Глава двадцатая

Скажу честно — война это не мое. Очень уж утомительным делом она оказалась. После двух безумных дней штурма и того, что творилось после него, я был уверен, что видел самое мерзкое из всего, что в ней может быть. Ошибался. Ну да, в следующие несколько недель, которые прошли с того момента, как Шлейцер перешел под руку Линдуса Восьмого, крови ушло куда как меньше, но это не сделало военные действия хоть сколько-то привлекательными для меня. Военная рутина — это еще хуже, чем штурм и резня.

Да еще эта весна, с ее распутицей, изменчивой погодой и повсеместной грязью. Нет, радостно, конечно, что день стал длиннее, что солнышко начало припекать, но вот только на все это хорошо смотреть из окна замка, желательно обняв за плечи симпатичную девушку. А вот если ты ежедневно месишь грязь на дорогах герцогств, то это не в радость, а в тягость. Постоянно отсыревшая одежда, ощущение того, что ты никогда не согреешься и серое небо над головой — вот что такое для меня теперь война.

И это ведь я еще не участвую в бесконечных схватках с нордлигами, которых союзное войско под командованием Шеппарда уверенно оттесняет к побережью. Они оба оказались правы — и мастер Гай, и Ворон — эта война была проиграна северянами тогда, когда она только началась. Успехи северян были не более чем временным явлением, они смогли выиграть бой у местных герцогов, но воины Центральных Королевств предсказуемо оказались им не по зубам.

Серьезных сражений, вроде штурма Шлейцера, больше не случалось, зато в локальных сшибках недостатка не было. Каждое поселение, каждая деревенька становились полем боя, зачастую выгорая дотла. Впрочем, иногда северяне сжигали их еще до появления отрядов Шеппарда, причем случалось, что и вместе с жителями. Это они делали зря — местное население, до того достаточно равнодушно относящееся к тому, кому именно им придется платить дань, встало на дыбы и взялось за топоры и вилы. Люди не любят, когда их уничтожают, такова их природа.

В общем — поражение нордлигов было только вопросом времени. Правда, как раз по этому поводу мнения разошлись. Принц Айгон, например, на следующий же день после того, как триумфально вошел в Шлейцер, заявил, что мы их сбросим в море вот прямо совсем скоро, через неделю максимум. Ну да, это будет нелегко, так как они, нордлиги, драться умеют, но мы все-таки лучше. Ворон же был настроен более скептически, и считал, что до первой листвы все это безобразие закончится вряд ли. Аргументировал он это тем, что по таким дорогам как сейчас быстро до побережья не добраться. Да и по поводу боевых качеств противника он был согласен с принцем. Оба ошиблись. Нам понадобился почти месяц, чтобы добраться до моря. Точнее — почти добраться, до него осталось два шага, тем не менее побережье все еще в руках северян. Но, полагаю, что эти два шага будут сделаны в ближайшие дни, еще до того, как вылезет листва, так что наставник тоже не угадал.

Но в одном они оба оказались правы — нордлиги, являясь хорошими воинами, крепко попортили нам кровь. Могло бы быть еще хуже, но в какой-то момент нам здорово повезло — они почти одновременно лишились своего вождя и поддержки таинственных союзников.

Да, все было именно так. Сначала в одной из заварушек погиб тот самый конунг, который смог объединить вокруг себя разрозненные кланы Ледяных Островов. Невероятно — но факт. Все дело было в том, что это у нас полководец на холме стоит и приказы раздает, а у нордлигов все по-честному — конунг-то ты конунг, но это всего лишь означает, что ты первый среди равных. Потому и рубился этот верзила-северянин на улицах какого-то замызганного поселения, у которого даже путного названия не было, наравне с остальными. Рубился, правда, здорово, семерых наших положил. Даже когда он один остался, потеряв всех своих воинов, и то к нему подобраться не могли, пока арбалетчики не подоспели и не истыкали болтами как ежа. Про то, чтобы его взять в плен, даже речь не шла — очень бойцы на него злы были. Изрубили в кровавую кашу и голову отсекли. Я потом ее видел, то еще зрелище. Этот конунг и после смерти вид лютый имел — рот оскален, глаза хоть и мертвые, но бешеные, и борода косичками заплетена. Жуть.

Кстати — мой нынешний господин, принц Айгон, велел эту голову забальзамировать и отцу отправить, как свидетельство победы. Сразу-то никто не понял, что случилось, кого именно нам удалось убить. Ну да, воин был отменный, но мало ли у северян хороших бойцов? Вот только уже на следующий день до нас донеслись слухи, что у нордлигов начался серьезный раздрай внутри войска, и что связано это с гибелью конунга Хравди. А тут как раз обнаружился пояс, расшитый золотом, знак высшей власти у жителей Ледяных Островов — его прихватил один из наших вояк после того, как кончилась схватка. Ловко прихватил, со знанием дела, никто этого даже и не заметил. Хорошо еще, что он к маркитантке его отнес, а та догадалась эту штуку кому-то из людей Шеппарда показать. Тут-то все и встало на свои места.

Вслед за этим нордлигов оставили их загадочные союзники. Не знаю — связаны между собой эти события или нет, но произошло все именно так, нам про это рассказали два пленных северянина. Они были здорово злы на своих бывших соратников и отзывались о них исключительно нецензурно.

Точно такие же слова были на языках у магов, следующих за войском. Сказать, что они очень опечалились — это ничего не сказать. Им очень хотелось взять в плен хотя бы одного из чародеев, помогавших северянам. Но — увы, не получилось. Причем исчезли они моментально и бесследно, даже сами северяне не поняли, как им это удалось. Вот они были — и вот их нет. И еще двух кораблей на пристани тоже нет.

В общем — к апрелю месяцу всем было ясно, что война выиграна. Ворон даже было заявил Шеппарду, что особой нужды в нашем присутствии больше нет, а потому не худо было бы нас отпустить, но, увы, ничего из этого не вышло. Командующий сказал на это, что если отпустить одного мага с учениками, то и все остальные разбегутся, а это не дело. В результате они орали друг на друга минут тридцать и расстались далеко не друзьями. Потом, правда, помирились и целую ночь пили в шатре у Шеппарда.

Мне про это рассказала Рози, когда я ее навестил в один из последних мартовских вечеров. Наши девочки по-прежнему состояли при лекарском обозе, следующем за основным войском, и оттачивали свои лекарские таланты на раненых, в которых не было недостатка.

При лекарском обозе теперь подъедался и Мартин, порядком попритихший. Как я понял, Ворон в последний момент успел вырвать его из рук королевских гвардейцев, которые готовили нашего забияку к повешению, и за дело. Он на самом деле прибился к развеселой компании разбойников, крепко набедокурил в Шлейцере и был схвачен вместе с ними. Как наставник сумел их уговорить, какие свои связи задействовал, какие обещания дал — неизвестно, но потом еще пару дней он ходил мрачнее тучи, а если и открывал рот, то только чтобы на кого-нибудь рявкнуть. С Мартином же он вовсе не общался, и это последнего крайне тяготило. Он вообще не любил быть у кого-то в долгу, это все знали. А тут еще и по собственной дури… Девочки, которым перепадало от Ворона за его грехи, тоже были на него злы, и без особой нужды к нему теперь не обращались.

В общем, единственным его собеседником теперь был Эль Гракх, нога которого более-менее зажила, но до полного выздоровления было еще далеко. Как оказалось — клинок, которым его ранили, он был непростой, а какой-то особенный. Раны, нанесенные подобным оружием, заживают особенно долго, а если их лечить неверно, то человек и вовсе может остаться калекой. То есть — если его не подлечить магией. Причем врачевать такую рану должен хорошо понимающий в этом деле маг, поскольку подмастерье, даже талантливый, с ней, скорее всего, не справится. По крайней мере Эбердин, теперь уже точно лучшей из нас целительнице, сделать ничего не удалось. Хорошо еще, что наш наставник, сразу заподозривший неладное, имел дело с такими ранениями раньше и знал, что делать. То есть — если бы не Ворон, приволакивать пантарийцу ножку до старости. А, может, и вовсе отправиться за Грань.

Еще Рози мне сказала, что она о таких клинках слышала, и даже их видела. Дома, в Асторге, в фамильном дворце, был отдельный зал, отведенный под коллекцию оружия, которую начал создавать еще ее прапрапрадед. Там имелись клинки всех видов, собранные со всего Рагеллона. Семейное дело, так сказать. Подобных коллекций на континенте было очень мало, оружейные залы иных королей были поскромнее. Рози любила рассматривать эту коллекцию с детства, с интересом читала таблички, висевшие под каждым экспонатом, и потому запомнила описание как раз такого клинка, про который упомянул Ворон. Это очень редкое оружие, на континенте его почти не встретишь, хоть внешне оно от наших мечей не особо и отличается. Но — не куют у нас такое, тут нужна специальная сталь и особые навыки. Просто при ковке таких клинков используется особая магия, которой люди не владеют, сталь после нее обретает способность наносить особо опасные раны. И владеют такой магией только эльфы.

И вот тут у меня картина-то в голове и сошлась. Эльфы — вот кто были эти воины и маги, никому не показывающие свои лица. А мы-то тогда, в конце лета, все гадали — что же это эльфы делали на кораблях нордлигов? Все просто — они изучали местность, где будут воевать. Эльфы — не северяне, они всегда готовятся к войне. Разведка, карты местности, созданные не со слов, а только после личного изучения ландшафта — это все часть их стратегии. Мне Аманда, еще в те времена, когда у нее был хоть сколько-то приемлемый нрав, про них много чего порассказала. В том числе и про то, что «ушастые» очень любят таскать из огня каштаны чужими руками. То есть — если они ввязались в эту драку, да еще анонимно — то это точно неспроста.

Как только все эти разрозненные факты сплелись в одно целое, я хотел было пойти, рассказать про свои умозаключения Ворону, но потом передумал. Во-первых, увидев меня он сразу разорется по поводу того, что я шляюсь по ночам. Во-вторых, со слов Рози, он уже лег спать, то есть мне придется его будить. А это еще хуже, чем слушать его нотации на тему того, что для некоторых и слово наставника не указ.

Впрочем, его можно понять. В последнее время ночные прогулки стали делом небезопасным, причем именно для нас, учеников магов. Две недели назад убили одну из учениц Стивена ле Ре, причем жестоко убили — голова бедняги по сути была отделена от тела, ее с ним скрепляла небольшая полоска кожи. Потом, через пару дней чуть не прибили Анри Фуэна, который не был подмастерьем, поскольку три года назад получил посох мага, но при этом выглядел очень молодо. Кстати — из всей магической братии, которая собралась здесь, он был единственным, кто вызывал у меня симпатию. Он вообще больше был похож на наемника, а не на мага, поскольку о вечном он не размышлял, зато лихо пил вино, был не дурак подраться и его знали все обозные куртизанки. Он и к моему принцу в шатер захаживал несколько раз, краем уха я даже расслышал то, что Айгон предложил Анри занять место придворного мага. Неофициально, разумеется, закон есть закон, но смысл от этого не меняется.

Так вот — кто-то чуть его не убил. От двух арбалетных болтов он увернулся, но еще парочка достигла цели. Добро еще, что сознание не потерял и угостил огнем несколько темных фигур, которые бросились к нему из-за деревьев. А сомлей — тут ему и конец бы настал. Трупов злодеев, увы, наутро не обнаружили.

А на прошлой неделе несчастье не обошло стороной и нашу компанию. В ночь со среды на четверг убили Лаванду Веннинг, девушку тихую и незаметную. Я, если честно, вообще не представляю, кому могла быть выгодна ее смерть, кому она могла понадобиться. За почти два года учебы я не слышал в общей сложности от Лаванды и двух сотен слов. Она была как мышка — вечно сидела где-то в углу с книгой, из-за которой ее видно не было.

И вот — она умерла. Причем смерть была неприятная — сначала ей перерезали горло, прихватив за шею сзади, а после еще и вскрыли вены на руках. Когда ее нашли, она была холодна как лед, и цветом лица похожа на него же.

Нам жутко хотелось кого-нибудь за это убить, но кого — непонятно. Стивен ле Ре после гибели своей ученицы разве что землю носом не рыл, но все впустую. И в нашем случае — ни следов, ни малейших зацепок. Кабы ее хотя бы изнасиловали, то можно было бы что-то придумать, через семя, оставшееся в теле, выйти на убийцу, но этого не случилось. Лаванду просто и хладнокровно прикончили, не оставив совершенно никаких следов и зацепок. Мы поскрипели зубами, похватались за рукояти шпаг — но тем все и закончилось.

После похорон, на которые собрались все, Ворон строго-настрого запретил нам мотаться где-то по ночам и пообещал каждому, кто его ослушается, устроить потом в замке веселую жизнь. Ну или то ещё посмертие, в случае гибели.

Между прочим, тем же вечером ко мне заявился Агриппа, которого я не видел с того самого дня, когда он отвел меня к мастеру Гаю. Он возник как всегда ниоткуда и потребовал того же самого, что и наставник. То есть — не шляться в темное время суток. Что к чему он не знал, но добавил, что это не его личное пожелание, а приказ мастера Гая. Напоследок он заставил меня показать ему клинки моей шпаги и даги, после надавал тумаков, обнаружив на них тусклоту. Ну да, я давно оружие из ножен не доставал, но в этом и нужды не было. Так я ему на свою голову и сказал, после чего он задал мне дополнительную трепку, а после заставил привести оружие в порядок прямо в его присутствии.

В общем — нехорошо было вокруг. Для нас, подмастерьев, нехорошо.

Я так думаю, что визит Ворона к Шеппарду и был обусловлен этими смертями.

Причем слово свое наставник держал. Первым под раздачу попал Фальк, буквально на следующий вечер после похорон приперший девчонкам здоровенный окорок, которым он разжился в какой-то деревне. Естественно, что шума от него было много, и Ворон моментально сообразил, кто пожаловал в гости.

В результате, наставник крепко отмутузил Карла тем самым окороком, заляпав жиром его плащ, выдал длиннющую тираду, заставившую покраснеть даже Фришу, поскольку она целиком состояла исключительно из непристойных слов, а после чуть ли не за ручку проводил его в отряд. Последнее, полагаю, было для Фалька особенно унизительно.

Вот по этой причине я и не рискнул со своими предположениями сунуться к Ворону. В конце концов — днем раньше, днем позже? Эльфы уже отбыли, их не догонишь. Да и потом — зная мастера, могу предположить, что это знание он все равно оставит при себе. Ему нет дела до того, что творится вокруг, пока это не затронет лично его.

Рози, заметим, тоже меня крепко отругала, как только прибежала к полуразрушенному дому, у которого я ее ждал. Я передал ей, что пришел, через Эбердин, которую встретил, только придя в деревню, где лекарский обоз устроился на ночевку. Удачно вышло. Я, пока через лес шел, всю голову сломал, как ей дать знать о себе, причем так, чтобы Ворону на глаза не попасться.

Отругала, а потом спросила:

— Что, так хотел меня увидеть?

— Ну да, — ответил ей я. — Соскучился.

Правдой в полной мере это не было, но и ложью тоже. Если совсем начистоту — я не знаю, по какой именно причине направился к лекарским обозам, прошлепав пешком пять миль по грязной и разбитой в хлам лесной дороге. Тут много всего сплелось — и то, что я по своим соскучился, и то, что мне домой, в замок, хотелось, и то, что мне смертельно надоели разговоры, которые велись в свите принца. А уж как сам принц мне опостылел! Так-то по сути Айгон был неплохим парнем, смелым и честным, но очень уж властолюбивым. Сверх меры. Он просто грезил своим будущим величием, тем, как он будет править и повелевать. И нас всех уже записал в свои подданные, не особо разбираясь кто есть кто. Само собой, я с ним не спорил, но все эти: «А еще я напишу уложение о проступках, преступлениях и наказаниях» и «Шлейцер станет столицей моего королевства. Только надо его перестроить будет, а то маловат» выматывали жутко. В общем — не слишком верным оказалось первое впечатление, которое он на меня произвел.

Естественно, все его окружение ему поддакивало, что, само собой, только сильнее распаляло его воображение и тешило самолюбие. Я удивляюсь, как он до сих пор не велел обозным кузнецам себе корону сковать, хотя бы железную.

Одно хорошо — в бой Айгон не рвался, берег себя для будущего владычества над этим краем. Да и до того он только делал вид, что поле битвы для него дом родной, побыв рядом с ним, я это отлично понял. Работа на публику, вот и все. На деле, он следовал за арьегардом, входя в каждое новое селение как освободитель, и непременно выкидывал какой-нибудь величественный жест. То одарит местных погорельцев несколькими серебряными монетами, то селянку посимпатичнее расцелует, а то и ребятенку «козу» сделает. Сначала он даже детей на руки брал, но после того, как один из них «надул» ему на камзол, подобные экспромты были прекращены.

Вот и вышло, что обоз с моими соученицами был не так уж далеко от меня, но и не сильно близко. И я не удержался от того, чтобы не сбежать к ним от опостылевших до зубной боли прожектов под общим названием «Золотой век Айгона».

— Не болит? — Рози провела рукой по моему кожаному жилету в районе живота. — А то эти два дуболома тогда постарались на славу.

— Да нет, — я положил свою ладонь на ее руку. — Да они сюда особо и не били, все больше по почкам. К тому же им за это изрядно досталось. Видел я их пару недель назад, ты им за меня отомстила на совесть.

Рози захихикала, поняв, о чем я говорю.

Повод для смеха имелся еще тот. Две недели назад, как я и сказал, состоялось что-то вроде расширенного военного совета, на котором присутствовала куча народа. Пожаловали на него и Ворон, и мастер Гай, и даже братья Рози, как представители от Асторга. Точнее, только старший, но пришли они вдвоем. Ну, я вам доложу, им и досталось! Моя нареченная так над ними поработала — иная кошка обзавидуется. Были они все исцарапанные и даже, по-моему, покусанные. А у младшего, вдобавок, еще и глаз начал дергаться, отчего возникало ощущение, что он постоянно кому-то подмигивает. Виталия, которая прибыла на совет с опозданием, как назло с ним столкнулась у входа, они обменялись взглядами, и она приняла это на свой счет. Начала волосы поправлять, бровями играть и совершенно не поняла поведения Тима де Фюрьи, когда тот что-то буркнул, отвел глаза и куда-то быстро ушел.

На меня эта парочка даже не глядела. Как видно, не хотела повторения пройденного.

— Не хватало еще чтобы кто-то кроме меня над тобой издевался, — то ли всерьез, то ли в шутку сказала Рози и закинула руки мне на шею. — Это мое право, я завоевала его в честной борьбе.

— Кого с кем? — иронично заметил я. — Гордости с предубеждениями? Кому я нужен?

— Не прибедняйся, — потребовала Рози. — И потом — Грейси. Она явно на тебя глаз положила, и я подозреваю, что было у вас все-таки что-то прошлым летом. Но копаться в прошлом не стану, так и быть. Только имей в виду, — прошлое — это прошлое, было и прошло. Вот только если что-то подобное случиться в будущем, то лучше сразу начинай готовиться к путешествию за Грань.

— Сам туда не спешу, и другим не советую ступать на этот путь, — я прижал Рози к себе. — И вообще — весна, вечер, а мы с тобой о смерти говорим.

— Какая жизнь, такие и разговоры, — вздохнула девушка. — Война-то идет к концу, вот только раненых меньше не становится. Что ни день — двое-трое отправляются на тот свет. А то и больше. Нордлиги — они, понятное дело, идиоты, что на континент полезли, но вояки что надо. Если уж рубанули кого — то все. Либо покойник, либо калека.

— Весело тут у вас, — посочувствовал я ей.

— У нас весело только одному существу, — Рози скорчила забавную мордашку. — Твоему Филу.

— Как он? — заинтересовался я. Если честно, я как-то подзабыл о своем питомце за всей этой суетой.

— У него тоже весна, — фыркнула Рози. — Он еще подрос, мне, считай, по пояс стал, и… Как бы так сказать-то… Заматерел. Короче, я вчера сама видела, как он с молоденькой березкой обнимался и что-то занимательное ей рассказывал. Уж так листвой шелестел, так корешками по земле тер!

— Да ладно? — не поверил я ей.

— Клянусь, — Рози даже насупилась, не понимая, почему я ей не верю. — Так и было. А под вечер он еще и к вербе успел сбегать, та неподалеку от места ночевки росла. Тот еще потаскун у тебя растет, фон Рут. Весь в отца.

— Да тьфу на тебя! — я даже отпустил ее. — Какого отца?

— Это я пошутила, — успокоила меня Рози. — Но вообще — интересное он создание. Похоже, что даже Ворон до конца не понимает, почему он появился на свет. Почему и для чего.

— Побочное явление заклинания, — высказал я предположение, которое давно вертелось у меня в голове. — Такое бывает, я читал.

— Больно оно жизнеспособное, твое побочное явление, — скептически заметила Рози. — И потом — он не завязан на тебя полностью, а это уже аномалия даже для подобных существ. Он обладает собственным разумом. Разумом, Эраст! О каких побочных явлениях может идти речь? Ты вызвал из небытия разумную сущность, а это уже совсем другой раздел магии. Запретный, замечу особо.

Ну да, еще триста лет назад одним из первых эдиктов Ордена Истины был запрет на сотворение существ, подобных человеку или иным разумным расам, причем под страхом смертной казни.

Тут, правда, все было небесспорно — ни на одну разумную расу Фил не походил. Вот только ключевое слово тут — «разумный».

— Не сгущай краски, — попросил я ее. — Если бы это было так, Ворон его до сих пор бы в заморозке держал. А если отпускает погулять — значит, все нормально.

— Надеюсь, — вздохнула Рози и снова прижалась ко мне.

Раздались шаги, я встрепенулся, опасаясь, что кто-то меня заметит и радостно выкрикнет мое имя, случайно выдав наставнику, но тут же успокоился — это была Эбердин.

— Все, разбегайтесь, — как всегда хмуро сообщила нам она. — Рози, пора. Не буди лихо, пока оно тихо. Точнее — пока оно спит. Ты же знаешь, он в последнее время то и дело проверяет — все ли на месте.

— Вот так всегда, — печально сообщила нам де Фюрьи. — Только, понимаешь, с любимым душой отогреешься, а все — время вышло.

— Ему еще сколько по темноте переть, — практично заметила Эбердин. — Это он сюда засветло шел, а сейчас-то ночь на дворе. И вообще, фон Рут — зря ты наставника не слушаешь. Видишь же, что творится. Мы одну нашу уже похоронили, так вот как по мне, для нас этого достаточно. И для мастера тоже. Если еще и ты за Грань уйдешь, то станет совсем уж невесело. Ты, конечно, скажешь мне сейчас, что мужчина и ничего не боишься, мы это знаем, поверь. Точнее — вот она знает, мне-то все равно. Но на этом и остановись, хорошо? Если тебя убьют, то считай, легко отделался, тебе все остальное безразлично будет. А вот мне ее потом еще утешать неизвестно сколько, причем делать я этого не умею.

Эбердин закончила свою тираду, погрозила мне пальцем и ушла, оставив нас с открытыми ртами. Не знаю, как Рози, но вот я от нее впервые столь длинную речь слышал. Она обычно отделывалась короткими фразами, ругательствами или просто жестами.

— Я не подозревала даже, что она столько слов знает, — проморгалась наконец Рози. — Надо же. Слушай, фон Рут, а чего это она о тебе так печется? И вон прямо целую поэму в прозе сейчас выдала? У меня появляются нехорошие подозрения!

— Все, что нас связывает в этом смысле — так это то, что я пару раз ее голый живот видел, — честно признался я. — Да погоди когти выпускать! В первый раз это было в ту лихую ночь, когда тебя подрезали. Ну, помнишь, мы из Кранненхерста шли? Вот тогда она и заголилась передо мной, когда рубаху нижнюю на лоскуты рвала, чтобы ты от потери крови не померла. А второй… Де Фюрьи, ты совсем сбрендила? За что?

Мне как-то не нравится, когда меня дергают за ухо. Особенно если не за дело.

— Да я шучу, — миролюбиво сказала Рози. — К кому-кому, а к Эбердин я буду ревновать тебя в последнюю очередь. Поцелуй меня и иди. Она права — уже совсем поздно.

Выполнив сказанное, я неохотно отпустил девушку, убедился, что Эбердин ее дождалась, и шустро зашагал в сторону той самой грязной и разбитой дороги, которая через лес вела к деревне, ставшей на эту ночь резиденцией принца Айгона.

Скажу вам так — уже через пять минут я искренне пожалел о том, что вообще куда-то пошел этим вечером. Вот как первый раз, поскользнувшись, упал в какую-то колдобину с водой, так и пожалел.

Днем-то я по обочине шел и через лужи перепрыгивал, а сейчас, в темноте, ничего видно не было. Да еще и луна за тучами скрылась, окончательно погрузив лес в темноту. Одно хорошо — даже если меня какие злодеи поджидают, то вряд ли заметят. Хотя, может, и услышат, поскольку сквернословил я много и охотно, так как ноги то и дело скользили по схваченной ночным ледком земле.

Можно было бы магический огонек запалить, но я, поразмыслив, этого делать не стал. Во-первых — не так он и много света дает. Во-вторых — и вправду, мало ли кто в этом лесу по ночам кроме меня рыскает? А огонек этот все равно что опознавательный знак — вот он я иду.

Следом за этими мыслями мне пришла в голову идея, что вот так и надо ловить таинственных убийц, «на живца». Пустить кого-то, лучше всего, разумеется, не меня, бродить по ночным дорогам с магическим огнем в ладони, как приманку, и ждать, пока на него не нападут. Единственное — дороги должны быть не такие, как в этом богами забытом лесу, а получше. Как минимум — посуше, а то толку не будет.

Ну а как они появятся, прихватить их на месте да расспросить с пристрастием на предмет того, что им сделали подмастерья магов, и за что они их так не любят? Надо же это понять. Интересно ведь. Тем более что потом от этих тварей мы уже ничего не узнаем. Проводить над ними ритуал воскрешения никто не станет, кому это надо?

Думать о том, как именно мы станем убивать тех, кто расправился с Лавандой, было приятно и отвлекало от внешнего дискомфорта, потому остаток дороги я преодолел как-то даже этого не заметив. Тем более что в какой-то момент мокрые черные деревья остались позади, и дорога из лесной стала полевой. Да еще нарождающаяся луна наконец вышла из-за туч, залив все призрачным серебристым светом.

Жалко только, что в нем не было видно, до какой степени я угваздался при падениях. Нет, я знал, что запачкался в грязи, да и плащ здорово подмок, вот только я даже не догадывался, что настолько. Понял только тогда, когда вошел в дом, где на ночлег разместили часть свиты принца, в которую входил и я.

И все бы ничего — ну, запачкался и запачкался, весна в конце концов. Кругом грязь и ручьи, по-другому не бывает. Сначала это, потом пора цветения — таковы законы бытия и круговерть смены времен года. Но надо же было случиться такому, чтобы в этот момент принца невесть зачем занесло именно в наш дом. Что он здесь делал — непонятно, но, увы, случилось именно так.

— Вот и фон Рут, ваше величество! — радостно улыбаясь, громко сообщил Прим. — Явился, наконец!