ГЛАВА 15. Большой Совет
Вернувшись к себе, Алестар устало подумал, что день еще только начинается, а уже хочется, чтоб он быстрее закончился. Хоть бы не тянулось это отвратительное ожидание, как у постели тяжелобольного или раненого: выживет или нет. Теперь, когда впервые настоящая и близкая опасность угрожала не ему самому, а Джиад, Алестара до кончика хвоста обволакивал липкий холодный страх, щупальцами забираясь под чешую и кожу, скручивая внутренности, пропитывая насквозь.
Перед Джиад он старался казаться уверенным, но сам-то знал, что его голос, голос короля, неизмеримо веский в любом другом деле, сегодня вечером не будет иметь в Совете ни малейшего значения. Судьи должны быть совершенно беспристрастными, а разве он может быть беспристрастным к своей избранной?
Опустившись на постель в своей прежней комнате, Алестар мрачно и беспомощно посмотрел на полку с раковинами, карту дна, растянутую на стене, шкаф с табличками любимых книг. Он даже с Джиад не мог остаться, потому что и это Тиаран с радостью использовал бы против него, внушая всем и каждому, что король слаб и подпал под влияние двуногой.
А в Совете многие рады будут поверить высшему жрецу, ведь так просто найти виновного, покарать и успокоиться, решив, что беды на этом закончились. Умные, опытные главы высших родов, которые не видят вглубь дальше собственного хвоста!
Он дотянулся до шкатулки с украшениями и выбрал дюжину шпилек с самоцветами, разложив их на постели. Итак, Совет…
Тиаран и Герлас, конечно, будут против Джиад. Алестар отложил две шпильки с изумрудами вправо. Ираталь — за. Шпилька с крупной бусиной бирюзы легла влево. Герувейн, отец Эруви, будет последней медузой, если проголосует за обвинение той, кто помог спасти его дочь. Еще одна шпилька — влево. А вот отец Миалары вряд ли упустит случай отплатить за опалу своего сокровища. Алестар уже хотел переложить пятую шпильку вправо, но заколебался. Ему пришло на ум, что как раз это и можно использовать, чтобы подергать советника Лорасса за хвост, направляя в нужную сторону. Миалара пыталась воздействовать приворотным зельем на будущего короля. Теперь уже нынешнего. Да, отец уступил горячим мольбам советника и решил не наказывать дурочку слишком серьезно, но кто сказал, что Алестар с этим согласился?
Взвесив на руке массивную золотую шпильку, он отложил ее в сторону. Итак, двое на двое и с пятым пока никакой ясности. Впрочем, с шестым — тем более. Мнение Руаля ляжет тяжелой гирей на любую чашу весов, за что бы он ни выступил. А что советник думает об этом деле, никто не знает. Еще одна шпилька добавилась к той, которую он назначил Лорассу.
Алестар почти в отчаянии посмотрел на оставшиеся шесть, которые могли решить участь Джиад в любую сторону, смотря насколько будет убедителен Тиаран. Да и те, что он отложил… Герувейн, разумеется, благодарен, но никогда не пойдет против совести, да еще в таком деле. Значит… значит, нужно делать все, что возможно, однако готовиться к худшему. Конечно, у короля оставалось право вето любого решения Совета, но… опять же в делах, которые не могли касаться его самого — на этот счет предки-законодатели были непреклонны.
А еще был выход, о котором он предпочитал не думать, оставив его на самый глубокий случай. Сердце Моря… Алестар потрогал фальшивку, тяжесть которой никак не успокаивала, а вид и вовсе раздражал до зуда в плавнике. Отец использовал Сердце Моря, чтобы изобличать преступников, и такое решение было абсолютно неоспоримо. Если Совет согласится, можно изобразить то, что Алестар много раз видел, и объявить Джиад невиновной. Только вот… Сама мысль о таком святотатстве заставляла содрогаться. Мало того, что он выдал за величайшую реликвию Акаланте обычный рубин, так еще и осквернить священный королевский суд? Мать Море ему этого не простит.
Вспомнилось, как Джиад говорила, что не следует начинать править с нарушения правосудия. Что бы она сказала о таком глумлении над святым? Да еще после того, как сам Алестар когда-то при первой встрече обвинил в этом жрицу…
Стыд за мысли, которых он даже не должен был допускать, но они все равно лезли в голову, мешался с отчаянием. Разрешат ли ему хотя бы отправить Джиад наверх? Пока что исполнению приговора мешает их запечатление, но уж ради такого случая Тиаран расстарается уничтожить его как можно быстрее.
Алестар сгреб шпильки и раздраженно швырнул их в коробку. Отец знал бы, что делать. Он нашел бы нужные слова для каждого в Совете, оставшись воплощением справедливости. Он бы смог проплыть между уговорами и принуждением…
В дверь стукнули молотком, прежде чем учтиво покачать, и Алестар поднял голову.
— А, Ираталь… Я ждал вас, — сказал он, ловя себя на желании прикрыть фальшивое Сердце рукой, как в детстве прятал пойманных крабов, чтобы прицепить их потихоньку к чьему-нибудь хвосту. — Что нового?
— Почти ничего, — вздохнул начальник охраны, по жесту Алестара опускаясь на край его постели. — Мы проверили нож. Целители Невиса говорят, что кровь на нем действительно королевская. А вот второй, с пояса Кари, чист, им давно никого не ранили.
— Так…
И эта надежда, последняя и довольно подлая, рухнула. Конечно, Алестар не мог всерьез подозревать и близнецов, но…
— Курьер действительно пробыл в канцелярии больше получаса. Искал ведомости на отгрузку товаров для Маравеи, хотя счетоводы клялись, что уже передали их его величеству.
— Маравейские счета? — с недоумением вопросил Алестар. — Но я действительно видел их у отца. Ираталь, он никогда не путался в документах, зачем бы ему просить их второй раз? Когда я был у него… утром… он как раз работал с маравейскими счетами.
— Вот как?
Ираталь помолчал немного и продолжил:
— Это поистине странно, ваше… величество. И может оказаться важным, но я даже не представляю — как. В любом случае, курьер никого не видел, пока плавал туда и обратно. К боковым коридорам он, конечно, второпях не приглядывался…
— Значит, его как раз вполне могли видеть, — подхватил Алестар. — Трое, как же мне не хватает Джиад. Она словно через скалу видит, а я… Как я буду править, Ираталь? — вырвалось у него.
— Полагаю, как и все короли до вас, тир-на, — ровно отозвался Ираталь. — Никто из них не принимал Сердце Моря и Акаланте старым и мудрым. Все с чего-то начинали.
Вздрогнув от упоминания Сердца и криво усмехнувшись, Алестар бросил:
— Скажите это Совету. Ираталь, я хочу, чтобы вы поговорили с советником Лорассом. Намекните ему, что король желает справедливости. Желает настолько, что если каи-на Джиад будет осуждена, король продолжит искать справедливость и дальше. Там же, в Совете сиятельных каи-на, чьи дети забыли о присяге в погоне за почестями. И что наказание за попытку отравить принца будет не меньше, чем за убийство его отца.
— Вот как… Я понял, ваше величество. Но… ведь это был не яд…
— Это было немногим лучше, — мстительно сообщил Алестар. — Попытка воздействия на разум, непочтение к королевской крови и еще мно-ого чего…
Ираталь склонил голову, а когда поднял, его глаза весело блеснули.
— Полагаю, — сказал он, — советник учтет… ваше желание справедливости. Я могу плыть, тир-на?
— И пригласите ко мне советника Руаля. Хотя нет, я сам его навещу.
Алестар вспомнил болезненное лицо и медленные движения отца Кассии. Пожалуй, это как раз тот случай, когда следует уважить старость и заслуги.
Поклонившись, Ираталь выплыл, и Алестар последовал за ним. Теперь он был рад, что до вечера еще осталось время, и собирался потратить каждую минуту с толком.
Однако встречу с Руалем неожиданно пришлось отложить. Не успел Алестар подняться с ложа, как дверь снова качнулась, и Дару, заглянув в комнату, сообщил, что тир-на Эргиан просит принять его.
Алестар нахмурился, потеребив кончик косы. По всем канонам придворного церемониала с послами следует встречаться либо в тронном зале, либо в королевском кабинете, и Эргиан не может этого не знать. Но просит принять именно в спальне, как… гостя? Причем гостя близкого, не требующего соблюдения этикета.
— Впусти, — велел он Дару и толкнулся хвостом от ложа, поднявшись навстречу кариандскому принцу.
— Еще раз мои глубочайшие соболезнования, повелитель, — поклонился Эргиан, подплыв достаточно близко. — Печально, что радость нашей встречи омрачена столь горестными событиями. Карианд будет скорбеть вместе с Акаланте, как только вести достигнут наших глубин.
Алестар молча склонил голову, гадая, что понадобилось кариандцу, который уже приносил соболезнования на Арене и потом перед похоронами. Сколько же можно?
— Благодарю народ Карианда и вас, тир-на, — отозвался он, жестом приглашая гостя устроиться на ложе. — Простите, что принимаю вас так неподобающе, но…
— Я ведь сам попросил об этом, — улыбнулся Эргиан, охотно опускаясь на постель и удобно сворачивая хвост. — Знаете ли, хотелось поговорить попросту, по-родственному…
— Понимаю, — кивнул Алестар. — Что ж, давайте поговорим. Полагаю, вы ждете подтверждения, что договоренности не меняются? И наши узы остаются… родственными?
— Вы очень прямолинейны, ваше величество, — с непонятным удовольствием сказал Эргиан, весело блеснув глазами. — Что ж, не буду отрицать очевидного. Мне хотелось бы услышать лично от вас, что моя сестра не напрасно плывет сюда. Хотя, конечно, прекрасный Акаланте в любом случае стоит того, чтобы его увидеть.
— И я снова подтверждаю это, — раздраженно от усталости сказал Алестар. — Договор, который заключил мой отец, будет выполнен.
— В самом деле? Но сейчас вы связаны иными обязательствами. Госпожа Джиад вызывает уважение и восхищение, но…
Алестар молча посчитал до дюжины, как учил отец, и напомнил себе, что не имеет права быть грубым. Даже с этим надоедливым глубинником. Его, в конце концов, можно понять: Эргиан просто выполняет то, зачем приплыл. И он прав. Безусловно прав, но как же от этого тяжело на сердце.
— Наша связь была ошибкой, — сказал он сдержанно. — Жрецы обещают разорвать ее в ближайшие дни.
— Насколько ближайшие? — мягким, как молодой мох, голосом поинтересовался кариандец.
— До появления вашей сестры.
Алестар поймал взгляд светлых глаз Эргиана. Даже для траура кариандец выбрал не чисто черный цвет, а темно-серый, какой-то блеклый. Впрочем, может, у него просто не было с собой траурной одежды, и Эргиан выбрал более-менее подходящую? Тогда он очень скромен в нарядах. Так же скромен, как учтив…
Невольно вспомнилось, как кариандец ударил Тиарана: быстро, точно, с совершенной решительностью, которая составляет половину успеха воина. Этого юношу едва ли старше самого Алестара хорошо учили драться. А еще его научили принимать решения и выполнять их, а потом поворачивать события в свою пользу, как опытный наездник правит салту. Там, где Алестар неминуемо натворил бы глупостей, не останови его Ираталь, кариандец обошелся одним-единственным ударом, за который Тиаран и наказать его не может. Во-первых, посол неприкосновенен, а во-вторых, сделать это — означает выставить себя на посмешище, учитывая издевательские оправдания Эргиана. Алестар против воли почувствовал злое восхищение кариандцем, как сильным соперником, у которого стоит поучиться. И подумал, что нужно найти кого-нибудь, кто сможет больше рассказать о новом после Карианда.
— Это радует, — все так же мягко подтвердил Эргиан. — Но мой отец и повелитель дал мне еще одно поручение. По его приказу я должен заключить окончательный договор о переселении части наших подданных в пределы Акаланте.
— Вы настолько торопитесь? — поднял бровь Алестар.
Во имя Троих, еще и это! Нет, он в полной мере осознавал серьезность отцовских предупреждений о неминуемой гибели Карианда, но ведь речь шла о десятилетиях!
Алестар вдруг осознал, что согласись он — и в исконных водах Акаланте появится огромное количество чужаков, родившихся в другом городе, привыкших к иным традициям. И выросших в почтении к королям Карианда, а вовсе не к нему. Но отец считал это правильным и мудрым… Ох, только бы не опозориться, не выдать, что знаешь о таком судьбоносном решении куда меньше, чем положено наследнику!
— Мы полагаем, что было бы неплохо приурочить договор к счастливому бракосочетанию, — бросил кариадец с таким равнодушием, что Алестар почуял обманный финт, словно соперник по гонкам уступил ему дорогу на опасном повороте. — Это было бы красиво и торжественно.
— О да, весьма, — согласился Алестар. — Но мой отец не прояснил некоторые вопросы… Полагаю, мне придется обсудить их с советниками. И с вами, разумеется.
— Сочту за честь, — улыбнулся Эргиан одними губами. — Вряд ли для этого понадобится так уж много времени? Мне бы не хотелось из-за подобных мелочей откладывать свадьбу сестры. Маритэль очень ждет ее.
— Акаланте в трауре, — напомнил Алестар, надеясь, что говорит хоть наполовину с той же небрежной учтивостью, что и этот маару, как прозвали кариандцев в более мелких водах. — Лично я не намерен медлить со свадьбой из уважения к воле отца, но мог бы и сделать это.
— Понимаю…
Кариандец всплыл над ложем, изящно и почтительно поклонившись.
— Прошу прощения, что отвлекаю вас от важных дел, дорогой будущий родственник, — промолвил он с той же изысканной вежливостью, которой Алестар после случая с Тиараном не верил ни на чешуйку. — Если не ошибаюсь, вечером вы как раз встречаетесь со своими советниками? Могу ли я просить разрешения присутствовать на этом Совете?
Он посмотрел Алестару в глаза, теперь уже сам, и от этого безмятежного непроницаемого взгляда Алестара вдруг пробрала дрожь. Кариандец был опасен. Он этого и не скрывал, пользуясь своим вежливым холодным обаянием, как лоуром — инструментом и оружием одновременно. И меньше всего Алестару хотелось пускать его туда, где будет решаться судьба Джиад.
— Не уверен, что вам будет это интересно, — с такой же ледяной вежливостью сказал он вслух. — Расследование смерти моего отца — внутреннее дело Акаланте.
«А мы пока еще не родственники, хвала Троим», — хотелось добавить Алестару, но он сдержался. Впрочем, кариандец, судя по насмешливому блеску глаз, что-то подобное как раз и понял. Еще раз поклонившись, он бросил все с той же тщательно отмеренной небрежностью:
— Жаль. Я, признаться, рассчитывал, что госпоже Джиад не помешал бы еще один преданный друг.
Он устремился к двери, не слишком торопясь, когда Алестар, до боли прикусив перед этим губу, выдохнул в воду:
— Погодите.
Кариандец, явно ожидающий этого, обернулся с показным удивлением.
— Что вы имеете в виду? — мрачно спросил Алестар.
— О, ничего особенного!
Эргиан помолчал, ясно и любезно улыбаясь, но Алестара тоже учили тянуть паузу: и на Совете, и на гонках — когда закладываешь длинную сложную дугу, требующую терпения и еще раз терпения. Поэтому он молчал, повторяя про себя, что это только ради Джиад — ей и в самом деле нужна любая мелочь, способная склонить чашу весов. Значит, он должен проглотить свою гордость и не упустить эту мелочь.
— Я только подумал, — вкрадчиво сказал кариандец, убедившись, что больше вопросов не услышит, — что мое присутствие могло бы убедить некоторых ваших советников не доверять слухам о размолвке Карианда с Акаланте из-за вашего прежнего выбора избранной. Знаете, такие слухи почему-то плавают по городу и даже по дворцу во множестве… А еще, если исход расследования окажется для каи-на Джиад не слишком благоприятным, я мог бы предоставить ей убежище по праву посла и затем проводить наверх. Разумеется, я бы поручился перед вами за жизнь вашей избранной своей собственной жизнью.
— В самом деле? — поинтересовался Алестар, чувствуя, как у него немеют губы от злости, и не зная, возмущаться или быть благодарным. — И все это, конечно, из родственных чувств?
— Исключительно из родственных чувств! — весело подтвердил Эргиан. — Если не ошибаюсь, это ведь госпожа Джиад помогла спасти моего подданного и его супругу? Поступок, достойный глубокой благодарности Карианда. Так что я был бы счастлив вернуть ей часть долга от имени рода Соларо, которому покровительствую.
Алестар на несколько мгновений задумался, не сводя взгляда с беззаботного лица посла. Эргиану он доверял не больше, чем дикому салту, но вдруг кариандец хочет просто убрать Джиад подальше от своей сестры? И ради этого готов даже поручиться жизнью? Все равно слишком рискованно… Он не может ошибиться, рискуя жизнью Джиад.
— Полагаю, — проговорил он медленно, — мы все-таки попробуем обойтись своими силами. Но за предложение — благодарю.
— Как скажете, — усмехнулся Эргиан. — А если вдруг вы измените мнение, я буду рад. И клянусь счастьем моей сестры, мы, кариандцы, умеем отвечать верностью на верность и благодарностью на услугу. Еще ни один наш союзник не имел причины пожаловаться на измену.
— Я запомню, — негромко сказал Алестар, понимая, кому и для чего это говорилось на самом деле.
Проводив взглядом уплывшего посла, он еще какое-то время отчаянно пытался понять, не сделал ли ошибки, отказавшись от помощи глубинника. Но вопросы по-прежнему оставались без ответов. Ох, как же ему сейчас нужен был хороший совет. Но от кого? Отца убил кто-то близкий, кому он доверял настолько, чтобы повернуться к вооруженному спиной… Значит, верить можно было только себе. Поэтому Алестар пока что выкинул кариандца с его интригами из головы и отправился разыскивать Руаля. Его терзало предчувствие, что и этот разговор не окажется легким.
Предчувствие оправдалось больше, чем Алестар мог предположить. Плывя по коридорам непривычно тихого и пустого дворца, в котором траур прервал все развлечения, он всего трижды встретил слуг, не говоря о более высокородных обитателях. Даже вода казалась холоднее обычной, и за этим тоже следовало присмотреть. Отец вникал во всякую мелочь, дворцовый управитель ежедневно являлся к нему с докладом. А еще те самые поставки шкур в Маравею. И надо спросить у жрецов, зачем они тогда приплыли к отцу — вдруг дело срочное? Разум и память настойчиво подсказывали, что самым важным делом, ради которого двое отчаянно не ладящих друг с другом Верховных снова встретились, мог быть только разрыв их с Джиад запечатления. Сколько дней осталось? Два, три?
Алестар вспомнил вкрадчивую настойчивость кариандского посла. Что там Эргиан говорил о слухах? Можно не сомневаться, кто успел их пустить. При одной мысли, как Тиаран использовал смерть отца в собственных целях, Алестара захлестнул прибой ледяной злости. Герлас и не скрывал, что ненавидит Джиад просто потому, что та — человек. Но разве жрец Троих не должен проповедовать уважение и терпимость ко всем их созданиям? Зачем вообще Тиарану эти нелепые обвинения?
Хотя нет. Алестар даже остановился от внезапной ошеломляющей мысли. Следует спросить себя, зачем Тиарану понадобился громкий скандал с обвинениями самого Алестара? Ведь он же мог сообщить все тихо, не посвящая Арену в то, что не должны были знать обычные акалантцы. А Тиаран использовал Джиад как оружие против Алестара. Но… это же измена. Не прямой бунт, а удар исподтишка. В спину — как и отца!
Он очнулся, почувствовав, что прикусил изнутри щеку до крови и трясется, как в лихорадке. Глубоко подышал, чтобы успокоиться, оглянулся назад, где в нескольких шагах плавал невозмутимый Кари. От вида ножа на поясе охранника, точь в точь такого же, каким был убит отец, Алестара передернуло. Он от души пожалел, что нельзя забрать или купить проклятый клинок, чтоб тот хотя бы не лез в глаза. А еще — что не обладает ни спокойным достоинством Джиад, ни мягкой расчетливостью Эргиана, ни опытом Руаля… Ничем он не обладает, кроме сомнительного звания первого наездника Акаланте. Даже любовь, которую весь город испытывал к отцу, ему еще предстоит заслужить, как заметила Джиад когда-то.
Подплыв к нужному коридору, он еще раз глубоко вдохнул и выдохнул. Уступил дорогу Кари, толкнувшему дверь и бдительно осмотревшему комнату впереди. Такие предосторожности могли бы показаться смешными, но уже никогда не покажутся — понял Алестар.
Дождавшись разрешения охранника, он пересек большую комнату, в которой обычно служители дворца и канцелярии ожидали приема. Сегодня здесь было пусто, и зал казался растерянно-грустным, как живое существо, несправедливо обиженное хозяином. На стенах слабо светилась туарра, которую вовремя не покормили, в углу в большой клетке плавала кругами стайка разноцветных рыбок — любимцев служителей, и их кормушка тоже была пуста.
Перед следующей дверью Кари снова решительно выплыл вперед, и Алестар поморщился, но уступил. И только услышав из-за двери приглашение, произнесенное слабым голосом Руаля, бросил:
— Дальше я сам. Надеюсь, советник меня не убьет.
Шутка вышла невеселой. Алестар даже порадовался, что Руаль ее не услышал. Советник полусидел-полулежал в кресле у дальней стены приемной. Выглядел он отвратительно: потускневшая чешуя, будто высохшая на солнце, глубокие морщины в углах рта и глаз. Не лицо, а маска горя и болезни. И снова душу Алестара потянула тоскливая глухая вина…
— Доброго дня, советник, — поздоровался он, старательно смягчая голос. — Вы нездоровы?
— Не больше, чем обычно, — прошелестел Руаль, склоняя голову в подобии поклона. — Чему обязан такой честью, ваше величество?
— Я…
На осунувшемся и потемневшем лице Руаля жили только глаза, ярко-голубые, молодые, до жути напоминавшие Кассию. Алестар сглотнул и упрямо повторил:
— Я хотел бы поговорить с вами, советник.
— Разумеется, ваше величество. Но все, что могло представлять интерес, я уже сказал на дознании.
— Да, я помню. Речь не об этом.
Алестар замялся, подбирая слова, но нужные все никак не хотели попадаться на язык, и потому он просто спросил:
— Советник, неужели вы тоже верите в эти обвинения?
— Я верю ножу в спине вашего отца, тир-на Алестар, — безучастно бросил Руаль, едва заметно подтягивая хвост ближе к телу. — А вы?
— Нож мог взять кто-то другой. Джиад — опытный воин, она бы никогда не совершила такой глупости, как оставить приметное оружие в теле… Ясно же, что это сделал кто-то другой, желая её обвинить…
Алестар отчаянно говорил, чувствуя, что его слова уплывают, бесполезные и бессильные. Руаль смотрел на него, и яркие красивые глаза советника казались пустыми, хоть и блестели, будто перламутр.
— Я верю увиденному, — тихо и монотонно повторил Руаль. — Зачем вы приплыли, ваше величество? Чтобы убедить меня на Совете выступить за оправдание вашей… двуногой? Достойная цель для сына, чей отец был похоронен только утром.
— А вы думаете, что обвинив невиновную, я почту его память?! — сорвался Алестар. — Вы забыли, что все началось до появления Джиад, причем задолго?
Он тут же пожалел о своей невольной жестокости, потому что глаза Руаля вновь блеснули странно, тревожно.
— О не-ет, — протянул советник тем же мертвенным шелестящим голосом. — Забыть такое мне было бы затруднительно. Это у вашего величества память то ли короткая, то ли очень послушная. Вы быстро утешились…
— Не смейте попрекать меня этим, Руаль, — тихо сказал Алестар. — Когда Кассия была жива, вы сделали все, что могли, чтобы нас разлучить. А потом поспешили свести меня с кариандкой, словно пару породистых салту. Даже не дали мне оплакать Кас как подобает… Разве такой поспешный брак с Маритэль — это не предательство её памяти?
— Вам не понять, принц. То есть, простите, ваше величество, — утомленно прошелестел голос советника, который прикрыл глаза и теперь стал окончательно похож на высушенную рыбину. — Я устраивал ваш брак ради государства. Ради Акаланте и вашего отца.
— Мне жаль… — выдохнул Алестар, со стыдом понимая, что совершенно не чувствует за собой вины. — Клянусь Тремя, я любил Кассию. Но если бы… если бы я тогда погиб, то хотел бы для неё счастья, пусть и без меня. Я возьму в супруги ту, кого выбрал отец. Ради Акаланте, как вы и сказали. Но Джиад невиновна, вы же не можете этого не понимать. Она здесь из-за моей безмозглой жестокости, не ради заговора против Акаланте. Глупо обвинять в убийстве отца ту, кто столько раз спасал сына.
— Полагаю, не глупее, чем показывать её всему городу и заодно родичам настоящей невесты.
Руаль неожиданно усмехнулся, слегка растянув тонкие бледные губы в ядовитой издевке. Не открывая глаз, он проговорил с четкостью, яснее прочего сказавшей Алестару, что силы советника на исходе:
— Я видел смерть своего ребенка — моим глазам больше незачем смотреть на этот мир. Мое сердце кровоточит каждый день, который я живу без Кассии. Мой король и повелитель, которому я служил всю жизнь, мертв. Я сам умираю. А вы хотите, чтобы я сожалел о судьбе вашей двуногой? Если она невиновна, докажите это. А если не сумеете — пусть примет свою судьбу. Одной двуногой больше, одной меньше — пусть хоть все вымрут на своей суше.
Алестар смотрел на него молча, не зная, что сказать. Даже ярость схлынула, оставив беспомощную тихую злость и мучительное сожаление. Отец как-то сказал, что каждому его боль хуже чужой, и Алестар умом понимал, что это правда. Он и сам тогда сорвался, выместив ненависть ко всему миру, отнявшему у него Кассию, на беззащитной Джиад. Но ведь Руаль стар и мудр, как он не понимает, что это путь в Бездну?
— Вам что-то еще нужно, ваше величество? — голос советника уже даже не шелестел, а сыпался сухим песком.
— Да, — хрипло ответил Алестар, сжимая и разжимая пальцы, будто желая почувствовать в них лоур. — Мне нужен кто-то, знающий все тонкости договора с Кариандом. И брачного, и касающегося переселения. Сам договор и все материалы к нему. Список всех торговых контрактов за последний год, заключенных и только готовящихся… Впрочем, контракты я сам запрошу в канцелярии. Кто будет замещать вас, пока вы болеете, советник?
— То есть, кто сменит меня, когда я не смогу доплыть до своего рабочего места? — усмехнулся Руаль. — И останется там, когда я умру? Кто угодно, ваше величество. Иными словами, кто будет угоден вам. Полагаю, новому королю пора набирать собственных советников. Документы по Карианду я пришлю сегодня же, а дела сдам, как только назовете моего преемника.
— Мне жаль, Руаль, — уже без злости, а с бессильной тоской повторил Алестар. — Мне действительно жаль.
Повернувшись, он поплыл к двери и уже возле нее расслышал тихое:
— Мне тоже жаль. Было…
* * *
Когда Эргиан уплыл, время потянулось, словно струйка смолы из трещины старого сливового дерева. Такое росло у них за храмом. Сливы на нем были некрупные и терпко-кислые, зато из расщелин на потрескавшейся коре сочился жидкий янтарь, застывая прозрачно-золотыми каплями. Дети отламывали их и ели, уверяя, что чувствуют сладость, хотя смола была совершенно безвкусна. Совсем как этот день.
Джиад знала, что должна бояться или злиться, но разум, измученный предположениями и расчетами, не давал воли сердцу. Снова и снова Джиад раскладывала на кровати фишки из набора Эргиана, пытаясь понять, что же не сходится.
В какой-то момент ей принесли еду, потом заглянул Ираталь, потом мальчишка-прислужник приплыл, чтобы взять Жи и погулять с ним. Джиад рассеянно поела, отзывалась на вопросы, говоря что-то вежливое, отпустила Жи, а потом, когда рыбеныш вернулся, заперла его в клетку. Алестар был прав, предупреждая, что у салру чешутся зубы: Жи с упоением жевал кожаный низ кровати и вообще все, до чего мог дотянуться. «Чудо, что он ножны тогда не съел, так же равнодушно подумала Джиад. — Хотя просто не успел. Кари привел рыбеныша как раз, когда короля убивали, значит, нож уже был у убийцы…»
Вот это было самым слабым местом размышлений. Ну откуда убийца мог знать, что Джиад однажды возьмет да и забудет клинок? Притом именно в тот день, когда король отпустил стражу. Слишком уж много совпадений!
За размышлениями она не заметила, как дверь качнулась. Ираталь, все в той же темной тунике без украшений, поклонился ей низко, почтительно, однако лицо начальника охраны было непроницаемо-бесстрастным.
— Пора? — спросила Джиад. — Что ж, я готова.
Она выплыла вслед за Ираталем, мельком оглянувшись на Жи, играющего с мослом, и невольно спросила себя, вернется ли в эту комнату, которую так ненавидела раньше?
В коридоре её ждал еще один поклон — от Дару — и такое же молчание. Охранник проплыл вперед, поправив перевязь, и Джиад зачем-то отметила, что нож в ножнах новый, не тот, близнец подаренного. Неужели перестал носить?
Но нет, спустя немного времени знакомый клинок обнаружился на поясе Кари, тенью следующего за Алестаром. Принц, выплывший из бокового коридора, не стал кланяться — хвала Малкавису — он только окинул Джиад упрямым жадным взглядом и проплыл вперед, в большую круглую дверь, отворенную изнутри.
Джиад последовала за ним и с любопытством окинула взглядом зал Совета. Помня роскошь подобного помещения во дворце Торвальда, она ожидала подобного и здесь, но сердце дворца поражало своей строгостью и почти скупостью отделки. Абсолютно круглый зал — даже пол и потолок сливались со стенами — был усеян шарами досыта накормленной и оттого сияющей туарры. У стен, примерно между полом и потолком, полукругом располагались кресла — тринадцать. Одно, посередине, имело фигурные подлокотники, изображающие салту, но больше ничем не выделялось. И все же Алестар проплыл именно к нему.
Джиад еще раз оглядела зал, гадая, куда деться ей самой.
— Вон там ваше место, — негромко подсказал Ираталь, указывая на странную площадку, закрепленную в центре комнаты. — Простите, я вас покину. Отвечайте Совету честно, и да хранят вас Трое.
Снова коротко поклонившись, он занял последнее свободное кресло рядом с Алестаром, а Джиад послушно проплыла в середину зала и обнаружила, что площадка для подсудимого имеет посередине круглое отверстие, явно рассчитанное на хвост, но и для ног вполне пригодное. Наполовину опустившись в него и взявшись за удобные поручни, глянула на дюжину знатнейших иреназе Акаланте во главе с королем.
Из них она знала только Ираталя, да неприятной неожиданностью стало присутствие в Совете обоих высших жрецов, Герласа и Тиарана. За ними — старик с холодно-неприятным и нездоровым лицом и еще двое, взирающие на Джиад с неприязнью, почти брезгливостью. По другую руку от Алестара — незнакомцы. Шесть иреназе, все немолодые, в темном и с тщательно заплетенными волосами разных оттенков золота, соломы и меда. И — Джиад вдруг поняла, что ошиблась в подсчетах, — на четырнадцатом кресле удобно устроившийся принц Эргиан, взирающий вокруг с вежливой приветливостью.
Для Алестара кариандец тоже стал неожиданностью. Высокомерно подняв бровь, молодой король холодно поинтересовался у Руаля:
— Господин старший советник, с каких пор число членов Совета увеличилось?
Вместо Руаля ответил Тиаран, наклонившись из кресла и сложив перед грудью ладони:
— Прошу прощения, что не успел предупредить вас, ваше величество. Тир-на Эргиан присутствует в Совете по моей просьбе. Сегодняшнее дело касается его напрямую.
— Каким образом?
Голос Алестара походил на ледяные осколки, но тон оставался безупречно вежливым.
— С вашего позволения объясню это позже, — сладко отозвался Тиаран.
Алестар пожал плечами и бросил, старательно глядя мимо Джиад:
— Советник Ираталь, доложите обстоятельства.
Размеренный ровный голос Ираталя, усиленный отражением от стен, зазвучал, легко достигая ушей каждого в зале. Джиад внимательно слушала, жалея о табличке с записями, оставшейся в спальне. Впрочем, ничего нового начальник охраны не сказал.
Кровь на ноже Джиад принадлежит королю. Нож Дару и Кари, проверенный целителями, чист. Охрана была снята по распоряжению самого короля, это свидетельствует советник Руаль. Курьер отлучался трижды. Первые два раза совсем ненадолго, за тинкалой, которую для его величества всегда держали горячей в специальном сосуде на кухне. Естественно, тинкалу готовили под присмотром, а целители исключают отравление. Третий раз король послал курьера за документами. Следует отметить, — Ираталь запнулся, но продолжил так же монотонно, — что данные документы уже находились у его величества, так что мотивы его поступка неизвестны…
Не переставая слушать, Джиад взглянула на Алестара. Молодой король был бледен. А может, так казалось из-за непривычно темной туники? Нет, вот и губы почти сливаются с лицом. Сердце Моря, впервые увиденное Джиад — фальшивое, напомнила она себе — пульсировало на груди короля тревожным багровым огоньком, словно настоящее сердце, в собственном ритме.
А Ираталь продолжал, размеренно перечисляя точно установленные обстоятельства. В том крыле дворца — иреназе назвал крыло плавником — почти никого не было в день праздника. Стража, стоявшая дальше убранного поста, видела только Джиад и Кари, по очереди проплывавших в поисках салру. Стражники не видели и не слышали ничего подозрительного, курьер плавал не мимо них, а другим путем. Тревогу подняли амо-на Герлас и Тиаран, когда нашли тело его величества короля Кариалла…
«Мог ли тот жрец, что остался наедине с телом, украсть Сердце Моря? — подумала Джиад. — По времени мог, но позволила бы это магия самого Сердца?»
Ах, как будет жаль, если её все же осудят, не дав разобраться в этой загадке до конца. Никогда Джиад не попадался такой клубок хитросплетений. И уже не попадется, если только…
— Амо-на Тиаран, — ледышками рассыпался голос Алестара, когда Ираталь, иссякнув, замолчал. — Вы обвиняете мою избранную, хотя ни одного прямого доказательства у вас нет. Никто не видел её в то утро с ножом, которым совершили преступление. На двери её покоев нет замка, и нож мог взять любой. Каи-на Джиад не знала, что отец удалит охрану. Значит, не могла замыслить преступление заранее. И, наконец, если бы она это сделала, то ничто не мешало ей забрать нож. Вы не хотите отказаться от обвинения?
— Боюсь, что нет, ваше величество. Теперь, рассудив и учтя все обстоятельства, я готов признать, что в этом деле много странностей…
«Еще бы тебе это не признать, — подумала Джиад. — Что же не так с показаниями курьера? Время…»
— Я даже могу предположить, — мягким сочувствующим голосом продолжал Тиаран, — что преступление не было подготовлено заранее. Но оно свершилось. То ли ненависть к вашей семье взяла верх над рассудком этой… женщины, то ли вековая вражда двуногих к нашему народу…
— Моя избранная не из Аусдранга, — с тем же ледяным высокомерием бросил Алестар. — У её народа нет вражды с иреназе.
— Она двуногая! Земное отродье… — прорычал со своего места Герлас. — Я требую раскрытия мыслей! Пусть докажет, что ей нечего скрывать!
— Да вы с ума сошли, Герлас! — ледяное спокойствие Алестара треснуло и разлетелось на сотни звенящих, смертельно острых осколков. — Раскрытие мыслей переживают пятеро из десяти! Да и те…
— О, но мысль неплоха… — вкрадчиво прозвучало со стороны Тиарана. — Я бы провел раскрытие как можно бережнее…
Джиад не знала, о чем идет разговор, но по лицу Алестара, подавшегося вперед из кресла, поняла: предложенное жрецами смертельно опасно. Раскрытие мыслей? Божий суд, как это принято у некоторых народов, или нечто более утонченное?
— Ваше величество, — вставила она в миг тишины. — Не могу ли я узнать, о чем говорят почтенные амо-на?
— В любом случае этого не будет! — отрезал Алестар.
— И все же?
— Его величество, — со змеиной улыбкой сообщил Тиаран, — отвергает самый легкий путь узнать истину. Опытный жрец, раскрыв мысли разумного существа, точно видит, что именно было им совершено…
— А потом существо умирает или остается безумцем, — процедил Алестар. — Не доказав вину Джиад, вы решили убить её иначе?
— Если ей нечего скрывать, разум не станет сопротивляться, — невозмутимо парировал Тиаран. — Но если ваша избранная совершила это чудовищное преступление или… покрывает кого-то другого…
— Я согласна! — услышала Джиад собственный голос.
— Нет!
— Я согласна, — повторила она, глядя в упор на Алестара и молясь Малкавису, чтоб просветил разум этого дурня.
Неужели не понимает, что замыслил жрец? Да, возможно, доказать ее вину он и не сможет. Но при этом на самого Алестара ляжет грязная липкая тень подозрения, от которой рыжий уже не отмоется.
— Вы не можете запретить ей, ваше величество!
— Я… Джиад, ты тоже сошла с ума?
Забыв обо всех, кто смотрел на них сейчас, Алестар глядел на Джиад. Отчаянно, испуганно… Джиад медленно покачала головой.
— Нет, ваше величество. Но у меня есть одна просьба. Или, если хотите, условие…
— Какое?!
Джиад вздохнула. Время будто сжалось в тонкий луч, и она чувствовала, как этот луч пронзает насквозь ее память. Джиад посмотрела на жрецов, сидящих рядом. Алчный блеск в глазах Тиарана, презрительная ухмылка Герласа… Глубинный жрец — понятно, но откуда такое торжество у служителя Троих? Он ведь не может не понимать, что испытание выявит невиновность. Если только… Испытание будет нечестным? Или… Ему как раз только оно и нужно!
В памяти Джиад вспыхнула сцена в саду короля. И липкие щупальца, лезущие к ней в сознание.
— Я прошу, — сказала она ясно и четко в наступившей тишине, — чтобы испытание провел амо-на Герлас.
Изумление в глазах одного и разочарование во взгляде другого на мгновение показались вполне достойной наградой за опасность.
— Я не такой мастер, как Тиаран, — спустя несколько мгновений угрюмо признал Герлас.
— Ничего, — усмехнулась Джиад. — Мне достаточно вашего слова, что вы сделаете это честно и не желая причинить намеренный вред. Я рискну.
— При всем моем глубоком уважении к присутствующим… — раздался вдруг мягкий и будто скучающий голос с самого конца ряда. — Могу я спросить?
Дождавшись общего внимания, Эргиан невозмутимо продолжил:
— Насколько я понял, данная процедура способна повредить этой… двуногой, так? Тогда, как посол Карианда, я решительно против. Если эта… как ее там… Джиад обезумеет, запечатление может передать болезнь тир-на Алестару. Моя сестра не заслужила быть супругой безумца.
Холодное презрение, равнодушная брезгливость… Куда подевался любезный веселый партнер по игре в риши? Джиад растерянно закусила губу. Несомненно, это тоже было частью игры, но что хотел выиграть кариандец? Он приплыл с Тиараном…
— Я предлагаю поставить вопрос на голосование, — сказал один из советников. — Мы слышали достаточно и можем рассудить по своему разумению, виновна ли эта женщина.
— Вы пристрастны, Герувейн, — тихо сказал старик с изможденным лицом. — Она спасла вашу дочь. Вам не следует голосовать.
— Она заняла место вашей дочери, — парировал отец Эруви, — тогда и вам не следует голосовать тоже, Руаль.
Старик-советник выпрямился и сверкнул глазами, открыл было рот, но ничего не сказал, только впалые щеки нездорово побагровели. Джиад подумала, что следовало бы позвать целителя. На всякий случай… Руаль тяжело осел в кресле.
— Пусть будет голосование, — стынущим от отчаяния голосом сказал Алестар. — Я слушаю вас, каи-на. Будьте мудры, справедливы и милосердны, как велят Трое.
Он закусил губу, на глазах бледнея еще сильнее и алея скулами.
— Виновна, — уронил кто-то незнакомый со стороны жрецов.
— Невиновна! — громко сказал Ираталь и обвел всех тяжелым взглядом.
— Виновна.
— Виновна… — скривил губы кто-то еще.
— Невиновна, — твердо заявил отец Эруви.
— Виновна… — прошелестел из кресла Руаль.
— Виновна, — подтвердил Тиаран.
— Виновна…
— Невиновна…
— Невиновна.
— Ви… — начал неуловимо знакомый Джиад иреназе, но тут же, страдальчески передернувшись, поправился: — Невиновна.
Судя по удивлению Тиарана, этого жрец не ожидал. Под гневным опаляющим взглядом амо-на советник стыдливо опустил глаза и стал так похож на провинившуюся Миалару, что Джиад, поняв, чей это отец, и сама удивилась подобному голосованию.
Последним остался Герлас. Пять за оправдание против шести за обвинение… И ненавидящий её жрец Глубинных. Джиад вздохнула и постаралась убрать из сознания позорный страх. Ну что ж, бывает… Малкавис знает, что она не виновата.
— Невиновна, — с отвращением буркнул Герлас и рявкнул: — Не смотрите на меня так, Тиаран! Девчонка не дура. Я бы и сам не дал вам залезть мне в голову. Но если уж она готова была пустить туда меня… Не знаю я, понятно? А вдруг все же не она?!
«Малкавис и Трое… — выдохнула про себя Джиад. — Неужели…»
— Шесть против шести! — ликующе выкрикнул Алестар. — И мой голос…
— Недействителен, тир-на, — мурлыкнул разъяренным тигром Тиаран. — Право, я в затруднении. Но есть предложение. На Совете присутствует незаинтересованное лицо. Юноша королевской крови, облеченный высшим доверием…
— Это он-то незаинтересованное?!
«А вот и козырь из рукава, — поняла Джиад, глядя, как расцветает любезная улыбка на губах кариандца. — Мы думали, что играем в риши, но там все фишки сразу на доске. А это были карты, оказывается. Только вот чей это козырь? Точно ли Тиарана?»
— Он не имеет права голосовать, — с упорством отчаяния процедил Алестар. — Он не каи-на Акаланте.
— Скоро будет, — хмыкнул Тиаран. — Дело пары дней.
— Я уступаю ему свое место в совете прямо сейчас, — проскрипел Руаль. — С сохранением моего сегодняшнего голоса. Пусть решает кариандец.
— Пусть решает, — поспешно заявил кто-то еще, радуясь возможности переложить бремя выбора на чужие плечи.
— О, я горд таким доверием… — начал Эргиан.
Дверь отворилась. Торопливо вплыв, Кари наклонился к принцу, что-то ему сказал. Алестар недоуменно пожал плечами. Кивнул. Кари повернулся, и Джиад увидела на его поясе ножны злосчастного ножа. Покореженные, изжеванные старательными острыми зубками. Картина из сотни кусочков, великолепнейшая партия в риши щелкнула — и сложилась в ее разуме.
Она привстала, готовясь сказать то, что еще только просилось на язык, но Эргиан опередил. Обведя взглядом и Джиад, и закусившего губу Алестара, и ожидающих советников, он мягко промолвил:
— Невиновна.
— Что? — выдохнул Тиаран. — Невозможно…
— Ну, простите, — пожал плечами кариандец. — Но та, кто так играет в риши, не сделала бы подобной глупости.
— Ираталь! — громко и звонко спросила Джиад единственное, что еще должна была узнать. — Скажите, ножи совершенно одинаковы?
— Нет, — незамедлительно отозвался начальник стражи. — Ваш на две ширины пальца короче и чуть уже. Почти незаметно.
— Для хороших ножен и это важно, правда, господин Кари? — спросила Джиад в обрушившейся тишине. — Они тоже разные. Потому вам и пришлось менять нож вместе с ножнами. А их — вот незадача, успел погрызть Жи. Я все думала, почему не сходится по времени? А вы привели его и заперли в комнате раньше. Увидели ножны с ножом на кровати. И когда ваш нож остался в ране короля, вы просто вернулись и взяли мой.
— Боги, — восторженно выдохнул Эргиан. — Какой игрок…
Про кого он это сказал, Джиад так и не поняла. Не успела понять. Кари рванулся к выходу, потом, забив хвостом, попятился в воде…
— Ложь! — неправдоподобно громко сказал Руаль. — Мальчик невиновен. Кариалла убил я.
— И это действительно так… — сказал кто-то в дверях. — Я подтверждаю. Но госпожа Джиад тоже права. Их было двое.
— Санлия? Ты?
Никто не смог бы сейчас осудить Алестара за растерянность. Джиад и сама замерла, во все глаза глядя на появившуюся в дверях наложницу.
