После традиционной утренней планерки генерал Орлов попросил полковника Гурова задержаться.

– Послушай, Лев, тут такое дело, – в некотором затруднении подбирая слова, медленно заговорил он. – Дело, честно скажу, странное. Даже не знаю, кому его поручить. Наверное, придется тебе.

– Почему меня это не удивляет? – слегка приподняв брови, философски проговорил Гуров. – «Глухарь», надеюсь?

– Да ты не спеши! Чего сразу на дыбы встаешь? – как бы извиняясь, произнес генерал. – Почему обязательно «глухарь»? Просто непонятного там много. Разобраться нужно.

– В чем именно?

– А вот послушай. Заберовского ты помнишь, наверное? В свое время личность была знаменитая.

– Как не помнить! Столько стараний было приложено, чтобы его «привлечь», и все впустую.

– Вот-вот. В 90-е, когда для подобных ловкачей полное раздолье было, он чуть ли не при государственной власти в «серых кардиналах» ходил. А потом, когда почуял, что «красное» времечко закончилось, в Израиль уехал. У нас с ними соглашения о выдаче нет, как известно, но по нему работали плотно, и уже что-то там даже начало проясняться в плане экстрадиции, как вдруг этот дорогой во всех смыслах товарищ скоропостижно скончался от неизвестных причин.

– Это так в официальном заключении написано – «от неизвестных причин»?

– В заключении написано – «острая сердечная недостаточность». Но сам понимаешь, все, что происходит с подобной неоднозначной личностью, всегда вызывает повышенный интерес. Тем более такое из ряда вон выходящее событие, как безвременная кончина. Парень в расцвете лет, на здоровье не жаловался. Впрочем, главное здесь даже не в этом. Главное в том, что все свои несметные капиталы уважаемый Денис Исаакович завещал некоему юноше, не только не имеющему к нему никакого родственного отношения, но и вообще с юридической точки зрения недееспособному.

– То есть как?

– А вот так. Чугуев Сергей Николаевич, инвалид от рождения, с детских лет обретающийся в приюте для умственно отсталых. Отец неизвестен, мать была сильно пьющая и рано умерла, имеются ли еще какие-то родственники, тоже никто не знает. Но узнать нужно обязательно, поскольку инвалид недавно скончался, а на оставшееся после него неплохое имущество претендентов целая очередь. В том числе и государственная казна ждет не дождется, когда вернут в нее то, что во времена оные незаконно было изъято.

– Что-то несчастливое оно какое-то, имущество это неплохое. Кто ни получит его, обязательно умирает.

– Ты, Лева, как всегда, зришь в корень. Именно эту самую «обязательность» и отмечают практически все претенденты на «кусок пирога». Потенциальные наследники Заберовского в один голос кричат, что умереть Чугуеву «помогли», и не для чего иного, как для того, чтобы завладеть неисчислимыми богатствами покойного благотворителя. Заявлений у меня уже целая пачка, писаны как под копирку, можешь почитать.

– Да я верю. Только как-то странно немного. Люди, подобные Заберовскому, к альтруизму обычно не склонны. Откуда эта тяга к благотворительности? У него что, родственников не было, которым можно было бы все это завещать?

– Родственников там хоть отбавляй, вплоть до седьмого колена все поднялись. Как же, такие деньжищи на горизонте замаячили! Только большинство из них так и осталось при своих горячих желаниях. По завещанию кое-что получили дочь да жена, с которой на момент составления завещания Заберовский был уже в разводе. Из более-менее значительных сумм это, собственно, и все. Кое-какая мелочь роздана благотворительным организациям, явно только для вида, а основной куш – вот этому самому Чугуеву.

– Да, странно.

– Еще как странно.

– А какие-то мотивы такого неординарного решения озвучивались?

– Официальная версия гласит, что пребывание вдали от родины заставило Дениса Исааковича по-иному взглянуть на жизненные приоритеты, и он очень раскаивался в своем нехорошем поведении. Долго и мучительно раздумывая, как хотя бы отчасти искупить прошлые грехи, он решил после своей смерти направить все приобретенное неправедными путями на помощь сирым и убогим в надежде, что этот героический акт хотя бы отчасти улучшит его репутацию в глазах соотечественников.

– Нет, что-то все-таки здесь не то. Ему и при жизни, похоже, на мнение соотечественников было глубоко наплевать, а уж после смерти и подавно.

– Об этом я тебе и толкую, Лева. Странное это дело. Разобраться нужно. Уж инвалид или не инвалид, а парню двадцать семь лет было. Конечно, с такими болезнями долго не живут, но не дотянуть и до тридцати – это как-то чересчур. Если ему действительно помогли умереть, это, во-первых, состав преступления, а во-вторых, сразу ставит нас перед вопросом «кому выгодно?». Большая часть капиталов Заберовского – это деньги, украденные из казны. Думаю, ты и сам согласишься, что правильно было бы их туда вернуть. Мы, конечно, не можем действовать такими же методами, как приснопамятные «братки», да и не девяностые сейчас. Мы должны соблюдать закон. Поэтому очень важно получить четкое представление о том, как и что в действительности произошло с этим парнем и имеются ли какие-то реальные претенденты на оставшийся после него капитал. Если он – круглый сирота и скончался от естественных причин, думаю, с возмещением нанесенных государству убытков не возникнет никаких проблем. Наследство автоматически переходит в казну как выморочное. Если же это, как ты выразился, «несчастливое» имущество найдет очередного обладателя, с которым вновь придется начинать бесконечные судебные разбирательства, очень велика вероятность того, что дело здесь снова нечисто, и в претензиях обратившихся к нам заявителей имеется доля правды. Вот, собственно, это и предстоит тебе выяснить, Лева. Посмотри дело, съезди в приют, поговори с людьми. С твоим опытом, я думаю, не составит большой проблемы отделить зерна от плевел.

Услышав эту фразу, Гуров понял, что генерал считает это дело по-настоящему сложным и запутанным.

Поручая ему расследование очередного безнадежного «глухаря», Орлов обычно использовал в разговоре командно-административные интонации, чтобы все возможные возражения пресечь в корне. Он бушевал и повышал голос, напирая на то, что причина неудач кроется в ленивости и нерасторопности сотрудников, а вовсе не в трудности дела.

Но когда вместо распеканий и претензий генерал стремился подбодрить и вселить оптимизм, уверяя, что с таким опытом, как у полковника, решить задачу будет несложно, это означало, что он и сам не уверен, справится ли с ней даже такой ас, как Гуров.

– Когда умер Заберовский? – спросил полковник.

– Где-то с полгода назад, точную дату не скажу. Посмотришь в деле, там есть.

– Похоронили его в Израиле или сюда привезли прах щедрого благотворителя?

– Ах да, я же не сказал тебе! Он умер на Ямайке.

– Где?!

– А что ты удивляешься? С Израилем у нас хорошие связи, там русский язык, считай, почти государственный. Рано или поздно мы добились бы выдачи, и Денис Исаакович это прекрасно понимал. Поэтому и убрался подобру-поздорову и из Израиля тоже, как раз незадолго перед своей кончиной.

– Надо же, как интересно!

– Интересно, Лева, еще как интересно. И не тебе одному. Признаюсь по секрету, расследованием этого дела уже «наверху» заинтересовались, так что не подведи. Слишком уж широко развернулся наш Денис Исаакович во времена своего почти бесконтрольного владычества. Много на нем счетов неоплаченных осталось. И наша с тобой задача помочь возместить этот ущерб.

– Значит, похоронен он на Ямайке?

– По-видимому, да. В Россию прах точно не приво-зили.

– Но и убедиться в том, что этот прах точно на Ямайке, как я понимаю, тоже сложновато?

– Отчего же? Если хочешь возложить букет гвоздик, можешь взять недельку за свой счет. Я отпущу. Только сначала с делом этим разберись. А уж экзотическое курорты – это тебе на сладкое будет.

Выйдя из кабинета начальника, Гуров отправился в архив.

Личного касательства к разбирательствам по делу Заберовского он не имел, но, поскольку это действительно была довольно известная личность, многое о нем слышал.

Просматривая материалы, Лев находил подробные описания эпизодов нарушения законности, которые раньше были известны ему только как неясные слухи. Незаконная приватизация крупных госпредприятий, несколько громких «заказов», близость к властным структурам – все это давало представление о том, насколько широк был в свое время масштаб деятельности опального бизнесмена. Даже по самым приблизительным подсчетам, имущество его исчислялось семизначными суммами в европейской валюте, и представить, что подобные капиталы вот так просто были отданы никому не известному инвалиду, воображение отказывалось.

«Чугуев был недееспособен, значит – опекуны, – размышлял Гуров, перелистывая страницы в очередной папке. – В таких случаях именно они реально распоряжаются деньгами. Узнать, кто они и откуда взялись, – вот первая ниточка. Так или иначе, напрямую или через посредников, опекуны должны были быть связаны с самим Заберовским, и вполне вероятно, что они могут дать какую-то интересную информацию, позволяющую определить, откуда здесь «растут ноги». Второе направление – сам безвременно почивший инвалид. Кто он такой, есть ли у него родственники, кроме спившейся матери, имеет ли он какое-то, хотя бы отдаленное, отношение к Заберовскому или просто «взят с улицы» для каких-то неизвестных пока целей, – вот основные вопросы. Если удастся получить на них ответы, можно будет сформулировать какие-то начальные версии и от этого «плясать» дальше».

Кроме материалов, касающихся расследования совершенных преступлений, в деле имелись также документы, свидетельствующие о попытках взыскать ущербы, нанесенные государству, с нового наследника. Но полковник находил в них только вопросы, остающиеся без ответа, – с одной стороны, и ничего не значащие формальные отписки – с другой. Из этих отписок явствовало, что от имени опекунов по доверенности действовал некий юрисконсульт, и Лев не поленился записать его данные и адрес офиса.

Координаты самих опекунов, адрес приюта и прочая официальная информация о лицах, фигурировавших в этом деле, тоже были представлены достаточно подробно. Переписав в свой блокнот адреса и телефоны всех, кто мог иметь касательство к богатствам Заберовского после его смерти, Гуров покинул архив, собираясь незамедлительно использовать все имеющиеся у него на данный момент сведения.

«Начнем, пожалуй, с приюта, – решил он, садясь за руль. – Думаю, руководство этого заведения как нейтральная сторона не проявит особой склонности к сокрытию информации. Хотя, если скончаться Чугуеву действительно помогли, – как знать. Может быть, на поверку окажется, что тут-то и зарыта собака.

Приют для умственно отсталых, в котором до недавнего времени обретался Сергей Чугуев, находился в одном из районов, ранее относившихся к столичным окраинам. По-видимому, благодаря этому обстоятельству большую часть прилежащей территории занимали зеленые насаждения, и сейчас старое здание, стоявшее в густых кущах разросшихся деревьев, не только не пугало своим обшарпанным видом, но даже приобретало некоторый налет романтичности.

Впрочем, на фасаде были заметны некие попытки провести косметический ремонт. Участки с отколовшейся штукатуркой были замазаны свежим цементом, угловая, полностью отремонтированная часть здания сияла девственной белизной недавно нанесенной краски.

– Здравствуйте, – вежливо обратился Лев к охраннику, дежурившему у входа. – Я – полковник Гуров, провожу проверку по факту смерти одного из ваших пациентов. Могу я поговорить с заведующим?

Некоторое время бдительный страж молчал, внимательно изучая предъявленное ему удостоверение. Убедившись, что фотография и оригинал полностью идентичны, он важно проговорил:

– Сейчас узнаю.

Набрав на допотопном стационарном телефонном аппарате какой-то номер внутренней линии, охранник проговорил в трубку:

– Георгий Леонидович, тут к вам из полиции пришли. А? Нет. Говорят, проверка. А? Нет. Вроде по факту смерти какого-то пациента. А? Хорошо, пропускаю. Проходите, – повернулся он к Гурову и нажал какую-то потайную кнопку, чтобы разблокировать «вертушку». – Второй этаж, направо.

Поблагодарив «важного» сотрудника, полковник проследовал по указанному маршруту и вскоре оказался перед дверью с надписью: «Приемная».

Войдя, он уже собрался повторить все то, что говорил охраннику, молоденькой секретарше, сидевшей за столом в «предбаннике», но тут открылась обитая кожей дверь кабинета, и перед ним собственной персоной предстал заведующий приютом. Это был высокий полный мужчина с крупными чертами лица и беспокойными, бегающими глазами.

– Здравствуйте! – радостно произнес он, как будто всю свою предыдущую жизнь только и ждал этого визита. – Вы, наверное, по поводу Сережи? Какой переполох с этой смертью! Не поверите, с момента его кончины у нас и тем других для разговора нет. Как же – миллиардер! Сразу возникают подозрения, вопросы. Но уверяю вас, все произошло совершенно естественно. Никаких отравлений и удушений. Мы чисты и перед законом, и перед совестью. Впрочем, вам как представителю органов дознания, конечно же, недостаточно одних слов. Вам необходимы доказательства. С этим тоже не должно возникнуть проблем. Тело Сережи находится в морге, и в ближайшее время его не планируется ни хоронить, ни кремировать, я специально дал указание. Да что же мы стоим тут, в дверях, – как бы опомнившись, проговорил заведующий. – Пожалуйста, проходите. В кабинете мы сможем спокойно поговорить, и я отвечу на все интересующие вас вопросы.

Утрированная и несколько неестественная доброжелательность и общая нервозность, с которой приветствовал его руководитель этого учреждения, показались полковнику весьма подозрительными. «Либо действительно что-то нечисто со смертью этого Чугуева, либо за уважаемым Георгием Леонидовичем числятся какие-то другие «грешки», которые ему очень не хочется афишировать, – подумал Гуров. – Беззащитные и бесправные подопечные, с одной стороны, и государственное финансирование, с другой, – благодатная почва для злоупотреблений».

– Присаживайтесь, – сказал заведующий. – Итак, что же вам хотелось бы узнать? Впрочем, я, наверное, и сам угадаю. Кому переходит наследство? Правильно? Ведь именно это – ключевой вопрос, который сейчас интересует всех.

– А что, к вам уже обращались с этим вопросом? – навострил уши полковник.

– Еще бы! – ничуть не смутившись, словоохотливо ответил заведующий. – Вы не поверите, отбоя нет от желающих это узнать. Хотя я, собственно, не очень и понимаю, при чем здесь я, почему ко мне все идут? Я – лицо совершенно постороннее и непричастное. Есть опекуны, есть душеприказчики. Нотариус, наконец, юристы. Почему именно я должен все знать?

– Отчего же, Георгий Леонидович, напротив, это очень понятно, – понимающе улыбнулся Гуров. – Вы постоянно находитесь в контакте со своими пациентами, так сказать, на передовой, вам известны все нюансы и подробности их повседневной жизни, все, что происходит с ними. Конечно, с точки зрения формальности вы – человек посторонний, но реально вы ведь наверняка в курсе дел, хотя бы просто потому, что этот человек находился в подведомственном вам учреждении. Те же опекуны – к кому они в первую очередь обратятся при любом возникающем затруднении? Естественно, к вам. И наверняка уже обращались. И с вопросами о наследстве, и по поводу тех подозрений, о которых вы упоминали. Признайтесь, ведь был разговор?

«Ну ничего от тебя не скроешь!» – ясно читалось на лице заведующего, всем своим видом показывающего, что и хотел бы он утаить секрет, да вот слишком уж проницательный попался собеседник.

– Был! – с шумом выдохнул он, как сдавшийся партизан, уже готовый назвать все явки и пароли. – Я действительно встречался с опекунами – милейшие люди, к слову сказать, – но если вы ждете от меня какой-то сенсации, боюсь, вынужден буду вас разочаровать. Ни Самуил Иосифович, ни Лия Соломоновна ничего не знают о том, к кому должно перейти наследство.

– А что, в завещании об этом ничего не говорится? Или они его не читали?

– Очень польщен вашим мнением о моей осведомленности, но боюсь, что в данном случае вы преувеличиваете ее уровень. Я не вникал в такие интимные подробности. Согласитесь, как человеку постороннему мне неловко задавать подобные вопросы.

Внимательно вглядываясь в лицо словоохотливого заведующего, Гуров ни минуты не сомневался, что в случае надобности этот человек наверняка способен задать еще и не такие вопросы. Слишком уж показными и наигранными были гостеприимство и добродушие Георгия Леонидовича, и чем дальше продолжалась беседа с ним, тем больше крепла уверенность полковника в том, что он многого не договаривает.

– У Сергея Чугуева были опекуны до того, как стало известно, что он унаследовал все эти огромные капиталы? – поинтересовался Лев.

– Нет, что вы! Откуда им взяться? Грустно об этом говорить, но наши подопечные практически лишены внимания со стороны общества. Они нуждаются в постоянной заботе, а кому захочется принимать на себя лишний груз? Люди сейчас и так страдают от перегрузок. Но должен вам сказать, что в этом деликатном вопросе душеприказчики господина Заберовского проявили максимум внимания и ответственности. С опекунами Сергею по-настоящему повезло. Милейшая семейная пара, добрейшие, душевнейшие люди! Надеюсь, вы простите мне некоторый цинизм, но ведь, в сущности, инвалиду не на что тратить такие огромные деньги. Он даже не понимает значения совершившегося с ним. А с другой стороны, государственные дотации на учреждения, подобные нашему, крайне незначительны. Я бьюсь как рыба об лед и в результате только-только успеваю закрыть самые настоятельные, первоочередные нужды. Поэтому вы, наверное, поймете меня. Конечно, узнав, какая удача выпала на долю одного из моих пациентов, я постарался, чтобы и на долю остальных досталось немного счастья. Это, кстати, совпадало с волей самого завещателя. Ведь он, если не ошибаюсь, желал, чтобы нажитое им было использовано для помощи нуждающимся. Так вот, иногда я позволял себе обращаться к опекунам Сергея с просьбами о помощи – разумеется, не себе лично, а исключительно в интересах приюта, – и никогда ни в чем не получил отказа. Благородство и отзывчивость – вот единственное, чем всегда встречали мои просьбы эти прекрасные люди. Именно благодаря их помощи мы смогли, например, начать ремонт. Вы, наверное, заметили следы обновления на нашем здании. В общем, могу вам признаться, что сам я желал Сергею как можно дольше здравствовать и процветать на пользу и себе самому, и тем, кто вместе с ним оказался в подобном непростом положении. Но, увы, судьба распорядилась иначе.

– А сама по себе болезнь Сергея не предполагала такой скорой кончины? – как бы невзначай спросил Гуров.

– Нет, – вновь ничуть не смутившись, ответил заведующий. – Конечно, с подобными недугами до ста лет не доживают, но эта кончина явно произошла преждевременно и, прямо скажем, неожиданно для всех нас. Как знать, возможно, есть здесь и наша вина. Знаете, говорят, что нет худа без добра, а я вам скажу, что иногда бывает так, что нет и добра без худа. Когда на Сережу свалилось это неожиданное богатство, мы, конечно, постарались сделать все, чтобы улучшить условия его пребывания здесь. Об этом настоятельно просили опекуны, да я и сам был только за. Если есть возможность, отчего же не использовать ее? Сережа стал по-другому питаться, для него начали приобретать дорогие, очень эффективные лекарства. Возможно, в чем-то мы превысили чувство меры. Все это – и усиленное питание, и интенсивная терапия – навалилось разом. Может быть, организм просто не выдержал. Не смог вовремя перестроиться, адекватно отреагировать на перемены. Ведь у Сережи оторвался тромб, в этом причина его смерти.

– Это официальные результаты вскрытия?

– Да.

– Но если они имеются, почему вы не позволяете захоронить тело?

– О! Если бы вам довелось выслушать все, что выслушал я за эти дни, вы бы не задавали такой вопрос, – горестно улыбнувшись, проговорил заведующий. – Самые низкие, самые чудовищные обвинения не затруднились предъявить мне все, кто имеет хоть призрачный шанс претендовать на наследство. Хотя, казалось бы, какой смысл? Чем мне может оказаться полезной смерть Сережи? Наоборот, для меня и для приюта все последствия – только отрицательные, мы лишаемся одного из источников помощи, которых у нас и без того очень и очень немного. Так для чего же, спрашивается, стал бы я желать ему смерти? Но нет. И здесь эти люди готовы видеть зло, чей-то нечистый меркантильный интерес. Между тем единственное, в чем я могу себя обвинить, – это лишь желание добра, в чем-то, возможно, неразумное и поспешное.

– Как Сергей попал к вам? Его привез сюда кто-то из родственников?

– Нет. Сережа – инвалид от рождения, и он перешел к нам из детской клиники, когда достиг соответствующего возраста.

– То есть о родственниках его вообще ничего не известно? Никто не навещал его здесь?

– Я знаю только то, что мама Сережи умерла довольно рано. Она страдала алкоголизмом, так бывает. Отец неизвестен, но, скорее всего, тоже из подобной среды. Это то, что рассказали мне, когда я принимал Сережу. Вот, собственно, и все, что известно о его семье. По крайней мере, лично мне.

– А у вас, случайно, не сохранились данные о его матери? Например, адрес, где она проживала?

– Да, конечно. В сопроводительных документах все это зафиксировано. Но какая сейчас от этого польза? Ведь эта женщина давно умерла.

– Возможно, что и никакой, а возможно, информация эта пригодится. Если вас не затруднит, я попросил бы найти для меня эти данные.

– Если это так необходимо, я сейчас распоряжусь.

Заведующий вышел в приемную и, сказав несколько слов секретарше, вновь вернулся за свой стол.

– Вы имели дело только с опекунами Сергея или по вопросам, касающимся этого наследства, с вами встречался еще кто-то? – продолжил Гуров.

– Нет, я общался только с опекунами. Но, насколько мне известно, сами они очень тесно контактировали с душеприказчиками, которым было доверено решать все организационные вопросы, касавшиеся завещания господина Заберовского. Скажу вам по секрету, я догадывался, что, прежде чем дать ответ на очередную мою просьбу, они проводят некие консультации, правда, не могу припомнить ни одного случая, когда бы решение оказывалось не в мою пользу. То есть, точнее говоря, в пользу приюта. Я понимаю, при жизни Заберовского о личности его можно было услышать всякое, но его посмертная воля, на мой взгляд, действительно может в чем-то искупить грехи, если таковые имелись. По крайней мере, я и мои подопечные не видели с этой стороны ничего, кроме добра.

Слушая красноречивые и пространные рассуждения заведующего о том, какие хорошие люди опекуны, как правильно и великодушно распорядился своими капиталами Заберовский и насколько положительно повлияло все это на состояние подведомственного ему учреждения, Лев не мог отделаться от ощущения некоторой двойственности.

С одной стороны, казалось бы, вполне очевидно, что сам Георгий Леонидович никаким образом не мог быть заинтересован в смерти своего богатого пациента, поскольку ничего не приобретал, а даже терял. Но в той настойчивости, с которой возвращался собеседник к этой мысли, постоянно акцентируя ее и сосредотачивая на ней внимание, опытному оперативнику виделось нечто подозрительное. Создавалось впечатление, что заведующий усиленно старается обеспечить себе алиби, «прикрыться» от чего-то, и полковнику очень хотелось понять, от чего именно.

Но, слушая бравурные речи, он пока понимал только одно – рассчитывать на какую-то особую откровенность здесь не стоит.

Послышался деликатный стук в дверь, и в кабинете появилась секретарша с листком бумаги в руках.

– Спасибо, Ирочка, – произнес Георгий Леонидович, принимая листок и пробегая по нему взглядом. – Вот, пожалуйста, – снова обратился он к Гурову. – Чугуева Лариса Петровна, дата рождения, дата смерти, паспортные данные. Буду рад, если эта информация чем-то вам поможет, хотя, признаюсь, не могу представить, чем именно. Сколько это получается? Кажется, семь? Да, именно так. Семь лет назад она умерла, бывшие соседи, наверное, и думать забыли. Впрочем, дело ваше. Наша обязанность – по мере возможности помогать, а уж вы как профессионалы…

– Да, спасибо. Всегда приятно, когда встречаешь взаимопонимание и готовность к сотрудничеству.

Обменявшись дежурными любезностями, собеседники расстались, и вскоре Гуров уже снова сидел за рулем.

Следующим номером в программе значились опекуны, и, миновав обязательные пробки, полковник через час с небольшим парковался среди многоэтажек одного из спальных районов столицы.

Судя по информации, которая имелась в недавно изу-ченном им деле, опекать Сергея Чугуева было доверено пожилой семейной паре. Самуил Иосифович и Лия Соломоновна, носившие несколько неожиданную для таких имен фамилию Красновы, были ровесниками, оба недавно перешагнули шестидесятилетний рубеж.

Не зная, как отреагирует уважаемая чета на появление сотрудника полиции, Лев, прежде чем явиться в гости, решил позвонить.

– Добрый день, – вежливо проговорил он в трубку, услышав с той стороны несколько настороженное «алло». – Я бы хотел поговорить с Самуилом Иосифовичем Красновым.

– Это я, – все так же настороженно и немного испуганно ответили на том конце трубки. – А что вы хотели?

– Очень приятно. Меня зовут Гуров Лев Иванович. Я из полиции. Мы проводим проверку по факту смерти вашего подопечного Сергея Чугуева. Поступило несколько заявлений, и я бы хотел…

– Вот, Лия, вот что теперь мы должны выслушивать на старости лет! – не очень внятно послышалось из трубки. – Мы – убийцы! Как тебе это понравится? А ведь я говорил, я предупреждал с самого начала, что все это не доведет до добра.

– Одну минуту, – повысил голос полковник, стараясь докричаться до не на шутку расстроенного старика. – Никто не обвиняет вас в убийстве. Мне всего лишь необходимо задать несколько формальных вопросов. Это обычная проверка, так всегда делается. Вас это ни в коем случае не должно беспокоить. Могу я зайти к вам? Или вам удобнее было бы поговорить у меня в кабинете?

– Нет, молодой человек, уже лучше заходите вы. Мы с женой – пожилые люди, и если уж должны подвергнуться таким чудовищным обвинениям, пускай это произойдет прямо здесь, в нашем доме. Присядь, Лия, тебе нужно успокоиться. Я сейчас принесу твои капли.

Видя, что потенциальные «респонденты» серьезно разволновались, Гуров поспешил в подъезд. В последнюю секунду заскочив в уже закрывавшиеся двери лифта, он поднялся на восьмой этаж, где находилась квартира Красновых, и нажал кнопку звонка.

– Ах, это вы! – произнес, впуская его, седовласый мужчина, несмотря на жаркий август, облаченный в теплые трико и «душегрейку» из овчины. – Что ж, проходите. Не волнуйся, Лия, этот молодой человек просто хочет нас ненадолго арестовать.

– Ни в коем случае! – стараясь придать улыбке максимум доброжелательности, возразил Гуров. – Всего лишь – исполнить простую формальность. Вы ведь знаете, после кончины вашего подопечного остался «бесхозным» довольно значительный капитал, а это у многих вызывает нездоровый интерес. К нам поступают заявления, и наша обязанность – своевременно реагировать на них. Если вам известно, к кому, согласно воле завещателя, должны перейти деньги в случае смерти Сергея Чугуева, наш разговор займет всего несколько минут. Это, собственно, единственное, что мне необходимо установить.

– Лия, этот человек думает, что мы хотим присвоить чужие деньги, – вновь с тревогой обратился человек в «душегрейке» к миниатюрной женщине, сидевшей в кресле.

– Да нет же, – начал терять терпение Лев. – Никто вас ни в чем не подозревает. Я прошу только ответить на простой вопрос, который вы как опекуны Сергея Чугуева, наверное, выяснили еще на начальном этапе оформления документов. Вы общались непосредственно с самим господином Заберовским? Или знакомы с ним через какое-то третье лицо?

– Что вы! – в неподдельном изумлении поднял брови Самуил Иосифович. – Мы – простые люди, у нас нет таких знакомых. Нас просто попросили подписать документы, сказали, что нужно будет навестить мальчика. Он был очень болен. Конечно, мы согласились. Как можно отказать? Бросить больного мальчика на произвол судьбы – это бесчеловечно! У нас у самих дочь. У нее магазин мужского белья, называется «Аполлон». Очень прибыльное дело. К тому же нас попросили такие уважаемые люди. Как можно отказать? Лия, этот человек думает, что мы какие-то монстры.

– А вот документы, которые вы подписывали, вы читали их содержание? – спросил Гуров, из последних сил пытаясь отыскать здесь хоть какое-то рациональное зерно.

– Ах, молодой человек! Для чего нам читать все эти бумаги, от которых только лишнее беспокойство? Нас попросили уважаемые люди, почему бы не сделать им приятное? Тем более если нужно кому-то помочь. Мы съездили в больницу, там не очень плохие условия. Никто не знал, что этот мальчик так быстро умрет.

– А вот эти уважаемые люди, которые вас попросили, кто они?

– Лия, он спрашивает, кто такой Захар. Ты слышишь? Как можно не знать Захара? Его знают все.

– Чем же он так знаменит? – чувствуя, что уже близок к стадии «белого каления», спросил полковник.

– Ах, молодой человек! Вы такой здоровый и сильный, конечно, вы не знаете. Но если у вас случится беда, вот поверьте моему слову, вы сразу узнаете, кто такой Захар.

«Да скажешь ты сегодня хоть что-нибудь внятное?!» – вне себя от ярости, мысленно воскликнул Лев, чувствуя, что от нечеловеческих усилий, направленных на то, чтобы сохранять на лице доброжелательную улыбку, у него вот-вот начнется нервный тик.

– Подожди, Самуил, – неожиданно донеслось с кресла. – Наш гость, наверное, хочет узнать, что написано в завещании.

– Да! Именно! – с энтузиазмом утопающего, заметившего соломинку, почти прокричал бедный полковник.

– Но мы не знаем этого, уважаемый господин, – ласково улыбаясь, сказала миниатюрная женщина, лицо которой, обрамленное седыми кудряшками, напоминало изображаемых на античных полотнах херувимов. – Завещанием занимались душеприказчики. Захар и еще какой-то господин. Об этом вам лучше спросить у нашей дочери. У нее магазин мужского белья. Здесь недалеко. Называется «Аполлон». Очень прибыльное дело.

– То есть сами вы в подробности не вникали и о том, к кому переходит наследство, ничего не знаете? – обратился Гуров к миниатюрной женщине, надеясь хоть здесь найти признаки адекватности.

– Нет, – просто ответила она.

– А какие-нибудь координаты душеприказчиков, хотя бы этого Захара, у вас имеются?

Лев хорошо помнил, что в документах по делу Заберовского, содержащих, в общем-то, довольно подробную информацию о фигурантах, в том числе и их координаты, не было практически никаких сведений о душеприказчиках, и сейчас очень надеялся восполнить этот пробел.

– Ах, молодой человек! – вместо внятного ответа вновь услышал он голос главы этой замечательной семьи. – Мы с женой – пожилые люди. Для чего нам знать все эти координаты? Если человек захочет повидаться с нами, он сам придет. Вот вы же пришли. И Захар так же. Когда ему нужно, он сам приходит. Но об этом лучше известно нашей дочери. Если хотите, можете поговорить с ней. У нее магазин мужского белья.

– Да, я понял.

Наскоро распрощавшись с «милейшей семейной парой», полковник, весь в мыле, выскочил в коридор. Необходимость держать себя в руках во время этой изумительной беседы потребовала столько усилий, что, спускаясь в лифте на первый этаж, он чувствовал себя так, будто возвращался не из обычной городской квартиры после разговора с двумя пожилыми чудаками, а из парной после усиленных процедур.

«Не знаю, насколько невменяемым был сам Чугуев, но опекуны его невменяемы стопроцентно», – думал Гуров, выходя из подъезда и окидывая взглядом окрестности в поисках чего-то, что можно было бы принять за магазин мужского белья. Однако претенциозной вывески с надписью «Аполлон» нигде не наблюдалось.

Добыть координаты душеприказчиков так или иначе было необходимо, и Лев решил прогуляться, чтобы, с одной стороны, немного поразмыслить над сложившейся ситуацией, а с другой – попытаться отыскать дочь Красновых и наладить с ней контакт.

«Если у нее свой бизнес, должна же она хоть что-то соображать, – думал он, вышагивая по тротуару. – Вообще, дело принимает довольно интересный оборот. «Главный наследник» неисчислимых капиталов откровенно недееспособен, опекуны, хотя в качестве пациентов нигде не числятся, но по факту столь же мало адекватны и фигурируют здесь явно лишь в качестве необходимой формальности. О чем это говорит? Только об одном: кто-то очень плотно контролирует ситуацию, сам оставаясь в тени. Кто он? Новый «законный» наследник? Или какой-нибудь «серый кардинал», не связанный родственными отношениями ни с кем, но каким-то образом сумевший сделать так, чтобы после смерти Чугуева деньги перешли к нему? Вопросы интересные. Но самое занятное даже не это, а то, что все эти загадочности, несомненно, были заложены еще при составлении завещания, следовательно, при самом активном участии самого Заберовского. Какую цель преследовал он, наворачивая всю эту кучу-малу? Хотел разбросать украденные из казны деньги как попало, из соображений «так не доставайся же ты никому»? Или здесь имеется некий более реальный интерес?»

Тут Гурову пришлось прервать свои размышления, поскольку он увидел на фасаде одного из близлежащих домов искомую вывеску с именем античного бога.

Уже на подходе к магазину Лев услышал отзвуки весьма оживленной и эмоциональной беседы. По случаю знойного летнего дня входная дверь была распахнута настежь, и каждый прохожий мог приобщиться к обсуждению тонкостей конкретного индивидуального предпринимательства.

– Эльвира Самуиловна, и когда вы уже пристегнете нам эти ценники, я вас умоляю! – доносился из магазина возмущенный мужской голос. – Клиент спрашивает за трусы, а я должен стоять здесь как не родной.

– Ой, Наум Маркович, я буквально с вас смеюся! – в тон ему отвечал женский голос. – Вы такой взрослый мужчина и не можете ответить клиенту за трусы. Отвечайте там, где вас спрашивают. Говорите цену, и все. На что они дались вам, эти бирюльки?

– Бирки, Эльвира Самуиловна, бирки! Они необходимы мне, как воздушная атмосфера.

Исполненный самых нехороших предчувствий, Гуров решительно направился к дверям магазина, внутренне уже готовя себя к тому, что сейчас ему предстоит еще один своеобразный разговор, очень похожий на предыдущий. Но других возможностей получить какую-то информацию о душеприказчиках на горизонте не возникало, и он решил терпеть до конца.

– Вот у меня здесь работала Соня, – между тем продолжался оживленный диалог. – Молоденькая девочка, а трусы из-под нее уходили, как горячие пирожки. Страшно сказать, как довольны были клиенты. И без всяких бирюлек. Правда, однажды пришли сразу двое… Таки пришлось ее после них уволить. А что вы думаете, у меня магазин, а не бойцовский клуб. А вот и наш покупатель! – радостно воскликнула, увидев входящего Гурова, средних лет полная женщина с ярко-рыжими волосами. – Здравствуйте, мужчина, желаете приобрести белье? Так это прекрасно, что вы зашли сразу к нам. Такого ассортимента нигде больше не найдете. Подберем вам все нужное прямо по фигуре. Какой у вас размер?

– Я по другому вопросу, – проговорил Гуров, несколько смущенный этой атакой.

– По другому? – удивленно взглянула на него женщина. – А, так вы, наверное, насчет газона. Так я уже говорила, что мы не обязаны ее подстригать, эту траву. Мусор мы не бросаем, территория у нас чистая, а дополнительные услуги – это уже дополнительный вопрос, и мы не обязаны…

– Я не насчет газона, – перебил ее Лев. – Я насчет Сергея Чугуева.

– А, вы от Захара. Так бы сразу и сказали. А я уже подумала, что вы хотите что-то купить. Можете пока не волноваться, Наум Маркович, это не покупатель. Идите в подсобку, разберите товар.

Гуров, уже собравшийся полезть в карман за удостоверением, услышав, что его приняли за посланца неведомого Захара, решил использовать это небольшое недора-зумение в интересах дела и отложил официальное представление на потом.

– Так что он хотел передать? – вновь обратилась к Гурову рыжеволосая женщина. – Что, папе снова придется ехать в эту больницу? Если нужно только подписать бумаги, может быть, они сами приедут? Папа всегда так волнуется, когда приходится надолго уезжать из дома.

– Возможно, уезжать не придется, – осторожно произнес Лев. – Нужно просто уточнить кое-какие вопросы с наследниками.

– А, так уже есть и наследники? Вот это вы сказали мне новость! А Захар, ну что за человек, даже не намекнул! Но это же очень хорошо. Значит, папе больше не нужно волноваться. А то он всегда так переживает, когда что-то неясно. Все эти бумаги, разговоры. Все время приходится куда-то уезжать из дома, что-то подписывать. Мама каждый раз пьет капли. Мы бы давно уже могли не волноваться, а Захар даже не намекнул. Ну что за человек!

– Давно вы с ним знакомы? – как бы невзначай спросил Гуров.

– Нет, не очень. Мы познакомились через тетю Фиру, когда у меня появились проблемы. Вы знаете, иметь бизнес, это всегда иметь риск. А если свое помещение у вас к тому же еще и не свое и вы арендуете, все это еще увеличивается вдвое. Хозяева назначают кошмарную плату, вы отдаете им почти весь свой доход и, несмотря на все это, совершенно ни от чего не застрахованы. Вас могут выставить в любую минуту, и вы ничего не сможете возразить. В общем, я захотела выкупить это помещение, мне нужны были деньги, надо было решать организационные вопросы. Я спросила у тети Фиры, и она познакомила меня с Захаром. У него знакомых пол-Москвы. Конечно, при такой его работе можно не удивляться. Этот его фонд, «Милосердие», только и занят тем, что постоянно ищет кому-то спонсоров. Да вы и сами, наверное, знаете, если работаете с ним.

– Да, в общих чертах, – неопределенно ответил Лев.

– Я и говорю, при такой работе неудивительно, что он всех знает. У него даже в правительстве какие-то связи. Хотя сам он, конечно, не говорил мне, но тетя Фира намекала вполне прозрачно. А уж если говорить за бизнес, тут его вообще знает каждая собака. И многим он помогает. Поэтому тетя Фира и сказала мне, что нужно к нему обратиться.

– Вам он тоже помог?

– И даже очень. Все мои организационные вопросы решились по одному звонку, да и кредит удалось оформить под очень маленький процент. У него и среди банкиров есть друзья. Конечно, я была ему благодарна. И когда он попросил нас взять это опекунство, мы не стали отказываться. Человек так хорошо к нам отнесся. Правда, папа всегда волнуется, это такие хлопоты, все время приходится уезжать из дома. Но я сказала, что мы должны помочь. Так же, как нам помогли. Иначе это будет неправильно. Но теперь, если вы говорите, что есть наследники, значит, мы уже избавимся от хлопот. Нужно скорее позвонить папе! Он так обрадуется! А Захар, ну что за человек, даже не намекнул!

– Что ж, если поездки для ваших родителей связаны с такими затруднениями, я могу передать Захару вашу просьбу, чтобы по этим вопросам он прислал кого-то к вам, а не вас заставлял ездить.

– Да, передайте, окажите вашу любезность. Папа уже такой старенький. А я за это могу сделать вам индивидуальные скидки на весь ассортимент. Хорошее белье – очень важный вопрос в жизни мужчины. А такого качества, как у нас, вы не найдете нигде.

Пообещав в самом непродолжительном времени посетить магазин Эльвиры Самуиловны уже в качестве покупателя, Гуров вышел на улицу.

Несмотря на некоторую сумбурность общения с гостеприимной хозяйкой, он с удовлетворением констатировал, что разговор с дочерью, в отличие от разговора с родителями, имел некий вполне внятный результат.

Во-первых, теперь он получил некоторое представление о роде деятельности таинственного Захара, а главное – вполне определенную наводку, по которой можно найти его самого. Название благотворительного фонда, упомянутого Эльвирой, давало достаточно четкое представление о том, в каком направлении следует копать. Имея такие исходные данные, Лев ни минуты не сомневался, что уже в самое ближайшее время сможет пообщаться с одним из душеприказчиков.

Вторым довольно интересным пунктом была «тетя Фира». В архиве, просматривая дело, Лев обратил внимание, что подпись нотариуса, заверявшего документы, всегда была одна и та же. Законность и правомерность во всех случаях удостоверяла некая Омельянович Фира Израилевна и сейчас, после разговора с Эльвирой, он в очередной раз убедился, что случайных людей в этом деле нет.