Где же все это время находился Скиф?

Бросили ли его в самый глубокий из подвалов Дневного Дозора? Или его тело, изуродованное до неузнаваемости, уже лежало в какой-нибудь шахте лифта?

Решай его судьбу Дориан – все было бы именно так. Но Завулон понимал: разгромить тайную спецгруппу Светлых без официального статуса – это рутинная провокация, а навсегда отправить в Сумрак адъютанта самого Гесера – значит навлечь на себя тяжелые обвинения. Отпустить такого непредсказуемого врага до исполнения своего плана он не мог и потому решил изолировать его до утра самым надежным способом: держать при себе. Так Скиф появился в VIP-ложе «Лужников».

Конечно, немногие посвященные в офисе Ночного Дозора на «Соколе» уже места себе не находили от беспокойства. Но, не обладая достаточной информацией, не имея права вмешиваться в события, происходящие внутри ограждения стадиона, не знали, что предпринять. Завулон все рассчитал верно. У Скифа по-прежнему висел на шее амулет, и Гесер где-то в Швейцарии знал, что его ученик жив (так же как Завулон знал, что жив где-то Дориан). Посему шефы Дозоров позволили событиям течь по сценарию, не активируя резервные планы – если они у них были.

В просторной ложе Завулона ощущалось сдержанное возбуждение: у гостей горели глаза в ожидании интересных событий. Скиф сидел среди Темных магов, вампиров и ведьм, слетевшихся со всех концов страны. На длинном столе поблескивали бутылки с дорогими напитками, на тарелках ждали изысканные блюда – но Светлый Иной за всю ночь не прикоснулся ни к чему. По левую руку от него хмурил косматые брови герр Гантрам в своем обычном сером костюме кроя шестидесятых годов. Он долго смотрел на Светлого коллегу, громко сопя и жуя устриц, затем не выдержал и с ухмылкой поинтересовался:

– Ты на диете? Или боишься, что отравим?

Скиф не ответил.

– Кончается твое время, – задетый его молчанием, пробурчал немец, – поешь хоть нормально напоследок.

– Мне подачки с вашего стола не нужны, – хмуро ответил Скиф.

Гантрам тяжело задышал, но тут голос подал Завулон:

– Не будь таким букой, Андрюша. Ты мой гость, как и все присутствующие.

– Они здесь по своей воле.

– Неправда. Все, кто сюда сегодня пришел, – пришли по моей воле. И ты тоже.

– Не в твоей воле заставить меня жрать с ними из одного корыта.

По ложе пронесся возмущенный гул голосов.

– Полно, Андрей, – шеф Дневного Дозора улыбнулся кончиками губ, – тебе не удастся испортить нам настроение. Сегодня – наша вечеринка. И даже ты, сердитый и недовольный, – часть развлечения.

– Вот именно. Я здесь пленник, а не гость.

Сидя в ложе, Скиф видел все шоу от начала до конца. Оно и в самом деле было впечатляющим. Как и положено во время Вальпургиевой ночи, кружили над головами голые ведьмы с растрепанными волосами, словно слетевшие с иллюстраций к «Мастеру и Маргарите»; они смеялись и пели, взмывая в ночное небо на метлах. Люди на трибунах не знали, что ведьмы самые настоящие, и аплодировали в изумлении. Полыхали на футбольном поле огромные костры, оглушительно гремела тяжелая музыка, повсюду лилось рекой вино, и мрачное гофмановское веселье набирало обороты. О, воистину это было шоу европейского класса. Скиф видел гостей в карнавальных костюмах демонов, вурдалаков и зомби; в стоялом воздухе плыли ароматы курительных трав – и ухмыляющиеся бармены в проходах между секторами без счета лили в бокалы нечто, консистенцией и цветом неотличимое от крови (или томатного сока). В довершение картины низко над стадионом раскрылся меланхоличный водянистый глаз луны, и к нему взлетали, хлопая крыльями, стаи чернокрылых созданий – они походили на птиц, но никто из зрителей не поручился бы за то, что это птицы.

Скиф ожидал развлечений жестоких и бесчеловечных – но ошибся. Шоу состояло из долгих красивых номеров, комбинации всех доступных человеку массовых зрелищ – от песен и танцев до цирковых фокусов и даже короткого фильма о трагической любви молодого вампира и студентки медучилища. Фильм продемонстрировали на электронных табло; зрители приняли его весьма хорошо. Ведущими шоу были два клоуна – веселый тощий Тим и грустный толстяк Том, они много шутили, острили по поводу Правительства и Государственной Думы, погоды и отношений между полами. Больше всего зрителям понравился момент, когда Тим хлопнул в ладоши – и с неба, из-под набрякшего века луны, на головы собравшимся посыпались самые настоящие деньги: зеленые новенькие червонцы с изображением Красноярска.

– Хватайте, набивайте карманы, почтеннейшая публика! – завопил Тим и прошелся колесом по сцене. – Честное слово, наутро они не превратятся в резаную бумагу!

– Что ты наделал, Тим? – заплакал Том. – Это же был мой детский благотворительный фонд…

Гости Завулона старательно не замечали Скифа, лишь Гантрам все время находился поблизости, и Светлый дозорный сделал вывод, что немца отрядили ему в качестве сторожа. Он встал из-за стола и подошел к панорамному окну. Ночь быстро утекала, как вино из бутылок официантов, но ведущие не торопились выпускать на сцену Бычару. Конечно, эту «изюминку» приберегли напоследок, для кульминации. Кто знает, как отреагируют люди, когда поймут, что на их глазах совершилось настоящее ритуальное убийство? Сценаристу праздника не понравится, если гости начнут разбегаться раньше времени.

– Любуешься представлением? – промурлыкал знакомый голос за плечом.

Алиса пришла на вечеринку в черном шелковом платье, таком открытом, что не составляло труда представить ее без платья вовсе. Высокая грудь, мягкие кошачьи движения, блеск бриллиантов – все это могло бы вскружить голову любому, но не Скифу.

– Жду Сета, – ответил Светлый маг, – он обещал мне тазик для рвоты.

– Глупо, – ведьма покачала красиво уложенной прической, – неужели тебе так трудно признать поражение? Сет оказался сильнее и хитрее тебя.

Подождем утра и тогда посмотрим чья взяла, мог бы сказать Скиф – но сказал только:

– Если он победил – то отчего его нет с нами? Почему он не празднует свою победу?

– Ты же знаешь, он не совсем обычный Иной. – Алиса вставила в длинный мундштук сигаретку, прикурила от розовой свечи. – Он гуляет сам по себе, как всегда. А вот где все твои друзья?

Она ласково улыбнулась:

– Одни твои ребята навечно ушли в Сумрак, другие в страхе разбежались. Твоего Тайного Дозора больше нет. Завтра утром ты отправишься к Гесеру и будешь вилять хвостом, как пес, чтобы он позволил тебе вылизать его сапоги и заслужить прощение, – но напрасно. – Алиса сладко зевнула, потягиваясь. – Гесер сошлет тебя куда-нибудь в тайгу, и будет прав. Там ты проведешь остаток жизни – и каждый день тебя будет жечь мысль о том, что ты стал причиной бессмысленной смерти твоих друзей.

Если до этой минуты Скиф был просто бледен, то сейчас лицо его стало серым, как хлеб. Он никогда не лез за словом в карман, и резкая отповедь уже готова была слететь с губ – но Скиф вспомнил, что перед ним женщина, и промолчал. Алиса не дождалась ответа, снисходительно усмехнулась и ушла, покачивая бедрами.

Светлый дозорный долго стоял у окна и смотрел на бушующий внизу праздник ночи. Он видел тысячи пьяных веселых людей, что собрались здесь добровольно, без всякого принуждения – и отдавали свою жизненную энергию Тьме. На трибуне D неподалеку от VIP-ложи он заметил группу подростков из «Лесной сказки» в окружении Темных магов-вожатых и понял весь замысел Завулона. Он не верил словам ведьмы о гибели Тайного Дозора – но и в обратное поверить оказалось почти невозможным. От нервной усталости Скиф едва стоял на ногах, но возвращаться за стол не хотелось. Да, он исхитрился позвонить мне утром – но не знал даже, удалось ли мне принять звонок. Смогли ли выжившие сотрудники Дозора найти Перст Энлиля в гараже? А если да – то как пробраться на оцепленный стадион? Темные задействовали здесь силы не только своего столичного Дозора; по приказу Завулона подтянулись резервы из многих регионов страны – тогда как армия Света стояла без движения вдали, не имея права вступить в дело.

Я не знал, что Скиф рядом. Я не знал, куда ушла Нелли и что она решила делать.

Ползком, превозмогая боль в разбитых ногах, я пробрался в тесную нишу между двумя трибунами и здесь затаился, надеясь, что никому из патрулирующих стадион Темных не придет в голову заглянуть сюда. Мне повезло: пространство между трибунами прикрывал жестяной козырек на случай дождя, иначе меня быстро заметили бы зрители. Я слышал их возбужденные голоса и смех так близко, словно говорили мне на ухо.

Все, что я мог, – наблюдать и ждать. Я видел пылающие внизу костры, и залпы фейерверков, и танцующих полуобнаженных людей на сцене посреди поля. В какой-то момент я поймал себя на том, что любуюсь происходящим. Да, это было красиво и талантливо сделано. Но мрачный ритм нарастал, и я чувствовал пелену Тьмы, накрывшую стадион. Скоро произойдет то, ради чего мы все здесь собрались. Восемьдесят тысяч зрителей, подумал я. Восемьдесят тысяч человек, не подозревающих, ради чего на самом деле сюда пришли.

Я рискнул ненадолго выглянуть из своего укрытия и поискал глазами Завулона. Перед взором колыхалось тысячеликое людское море. Редкий футбольный матч собирал здесь такую большую аудиторию. Только сейчас я начал понимать, насколько безнадежным было с самого начала наше предприятие. Если Завулон вдруг сам не решит выйти на поле, его не отыскать в этом переполненном Колизее. Он может сидеть в одной из лож, куда не всякий взгляд проникнет. Он может вообще не вмешиваться в ход отрежиссированного действа.

Осторожно я заглянул в Сумрак и едва удержался от крика. Цветной ураган из восьмидесяти тысяч аур бесновался в исполинской овальной чаше стадиона. Здесь был весь спектр красок и оттенков. Никогда в жизни я не видел ничего подобного и вряд ли увижу. Радужные потоки энергии переполняли Сумрак… и вся до капли она улетала куда-то вверх, словно затянутая мощным циклоническим вихрем. VIP-ложа была частично скрыта от меня трибунами слева, и я не увидел никого из высокопоставленных Темных. Зато чуть ниже, в каких-то ста метрах, сидели под присмотром вожатых ребята из лагеря. Я видел их необычные ауры неопределенного перламутрового цвета. Четырнадцать человек… пока еще человек. Нет, я не смог бы ни крикнуть им что-нибудь, ни подать знак Артему – не оставалось Силы, да и мое укрытие сразу было бы обнаружено.

Пять секунд в Сумраке – больше я не выдержал; весь в ледяном поту вынырнул я в физический мир и без сил упал на пол. Сознание уплывало. Снова, как недавно, на втором слое, меня накрыло опустошение и безразличие к происходящему. Даже дыхание давалось мне с трудом…

И вот, когда небо на востоке начало светлеть, подошло время кульминации. Глухо застучали барабаны, потоки электрического света устремились к сцене, и вдруг все звуки смолкли. Немедленно вожатые встали за спинами подростков из «Лесной сказки».

Стал слышен веселый и пьяный гомон трибун, но тут же стих и он – утомленные долгой программой люди замолкали, готовились к новому зрелищу.

Осипший за ночь клоун Тим вышел вперед, вскинул руки и воскликнул:

– Дамы и господа, позвольте вам представить необычного человека. Скажу больше – самого жалкого и глупого из всех людей, что нам удалось найти для вашего развлечения. Восемнадцать лет на белом свете он отравляет жизнь своей матери, своей девушке и немногочисленным приятелям. И сегодня – на ваших глазах – всем страданиям будет положен конец. Поприветствуем Бычару!

Одинокая труба в оркестре провыла несколько тактов бравурного марша и осеклась; трибуны заинтересованно поаплодировали. Я поднял голову и увидел приготовленную на заклание жертву. Тощий длинноволосый парнишка в засаленной майке без рукавов шагнул, словно сомнамбула, в круг света на сцене. Он напоминал наркомана или запойного пьяницу.

Камера выхватила лицо, и режиссер дал его крупным планом на табло. Наружность Бычары никак нельзя было назвать привлекательной: лоб покрывала россыпь угрей, на щеках проросла редкая щетина, сломанный и криво сросшийся нос говорил о вздорном характере.

Мокрые губы его при виде трибун сложились в презрительную гримасу.

– Полюбуйтесь на этого красавца, – расхохотался Тим, – да он же не мылся года три!

– От него, – жалобно протянул Том, – грязными штанишками пахнет.

Ответом был дружный насмешливый гул трибун.

Парень вздрогнул и выкрикнул что-то нечленораздельное, выставив вверх средний палец. Гул усилился.

Только сейчас я обратил внимание на человека, который стоял в тени за спиной Бычары. Высокий жилистый мужчина в кожаной куртке с длинным тесаком, картинно закинутым на плечо. Лицо его было полускрыто алой матерчатой маской, как на средневековом римском карнавале. В прорезях маски нервно поблескивали круглые рыбьи глаза.

– Дамы и господа, – с улыбкой произнес клоун Тим, раскланиваясь, – Бычара просит передать, что желает вам всем тяжело заболеть – и умереть в муках.

Стадион взорвался криками.

Зачем они накручивают людей? – устало подумал я. Все и так уже полны отвращения и злобы к несчастному дурачку. Но где же Нелли? Удалось ей найти Завулона? Достаточно подобраться к нему на расстояние в несколько сотен метров, чтобы он находился в поле ее зрения…

– Вы спросите, дамы и господа, зачем мы привели пред ваши очи этого жалкого урода и рассказали его невыдуманную историю? Узнайте же: сейчас вас ждет действительно необычное зрелище.

Я видел сидящих на трибуне D ребят из лагеря. Интересно: некоторые из них уже догадывались о том, что вскоре произойдет. Их лица окаменели, руки были прижаты к груди. Одна из девочек пыталась закрыть лицо ладонями, но ближайшая вожатая силой заставила ее опустить руки.

А вот и меры безопасности: в тени сцены расположились два десятка Темных с заряженными жезлами. Они хорошо укрылись, я только теперь заметил их неясные силуэты. Тим подошел к жертве и протянул микрофон.

– Признайся, Бычара, почему ты решил уйти от нас в мир иной. Давай, скажи.

Лицо парня сморщилось в мокрый блинчик.

– Вы обещали мне… обещали, что она увидит и поймет…

В это самое время Том весело скакал у несчастного влюбленного за спиной, наставляя ему «рожки» и дергая за майку.

– Мы исполним все, что обещали, дружочек. – Тим провел ладонью по голове Бычары, словно успокаивая ребенка, и тут же с брезгливой гримасой вытер руку о платок. – Ну же, скажи, как зовут ее – женщину твоей мечты?

– Ее зовут Спичка, – заплетающимся языком сообщил парнишка, – Спичуля моя…

По притихшим было трибунам покатилась новая волна ропота. Где-то еще посмеивались, но постепенно общее иронично-брезгливое состояние сменялось непониманием и испугом. Все шло по сценарию: отвращение, гнев и вот теперь – страх. Да, вожатым можно уже сейчас погружать ребят из «Лесной сказки» в Сумрак. И нам их не остановить. Если только в последний момент не вмешается Завулон… вернее, Нелли в его теле.

– Мы исполним твою заветную мечту, Бычара! – воскликнул Тим. – Сегодня ты станешь свободен. А теперь – сюрприз! Мы пригласили к нам в гости твою даму сердца. Сегодня она наконец поймет, как была не права, когда отказала тебе. Почтеннейшая публика, встречайте на нашей сцене Спичку!

Грянула музыка. Вспыхнули новые прожекторы – и в их свете на сцену, щурясь, вышла невысокая девчушка с ярко-зелеными волосами, в джинсах и легкой курточке, увешанной булавками. На ее детском личике было написано недоумение, словно бедняжку только что подняли с постели. Заметив Бычару, она попятилась.

– Здравствуйте, здравствуйте, здравствуйте, – атаковал ее плакса Том, – легендарная Спичуля, расскажите, пожалуйста, нашим зрителям, как вы познакомились с Бычарой?

– Ну, мы тусили на Стене… я сперва не обратила на него внимания. Там много таких пацанов.

– Когда же он впервые признался вам в своих чувствах?

– Когда? Да сразу же и признался. В первый же вечер.

– В первый же час, – буркнул Бычара.

– Я думала, он прикалывается.

Тим обежал Спичку кругом и сунул микрофон ей в лицо:

– Милая моя, поведайте же, как обращался с вами этот мерзавец? Он избивал вас? Оскорблял?

– Да как вам сказать, – потерянно сказала девушка, – он бывает груб…

– Признайтесь, он изнасиловал вас? – Клоун сделал кисло-сладкое лицо. – Не стесняйтесь, рассказывайте все, все! Мы ждем подробностей.

На трибунах начался гвалт.

– Подонок, расстреливать таких надо! – кричали одни.

– Сама виновата! Если видела, что он негодяй, зачем спала с ним! – возражали другие.

Тим и Том мелко кивали, поглядывая вокруг. Наконец Тим поднял руки, призывая к тишине.

– Спичка, ты дура, – пьяно пробормотал Бычара, – но я тебя все равно люблю.

– Вот видите, он опять, – в отчаянии пролепетала девушка, – опять со своими признаниями. Я ему сто раз говорила – ты мне не интересен!

– Дамы и господа, – Тим выбежал вперед, – в этой паре жестокость и насилие победили любовь. Но у нашего сегодняшнего героя осталась одна – последняя – возможность доказать роковую глубину своих чувств. После короткого перерыва мы продолжим!

На сцену вышли два молодых вампира, они с натугой катили перед собой круглую деревянную чушку. Когда они уложили ее плашмя в центре – вышла самая настоящая колода для колки дров. Тревожная музыка заиграла громче. Большинство зрителей затаили дыхание, беспокойно ожидая какого-то нового интересного фокуса. Лишь некоторые отворачивались, предчувствуя страшное.

Где же Нелли?..

Я видел, как палач взял Бычару за плечо своей огромной жилистой лапой и подвел к деревянной колоде. Парень в последний раз показал средний палец трибунам, послал воздушный поцелуй Спичке и опустился на колени.

– Итак, почтеннейшая публика, дамы и господа! – надрываясь, заголосил Тим. – Наше шоу подходит к своему финалу! Ради любви молодой человек расстается с самым дорогим – со своей головой! Все, что вы видели сегодня ночью, было только эффектными фокусами, но наш последний номер – это невыдуманная, реальная жизнь!

– Реальнее, чем то дерьмо, которым забиты ваши тупые головы, – мрачно добавил Том.

Глухо загремели барабаны. Люди вскакивали с мест, некоторые закрывали лица руками (но продолжали смотреть сквозь пальцы).

Рискуя попасться на глаза, я высунул голову из своего укрытия. Неужели это все? Я видел, как Спичка в ужасе закричала что-то, но ей уже отключили микрофон, и Том толстым боком оттирал ее в темноту. Публика даже не заметила этого – все взгляды были прикованы к центру сцены, где стояла колода.

– Начинаем отсчет! Пять, четыре…

Вожатые взяли за плечи четырнадцать ребят – будущих Иных, и медленно погружались вместе с ними в Сумрак.

– Три!..

Тут я наконец увидел Завулона. Он появился из глубины VIP-ложи и подошел к панорамному окну, сложив на груди руки – словно Наполеон, ожидающий депутацию москвичей с ключами. Глаза его горели холодным огнем.

– Два!..

Рядом с Завулоном толпой застыли Темные в вечерних платьях и фраках, и тут же – плечом к плечу с шефом Дневного Дозора – стоял неподвижный, бледный Скиф. Что происходит? – мелькнуло у меня. Что он там делает? От напряжения и боли стало темнеть в глазах, и я снова скатился в свое тесное укрытие.

– Один!..

Нелли не удалось… она не справилась… что же ты хотел от хрупкой девушки? У нее только пятый уровень с натяжкой…

Что ж… по крайней мере мы попытались.

– Руби!..

Восемьдесят тысяч глоток дружно выдохнули – словно приливная волна накатила на берег. Восемьдесят тысяч человек сейчас быстро трезвели, начинали понимать, что на сцене происходит что-то вовсе не шуточное. В горячечном бреду мне грезилось – я вижу, как взлетел и опустился тесак палача, как фонтаном брызнула кровь несчастного парня…

А потом я услышал хриплый незнакомый голос:

– Нет.

И снова ахнули десятки тысяч глоток: волна откатилась обратно в море, оставляя на берегу испуганных, дрожащих от холода и страха людей.

Силы совершенно покинули меня – я погрузился в ватное полузабытье, куда долетали лишь отголоски взволнованных восклицаний да всхлипы женщин. Зрение подводило меня… мне казалось, я вижу в непроглядной тьме знакомые светлые волосы и плывущую в Сумраке ауру Нелли, я протягивал к ней руки и пытался докричаться до нее своим сиплым шепотом – но только глубже погружался в бездонную ледяную пучину, где боль и тревога наконец оставили меня.

Скиф был свидетелем того, что произошло потом. Он и рассказал мне все – позже, в больнице.

Когда палач отбросил в сторону нож, взял у ведущего микрофон и отказался рубить панку голову, все до единого гости в VIP-ложе «Лужников» разом загомонили, пытаясь перекричать друг друга, – но Завулон лишь сухо щелкнул пальцами, и в ложе воцарилась тишина.

Тишина установилась и над всем стадионом.

Палач стянул с лица средневековую маску и обвел трибуны взглядом своих странных рыбьих глаз.

– Нет, – повторил он, и теперь голос его звучал глубоко и спокойно, – я не убью этого человека, как бы ни был он жалок и отвратителен. Пусть даже он сам просит об этом. Никто из нас не вправе отнимать жизнь у невиновного.

– Кто, – прошептал Завулон, – кто нашел этого идиота?

Гантрам поднял перед собой трясущиеся руки, закрываясь от его взгляда:

– Я вас уверяю… это серийный убийца… ему обещаны огромные деньги! Все отрепетировано много раз…

Скиф, который уже все понял, незаметно отступал в толпу, пряча улыбку. Он был единственным в этой сцене, кто смог связать похищение Перста Энлиля прошлой зимой и внезапное моральное перерождение серийного убийцы в критический момент.

– Вспомните, что вы люди, а не ведьмы и упыри, – проговорила Нелли в теле палача, высоко поднимая голову, – этот человек один из вас. Он полюбил, и любовь еще может принести ему счастье, которого он не знал никогда. Любовь не должна нести гибель, иначе это не любовь. Пусть же он идет своей дорогой, а я пойду своей!

Мужчина повернулся, больше не обращая внимания на рыдающего на колоде парнишку, и размеренным шагом удалился со стадиона прочь. Никто не попытался его задержать.

Тим и Том переглянулись в недоумении. Этого не было в сценарии, и клоуны-ведущие замешкались, не зная, что делать дальше. Они были Темными магами невысокого ранга – и не решались предпринять что-либо без команды.

Тем временем шелест на трибунах нарастал и скоро превратился в недовольный, недоуменный гомон многих тысяч голосов. Где-то плакала испуганная девушка. Разочарованные зрители собирали свои вещи, отыскивая взглядом выходы из секторов.

Тогда глава Дневного Дозора Москвы подошел к панорамному окну ложи, поднял руки к небу и воскликнул:

– Слушайте меня!

Его голос был наполнен такой мощью и мрачной энергетикой, что все, даже Бычара, замерли и подняли головы вверх, к ускользающей больной луне.

– Мои друзья и гости. Я собрал вас здесь; я приготовил для вас этот замечательный праздник. Выслушайте же мою волю: эта ночь, это шоу должны закончиться так, как предначертано. Юноша на сцене должен стать свободным от своей боли.

Восемьдесят тысяч человек погрузились в молчание. Гости в VIP-ложе перестали дышать, и никто не обратил внимания на Скифа, который отступал все дальше от приставленного к нему Гантрама.

– Нужен доброволец, друзья мои, – продолжал Завулон, – наш палач оказался малодушной тряпкой. Кто заменит его? Кто поможет юноше доказать свою любовь и упокоиться?

Скиф недоумевал, отчего предводитель Темных не даст команду кому-нибудь из своих профессиональных головорезов сделать то, что не сделал палач. Но скоро понял: Гесер этого так не оставил бы. Никто из Темных не может убить Бычару и обрушить пирамиду костяшек домино из последствий. Светлые в лучшем случае получат право на симметричные действия, что уже было бы для Темных катастрофой. В худшем – Инквизиция применила бы к Завулону личные санкции. Конечно, он мог отправить на сцену какого-нибудь завалящего кровососа, но зрители восприняли бы такое убийство только как продолжение страшноватого шоу. Человека на плахе должен был казнить только человек – обезглавить, как в жестокие времена средневековья. Добровольно и без магического внушения. Даже если не принимать во внимание неизбежные проблемы с Инквизицией и Гесером, смерть Бычары от рук Темных не принесла бы ни нужного эффекта, ни удовлетворения режиссеру этого мрачного спектакля.

– Один доброволец. Всего один! Все, что надо сделать, – простое движение рукой. Я даю слово: у добровольца не будет никаких проблем с законом. Он станет обеспеченным человеком до конца своих дней.

Голос Завулона обладал такой силой и мягкой убедительностью, что многие из зрителей заколебались. Но все они еще помнили слова палача, отказавшегося убивать. Поэтому восемьдесят тысяч мужчин и женщин молчали. Слышалось только дыхание, биение сердец да шорох многих переступающих на месте ног.

Хмель улетучивался.

Сложили в чехлы свои инструменты музыканты в оркестровой яме. Сняли маски вурдалаков и ведьм участники карнавального шествия. В приватных ложах смущенно одевались участники оргий. Никто не расходился – все хотели увидеть, когда и как будет опущен занавес.

– Неужели среди вас не найдется ни одного смелого и умного человека? – Голос Завулона впервые дрогнул. – Ни одного? Чего вы боитесь, друзья? Вы веселились всю ночь и получали наслаждение от праздника Тьмы. Для торжества гармонии осталось сделать последний шаг, поставить точку. Я даю клятву – доброволец будет не только богатым, но и свободным от угрызений совести. Мне это под силу. Ну же?..

После этих слов казалось – сейчас кто-нибудь да откликнется. Люди поворачивались друг к другу; они искали его, этого добровольца. Может быть, кто-то из вас, из них – кто-то другой, но не я? Восемьдесят тысяч душ – сто шестьдесят тысяч рук. Восемьдесят тысяч жителей города, в котором ежедневно совершается столько убийств. Где же хоть один смельчак, способный быстро взмахнуть ножом и до конца жизни наслаждаться богатством?

Бычара сидел, покачиваясь, на краю импровизированной плахи, иногда выкрикивая что-то неразборчивое. После нескольких дней запоя он стал равнодушным ко всему.

А на трибуне D Темные маги тратили огромное количество Силы, чтобы подпитывать ею ничего не понимающих, впервые попавших в Сумрак новичков.

– Вот, значит, как, мои друзья и гости, – понизил голос Завулон, и теперь в нем появились раздраженные нотки, – делать нечего: придется нам оставаться здесь, пока не найдется доброволец.

Громкий вздох пронесся по трибунам, и тут же тысячи голосов закричали взволнованно, тысячи голов повернулись в сторону сектора А, где находились VIP-ложи: по широкой лестнице быстро спускалась одинокая фигура.

– Вызвался кто-то… нашелся один… кто это? Кто? Дайте бинокль!

Лишь когда он оказался на сцене, обитатели VIP-ложи поняли – это Скиф. Светлый дозорный вырвал из руки клоуна Тима микрофон, склонился над Бычарой и приобнял его за плечо.

На трибуны пала тишина.

– Никто тебя не убьет, – разнесся над стадионом усталый голос Скифа, – все, баста!

Завулон повернул каменное лицо к Гантраму:

– Не ты ли должен был лично его сторожить?

Немец хотел что-то ответить, но не смог. Он был похож на трясущуюся, плохо выбритую квашню.

– Она полюбит тебя, твоя Спичка, – сказал Скиф, и весь стадион услышал его слова. – Для этого даже не придется умирать. Нужно сделать нечто куда более трудное – стать человеком.

– Ты веришь в это? – дрожа, всхлипнул Бычара. – Знаешь, я ведь как хлебный мякиш.

– Будет очень тяжело. Но я тебе помогу. Идем.

Несчастный панк кивнул.

Скиф взял его за руку, словно ребенка, затем нашел за сценой полумертвую от ужаса Спичку и в тишине вывел обоих со стадиона.

Никто из Темных не решился заступить им дорогу.