ГЭС СЛЫШИТ, как зафиксированный самописцем механический голос произносит: «Автопилот отключен».

«Вот оно, – думает Франклин. – Это и есть начало конца».

Он слышит, как воют двигатели, прибавляя обороты. Это тот самый момент, когда второй пилот закладывает резкий вираж.

«Ну как, нравится? Ты этого хотела?»

Это бормочет сквозь зубы Чарли Буш.

Меньше чем через две минуты самолет рухнет в океан.

Слышно, как кто-то колотит в дверь кабины.

«Господи, впусти меня. Впусти! Что происходит? Впусти меня сейчас же!»

Это голос Мелоди.

Но второй пилот молчит. Какие бы мысли ни бродили в голове Чарли Буша в эти последние мгновения его жизни, он держит их при себе.

Гэс усиливает громкость полученной записи, стараясь уловить каждый звук на фоне разнообразных механических шумов и гула двигателей. Внезапно слышатся выстрелы.

Гэс нажимает на акселератор и резко перестраивается влево. Другие водители возмущенно сигналят. Выругавшись, Гэс возвращается на прежнюю полосу, не успев сосчитать количество выпущенных пуль. Выстрелов было по меньшей мере шесть. И после каждого из них раздается шепот, словно кто-то бормочет мантры себе под нос.

«Черт, черт, черт, черт».

«Бам, бам, бам, бам».

Вой двигателей становится громче. Чарли Буш, судя по всему, бросает самолет в штопор. Теперь машина падает почти вертикально, вращаясь и кувыркаясь, словно осенний лист.

Хотя Гэс знает, чем все закончится, он ловит себя на том, что мысленно молится, чтобы командир экипажа и охранник-израильтянин смогли открыть дверь в кабину и оторвать Чарли Буша от ручки управления. Чтобы произошло чудо и Джеймс Мелоди успел занять свое место и выровнять самолет. После выстрелов раздаются два мощных удара. Кто-то пытается взломать дверь. Позже техники, выяснив природу этих звуков, определят, что один удар был нанесен плечом, а другой – ногой.

«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста», – думает Гэс, хотя знает, что пассажиры и экипаж самолета обречены.

За какие-то доли секунды до того, как «Лир» соприкасается с поверхностью воды, на записи слышен произнесенный кем-то, скорее всего, Чарли Бушем, короткий звук: «Ох».

Затем следует удар о воду. Он так страшен, что Гэс втягивает голову в плечи и на мгновение прикрывает глаза. Падение самолета сопровождается чудовищной какофонией звуков, среди которых преобладает визг и скрежет раздираемого металла. По всей видимости, Буш погиб мгновенно. Остальные прожили еще одну-две секунды. К счастью, как показало вскрытие, никто из находившихся на борту не пережил ужаса, который выпадает на долю тех, кто в подобных случаях захлебывается в воде, пока самолет идет ко дну.

И все же в этом кошмаре каким-то образом выжили двое – мужчина и мальчик. Сейчас, когда Гэс прослушал данные самописца, это кажется ему настоящим чудом.

– Босс? – слышится из телефонного микрофона голос Мэйберри.

– Да. Я…

– Это сделал он. Второй пилот. Из-за девушки, стюардессы.

Гэс потрясенно молчит. Ему кажется дикой мысль о том, что взрослый человек решился не только покончить с собой, но и пойти на убийство других людей, в том числе ребенка.

– Нужно, чтобы специалисты провели полный технический анализ катастрофы, – говорит Франклин. – Необходимо выяснить природу каждого записанного звука.

– Да, сэр.

– Я буду через двадцать минут.

Гэс нажимает на телефонном аппарате кнопку сброса. Он думает о том, как долго еще сможет выполнять свою работу и сколько подобных трагедий будет в состоянии расследовать, не утратив при этом веру в добро и справедливость. Инженеру Гэсу Франклину кажется – в мире что-то очень важное пошло не так.

Он приближается к нужному ему съезду с трассы и перестраивается вправо. Жизнь – это бесконечная вереница решений и ответных реакций. Непрерывная цепочка действий одного человека и окружающих его людей.

И в какой-то момент все разом заканчивается.

Один из голосов на записи, которую слушает Скотт, принадлежит ему самому. Разговор, похоже, происходит по телефону.

– Что, по-вашему, между нами происходит? – спрашивает Скотт.

– Давай съездим в Грецию, – отвечает женский голос. – У меня там есть дом на скалах у самого моря, но никто не знает, что он принадлежит мне – его оформили на шесть, если не ошибаюсь, подставных компаний. В общем, полная конфиденциальность. Мы могли бы нежиться на солнце, есть устриц и танцевать после наступления сумерек. А там будет видно. Я знаю, что не должна на тебя давить. Но мне никогда раньше не приходилось встречать человека, чьим вниманием было бы так трудно завладеть. Даже когда я с тобой рядом, мне кажется, что ты находишься где-то очень далеко.

– Где вы это… – изумленно начинает Скотт и умолкает.

Билл смотрит на него и с невинным видом поднимает брови – он явно торжествует.

– Вы по-прежнему станете утверждать, что между вами ничего не было?

– Каким образом вы… – снова оживает Скотт, но Билл предостерегающе поднимает палец, требуя молчания.

– Как там ребенок? Извините, что не поинтересовался раньше.

Это голос Гэса Франклина. Скотт догадывается, что вторым участником диалога тоже будет он сам.

– Ну, он практически не говорит. Но, похоже, рад тому, что я здесь. Так что, возможно, мое присутствие окажет какой-то терапевтический эффект. Что касается Элеоноры, то она сильная женщина.

Пауза.

– Надеюсь, мне не надо объяснять вам, как это будет выглядеть.

Запись заканчивается. Билл, сидя в кресле, наклоняется вперед.

– Вот видите, – говорит он. – Сплошная ложь. С самого начала вы не сказали ни слова правды.

Скотт какое-то время молча размышляет, складывая воедино фрагменты головоломки.

– Значит, вы записывали наши разговоры, – произносит он наконец. – Установили прослушивающее устройство в телефон Элеоноры. Вот откуда вы знаете, о чем мы говорили, когда я звонил ей из дома Лейлы. И где я нахожусь, вы тоже выяснили благодаря прослушке. Отследили мой звонок. А телефон Гэса вы тоже прослушивали? И фэбээровцев? Вот откуда все утечки? Про докладную записку О’Брайена вы тоже узнали таким образом?

Скотт видит, как продюсер Билла отчаянно машет руками. Вид у нее крайне испуганный. Скотт тоже наклоняется вперед, как Билл.

– Итак, вы установили прослушку на их телефоны. Произошла авиакатастрофа, погибли люди, и вы стали прослушивать телефонные разговоры родственников погибших и тех, кто непосредственно занимался расследованием.

– Люди имеют право знать правду, – заявляет Билл. – Дэвид Уайтхед был великим человеком. Одним из сильных мира сего. Настоящим гигантом. Общество должно знать истину.

– Может, и так. Но вы осознаете, что ваши действия незаконны? Хотя бы понимаете, что сделали? Не говоря уж о том, что поступили аморально. И вот теперь вы сидите здесь перед камерами и спрашиваете, была ли между мной и некой женщиной физическая близость. При этом не имеете ни малейшего представления о том, как и почему на самом деле произошла авиакатастрофа. Вы не знаете о том, что второй пилот, дождавшись, пока командир экипажа выйдет из кабины, запер ее дверь изнутри, отключил автопилот и направил самолет вниз, в океан. Кто-то, скорее всего, телохранитель Уайтхеда, произвел шесть выстрелов в дверь в надежде открыть ее и вывести самолет из смертельного пике. Но сделать это не удалось, дверь так и осталась запертой, и люди погибли.

Скотт долго молча пристально смотрит на Билла Каннингема, который, едва ли не впервые в жизни, не в состоянии произнести ни слова.

– Погибли люди. У них есть родственники. Тех, кто был на борту самолета, убили, а вы сидите и расспрашиваете меня про мою сексуальную жизнь. Позор вам. Стыд и позор.

Билл встает с кресла и нависает над ним. Скотт тоже поднимается, глядя телеведущему прямо в глаза и не сдвинувшись назад ни на дюйм.

– Позор вам, – повторяет он, на этот раз тихо, обращаясь только к Биллу.

Несколько секунд проходят в напряженном молчании. Атмосфера в студии наэлектризована до предела. Руки Каннингема сжаты в кулаки, и кажется, что он вот-вот ударит Скотта. Еще секунда – и на нем повисают двое операторов и Криста.

– Билл! – кричит она. – Билл, успокойся!

– Отпустите меня! – рычит Каннингем, изо всех сил пытаясь освободиться, но его держат крепко.

– Ладно, – говорит Скотт, обращаясь к Кристе. – Я закончил.

Он направляется к двери, выходит в коридор и шагает к лифту. Словно во сне, нажимает на кнопку вызова. Через несколько секунд двери лифта расходятся в стороны. В эту минуту Скотт вспоминает плавающее на поверхности воды крыло самолета, охваченное языками пламени, и голос мальчика, зовущий на помощь в темноте. Он думает о своей сестре и о том, как ждал ее, сидя на велосипеде в сгущающейся темноте. Вспоминает те времена, когда пил запоем, и ощущения, которые испытывал, услышав выстрел стартового пистолета и бросаясь в хлорированную воду бассейна.

Где-то его ждет мальчик, играя с пластиковыми грузовиками во дворе дома. Неподалеку от него под успокаивающий шепот колеблемых ветром листьев тихо течет река.

Скотт вернет свои картины и снова договорится о встречах с владельцами галерей. Он найдет подходящий бассейн и научит мальчика плавать. Надо продолжать жить, а что будет дальше – время покажет. Если случится какая-нибудь беда – значит, так тому и быть. С ним происходило всякое, однако он сумел выжить. Скотт из тех, с кем судьбе не так просто сладить. А значит, и действовать должен соответственно.

Двери лифта снова открываются, и Скотт выходит в вестибюль здания, а затем на улицу.