3 июля 1574 года
Москва, царский дворец
В два часа пополудни в малую думную палату вошла царица Анастасия, одетая в парчовый сарафан и сверкающий самоцветами высокий кокошник, с шелковым платком в руках. Следом за ней семенили столь же тяжело и богато наряженные княгини Трубецкая и Салтыкова.
– Доброго вам дня, бояре, – степенно кивнула собравшейся думе государыня. – Верю, дела обсуждаете вы зело важные. Однако я желаю немедля побеседовать с мужем своим наедине.
И царица слегка склонила голову.
Князья и думные бояре, не смея перечить, поднялись и величаво, соответственно высоким званиям своим, покинули расписную горницу. Двери затворились, государыня повернулась к трону:
– Ты догадываешься, почему я пришла к тебе сюда, Симеон? Я напомню. Я не видела тебя три дня и три ночи. Ты уже три дня не заглядываешь на женскую половину дворца.
– Прости, сердечная моя! – Государь поднялся, спустился к супруге, взял ее за руки. – Напастей ра-зом много навалилось. Выборы в Польше, предательство Магнуса проклятущего, недород на Смоленщине и недоимки по всему Поморью северному. Князь Хворостинин опять в суде местническом оказался, а на нем, почитай, вся роспись разрядная держится… Не поспеваю. Вечером токмо о том помыслить могу, чтобы лечь наконец-то да веки опустить.
– Ты зря стараешься, Симеон, – покачала головой царица. – Сию державу брат твой Иван из ничего, считай, сотворил. Людом простым он любим, всем смердам, стрельцам и ремесленникам по сердцу приходится. И сколько ты сил ни прикладывай, однако же все успехи твои его мудрости приписаны окажутся, а неудачи, пусть и его старые, твоими промахами сочтут.
– Не понимаю тебя, Анастасия? – удивился государь. – Сие ведь есть отчизна наша общая, держава русская! Для ее величия все силы кладу!
– Зачем? – пожала плечами женщина. – Ладно бы для детей своих старался, жилы надрывал. Страну сильную и могучую хотел им оставить. Но ведь при такой твоей жизни их и вовсе может не родиться, детей-то наших.
– Я приду, Настенька. Сегодня же буду у тебя!
– Ты опять ничего не понял, – вздохнула государыня, отпустила руки мужа, прошла к окну. – Я ждала целый месяц. Надеялась, ты сюрприз мне нежданный готовишь, поздравления особые, праздник великий. А ты забыл. Ты просто забыл.
– Месяц? – эхом отозвался царь Симеон.
– Я есмь государыня Анастасия, урожденная княжна Мстиславская, вдова княгиня Черкасская, – спокойно и размеренно перечислила женщина. – Я знаю, что такое долг и обязанность пред родом и семьей, и я готова исполнять свой долг русской царицы. Ездить по обителям и святым местам, жалеть сирых, делать вклады в монастыри, восседать рядом с тобой на пирах и посольских приемах, трудиться в царицыной мастерской и следить за ткацкими мануфактурами. Но прежде чем посвятить всю себя сим обязанностям, хочу задать тебе один вопрос, государь… – Она вздохнула. – Любишь ли ты меня, мой венчанный супруг?
– Нешто ты сомневаешься в сем, моя радость, моя весенняя капель? – кинувшись к царице, повернул ее к себе лицом Симеон.
– Год назад и еще один месяц ради меня ты отказался от своей веры и от своего царствия, – знакомо провела ладонью по его щеке Анастасия. – Год назад и еще один месяц ты назвал меня своей женой. Тогда мы мечтали, как станем любить друг друга вечно, дни и ночи, держаться за руки, ласкать, холить и лелеять, не расставаясь ни на миг. Мечтали посвятить себя друг другу целиком и полностью. Где все это, мой ненаглядный? Куда оно исчезло, мой витязь?
– Но, Настенька… – сглотнул мужчина. – Вспомни, как ты сама радовалась, став царицей! Затмив величием все прочие семьи и звания!
– Так неразумное дитя радуется новой игрушке, – слабо улыбнулась царица. – Увы, игрушка оказалась с изъяном. Она скучна и утомительна, она забирает много времени и не приносит удовольствия. Она отняла у меня то, что для меня дороже всего на свете. И посему я прошу тебя, мой витязь: верни сию игрушку хозяину! Твой брат сказывался больным и немощным, но он уже скоро год, как отдыхает и развлекается в свое удовольствие, пишет хоралы и памфлеты, начал выезжать на охоту. Он окреп телом и духом, он здоров. Пусть теперича сам запрягается в свое тягло и сам за него отвечает. Это его держава.
– Ты говоришь серьезно, мой алый тюльпан? – Ладони мужчины сжали плечи супруги.
– Я знаю, что такое долг и что такое любовь, мой витязь, – посмотрела в его глаза женщина. – Посвятить себя полностью возможно только чему-то одному. Я знаю, что дороже для меня. Теперь важно, что выберешь ты! Я – твоя супруга, верная и преданная. Я смирюсь. И приму любую твою волю.
Царица Анастасия отступила, не позволив себя поцеловать, низко поклонилась и покинула думную палату.
В горницу стали один за другим входить бояре, однако государь остановил их взмахом руки:
– Хватит на сегодня дум, завтра о делах державных поразмыслим! Кто ныне в страже дворцовой за старшего? Позвать его сюда!
– Я здесь, государь! – протиснулся вперед низкий рыжебородый крепыш в белом зипуне с овчинной оторочкой. – Боярин Ерофей Рубецов, твой слуга!
– Найди моего брата, боярин. Желаю завтра к заутрене видеть его в Успенском соборе. Хватит ужо ему от службы отлынивать. Отдохнул.
Боярин Ивашка Васильев оказался слугой исполнительным и утром нового дня ждал царя на ступенях собора, одетый в скромный суконный кафтан и темные шаровары, опоясанный простым ремнем безо всяких украшений и даже без ножей, только с замшевой поясной сумкой. При приближении брата он скинул шапку и низко поклонился:
– Ты звал меня, государь?
– Да, Иван Васильевич, – кивнул тот, поднялся на несколько ступеней, повернулся к свите и собравшимся на заутреню служивым людям и во весь голос объявил: – Слушайте меня все! Я, Божьей волей государь всея Руси Симеон, говорю вам, что отдал все свои силы и старания на алтарь державы нашей православной! Однако силы мои не беспредельны, а мир новый стал излишне сложен и переменчив для моего разумения. Не тот уже мой возраст и не то умение, дабы за событиями новыми поспевать. И потому, дабы не свершить ошибок, для всех тягостных, принял я решение уступить место государю более молодому и сведущему. Сим я, царь Симеон, призывая вас всех тому в свидетели: по воле своей доброй и безо всякого принуждения отрекаюсь от русского престола!
– Что ты делаешь, брат?! – громко спросил снизу Иван.
– Сегодня ты венчаешься на царствие, – ответил ему Симеон, глядя на загудевшую толпу. – Такова моя воля!
Он отступил в сторону, открывая путь к церковным вратам новому государю и, сняв шапку, низко склонился перед сводным братом.
Братья увиделись снова только через три дня, в малой думной палате. Но теперь в сей горнице на троне восседал Иван Васильевич, а Симеон и княгиня Анастасия, почтительно опустив головы, ожидали его воли.
– Ты можешь остаться здесь, брат, – сказал государь. – Я не люблю Москвы и вскоре уеду отсюда. Дворец останется пустым.
– Мы с супругой желаем проживать в своем доме, Иван Васильевич, – ответил Симеон.
– Анастасии, Анастасии, – покачал головой царь всей Руси. – Вестимо, сама Купава, богиня любви, воплотилась в вашей красоте и способности кружить мужчинам головы. Что ни царица с сим именем, так чистый ангел. Так бы и любовался. Но ничего не поделаешь. Это твоя супруга, брат. Хочешь прятать – прячь. Вот, прими грамоту. Сим указом дарую тебе в удел великое княжество Тверское. Отныне ты есть Великий князь Тверской, и звание твое по знатности уступает токмо моему, царскому. Ты его достоин, брат мой. Ступайте и будьте счастливы.
* * *
В тот благословенный день князь Симеон и княгиня Анастасия навсегда удалились от суетного мира, дабы посвятить себя друг другу, своей любви и своей нежности, и жили они долго и счастливо, и родили шестерых детей – троих сыновей и трех дочерей, а затем успели понянчить и очень многих внуков. Монастырь, некогда освятивший их любовь, они превратили в богатую каменную обитель и выстроили рядом с нею для себя роскошные чертоги…