Книга: Богиня маленьких побед
Назад: 50. 1970 год. Почти покойник
Дальше: 52. 1973–1978 годы. Такая старая любовь

51

– Вы сегодня здорово припозднились, красавица моя. Нашли себе другое развлечение?
Энн швырнула сумку на сиденье из искусственной кожи. Скрепя сердце она приехала в пансионат после работы, чтобы как можно быстрее выполнить неприятную обязанность: рассказать Адель о распоряжении директора Адамса. Думая о нем, Энн каждый раз хотелось биться головой о стену. Нужно было выложить ему всю правду в глаза и никогда не прикуривать эту сигарету. Теперь ей стоило огромных трудов не побежать и не купить целую пачку. Затылок ломило, и молодая женщина проклинала эту боль. Ночь, проведенная с французом, так и не позволила ей расслабиться, хотя в этом деле ему вполне можно было бы присудить еще одну Филдсовскую премию. Он ушел почти сразу, чтобы побыстрее вернуться к работе, почерпнув толику вдохновения и не преминув при этом предложить и далее следовать по этому пути, демонстрирующему их идеальную совместимость. Энн позавтракала в одиночку, размышляя над рисунком фон Неймана, висевшим в рамочке над посудным шкафчиком. А заодно и над своей судьбой жены моряка.
Миссис Гёдель предложила приготовить ей отвар ромашки, никак не прокомментировав необычное настроение гостьи. Энн включила чайник и вытащила упаковку с ромашкой. Затем увеличила громкость радиоприемника, и по комнате поплыла мелодия «Watching The Wheels». После убийства Джона Леннона, свершенного накануне, все без исключения радиостанции без конца передавали его песни.
Энн осторожно поставила на прикроватный столик Адель две дымящиеся чашки и уселась в голубое кресло. Миссис Гёдель предложила ей плед, в который молодая женщина тут же закуталась.
– Моей бабушке сегодня исполнилось бы восемьдесят восемь лет.
– Я буду молиться за нее.
– Она давно умерла.
– Молитва еще никому не помешала.
Энн, обжигаясь, сделала первый глоток. 8 декабря станет днем траура и для других людей. Радиокомментаторы без устали пережевывали драматические события в Дакота Билдинг.
– Адель, вы заметили? В случае с простыми смертными обычно отмечают годовщину их рождения, но если речь заходит о знаменитости, то чествуют скорее дату его смерти.
– Я очень хорошо помню убийство Кеннеди в 1963 году. Страна замерла, будто наступил конец света.
– Вы сожалеете о том, что ваш муж, в отличие от Эйнштейна, так и не вознесся на вершины славы?
– Курт подобного давления не выдержал бы. Впрочем, как бы он ни жаловался, вниманием его никогда не обходили! Когда ему вручили почетный диплом Гарварда, одна из газет вышла с заголовком: «Самое значимое математическое открытие XX века». Я тогда купила два десятка экземпляров.
– Я читала статью в «Тайм», где Гёделя включили в список ста самых важных персон века.
– В этом списке присутствовал и Гитлер. Но я предпочитаю этого не помнить.
– Но ведь Гитлер тоже изменил ход Истории. По своему разумению.
– Я не верю в дьявола. Только в коллективную трусость. Наряду с посредственностью, это самая распространенная человеческая черта. Причем себя я исключением тоже не считаю, можете в этом даже не сомневаться!
– Никакая вы не посредственность, Адель. К тому же я считаю вас человеком чрезвычайно мужественным. Говорить о ваших волосах, желая вам польстить, не могу, потому как никогда их не видела.
Пожилая дама улыбнулась своей примерной ученице. Энн с удовольствием заметила, что на ее голове вновь красуется выстиранный тюрбан. Она подтянула к подбородку плед – простудилась после бассейна и теперь никак не могла согреться. Как-то раз Адель поведала ей, что так и не научилась плавать. Молодая женщина не стала уверять миссис Гёдель, что «еще не поздно», как принято в разговоре с пожилыми людьми. Нет, теперь уже поздно. Энн по-прежнему понятия не имела, как сообщить ей скверную новость. И подумала о Лео. Во искупление вины она расскажет о своем разговоре с ним на кухне.
– Вы когда-нибудь встречались с математиком Аланом Тьюрингом?
– Мне запомнился наш с мужем разговор после его смерти. Курт спросил, был ли этот человек женат. Ему казалось почти невероятным, что мужчина в браке может наложить на себя руки. Не ищите в этом поступке логики. Все были в смущении и замешательстве. Тьюринга знали как гомосексуалиста, но супруг никогда не верил слухам. А вот я их просто обожаю! Что-то вы, девушка, сегодня неразговорчивы. С кем собираетесь отмечать Рождество?
– Поеду к матери в Беркли.
Миссис Гёдель не стала скрывать охватившего ее разочарования. Неужели она вообразила, что праздники Энн проведет с ней? Энн обдумала эту мысль и ее возможные последствия. Подобный вариант был бы прекрасным предлогом, который можно всучить людоедке Рэчел: служебный долг и все тут.
– Вы, случаем, не больны?
– Не переводите все на уровень психологии, Адель. Человеческий организм способен далеко не на все.
– Кому другому рассказывайте! Я всю жизнь прожила бок о бок с человеком, которому в таком деле, как соматические реакции, можно было бы присвоить степень доктора. Лично я всегда накануне Нового года чувствую себя совершенно разбитой. Боже правый! Неужели его и правда любят, это Рождество?
Энн сняла с волос резинку, яростно почесала голову и вновь уложила их в шиньон, до боли дергая за пряди.
– Я больше не смогу приезжать к вам так часто. Вчера директор объявил, что моя миссия здесь закончена.
Адель потягивала настой ромашки, не пытаясь ее подгонять. Энн никак не могла понять, что означает выражение, застывшее на лице пожилой дамы. Новость, казалось, не удивила ее и не оказала ни малейшего влияния.
– Научный архив Гёделя, стало быть, больше его не интересует?
– Он хочет меня уволить.
– И правильно делает! Эта работа не приносит вам ничего хорошего. Считайте его угрозу счастливой возможностью и чем-то вроде начала нового цикла.
От неожиданного напоминания о таймере, включенном на обратный отсчет, внутри у Энн все сжалось. И праздники были не единственной тому причиной. Существовала и другая, но молодая женщина скорее дала бы отрезать себе язык, чем призналась бы подруге в чем-то подобном. Она приняла решение, которое вот уже несколько дней витало в воздухе, хотя у нее и не было желания его замечать.
– А если я отпраздную Рождество с вами?
– И вы добровольно согласитесь провести вечер с живыми покойниками?
– Таким образом вы выручите меня из беды.
Энн помассировала лицо, чтобы избавиться от избытка эмоций, вовсю пытающихся прорваться наружу. С нее вполне хватало и того, что постоянно приходилось искать оправдания.
– Прекратите немедленно! От этого у вас раньше времени появятся морщины. Почему вы себя таким образом изводите?
– Я не обладаю вашим мужеством, Адель. И всю жизнь только то и делаю, что бегу. Жалкий, никудышный человек.
Адель погладила молодую женщину по руке; от этого ласкового, проникновенного жеста на глаза Энн навернулись слезы.
– Ну нет, чего-чего, а плакать все же не надо! Что это вы сегодня так несчастны?
– Мне слишком стыдно жаловаться. Особенно вам.
– Страдания не имеют ничего общего с состязанием. И траур вполне может принести облегчение. Порой от воспоминаний о человеке, которого больше нет, лучше, чем от его присутствия.
Энн тихо отняла руку. Пожилая дама проецировала на нее свой собственный жизненный опыт. На какое-то мгновение молодая женщина решила, что сможет поделиться с ней своими горестями, но человеческие миры непроницаемы и герметичны, а различия между ними носят неизбежный и неотвратимый характер. Как объяснить Адель, что только что она отказалась разделить ее судьбу? Для миссис Гёдель – которая в конечном счете лишь следовала парадигмам своей эпохи – выбрать в спутники жизни такого человека, как Курт или Лео, всегда подразумевало неизбежную жертву, пусть даже порой и подразумевающую второстепенные преимущества, такие как секс. Чудовища отнимают все, но дают очень и очень мало. Адель по ходу дела растеряла присущую ей природную веселость и лишилась надежды разрешить собственную неполноценность с помощью материнства. Энн понимала подобные чаяния, но отнюдь не была уверена, что это действительно необходимо. Рэчел, ее мать, решила не растворяться – ни в семье, ни в ребенке. Энн восхищалась ее свободой, но ненавидела бескомпромиссность, которой та сопровождалась. В итоге две эти женщины платили за сделанный ими выбор одной и той же монетой – одиночеством. Это суждение тоже оказалось неразрешимым.
– Вам, Энн, нужно вновь отправиться в путешествие. Воспользуйтесь своей свободой. Перед вами открыты врата неограниченных возможностей.
Внезапная боль в боку пригвоздила пожилую даму к подушке. Энн протянула руку к кнопке экстренного вызова медсестры. Адель оттолкнула ее, пытаясь сделать глоток воздуха. После их совместной вылазки черты лица пожилой дамы обострились. Как Энн могла этого не замечать? По ее вине Адель исчерпала все запасы жизненной энергии. И даже принесла в жертву свою последнюю радость: болтовню. Великий Гринч, похититель не только Рождества, но и самой жизни, набирал очки. Молодая женщина подумала об утомительной дороге домой. И спросила себя, дежурит ли сегодня Джейн: распрощавшись с миссис Гёдель, она стрельнет у нее сигаретку. От осознания того, что ей хочется быстрее уйти, стало стыдно. Она почувствовала себя грязной, перепачканной извечной собственной трусостью. Миссис Гёдель вскоре умрет, и Энн хотя бы должна набраться смелости и быть с ней откровенной.
– Я так счастлива, что повстречала вас, Адель. Раньше у меня было ощущение, что я никому не нужна.
Пожилая дама с трудом привстала. На короткое время Энн подумала, что миссис Гёдель исчерпала отведенные ей запасы снисхождения. Но тихий, лишенный привычного сарказма голос Адель ее удивил.
– Мне было бы жаль покидать этот мир, вселив в вашу душу, Энн, это чувство. Я всего лишь крохотное отклонение на вашем жизненном пути. У вас впереди еще много времени, чтобы понять, в чем заключается ваша миссия на этой земле.
Назад: 50. 1970 год. Почти покойник
Дальше: 52. 1973–1978 годы. Такая старая любовь