видимо, наш новый приятель решил устроить мозговой штурм, – ответил Николай. – Очень надеюсь, что в итоге Артем примет единственно верное решение. Хотя тебе, конечно, лучше надеяться на другое.

– Он прав, – подтвердил Артем, чувствуя странный прилив энергии. Ему хотелось вскочить и начать ходить по салону из стороны в сторону, как это с ним бывало в офисе перед сдачей какого-нибудь особо важного проекта. – Только это не штурм, а лобовая атака. Тот момент, когда нужно включать ум на все сто процентов, когда нужно ловить волну. Пора нестандартных подходов.

– Надеюсь, твои мозги это выдержат, дружок.

– Мы можем тебе чем-нибудь помочь? – Анна засуетилась, в ее тонком голосе появилась робкая надежда, в которую, как показалось Артему, она сама боялась поверить. – Что тебе нужно для твоего вдохновения? Музыка? Сашка любил музыку… Мальчик, что играет в твоем плеере?

А ведь действительно! На исходе любого дедлайна он всегда врубал на офисном компьютере музыку, да погромче. Артем выдернул у мальчишки наушник.

– Герой, найдется в плей-листе что-нибудь пожестче? Помощнее церковных хоралов?

Пацан хлопал ресницами:

– Раммштайн, «Аллилуйя»…

– Отличный выбор, малой.

– Все нормально, – донеслось с водительского сиденья. – Все доедем! Здесь можно трахаться, можно размножаться. Не так ли, Пантелеич?

– Я тебя сам сейчас трахну, – лихорадочно прошептал Артем, вставляя провода от плеера в уши.

С первыми тяжелыми рифами гитарного хора он что есть мочи зажмурил глаза. Голова будто взорвалась изнутри. Его в очередной раз чуть не вырвало. И одновременно осенило.

Это было как бывало в работе, когда бьешься меж двух альтернативных вариантов дизайнерского решения, каждый из которых кажется в чем-то хорош, но ни один на самом деле не устраивает. Выбираешь, сравниваешь, рихтуешь мелочи, считаешь миллиметры отступов, тестируешь различные цветовые гаммы, но понять, что лучше, остановиться на чем-то одном – не можешь. А потом, едва ли не в последний момент – аллилуйя, бог дедлайна! – обнаруживаешь третье, простое и потому идеальное решение. Видишь ту единственную опцию, которая в итоге сметает все прочие подходы за ненадобностью. Подобно чуду. Подобно озарению свыше.

«Это ужасно, – подумал Артем с благоговейным восхищением, когда музыка в наушниках стала затихать. – Это настолько чудовищно, что никто и никогда не сможет такого сделать. Ни я, ни Николай – никому такое не по силам».

Но, черт подери, это так креативно! Его ум обострился до невероятного и, как мощный процессор, в долю секунды обсчитывал сотни и тысячи операций, высчитывая десятки возможных раскладов, к которым могло или не могло привести найденное решение.

«Я не смогу это сделать. Не смогу переступить через себя».

– Артем, осторожно! – Крик Анны вырвал его из подобного трансу состояния. Ее рука потянула на себя провод наушников, а другая схватила Артема за плечо. – Николай! Он уговорил Гарика!

Артем распахнул глаза – и получил кулаком в лицо. В нос ударило запахом мочи и экскрементов, а потом, по касательной, мозолистыми набитыми костяшками. Что-то хрустнуло и начало быстро набухать внутри, в рот сверху хлынуло теплое и соленое, все запахи разом пропали. Небритый навалился на Артема сверху, сосредоточенно работая руками, как поршнями. Град ударов пришелся на голову, плечи и грудь. Краем уха, где-то на периферии, он слышал женские крики и плач. Напряженный мужской голос сзади – Николая Пантелеича?.. – выкрикивающий какие-то гортанные команды. И довольный попугайский хохот водителя.

Артем вытянул перед собой руки, уберегая лицо от новых ударов. «Как, должно быть, нелепо я выгляжу со стороны, – пронеслось в гудящем на все лады колоколе, чьей-то злой прихотью помещенном внутрь его черепной коробки. – Мы как два боксера, один из которых вышел на ринг в инвалидной коляске».

Он закатил глаза в своей сидячей «стойке» – багровое от напряжения, потное лицо Гарика показалось в щели меж двух стиснутых ладоней. Артем поразился странному выражению этого лица. Взгляд у небритого был ясный и четкий, но в нем не было ни капли ярости – только отчаяние и жестокая, холодная решимость. Сжатые в узкую полоску губы, ходящая, как на шарнирах, нижняя челюсть, вздувшиеся на тощей шее фиолетовые жилы – все это походило на маску, наброшенную поверх совершенно спокойных, немигающих глаз с расширенными серыми зрачками. Человек убивал его не из ненависти, а просто потому, что считал это необходимым.

А потом Артем увидел выпирающий под небритым подбородком кадык.

Он ударил – и противник отшатнулся, захрипел. Артем кинулся на него всем телом – и тот под его напором отлетел назад. Спиною Гарик впечатался в передние кресла, голова по инерции запрокинулась так, что затылок едва не столкнулся с голым затылком водителя. Навстречу учителю распахнулась черная щель.

Он в одночасье лишился скальпа вместе с глазами и верхней частью черепа и закричал. Николай закричал, все закричали. Фонтанчики крови выплеснулись наверх и оросили грудь и лицо Артема. Не переставая извергать из распахнутого рта истошный, захлебывающийся визг, Гарик стал вслепую молотить руками и ногами по воздуху, абсолютно беспорядочно, как в приступе эпилепсии… либо в агонии. Артему было не до рассуждений о терминах – он прыгнул вперед и ударил Гарика в грудь ногой, вбивая его в кресло. Во время драки он позабыл, что «Газель» продолжает движение и, потеряв равновесие, едва не упал сам, но, изловчившись, сумел оттолкнуться от пола ногой, левой рукой схватился за теплый, скользкий и неожиданно упругий, как будто живой, поручень. Используя его для опоры, еще несколько раз подряд лягнул Гарика. С каждым ударом тот кричал все громче и влипал в черную жижу все глубже, щедро орошая все вокруг кровью из разорванных вен и артерий. Маршрутка превращала человека в фарш, пока Артем заталкивал в нее мясо.

Убедившись, что с Гариком покончено, он развернулся к остальным:

– Дедлайн, ребята. Дед-лайн.

Анна сидела, приоткрыв рот, челка опять съехала набок, обнажив изуродованное ухо:

– Господиии…

– Да заткнись ты, дура.

Нет, она все-таки совсем не была похожа на Ирку. Поэтому ему пришлось выхватить из памяти образ последней, поместить его в воображаемую рамку для фото, как на главной странице заказанного сайта. Ширина, высота, масштаб настроим – теперь он чувствовал себя почти всесильным, теперь он был способен на все, с этой фотографией перед глазами.

Похоже, Николай со своего места сумел заметить что-то в его глазах, в повадках. Что ж, иначе бы он и не прожил так долго, если бы не научился подмечать такого рода детали. Иначе бы он не сумел занять чужое место.

– Артем, будь экономен! Машина сыта, дружок, так что побереги наш ресурс… Ты молодец, не зря я в тебя верил, Темыч.

– Помолчи уж, Олег Пантелеич, – Артем моргнул, и лицо мужчины в глубине салона уже само по себе, без каких-либо дополнительных усилий с его стороны, обернулось слегка мятой по краям фотографией старшего менеджера. – Помолчи, Николай Сергеич, все равно ты ее уже оприходовал.

Анна звала своего Сашку. Ах, значит, у Ирки, грязной шлюхи, еще и Сашка какой-то был. Артем схватил ее тонкую руку, рванул сначала на себя, а потом резко вперед. Кто-то крикнул там, в офисе, но писклявый голосок был слаб и доносился из самой глубины. Из-за двери в углу, наверное той, что рядом со шкафом. В шкафу на полочках папки с договорами, формами, образцами… Потоки красного пролились из-под рамы, хлюпанье и хруст, женский вскрик, какое-то копошение… Недосуг сейчас. Всего лишь шум из-за двери.

Офис. Дедлайн. В офисе не обращают внимания на шум из коридора.

«Надо действовать быстро».

Пол под ногами дрожал, в ушах стоял электрический треск…

– ЧТО ТЫ ТВОРИШЬ, ЩЕНОК?!

Дикий нечеловеческий вопль на два голоса. Безухая девица упала, поползла к Артему – тяжело идти, когда тебе оторвало ноги. Позади нее поднялось, выросло нечто, ранее казавшееся человеком, а теперь на глазах обрастающее иглами и щупальцами. В голове у Артема пронеслось: «Так ты такой же, как и тот, что впереди? Так ты тоже часть всего это дерьма – попросту развлекаешься и следишь за мясом? Или ты стал таким после того, как Оно тебя коснулось?!. Так, значит, ты НЕ МОЖЕШЬ просто так меня схватить».

– Жри, падаль. Давись.

Артем подхватил девушку с фотографией в рамке вместо лица под руки и швырнул в объятия ощетинившегося щупальцами Николая-Олега-Пантелеича-Сергеича-Какая-Разница-Кого. Два изуродованных тела столкнулись, слились воедино и взорвались. Наверное, так же выглядит смерть старой и рождение новой звезды в космосе, пришло ему в голову.

«Рождение новой звезды в офисе», – подумал Артем. Или сказал вслух, он не был уверен в том, что до конца отдает себе отчет в своих мыслях и действиях. Но при этом внутренне ощущал невероятную легкость – такую, что стало уже все равно, каков будет итог. Его жилы полнились мегатоннами живой, кипучей творческой энергии. Он был почти в экстазе. Он желал творить.

– Дядя?..

Мальчик ждал, стоя в чужой крови по щиколотку. Комкал в ладошке свою шапочку. Оказывается, он был кудрявым блондином.

Крайне сложно представить себе вместо этого бледного детского лица фото кого-либо из офиса. Впрочем, в такой подмене уже и не было никакой надобности.

– Молись, сынок.

Артем встал перед ним на колени. Так в поле зрения попадал и водитель, который уже потерял какое-либо сходство с человеком: в головной части «Газели» клубилось спиралями многочисленных щупалец, извергало в стороны вулканы сверлоподобных игл нечто даже не черного, а того неопределенного цвета, какой обретается во мраке за прикрытыми веками. В этой тьме сверкали электрические разряды, с треском вырывались фонтаны белых искр, надувались и лопались с громким хлюпаньем пузыри плазмы. В общем, там для Артема не происходило уже ничего интересного.

– Видишь в чем дело, пацан, – он наклонился и обнял мальчика за плечи, – они все ошибались. Анна и остальные. Они считали, что у Твари нет ничего общего с людьми, но это неправда. Так что молись.

– Отче наш…

– А правда, сынок, в том, что даже такие удивительные создания подчиняются законам природы. Ну или Божьим законам, если хочешь.

– Иже еси на небесех, – шептал мальчик.

– Энергия не исчезает в никуда. Оно ест, и значит – оно существует. Оно жрет, и значит – оно рано или поздно наедается.

– Я к маме хочу… Я ее понимаю…

– Ты еще слишком молод для этого. И слишком религиозен, но… – Артем оглянулся по сторонам.

Стены и потолок маршрутки перестали притворяться стенами и потолком. Теперь все вокруг ощетинилось, почернело, перекатывалось волнами, присмотревшись к которым, можно было различить мелкие, острые трущиеся друг об друга чешуйки. Трение вызывало электрический треск, Тварь сбросила наряд, однако не атаковала. И это давало надежду.

– Но если я прав, – продолжил он фразу, – то, обожравшись, оно отравится и проблюется.

Крепко сжав ребенка в объятиях, Артем оттолкнулся от ставшего мягким «пола» и прыгнул прямо в колышущуюся перед ними маслянистую бездну.

В последний миг чернота вывернулась наружу.

Его протащило по твердому и мокрому, ломая, царапая, душа со всех сторон. Артем разжал руки, отпустил мальчишку во тьму и скорее почувствовал, чем увидел, как тот отлетает от него, словно оттолкнувшись в невесомости. Хотелось вдохнуть, но дышать оказалось нечем, потому что легкие от ударов и тряски онемели, и порванные в клочья об мостовую губы не желали слушаться.

Мостовая. Гул в голове. Глухой шум. Голоса чьи-то, крики.

Мокро.

Артем открыл глаза и увидел прямо перед собой камень и грязную лужу бурого цвета. Он лежал в ней и смотрел в нее. Отражения не было, поверхность дрожала, капал мелкий дождик и еще кровь и слизь, его кровь и не его слизь, черная с бурым.

Постепенно он снова обрел возможность дышать и втянул в себя стылый воздух вместе с влагой из лужи, в которую уткнулся разбитым лицом. С трудом повернулся с живота на бок; от усилия перед глазами сначала все потемнело, а затем кисть (правая, левая – он не сообразил) подвернулась, и его накрыло яркой сияющей вспышкой боли. Похоже на перелом.

Когда сияние отступило, Артем увидел омытый ливнем асфальт и плитку тротуара. Там, очень далеко и одновременно так близко к нему, в каких-то ста метрах стояли люди. Их было много, кто-то помогал подняться мальчишке, другой заботливо держал над ним раскрытый зонт. Какой идиотский узор…

«Я жив?.. Я жив. Я ЖИВ!»

«Аллилуйя», – хотел проорать Артем, но изо рта вырвался только сдавленный хрип, а заодно выпал окровавленный осколок зуба. «Плевать», – подумал он и выплюнул еще несколько обломков.

– Я жив, – Артем медленно встал на четвереньки. – Мы шмогли. Шлышишь, пашан, мы шделали это, – его голосу все еще не хватало мощи, слишком много сил уходило на то, чтобы выпрямить сначала одну ногу и опереться на нее, затем вторую.

Слишком громким был шум в голове, и, по мере того как Артем поднимался над мостовой, этот шум нарастал, становясь все громче.

– Я жив, – он слабо махнул рукой людям на тротуаре и мальчику, который вдруг стал для него таким родным и близким, какими никогда не были ни родители, ни старшая сестра, ни, тем более, коллеги по работе.

Те, на тротуаре, заметили его, начали тыкать пальцами.

– Я жив, – сообщил Артем им благую весть. Ему хотелось хохотать, только липкие ошметки губ мешали это сделать. – Тварь шлишком много шожрала жа раж. И я жив!

Те, на тротуаре, не торопились ему помогать. Вместо этого они что-то кричали, и кто-то, бросив зонт, даже побежал прочь. Плевать, плевать на них, плевать на этот звериный рев в ушах. У него он сам, у него есть мальчик, а у мальчика есть телефон.

– Эй, пашан! – Наконец, ему хватило сил, чтобы крикнуть достаточно громко, хотя нарастающий шум уже заглушил даже его собственный вновь обретенный голос. Плевать и на это: ОН ЖИВ. Артем впервые чувствовал себя настолько живым. – Дай пожвонить, шынок.

Люди на тротуаре перед ним в ужасе разбегались кто куда.

– У меня же работа, – старался объяснить этим глупцам Артем. – Дедлайн…

Позади него из-за стены дождя выскочила на полной скорости перепачканная грязью «Газель» с буквами «TRANS» над лобовым стеклом. Невидимый глазу мотор ревел, подобно трубному реву первобытного мамонта, над крышей сверкали молнии, и за рулем клубилось щупальцами Горгоны черное Нечто.

Гробик на колесах едет, гробик на колесах едет… Приехал.