22
«Нет, это не широта натуры, а просто безудержное мотовство!»
— Глазам не верю. Ты что, собираешься закупить все, что есть в магазине?
— Нет, конечно. Все вместе это выглядело бы пошло. Почему бы тебе не помолчать минуту-другую, пока я не подберу что-нибудь приличное?
Вначале Коити заявил, что намерен купить новую рубашку, потому что эта вся промокла и в ней неудобно себя чувствуешь. Однако на самом деле он повел ее в бутик, где торговали исключительно женской одеждой. Фирма оказалась итальянская, и цены там были под стать моделям.
Элегантная владелица бутика вполне комфортно чувствовала себя в одной из таких моделей — в ярком шерстяном костюме. Она вся просияла, завидев Коити, и поспешила к ним навстречу. Коити обнял девушку за плечи с выражением притворного отчаяния на лице:
— Вы можете с ней что-нибудь поделать?
Владелица с удовольствием взялась за Дзюнко. Та попыталась протестовать, но опоздала. Не успела она сообразить, в чем дело, как ее уже втолкнули в примерочную и раздели до нижнего белья. Затем на нее принялись примерять одну вещь за другой — костюмы, платья, слаксы и свитеры. Натянув на нее очередной наряд, хозяйка бутика выводила ее в зал, где они с Коити с ног до головы осматривали отражение девушки в огромном зеркале, а потом заталкивала обратно в примерочную для нового переодевания.
— Послушайте, я не в состоянии купить ни один из этих нарядов, это пустая трата времени!
Хозяйка с улыбкой отметала все протесты Дзюнко:
— Все в порядке, за все заплатит господин Кидо.
— Но с какой стати ему платить за меня!
— Он обожает делать друзьям подарки. Так что не беспокойтесь. К тому же в новой одежде вы будете выглядеть гораздо привлекательнее. Просто срам, что вы, с вашей природной красотой, так небрежно одеваетесь!
Нагрузившись целой грудой покупок, Дзюнко и Коити продолжали спорить о том, что ей надеть на выходе из бутика. Наконец они остановились на пуловере прекрасного темно-синего оттенка и слаксах в обтяжку, подчеркнувших стройность ее ног. Растоптанные кроссовки куда-то подевались, а вместо них на ногах у Дзюнко красовались высокие, до колен, сапожки из мягкой замши. Без передышки владелица бутика принялась за ее порядком отросшие волосы. Она уложила их, красиво завязала лентой и всучила девушке шляпу того же оттенка, что и пуловер:
— Только не надвигайте ее слишком низко на лоб. Вот так, в самый раз! Теперь вы выглядите очаровательно.
— Недурно, — одобрил Коити, потирая подбородок с видом человека, прислушивающегося к мотору любимой машины. — Как насчет легкого макияжа?
— Минуточку… — Хозяйка ринулась в подсобку.
Дзюнко дождалась ее ухода и гневно уставилась на Коити.
— Что ты себе позволяешь? — прошипела она.
— Выглядишь превосходно! — невозмутимо ухмыльнулся он.
— Я тебе не манекенщица!
— Разве тебе не хочется, раз уж мы собираемся навестить Кадзуки Таду, выглядеть более соблазнительно? Не хочешь заставить его хоть на мгновение пожалеть о том, что он тебя упустил?
Девушка чуть не ударила его, но в это время вернулась хозяйка с тюбиком розовой помады.
— То, что надо, к вашему цвету кожи. Идеально! — заявила она, отступая, чтобы полюбоваться делом своих рук.
Коити отвесил шутовской поклон и спросил Дзюнко:
— Ну что, едем?
На автомобильной стоянке у гостиницы, усаживаясь и пристегивая ремень безопасности, девушка проворчала:
— Я тебе еще припомню это.
— Ладно, только я тебя умоляю, не вздумай спалить этот магазин. Хозяйка сама заказывает все вещи за границей, и большую часть ее ассортимента нигде больше в Японии не купить, — расхохотался Коити.
— Ну ты и нахал!
— Почему нахал? — удивился он. — Ты теперь выглядишь гораздо эффектнее.
— Вот так заставлять человека…
— Ну да, но разве не этим я зарабатываю на хлеб насущный, или ты забыла?
Дзюнко осеклась и замолчала. Молодой человек сосредоточился на выезде со стоянки и следил за дорогой в зеркале заднего вида.
«Я сжигаю людей, — размышляла Дзюнко, — а он двигает их, словно оловянных солдатиков».
Девушка ожидала, что Коити водит какую-нибудь шикарную иномарку, но у него оказалась практичная машина отечественного производства. И похоже, довольно приличного возраста, судя по ржавым царапинам на корпусе. Колеса были слегка крупнее обычных, и из-за этого машина казалась выше других.
— Пари держу, что ты не ожидала увидеть меня за рулем такого драндулета, — поддразнил ее Коити, когда они уже выезжали на дорогу.
— Ну, положим, не драндулет, но как-то выпадает из твоего стиля.
— Это правда, но зато прекрасно подходит для езды по горным дорогам, особенно снежной зимой. В свободное от работы время я живу за городом, так что практичный автомобиль меня устраивает.
— Значит, у тебя есть загородный дом?
— Просто дом. Когда я тебе звонил на днях, я как раз находился на озере Кавагути. Там мороз ниже нуля и уже все обледенело — озеро, дороги…
Движение было плотное. Они то ехали, то стояли. Сваленные на заднем сиденье пакеты громко шуршали.
— Где, ты говоришь, живет в Сибуе Кадзуки Тада?
— На Сангубаси, — коротко ответил Коити.
— С женщиной?
— Да, уже давненько.
— То есть с любовницей?
— Ну, по крайней мере, мать или сестра исключаются, поскольку ни одной нет в живых.
— Прекрати!
Коити, должно быть, уловил что-то в голосе Дзюнко, потому что торопливо извинился.
Они стояли в пробке и молчали.
— Его младшую сестру звали Юки, — сообщила девушка. — Она была очень красивая.
— Ты видела ее фотографию?
— Да, Тада показывал.
Он показывал ей много фотографий, но одну она запомнила особо: снимок был сделан в детском саду, на каком-то концерте. Юки, в театральном костюме, танцевала и пела. Маленькие ручки распростерты, как листья японского клена, а личико приподнято.
— У тебя нет младшей сестры? — спросила Дзюнко.
— Нет.
— Наверное, для старшего брата маленькая сестренка — это нечто особое, иное, чем любовница или жена.
— Может, и так.
Минут десять они ехали в молчании. Наконец машина выбралась из пробки и поехала быстрее.
Напротив пассажирского сиденья болтался прикрепленный к стеклу забавный клоун в красной шапочке и костюме в горошек. На огромном красном носу у него сидела пчела, и клоун рассматривал ее, нелепо скосив глаза.
— Не понимаю, — тихо сказала Дзюнко, не сводя глаз с прыгающего клоуна.
Спутник вопросительно посмотрел на нее.
— Я их спрашивала, перед тем как сжечь: «Как вы могли столь жестоко поступить с Юки? Разве она не такой же человек, как и вы?»
— Ну и что они ответили? — негромко спросил Коити.
— Ничего. — Девушка покачала головой. — Они только умоляли меня пощадить их.
— Никто из них не ответил?
— Никто. — Дзюнко повернулась к нему. — Разве что Масаки Когуре.
— И что он сказал?
— Он спросил меня: «Что ты пристала ко мне? Тебе-то что за дело до этого? Я про это и думать забыл». Судя по его лицу, он говорил правду.
— Знаешь, что это мне напоминает? Ты заявляешь на автобусной остановке парню, который возвращается домой после работы: «Извините, но утром, когда вы подходили к автобусу, вы наступили на муравья». — «Да разве? — отвечает он. — А я и не заметил. А кто уполномочил вас выступать в защиту муравья?» Умоляли пощадить их, — пробормотал Коити, вцепившись в руль и глядя на дорогу. — Мне такого слышать не доводилось. Я слышал только вопли. Бессчетное число.
— Вопли?
— Ну да. Вопли типа: «Что со мной происходит?» Как-то, года два назад, я загонял одного типа в дробилку, она вовсю работала, ножи так и крутились. Это был насильник. Он действовал очень ловко и много лет оставался безнаказанным. Так что я с чистой совестью делал свое дело.
Дзюнко молчала, искоса поглядывая на него сбоку.
— Я полностью подчинил его своей воле, и он без оглядки все ближе и ближе продвигался прямо к дробилке, словно подходил к ванне. Я подвинул его мимо заградительного барьера. Прямо под ним вращалось лезвие, и я еще чуть-чуть подвинул его. Он сделал еще один шаг и уже занес ногу над краем. Тогда я подвинул его в последний раз, и он накренился примерно на сорок пять градусов. И тут я отпустил его, просто перестал им управлять. Тогда я впервые так поступил. — Коити откашлялся. — Парень пришел в себя, но уже не смог удержать равновесия. Падая туда, он вопил как резаный. Секунд десять вопил, пока его не порезало на кусочки.
— Что он кричал?
— Что-то не очень вразумительное, — похоже, очень удивился: «В чем дело? Что со мной происходит?!» С тех пор, когда я довожу их до точки, откуда нет возврата, я перестаю ими управлять, чтобы послушать, что они говорят, осознав, что смерть неизбежна. Я, как и ты, хочу понять.
— Ну и что ты услышал от них?
Уголки губ Коити изогнулись в легкой улыбке.
— Все они в этот момент задают единственный вопрос: «Почему это происходит со мной?» Абсолютно забывают, что они сами натворили.
— Значит, никакого сожаления, чувства вины? Недовольства собой?
— Ничего подобного, — решительно ответил он. — Я пришел к выводу, что они являют собой специфическую человеческую особь — жуткую разновидность, напрочь лишенную совести. Конечно, среди них тоже попадаются всякие. Взять, например, нас с тобой, хотя мы составляем им прямую противоположность.
— Спорим, тебе кажется странной такая игрушка в моей машине. — Коити бросил взгляд на качающегося клоуна. — Я обнаружил его в лавке художественных промыслов в Татесине. Выпал снег, мы отправились туда покататься на лыжах, и на обратном пути я его и купил. Друзья издевались надо мной: подумать только, покупать такую нелепую вещь в таком месте! Но для меня он имеет особое значение. Я был там по делу и купил эту безделушку после выполнения миссии.
— Кто служил объектом?
— Была там одна женщина, заядлая аферистка. Ей бы в ее годы одуматься, но она совершила преступлений больше, чем нажила морщин на лице, — а этого добра у нее было навалом. Когда я объяснил ей, зачем приехал, она попыталась переманить меня на свою сторону. Изначально речь не шла о казни — надо было сломить ее волю. Поэтому и послали меня…
— Что произошло?
— Кто его знает? Она до сих пор считается пропавшей без вести.
Дзюнко мягко придержала пляшущего клоуна с пчелой на носу.
— Если пчела норовит ужалить тебя, надо прогнать ее или прихлопнуть, правда? Самая естественная реакция, — сказал Коити. — Если не сделать этого, она тебя рано или поздно ужалит. Тот, кто ее пожалеет и оставит у себя на носу, просто глуп, как этот клоун.
Дзюнко отпустила клоуна. Он задергался из стороны в сторону на резинке и выглядел точь-в-точь как человек, изо всех сил отгоняющий пчелу.
Прав Коити. Если тебя собирается ужалить какая-нибудь ядовитая тварь, ее надо прихлопнуть, все равно, насекомое это или человеческая особь.
— Минут через десять доедем.
Коити сообщил это таким бодрым тоном, что Дзюнко не решилась высказать свои мысли: «Я понимаю, о чем ты говоришь. Я с тобой согласна. Но я перестаю доверять самой себе. Может, потому, что я за такой короткий срок уничтожила столько народу. Может, потому, что запах крови впитался в мои поры. Действительно ли мы с тобой представляем полную противоположность этой жуткой разновидности человеческих особей? Может, мы не слишком далеко ушли от них?»
Кадзуки Тада жил в квартале недавно возведенных таунхаусов. Снаружи они напоминали кукольные домики, спроектированные, чтобы привлекать молодых женщин и новобрачных. Коити медленно ехал вдоль улицы, давая Дзюнко возможность из окна машины рассмотреть именные таблички на дверях. Она отстегнула ремень безопасности и наклонилась, чтобы лучше видеть.
Имя Кадзуки Тада обнаружилось на третьей двери второго ряда домов. Там же стояло еще одно имя, женское: Мики Танигава.
— Она явно поселилась здесь раньше. Он уже потом перебрался к ней, а не наоборот.
— Откуда ты все это знаешь? Стражи уже давно следят за ним?
— В общем да.
— Почему?
— Разве не очевидно? Существовала высокая вероятность того, что ты обратишься к нему. После неудачи с ликвидацией Масаки Когуре вы с Тадой на некоторое время расстались. Но мы понимали, что один из вас обязательно попытается наладить связь друг с другом. Как я уже говорил, ты ловко умеешь заметать следы. Он оставался для нас единственной ниточкой, которая могла привести к тебе.
— Однажды я заходила к нему, — сказала Дзюнко, не отводя глаз от именной таблички. — Он тогда еще жил на прежнем месте.
Подход к дому Тады содержался в образцовом порядке, из почтового ящика на крашенной в белый цвет двери выглядывала вечерняя газета. Свет не горел ни внутри, ни снаружи, но сквозь ажурную решетку окна рядом с входной дверью виднелись узорчатые кружевные занавески. Когда он жил один, никаких занавесок у него и в помине не было. Дзюнко захотелось узнать, держит ли он по-прежнему в доме фотографию сестренки, живя с этой женщиной.
— Зачем ты к нему ходила?
— Я пошла сразу после того, как ликвидировала Масаки Когуре в парке Аракава.
— Иными словами, пришла отчитаться? В том, что осуществила акцию возмездия? — Коити нажал на педаль газа. — Похоже, никого нет дома. Давай объедем вокруг квартала и вернемся.
Часы на приборной панели показывали больше половины восьмого. Коити, словно прочитав мысли Дзюнко, ответил на незаданный вопрос:
— Они оба работают.
— Тада все еще работает в «Того Пейпер»?
— Нет, он оттуда уволился вскоре после твоей акции в Аракава-парке. Теперь он работает счетоводом в небольшой рекламной фирме в Синдзюку.
— Интересно, почему он уволился?
— Кто его знает? Может, Таду потрясло убийство Масаки Когуре и его подельников.
— Но почему из-за этого бросать работу?
— Не кричи на меня. Может, он утратил душевное равновесие. Может, это смерть матери так на него подействовала.
Они медленно объехали вокруг квартала и, уже возвращаясь, заметили две фигуры, неторопливо идущие в их сторону.
— Ну, вот и они, — пробормотал Коити.
Дзюнко уставилась на них. Уже можно было различить их одежду и выражение лиц. Они приближались, и Коити заглушил мотор и погасил фары.
Идущие не обратили внимания на незнакомую машину напротив их дома. Они углубились в серьезную беседу и шли привычной дорогой, не обращая внимания на окружающее.
Внешне Кадзуки Тада ничуть не изменился. Та же прическа, узнаваемая походка. Даже белое пальто поверх костюма то же самое, припомнила Дзюнко. В одной руке он нес портфель, а в другой — битком набитую сумку с логотипом супермаркета. Из сумки торчала какая-то зелень. Семейный человек.
Он улыбнулся, и улыбка была тоже знакомая. «Хотя со мной он не часто улыбался», — рассеянно подумала Дзюнко.
Быстро холодало. На женщине было длинное шерстяное пальто и удобные туфли. Она была тепло одета, по погоде, и Дзюнко сначала ничего не заметила. Однако при свете уличного фонаря, когда женщина повернулась боком, смеясь в ответ на какую-то реплику Тады, Дзюнко увидела, что она беременна.
Дзюнко охватил озноб. Душа, как пруд, покрылась первым тонким ледком, сквозь который видно, как плавают рыбы.
— Похоже, она в положении, — прошептала девушка. — Ты ведь знал об этом?
— Да, — сказал Коити. — Только не решался тебе об этом сказать.
Дзюнко не могла подобрать слова, и они крутились вихрем в ее сознании, мешая друг другу. Она неподвижно сидела, ожидая, когда все это коловращение внутри ее утихомирится и приведет к естественному решению.
— Идиотизм, — наконец произнесла она еле слышно.
Коити ничего не сказал на это и, слава богу, не задал еще более идиотского вопроса, вроде кого она имеет в виду.
Кадзуки Тада со своей подругой подошли уже к самой двери дома. Приглядевшись внимательнее, Дзюнко заметила, что он несет даже ее сумочку. Женщина вытащила оттуда ключи и, открывая дверь, заодно вынула газету из почтового ящика. Они вошли внутрь, и в окне загорелся свет.
— Как по-твоему, когда должен родиться ребенок? — вполголоса спросил Коити.
— Трудно сказать… Но похоже, уже скоро.
— Значит, к весне. Он человек обстоятельный, так что они, видимо, поженятся перед этим.
— Потрясающе! — сказала Дзюнко. Слова теперь слетали с языка легко, без всякой заминки. — Я рада за них. Они явно счастливы.
Коити еще не завел машину, и в салоне было темно. В скудном свете, падавшем из окна, девушка с трудом могла разглядеть даже профиль своего спутника.
— Тада обязан своим счастьем тебе, — сказал Коити, глядя перед собой. — Он просил тебя не трогать Масаки Когуре. Он даже помешал тебе в первый раз. Но вряд ли он вот так смеялся бы, если бы ты не стерла с лица земли Масаки Когуре, отомстив за трагическую гибель Юки. В каком-то смысле его жизнь тоже едва не прервалась. Это ты вернула его к жизни и открыла путь к счастью.
Коити резко включил зажигание и завел мотор. Дзюнко сидела, не говоря ни слова. Она едва не заплакала, но все же сдержала слезы. Это были бы слезы одиночества, а не печали.
Коити замурлыкал песенку:
Мы пожарные лихие,
Мы ребята холостые.
Жизнь уныла у меня —
Спас красотку из огня,
Сгоряча она твердит:
«Жизнь тебе принадлежит!»
Но дружок ее приходит
И красотку прочь уводит.
Ну а я бреду домой,
В дом холодный и пустой.
Нет ни света, ни огня,
Только кошка ждет меня.
— Господи, что это? — Дзюнко расхохоталась. — А ты знаешь, что тебе медведь на ухо наступил?
— Конечно, ну и что?
Мотор взревел, и машина тронулась с места. Рассеянно глянув на окно дома, девушка увидела, что Кадзуки Тада раздвинул занавески и выглянул на улицу. Вероятно, он выглянул просто так, без всякой цели, просто услышав звук заводимого мотора рядом с домом. Но сквозь двойные рамы, несмотря на расстояние, он встретился взглядом с Дзюнко.
Может, он вспомнил ее, потому что в ее глазах мелькнул проблеск узнавания. Отвернись Дзюнко, он мог бы попросту не узнать ее. Или все-таки узнал бы? Как бы то ни было, она заметила, что он округлил глаза от удивления и губы его шевелились, когда машина тронулась с места.
Дзюнко оглянулась на дом, ощущая, как ее тянет к тому окну, оставшемуся позади. Внезапно дверь распахнулась, и Кадзуки Тада босиком выскочил на дорогу. Он что-то закричал и побежал вслед за ними. Из-за шума мотора она не расслышала слов. В раме заднего стекла он казался героем немого кино, бегущим по ночной улице и яростно размахивающим руками. Единственным зрителем фильма оказалась Дзюнко, и она смотрела кино, вцепившись руками в спинку сиденья.
Впереди показался железнодорожный переезд. Там мигал красный сигнал семафора и звучала предупредительная сирена. Черно-желтый шлагбаум начинал опускаться, преграждая им путь.
Коити вжал педаль газа до упора. Дзюнко услышала, как шлагбаум царапнул по крыше, и машину тряхнуло, когда они, буквально перелетев через рельсы, жестко приземлились.
Девушка все еще сидела, развернувшись и глядя назад. Тада остановился на той стороне путей, не имея возможности бежать дальше за машиной. Он что-то кричал — может, выкрикивал имя Дзюнко. Затем налетел поезд, и Тада скрылся из виду. В уши девушке ударил грохот пролетающего мимо состава.
Потом они остановились на красный свет перед пешеходным переходом.
— Нельзя было там останавливаться, — все еще глядя прямо перед собой, пояснил Коити.
Дзюнко наконец развернулась лицом к лобовому стеклу. Она вытянула ремень и со стуком защелкнула его.
— Идиотизм, — повторила она.
И Коити снова не спросил ее, что она имеет в виду.
Он подвез ее до самого дома в Таяме и собрался вылезти из машины, чтобы отнести к ней в квартиру пакеты с покупками, горой лежавшие на заднем сиденье.
— Нет, — решительно заявила Дзюнко. — Я ведь говорила уже, с какой стати мне принимать от тебя подарки?
— Ладно, а как насчет этого? — Коити указал на пуловер, надетый на ней.
— Отдам в химчистку, а потом верну его тебе. — Она повернулась к нему спиной и начала подниматься по ступенькам, когда он окликнул ее:
— Погоди. Ты забыла…
Дзюнко обернулась, чтобы сказать, что она ничего не забыла, и в этот момент в нее полетело черное замшевое пальто. Она инстинктивно подхватила его; на пальто все еще болталась этикетка с ценой.
— Завтра позвоню, — сказал Коити и захлопнул дверцу машины.
Дзюнко стояла и смотрела вслед машине, пока та не скрылась за углом. Хотя с какой стати ей было смотреть?
На следующее утро, в одиннадцатом часу, ее разбудил звонок в дверь. Открыв дверь, она увидела рассыльного с грудой пакетов из бутика.
— Доставка для Дзюнко Аоки, — объявил он и помог ей внести пакеты в квартиру.
— Идиотизм! — пробормотала она, но не смогла сдержать улыбки, чем вконец озадачила рассыльного.
Она посмотрела на квитанцию — там был указан обратный адрес и телефон. Коити Кидо жил в Йойоги, должно быть в высотном доме, судя по номеру квартиры — 3002.
Дзюнко свалила пакеты в угол и позвонила по указанному номеру. Прозвучало семь гудков, прежде чем он взял трубку и откликнулся сонным голосом. Она вспомнила, что ночью он должен был выполнить миссию.
— Доброе утро, — сказала она. — Я согласна вступить в вашу организацию.
