Книга: Царская любовь
Назад: 11 августа 1573 года Устье реки Бобрики в верховьях Дона, княжеская усадьба Мстиславских
Дальше: 16 декабря 1573 года Москва, Петровский посад

7 сентября 1573 года
Москва, Грановитые палаты

– Оставьте нас!!! – Громкий приказ прокатился по Посольской палате, отражаясь от стены к стене, и бояре, князья, гости, стража, часто кланяясь царю, потянулись к дверям, торопливо скрылись снаружи.
Высокие створки сомкнулись, и в огромной, щедро отделанной золотом от пола до потолка, залитой светом сотен свечей зале остались только двое мужчин. Восседающий на троне из слоновой кости царь Иван Васильевич в крытой красным индийским сукном бобровой шубе и простолюдин Симеон, стоящий в центре всей этой красоты в алой атласной рубахе и кумачовых штанах, заправленных в синие сапоги.
Не выдержав долгой звенящей тишины, гость сделал несколько шагов вперед, поклонился:
– Здрав будь, государь!
– Да, государь! – мрачно подтвердил грузный повелитель всея Руси. – Милостью небес, государь великой православной державы. А ты, Симеон, мой брат. Мой старший брат. Мой старший православный брат.
– Но это… Это неправда! – выкрикнул Симеон, наконец-то поняв, о чем идет речь. – У меня и в мыслях не было покуситься на твой трон!
– Не лги, брат, – покачал головой государь. – В этом мире все, от последнего нищего смерда до самого знатного князя мечтают занять мое место. Но в отличие от смердов и князей ты имеешь на него законное право.
– Принимая православие, я искал любви, а не знатности, брат! – сделал еще два шага вперед Симеон. – Мне не нужно твое царствие. Все, о чем я мечтал, я уже получил.
– Это уже не важно, брат мой. Средь князей русских всегда найдется изрядно желающих все за тебя решить, тебя о том даже не спросясь. Они сие умеют.
– Я ничего не ведаю о подобном, государь!
– Ты много чего не ведаешь, Симеон… – шумно втянул носом воздух царь всея Руси. – Ведь это меня, а не тебя все детство называли прижитым на стороне ублюдком. Это меня всю жизнь попрекали за то, что свой трон я занял незаконно. Незаконно потому, что не сын своему отцу. Незаконно потому, что венчался на царствие самовластно. Незаконно потому, что жену себе взял чуть ли не холопку. Незаконно потому, что князья и бояре знатные права моего на трон не признали. Незаконно потому, что имею брата старшего и поперек его к власти вырвался. Всю жизнь свою я не на князей – на люд православный в царствии своем опирался. И что теперь? Как мне объяснить соборам Земскому и Поместному, как мне объяснить всему люду честному, как и почему я сижу на троне при живом старшем брате истинной веры?
– Я выступлю на соборе сам!
– На каждый роток не накинешь платок, брат мой. Слухи-то ужо побежали, как я тебя обманом гноблю ради власти царской. Письма государям иноземным пошли, что правление мое незаконно ныне, а договора ничтожны, шепотки средь люда простого поползли, усмешки меж боярами. Гниль побежала по Руси, брат мой, ибо не может быть твердой державы, коли сомнение в государе средь людей возникло в законном праве его приказывать и награждать, карать и миловать, на смерть лютую в походы ратные посылать и землю наследную героям походов сих даровать!
– Все можно объяснить! – прижал руку к груди царский брат. – Я сделаю все, что только прикажешь!
– Молчи и слушай, Симеон! – прихлопнул ладонями по подлокотникам Иван Васильевич, царь всея Руси. – У меня имелось в достатке времени, чтобы взвесить все и обмыслить, и решить, каково нам лучше всего в положении новом поступить надобно…
– Только Настеньку не карай, Иоанн! – попросил мужчина. – Невинна она, я во все несчастную впутал.
– Ух ты, Настеньку?! – вскинул брови государь. – Совсем забыл. Ты же еще и молодожен! Соблазнил, окрутил, захомутал красотку юную, да знатную, да богатую… Ловок ты, братец, ловок и горяч. – Царь медленно покачал головой. – Напомни, насколько ты старше меня? На пять лет? Но посмотри на меня – и посмотри на себя! Думаешь, я не спускаюсь к тебе, не обнимаю крепко оттого, что горд и гневен? Нет, брат. Все кости мои болят, суставы ноют от каждого движения. Токмо после бани жаркой ненадолго мука отступает. Голова моя ноет, слабость предательская разбивает, желудок донимает постоянно. Я уж и забыл, когда кушал последний раз по-доброму. Я моложе тебя, брат, но я старик! Мне уже давно не до утех. А ты, глянь, весел, бодр и крепок. И даже девку ладную соблазнить и захомутать исхитрился. – Иван Васильевич опять покачал головой. – Я устал, брат. Дела державные тяготят меня, я не справляюсь с ними. Я мечтаю об отдыхе и покое.
– Ты наговариваешь на себя, государь! – Вот теперь Симеон испугался по-настоящему.
– Я не просто так приехал из Новгорода в Москву, брат, и не просто так вызвал тебя именно сюда, к патриаршему престолу и главному собору христианской веры. Во имя спокойствия державы нашей отчей, во избежание смут и усобиц Русскому царствию потребен законный государь. И этот государь – ты!
– Но я не хочу!
– Раньше нужно было думать, брат мой, – скривил губы в усмешке Иван Васильевич. – Думать тогда, когда приезжал на отчину нашу из далекого Крыма. Когда открывал свое родство и присягал службой нашей общей русской державе. Когда отрекался от басурманской веры и принимал православие. Теперь поздно, Симеон. По крови, закону и совести права на русский престол отныне принадлежат тебе. Во избежание смут и кривотолков я признаю твое старшинство. Завтра поутру в Успенском соборе ты будешь повенчан на царство.
– Но я…
– Довольно пререканий! – гневно сверкнул глазами и хлопнул ладонями по подлокотникам государь: – Завтра ты примешь мой трон! Такова! Моя! Воля!

 

Ясным солнечным утром восьмого сентября в небе над Москвой разливался радостный колокольный звон. Священники в храмах возносили благодарственные молитвы, а улицы наполнялись нарядными людьми. Горожане обнимали друг друга и поздравляли, многие пили, а иные даже выставили на улицы накрытые дармовым угощением столы.
Еще бы – ведь не каждый день новый государь на царствие венчается! И не просто так – а по семейной любви и общему согласию. Слухи о грядущей смуте и вражде так и остались слухами. Братья по отцу обошлись без ссор и крови. Старший власть принял, младший – уступил.
Торжества шли и в Кремле, где царь Симеон сперва принял из рук брата высшую власть, принял клятвы дьяков и судей, случившихся в столице князей, потом дал торжественный пир, после которого начался прием иноземных послов, закончившийся новым пиром. И только уже в сумерках государь и государыня наконец-то поднялись в просторную опочивальню с высоченной периной, края которой, огражденные расписными досками, доходили женщине до пояса, и остались одни.
Анастасия, уже избавленная слугами от драгоценного оплечья, кокошника и дорогих парадных рукавов, сама сняла двухпудовый бархатный сарафан, отороченный соболем, шитый золотом, украшенный десятками самоцветов, облегченно ступила вперед, оставшись в одной лишь белой шелковой рубашке. И внезапно закружилась, раскинув руки и задорно смеясь:
– Я царица!!! Царица, царица, царица!
Супруг, глядя на нее с улыбкою, расстегнул пояс – и тут внезапно женщина подскочила, обняла его за шею, с интересом заглянув в самые зрачки.
– Что, лебедушка моя ненаглядная?
– Могла ли я подумать три года назад, поймав в Новгороде твой взгляд, мой витязь, что эта встреча сделает меня царицей всея Руси? Если бы я только знала!
– Что бы тогда?
– Ничего, – с улыбкой мотнула головой царица Анастасия. – Я бы любила тебя снова, снова и снова! Всегда!
Она раскинула руки, отпуская шею мужа, отошла:
– Я нашла свою любовь! Я замужем за любимым! И я царица! Любый, ты не поверишь, но сегодня сбылись все мои детские мечты! Даже самые, самые невероятные! – И Анастасия закружилась снова, подняв лицо к потолку: – Господи! Великие небеса! Мамочки мои! Ну до чего же я счастлива!!!
Назад: 11 августа 1573 года Устье реки Бобрики в верховьях Дона, княжеская усадьба Мстиславских
Дальше: 16 декабря 1573 года Москва, Петровский посад